Читать книгу: «Любовь небесная, любовь земная», страница 2
Быстров, помогавший в разгрузке, слушал излияния Василия сначала с интересом, затем с недоумением и под конец с раздражением.
– Чего ты ноешь, тудым-сюдым? – не выдержал он. – Такую деваху красивую привёз, а ты недоволен.
– Да, недоволен! – окрысился Петрейкин. – Меня, может, девушка, на Земле ждёт, а тут такое искушение!
– Прямо ждёт? – удивился Быстров.
– Да… Прямо ждёт.
Ответ получился несколько менее уверенным, чем рассчитывал старший механик, но Быстров, кажется, не заметил этого.
– Надо же, – сказал он с искреннем восхищением. Затем его осенила какая-то свежая мысль: – Слушай. А с чего ты взял что ты Любе понравишься?
– Не понравлюсь? – с сомнением переспросил Петрейкин. Ему, видимо, казалось, что он просто не может не понравиться девушке.
– Может, ей я нравлюсь, – весело продолжал Быстров, – или ещё кто. Может, ей вообще Гришка приглянулся.
Оба подозрительно посмотрели на Кулесова и только тут сообразили, что с ним что-то не так. Григорий выглядел как человек, который потерял какую-то вещь и сейчас судорожно пытается сообразить где он её мог оставить. Глаза его остекленели и помутнели, лицо одеревенело, лишь губы двигались так, словно он что-то говорил.
– Гришка, ты чего?
Кулесов вздрогнул, посмотрел на Виталия и словно впервые его увидел.
– А, нет… Так, задумался что-то.
Петрейкин тяжело вздохнул – нехорошие предчувствия, скрежеща жвалами и сочно чавкая ложнощупальцами, потихонечку заползали к нему в душу.
После разгрузки Быстров нехотя отчалил, вытребовав у экипажа обещание не обижать практикантку и пообещав заявиться через две недели и забрать её домой. Нужно было приступать к более детальному знакомству и перераспределению обязанностей на станции в виду изменившегося штата. Старший механик решил про себя, что раз уж равенство полов закреплено в конституции, то распространяться оно должно не только на права, но и на обязанности, поэтому требовать с практиканта-девушки следует ровно как и с практиканта-парня. Правда, пару самых нелепых и жестоких заданий Петров всё-таки исключил. Разработав стратегию действий, Петров обрёл некоторое душевное равновесие и, ободрённый этим фактом, бодро проследовал в кают-компанию. Обрёл ли душевное равновесие Кулесов, сказать было трудно, но лицо его по-прежнему оставалось лицом человека, получившего лёгкое сотрясение.
За ужином Петров окончательно расслабился. Как выяснилось из разговора, у него с Любой была общая alma mater, и этот факт перевёл беседу в весёлое, чуть ностальгическое русло.
– А кто у тебя полупроводники ведёт?
– Доходягин Пётр Николаевич.
– Доходяга? Он работает ещё? Всё такой же злобный?
– Как собака злой. Полпотока зарезал в этом году.
– А кто у вас автоматизацию ведёт?
– Лаврушин.
– Такого не знаю. У нас Зуськина вела.
– Мелена Павловна сейчас завкаф.
– Зуськина завкаф? Ой, что творится-то!
Кулесов в этом разговоре не участвовал – он учился в другом институте. Он, конечно, мог рассказать о Вениамине Михайловиче Дуболоме – преподавателе астрофизики, регулярно сообщавшем студентам о том, что они все поголовно алкоголики и проститутки, или о восмидесятишестилетней преподавательнице теории струн Варваре Сидоровне Хетской, засыпавшей на своих лекциях, но подсознательно понимал, что его истории здесь никому не будут интересны. Петрейкин между тем разливался соловьём.
– Так я и не смог сравнительный анализ сделать, вложил вместо него пять пустых страниц для объёма и понёс сдавать. Значит, перелистывает он мою курсовую, доходит до раздела сравнительного анализа. Я аж замер, сижу еле дышу. И тут он закрывает курсовую, говорит: «Ну, ладно, с вами всё понятно» – и ставