Читать книгу: «Время собирать камни. Сборник рассказов», страница 2
Они ехали по центральной улице, на которой, похоже, никогда не было асфальта. По обеим сторонах тянулись ряды тех самых серых домов, что казались еще недавно жирными точками на горизонте: родимые пятнышки, превратившиеся в злокачественные новообразования на карте современной России. Их можно было бы снести, но они продолжают стоять, впуская в себя ветер, дорожную пыль и маленьких грязных детишек, играющих в войнушку. Они, стоит признать, выбрали идеальные декорации.
– Умри, америкашка, Пуф-пуф, – крикнул что было мочи один из мальчишек
– Ты не попал, ты не попал, – кричал второй, всё-таки изображая пулевое ранение.
Почему-то Джону стало горько. Ивановна хлопнула его по плечу и с улыбкой на лице сказала: «Что ты расстраиваешься, ты же серб?»
Совсем недалеко от площади, а она уже была заметна вдалеке, стояло большое двухэтажное здание, которое в отличии от многих подобных строений выглядело весьма приличным и ухоженным. Джон спросил у Просто Ивановны:
– А что это за здание? Я не могу прочитать. Я неплохо говорю по-русски, но читать совсем не умею.
– Это детский дом.
Джон улыбнулся. Ему было радостно, что в «Доме Детей» всё выглядело ухоженным. Детская площадка, качели, футбольное поле – это согревало сердце зрелого американского журналиста, повидавшего много разрушенных и покинутых городов и деревень по всему миру. Знаменитость и миллионер, которому не плевать. Представляете? Оказывается, такое ещё бывает, а я думал, только в книгах можно встретить.
– Он в отличии от многих домов весьма неплохо сохранился и выглядит. Как так вышло?
– Как-как? Он постоянно битком забит. Пользуется, господи прости, спросом. Вот за ним администрация в первую очередь ухаживает. Тут им спасибо. Детишек жалко, ни в чём не виноваты. А вот попадают сюда. Ужасная судьба. Тут в Дымске такие мамаши есть, что из пяти нагуленных детей все пятеро по разным группам рассортированы, как игрушки, а кого и в другие детдома увозят, вот это уже беда. А мадмуазелям этим хоть бы хны: от бутылки не отлипают, уже губы трубочкой свернулись. И ведь ни одна и ни две таких – ТЬМА!
– Почему вы не ухали отсюда?
– А кто ж людей-то катать будет? Правительство?
Центральная площадь, похоже, была единственным асфальтированным местом в Дымске. Повсюду были расклеены неубранные плакаты: «9 мая», «23 февраля», «8 марта». Просто Ивановна рассказала, что если на календаре «9 мая», то остальные просто завешивают тряпочками с надписью «Единая Россия». И так действия эти повторяются в зависимости от праздника. «Зачем убирать, – говорила она, – если можно оставить и завесить. Всё оптимизировано, как надо!» В целом логично, но странно, не находите?
Просто Ивановна в этих суровых трущобных декорациях уже напоминала не олимпийский огонь, гордо развевающийся на ветру в у подножья Олимпа, а тлеющий огонек на кончике брошенного в урну окурка. Но всё же Джону она казалась прекрасной.
Двигатель умолк, зато заговорил водитель:
– Ну вот и приехали, Джонни. Было очень приятно с тобой познакомиться. С юмором у вас оказывается не всё так плохо, как говорят по телевизору. Да и в целом пацан ты неплохой. Ты может не серб, а русский? Подумай на досуге об этом! Хех. Куда теперь думаешь? Может, тебя сориентировать хоть, в какую сторону идти? Я тут всех знаю!
– В целом я изучил информацию в Википедии, пролистал Гугл Карты, узнал местность и нашёл дом с голубой крышей. Я решил его выбрать, потому что он один такой на весь посёлок. Выделяется очень. Не знаете, как добраться? По-моему, от площади на север, если верить картам. Я бы проверил, но интернет отсутствует здесь, мобильный, от моего оператора.
– Всё верно, ишь какая память у тебя на карты. Голубая крыша… Голубая крыша. Епрст, дак это ж Тамарки Сенчуковой. Голубая крыша у нас одна. Помню, она объясняла, мол, под цвет неба красит, романтично! А я ей ещё говорила: «Дурья твоя голова необразованная, ты ж сверху на неё не смотришь, снизу только». А она мне, знаешь, что ответила? «Может быть, кто-нибудь когда-нибудь увидит. Или уже я сама». Ну даёт.
– Поэтично…
– А то, она у нас как истинный поэт – без бутылки уже и двух слов не свяжет. Хотя последнее время меньше стала прикладываться, всё-таки дочка растёт, которая хоть как-то её пытается контролировать. Мать не выбирают, её любят, какой бы ни была. Мелкая скоро уедет в город учиться, если получится, а Тамара опять запьёт.
– Дочка?
– Ну да, девятый класс заканчивает. Ой, эта мадама шустрая, не пропадёт. Мне Светлана говорила, учительница биологии, раньше вместе с ней работали, что дочка Тамаркина поставила цель себе стать врачом, на одни пятёрки учится. За неё, как говорится, не переживай. А вот за Тамару уже переживать не стоит. Жизнь её как сериал. Первый сезон – пьёт, второй – не пьёт, третий – с открытым концом, и в каждом из сезонов по 365 серий.
– Wow. Как так живёт она?
– Дак так и живёт, Джон. Уверена, если у тебя там в «Сербии» доедешь до деревни, ещё не такое увидишь. Всё, утомилась я, домой надо уже кошек кормить, у меня их шесть. «Одиночество-сука»! Я не ругаюсь, песня такая есть. Потом послушай. Слава поёт. Певица такая! Тебе вот туда: прямо между плакатом, который в честь 9-го мая (указала пальцем), и клумбой цветочной. Всё прямо иди, дом Тамары будет по левой стороне, по счёту шестой. Сам домик оранжевый, но ты и по крыше сориентируешься, если что.
– А кто ей всё это перекрашивает?
– Как кто? Ухажоры.
– Понятно. Удивительно.
– Джонни, а что ей перепадёт за интервью?
– Небольшое финансовое вознаграждение от компании BCC!
– И сколько, если не секрет?
– Около тысячи долларов, больше не удалось выделить!
– Сколько? Так может и мне причитается за информацию, я тебе сколько всего наговорила, а? Хотя бы двести? Тамара всё равно пропьет всё.
– Во-первых, там будет именной чек. Во-вторых, я своих решений не меняю, уж простите. В-третьих, я вам заплатил шестьсот рублей за поездку.
– Эх ты, ханжа, а я думала, хороший человек. Иди уже. Американец.
Джонни забрал свои сумки. Он на мгновение расстроился, что знакомство с Марией Ивановной кончилось именно так. Двухметровый блондин, американец, шёл по пыльной дороге Дымска на север. Обернувшись назад, он увидел стоявшую возле своей буханки на фоне праздничных плакатов, улыбающуюся и посылающую ему воздушный поцелуй Просто Ивановну, и она вновь напомнила ему олимпийский огонь, вознесенный к подножью Олимпа.
Мысленно подбирая слова приветствия, Джонни отсчитывал шесть домов по левой стороне. А что если Ивановна просто перепутала право и лево? С кем не бывает? «Третий – покинутый и нежилой. Четвертый – сгорел, похоже, на днях. Пятый – красив и ухожен. И вот он, тот самый, шестой дом». Оранжевый с голубой крышей он был довольно красив на фоне остальной мрачности. Джонни понял, что он пришёл туда, куда изначально планировал. Домик хоть и шестым по счету был, но на его фасаде висела цифра «16», и, видимо, название улицы, которое стерлось и его трудно было прочитать, да и Джон всё равно не умеет. Под окнами ссыхались умирающие цветы, во дворе перед небольшим крылечком росли кусты малины, отвоёвывая себе потихоньку место за забором, как какая-нибудь маленькая, но очень амбициозная страна. У калитки сидела рыжая кошка и смотрела на подходящего великана, мяукая, как серена во время учебной тревоги. Хотя, может, это был кот, надеюсь, Джонни не проверял. Но рассказывал он достаточно убедительно.
Вдруг открылась дверь, Джон замер и испугался. Он ещё не приготовил речь, не знал, что говорить, а истории, рассказанные Ивановной, добавляли масла в огонь страхов и неуверенности звезде телевидения США.
– Отстань от меня, никуда я не пойду. Тебе так надо, тогда встань и сходи сама, – с криком вылетела в небольшой дворик белокурая девочка с длинными ногами, вроде бы, голубыми глазами и слегка синеватыми губами.
– Ах ты маленькая дрянь. Матери плохо, а ты помочь не можешь? – послышался томный хриплый женский голос.
Девочка ничего не ответила больше, выбежала и наткнулась на здоровенного блондина.
– Здравствуйте. Меня зовут Джон, – только и успел проговорить мой приятель.
– Траволта? – ответила она.
– Что простите?
– Я говорю, Джон Траволта? Если нет, то иные Джоны меня не интересуют.
– Простите, мисс. Я не Траволта. Но позвольте узнать, как вас зовут, чтобы понять, с кем имею честь.
– Снежана Сенчукова, очень приятно Джонне Траволта, – сказала она, хихикнув. Хмурое выражение лица сменилось на нейтрально-добродушное.
– Сложно мне выговаривать ваше имя, но я попробую. Снежана, простите, а вы не могли мне помочь найти Тамару Сенчукову, это должно быть ваша мать?
– Во-первых, хватит извиняться. Во-вторых, чего искать ее, вот она стоит.
На крыльце, в распахнутых дверях, показалась слегка ссутулившаяся женщина с припухшим лицом, будто от недосыпа, но вполне неплохо выглядящая. На ней был синий халат в цветочек, перевязанный толстый махровым поясом того же цвета, но без цветов. Волосы распущены, их цвет было определить сложно. За годы экспериментов со цветом (видимо, тут так принято) волосы под разными углами отливали разными оттенками, но что-то ближе к каштановому. Они опускались до плеч, может быть, чуть ниже, были слегка волнистыми. Губы полные, нос греческий и маленький: две дырочки в бесконечность носоглотки и маленький бугорок чуть выше для красоты – идеально. Глаза большие и карие, на ногах тапочки в виде мультяшных собачьих голов.
– А вы, простите, кто такой? Не к моему ли ангелу пристаете? Я на вас в суд подам, а потом к Малахову за гонорарчик, – начала сходу она, задавая оборонительный тон беседе.
– Здравствуйте, Тамара. Меня зовут Джон. Я из Америки. Представляю канал BBC. У меня своя авторская программа. Я снимаю различные документальные фильмы, которые показывают на всю страну. Вот, так вышло, что я решил снять фильм в России. Мне хочется узнать…
– Так, мистер-твистер Джон. Я тут причём? И ответьте, зачем мне это вообще нужно? Никаких фильмов мне не надо, я не фотогигиенична – выпалила, перебив Джона, Тамара.
В это время ее дочь Снежана стояла и смотрела на Джона с явным любопытством и интересом. Какая-то дикая сила не могла удержать её на месте: она будто хотела очень сильно в туалет. Через секунду она ушла и, уходя, проговорила:
– Извините, но у меня занятие послеурочное по биологии. Скоро экзамены. Приятно было познакомиться, до свидания Джон.
– Итак, Джон, на какой чёрт ты пришел ко мне? – вновь начала Тамара
– История странная и забавная. Совпадение и рок судьбы. Я анализировал Карты Гугл, решил забраться в глубинку России. Просто увеличивал карту колёсиком мыши в районе уральских гор. Выбрал ваш Дымск и ваш дом. У него у единственного голубая крыша. Практически наугад. Мне хотелось побывать в настоящей России и узнать, что думают местные жители о «Законе Димы Яковлева», принятом в 2012 году.
– Какой странный способ у тебя искать работу. Но дочь меня покинула, а компания мне нужна. Что ж, добро пожаловать в Россию. Проходи, коль не наврал, продолжим беседу в доме – иностранцев у меня ещё не было.
Джон не понял до конца, что Тамара имела ввиду. Сама она уже зашла в жилое помещение, собирая стены, как пинбольный шарик в старых игровых автоматах.
Бравый журналист прошел через калитку, погладил кошку, поднялся по ступенькам крылечка. Он стоял в том месте, откуда задавала свои вполне резонные вопросы Тамара. Аромат перегара шлейфом уводил его туда, где и ждала его хозяйка. По запаху он прошёл через тёмный не освещённый ничем предбанник и рукой нащупал ручку. Взявшись за неё, он сильно потянул на себя. Дверь была тяжелой, но открывалась легко, либо просто не до конца была заперта.
Джон закрыл за собой, и попал на кухню, которая серией арок и переходов перетекала сначала в большую комнату, а из неё уже в малую, где, по всей видимости, ютилась Снежана со своими учебниками по биологии. Внутреннее убранство квартиры было простым, без изысков. Диван, кровать, два стола, искусственные цветы в горшках – всего по минимуму. Телевизор что-то кричал, работало радио, шум здесь господствовал над покоем и тишиной.
Тамара взяла пульт с разложенного дивана, выключила звук, потом подошла к радио и убавила динамики. Собрала волосы в пучок, заглянула в холодильник кубической формы, взяла оттуда колбасную нарезку, огурчики, разложила на столе, стоящем на кухне. Всё это время Джон с сумками стоял в дверях.
Она пригласила его ленивым движением левой руки к столу. Идти в глубину дома не пришлось, хотя хотелось. Одно можно сказать точно: она хоть и выпивала, но жили они весьма прилично. Пока Джон оглядывался по сторонам и расставлял свои маленькие камеры вокруг, на столе появилась бутылка водки, непонятно откуда взявшаяся. Она была на половину пуста. Тамара начала беседу:
– Прошу меня извинить, но без напитка я и двух слов сказать не смогу сегодня.
– Да, конечно. С вашего позволения, я продолжу свой монолог, начатый на улице. Я хочу взять интервью у вас. Задать важные, как мне кажется, вопросы, чтобы предложить американскому зрителю честное мнение россиянки из глубинки по поводу «Закона Димы Яковлева».
Она выставила две рюмки, налила себе и гостю. В левую руку вложила грациозно огурчик, в правой мёртвой хваткой держала стаканчик. Взмах руки, и рюмка пуста. Джон подсоединил к халату микрофон, достал блокнот с карандашом. Тамара заговорила:
– Интервью так интервью, только мне с этого какая выгода?
– Шестьсот долларов наличными.
Про чек Джон не наврал, не подумайте про него плохо. Почему он предложил наличные, поймёте позже. Интервью неспешно и некачественно продолжалось.
– Это сколько в рублях?
– Ох, я не знаю…
– Ну у тебя же есть телефон, а там Гугл-шмугл. Посмотри!
Джонни достал телефон, сеть еле ловила. EDGE. Проговорил в телефон «Переведи 600 долларов в рубли». Телефон проговорил цифру через динамик на английском. Джон перевел на родной для Тамары язык:
– Это будет 37 643.5159 российских рубля.
– Какой красивый голос у телефона. Я согласна. Мне даже плевать, каким таким образом ты тут оказался. Поехали. Записывай. Так что там у тебя?
Они долго разговаривали о разном. Сначала он спросил её о том, как ей тут живётся, чего не хватает, какие проблемы? В целом она повторяла всё то же самое, что и Ивановна, но более жёстко и категорично, обвиняя во всём власть, продажных жирных депутатов, которые плевать хотели на всё, кроме собственных кошельков. После вводных вопрос Джон решил задать самый главный.
– «Закон Димы Яковлева» запрещает иностранным гражданам усыновлять русских детей. Многие негодуют по этому поводу. Новость была очень неоднозначно принята. А что вы думаете об этом?
Воцарилась тишина. Слышно было лишь тиканье часов, висящих на стене, и доносившийся через толстые стены с улицы кошачий рёв. Тамара, казалось, потерялась во времени и пространстве. Она уставилась в тарелку с колбасой, потом резко повернула голову и посмотрела на Джона, пытаясь стабилизировать положение головы.
– А сейчас ты, американец, по больному полоснул, как ножом. Тебя не виню в том, сама виновата.
– Простите, что случилось? Что я сказал не так?
– Давняя личная драма, которая всплывает периодически в голове, сводит с ума и под дурман опьяняющих напитков снова ложится на дно моей прогнившей жизни. Ох… Но я расскажу, если докинешь сотку.
– Сотка? Что это?
– Это «ван хандрит долларс» ещё, по-вашему…
– Хорошо. Ок!
– Ок. Ок. Язык у вас какой некрасивый. Всё коротко и неромантично. К моему мнению по поводу твоего этого закона это, наверно, не относится сильно, но может пригодится для фильма, добавишь трагизма, так сказать, а я, может, как жертва буду выглядеть. Пожалеет, может быть, кто-нибудь там за бугром, денежек пришлет.
Дело было в моей далекой трезвой молодости, Джонни. Училась я хорошо, даже без троек. И тут в моей жизни появился он: красавец, высокий брюнет, брови чёрные и узкие, почти монобровь, глаза чернее ночного неба, руки сильные. Звали его Лев. Царь не зверей только, а мужиков. Один на тысячу. Имя подходит описанию. Не так ли? А я была маленькой хрупкой блондиночкой, вроде бы и не страшной, но и не красавицей. Видит Бог, не знаю, что он во мне нашёл, но увязался и не отставал. А у нас в то время была военная часть, сапёров обучали мастерству. Ну вот он таким солдатиком и был. Гулянки, поцелуи, на учёбу плюнула совсем, результаты ужасные. У нас тогда одиннадцатилетка была, я в последнем классе училась. Потом понимаю, что забеременела я. Лев узнал, тут его и след простыл. Я в часть с животом ходила, кричала, спрашивала всех, куда мой Лёва подевался, где пропал. А мне ответили через два дня таких хождений, что он уехал домой по месту жительства. Адреса мне его никто не дал. Почему? А чёрт их знает. Сволочи, мужики, один за всех и все за одного.
Жила я одна, родителей не было, бабушка только. Родился у меня мальчик хиленький и больной. Долго врачи местные понять не могли, что такое с ним приключилось, а мы жили как-то с этим дальше потихонечку. Потом умирает бабушка, помогать некому, пенсии на которую жили, не стало. Мне уже восемнадцать к тому времени исполнилось. На последние деньги повезла сына в облцентр на диагностику. Всего пересмотрели и сказали, что астма у него тяжёлой степени. Прописали кучу таблеток, сиропов, процедур, которые надо пройти, а у меня элементарно денег на хлеб не хватало. Я чуть с ума не сошла. Работать не уйти, сына оставить не с кем, а заработать и зарабатывать на те же лекарства надо. Что я сделаю маленькая и глупая без образования, без всего, дура!
Ничего умней тогда не придумала, как отдать его в наш Интернат или Детский Дом, они каждый год меняют название. Проезжал, наверно, его ты. Официально отказалась от ребёнка. Сына оставила, а сама уехала на север, зарабатывать. Думаю, уеду, заработаю много денег, вернусь и заживём мы с ним. И вот там понесла меня жизнь по синим курганам и ямам. Не справилась я. Понимаешь? Не справилась! Пока с собой там боролась, времени прошло тьма. А я знаешь, как жила? Получу сорок тысяч, двадцать пять проем и пропью, а пятнадцати и на билет не хватит возвратиться.
В итоге, когда сезон пьянок к концу подошёл, одумалась, подкопила денег и приехала домой в Дымск. К тому моменту прошло уже почти три или четыре с половиной года, да я уже и не помню. Страшный сон.
Пошла через два дня после приезда сына повидать, набралась смелости, страшно было. Пришла на порог к зданию Интерната, а мне говорят, что усыновили парня. Представляешь? Без моего ведома?
– Вы пропали без вести… И вы не пытались его найти? Вдруг он ждал вас? – спросил вдруг Джон.
– Кого искать? Кто-то мне сказал адреса и пароли? Смешной ты, американец. Да и кого он ждать будет? Ему три или четыре года уже должно было быть на тот момент, а меня он и не видел никогда вообще – чужая тётя. Понимаешь?
– Наверно, понимаю. А Снежана?
– Снежана – ребенок, в любви рожденный, доченька моя. Умница, красавица. Если хочешь представить меня в молодости, просто взгляни на нее.
– А где её отец?
– Умер от цирроза печени лет десять назад. Да он и на момент её рождения был алкаш, но ухаживал красиво. Он мне крышу покрасил. Вместе с ним работали на заводе местном, пока не прикрыли. Я тогда и не выпивала совсем.
– А сейчас вы работаете?
– Конечно, работаете! Я просто в отпуске, на последние деньги отрываюсь. Знаешь, американец, иногда представляю, как ходит где-то мой сын, красивый и здоровый, живёт другой жизнью и счастлив. Может, и хорошо, что оно так с ним вышло? Что я бы дала ему? Дура малолетняя? Не вылечить, не покормить, сама ребенок… девочка..а мужики…
В этот момент град слёз хлынул из глаз Тамары. Джон было хотел приобнять её, поддержать, сказать, что «так и есть, он здоров и счастлив где-то», но не нашёл сил произнести. Хозяйка дома налила стакан водки, рыдая и вытирая второй рукой потёкшую тушь, выпила и начала потихоньку успокаиваться. Они посидели в молчании ещё пять минут, слышен был только хруст огурца и движения челюстей Тамары. Джон решил напомнить ей о цели визита:
– И всё-таки, Тамара, что вы думаете о «Законе Димы Яковлева»? Ведь вполне могло быть так, что его усыновили и дали всё самое лучшее иностранцы, ведь тогда это можно было, а сейчас – нет. Они могли дать ему то, чего не было здесь.
– Ты чего такую ерунду несёшь, какие ещё иностранцы? Что у них, лучше? Да нет у них ничего, одна ерунда, как у всех. Да и чему эти иностранцы русского пацана научат? Душа русская непокорна. У русской он семьи, не сомневаюсь. Эти иностранцы наших детей только терроризируют, используют и калечат. Им там пособия дают на детей-то этих. Всё ради денег, капитализм чёртов. Ты что, телевизор не смотришь?
– Вы не правы, мисс. Много положительных примеров, когда такие дети вырастают в семьях тех же американцев и становятся успешными и востребованными специалистами.
– Какими еще успешными? Русских детей во взрослых тупиц-иностранцев превращать, тоже мне эволюция. Ладно бы там за границей люди людьми были, дак им всем лишь бы войну начать да фильмы идиотские снимать. Чему они научат? Да и ты такой же. Тебе вот фильм надо снять, вот ты и хорошенький весь тут такой передо мной, джентльмен. Деньгами трясёшь, как перед шлюхой какой-то…
На этих словах язык Тамары начал ослабевать, слова сжёвываться, а слюни лететь в разные стороны вместе с непроглоченными кусочками огурца.
Открылась входная дверь, и зашла Снежана. Джону было стыдно, он не знал, что сказать, краснел и извинялся. В том, что так произошло, он винил себя. Опытный корреспондент и журналист допустил такое.
– Перестаньте извиняться, мистер. Обычная картина. Сейчас она за столом и уснёт. Тем и лучшее, я хоть поучу.
– Господи, мне так неловко. Вы так быстро вернулись? Почему?
– Занятия отменили, учительница биологии заболела.
– Снежана, вы разрешите мне посмотреть вашу комнату? Это войдет в фильм.
– Да, конечно, пойдёмте! Только там особо не на что смотреть. А вот видите, и мама уснула.
В этом время Тамара высказывала последние невнятные реплики по поводу иностранцев и закона, а после медленно, как в Slowmotion, отключалась и опустила голову на стол.
Джон и Снежана сначала попали в большую комнату, а из неё прошмыгнули в маленькую, которая действительно оказалась крохотной. Снежана начала говорить первой, рассказывая и показывая предметы в комнате:
– Мне эту комнату и огородили только для того, чтобы я не мешала маме с папой кутить на полную катушку. Одно время меня просто закрывали, а я сидела и читала разные книжки, заняться было нечем. Что вам ещё интересно? Вот мои школьные учебники. Очень люблю биологию, анатомию. Мечтаю стать врачом, может быть, если получится. Надо сначала поступить, потом на стипендию учиться, и тогда всё получится. Как-то так.
– На учебниках цифра девять. Это последний год перед колледжем в России?
– Да, поэтому я усиленно готовлюсь. В моей школе в Дымске нет десятых и одиннадцатых классов. Раньше были, а сейчас уже нет. Надо ехать в Екатеринбург, там есть хорошая школа с биологическим уклоном, но это платно. Денег у нас нет, на мать надеяться не стоит. Да и не заработать просто в Дымске столько. Не подумайте, она много работает, но зарплаты мизерные. Поэтому всё так, как есть.
– Ужасная ситуация, Снежана.
– Я в этом ужасе живу много лет, но это моя мама и моя жизнь, так распорядилась её величество Природа!
Несколько минут прошли в переглядках и молчании. Джон рассматривал скромное, но приятное оформление комнаты. На стене он увидел нарисованный гуашью огромный цветок, а под цветком – маленькую девочку с белыми волосами, держащую за руку Женщину в смешных тапочках. Над каждой из них было что-то написано по-русски, но Джон не мог прочитать, поэтому решил спросить:
– Что тут написано?
– «Я» и «Мама», – указывая пальцем проговаривала Снежана перевод.
– А когда Вы это нарисовали? Довольно красиво.
– Спасибо, где-то около месяца назад.
Джона удивила бескорыстная и безоговорочная любовь Снежаны. Он был в растерянности. Всё, что он услышал в этот вечер шокировало его, мысли в голове переплетались, перетекая из одного полушария в другое: злость превращалась в жалость, жалость – в скорбь, скорбь – в боль. А рисунок этот трансформировал боль в надежду.
Джон взглянул на часы. Пора было собираться, иначе он бы опаздал на всё, что можно.
– Простите, Снежанна. Мне нужно скоро уходить, но разрешите мне помочь вам?
– В смысле?
– Я хочу помочь вам получить хорошее образование в Екатеринбурге.
– Но как?
– У меня есть чек, он именной, на некоторую сумму. Предполагалось, что он будет отдан вашей матери, но я уже передал ей наличными столько, сколько требовалось. Так вот, я отдам этот чек на ваше имя в ту школу, о которой вы говорите, она там одна?
– Не нужно, спаси..
– Не смейте отказываться, я хочу вам помочь. Каждому из нас нужна «hope». Так она одна там такая, я смогу найти?
– Не одна, но эта школа находится на улице Сурнина…
– Спасибо. Я найду эту школу, оставлю этот чек там, тем самым заранее оплатив ваше обучение. Остатки по чеку вы заберёте себе на питание и жилье. Главное, сдайте экзамены, а получить хорошее образование вы сможете уже в Екатеринбурге. Учитесь, прошу Вас, учитесь. Я надеюсь, вы станете врачом, лучшим врачом в России, а может, и мире, тогда я возьму у вас интервью еще раз, но у себя в гостях.
Он улыбнулся широко и достал из рюкзака помятый в дороге чек, вписал на латинице имя «Snezhanna Senchukova», добавил еще какие-то важные юридические данные, которые попросил предоставить ему Снежану, подрисовал к «1000» два нуля и показал девочке, чтобы она убедилась, что он её не обманывает. Девочка заулыбалась, обняла Джона, сказала несколько раз «спасибо», а он смущенно гладил её светлую во всех смыслах голову.
На улице сильно стемнело. Пришло время собирать технику и отправляться домой. Он упаковал камеры, снял со спящей Тамары микрофон. Снежана собрала ему в дорогу чуть-чуть еды, сколько было не жалко отдать, ещё раз сказала «спасибо» и проводила его до дверей. В это время проснулась Тамара и тоже решила проводить важного гостя, но только уже, выглядывая в окно. Открыв форточку, она проорала громко:
– Его звали Женя. Я назвала его Женя! Лучшее имя! Для передачи пригодится!
Снежана стояла у калитки и гладила кошку, или кота, тот продолжал стонать неистово. Встревоженный и взволнованный Джон, впопыхах и сильно нервничая, засунул руку в карман, но не нашел того, что искал. Скинул рюкзак на землю пошарил по карманах и нашёл-таки «Сальбутамол». У него был приступ. Сделать вдох было очень трудно, но аэрозоль, как всегда, сделал своё дело быстро. Надо было чуть-чуть подождать и отдышаться.
Дыхание восстанавливалось, организм успокаивался, успокаивался и Джонни. Надевая обратно на плечи свой рюкзак, он обернулся, по-доброму улыбнулся Снежане, крикнув «Удачи», посмотрел в окно, а в окне стояла пьяная, но доброжелательная Тамара, которая махала ему вслед ладонью, оттопыривая мизинец в сторону.
Поверьте, когда он рассказал эту историю до конца, я сидел под таким впечатлением, что чуть было сам не воспользовался лекарством. Допил кофе, обождал пять мин и начал задавать ему те вопросы, которые меня больше всего волновали:
– Джонни, а чем кончилось само путешествие? И почему больше ни у кого интервью не брал?
– А зачем ещё кто-то? Мне в целом никто и не нужен был больше. Закончилось чем? Я вернулся на площадь, было темно, а Просто Ивановна стояла там и собирала людей на новый рейс до Екатеринбурга. В город мы приехали ночью, я поспал на вокзале несколько часов, утром заказал такси до той самой школы, предварительно загуглив точный адрес, благо в Екатеринбурге был хороший Интернет. Там я уже сделал всё именно так, как и обещал. Директор организации был адекватен к моим просьбам и пошёл мне навстречу тогда, когда я рассказал ему всю ситуацию. А далее – обычный путь: вокзал-билет-поезд, куча историй, место у туалета (как меня любят в этой стране), враньё про Сербию, Москва. На такси я доехал до аэропорта, Колина больше не хотел видеть. И вот я здесь перед тобой, только что с самолёта.
– Я вот тебя слушал и думал, а вдруг мне мама с папой врали, вдруг и моя биологическая мать никакая не хорошая девочка была, а какая-нибудь Тамара, как твоя, которая из твоей истории, а не из моей? Не хотели меня расстраивать, поэтому и придумали красивую сказку со счастливым концом. Думаю, стоит у них повыпытавать ещё информацию, а потом свой фильм снять.
– Если ты сам в этом веришь и если тебе это нужно, то дерзай, друг. Но режиссёр из тебя, думаю, никакой.
– Да нет, конечно, мама мне бы не стала врать, она очень крутая и честная. Думаешь, она мне стала бы придумывать небылицы в такой ситуации?
– Я думаю, что твоя мама крутая и умная!
– Как и твоя, братишка.
– Как и моя!
Опустели кружки, на дне красовался засохший кофе. На улице было темно, школьницы уже давно пропали из виду. Мы оплатили счета и вышли из кафе. На небе светила яркая луна. Держа друг друга за плечи, двигались вперед, не оглядываясь назад, как всегда. Ночные фонари города освещали тротуар, мы шли, смотрели по сторонам и напевали тот самый хит группы «Coldplay» – «Paraparaparadise». Пассажиры проезжающих мимо такси одобрительно улыбались в нашу сторону. Джон остановился, повернулся ко мне лицом, взял меня за плечи и, глядя в глаза, спросил:
– А может, Ивановна была насчёт меня права?
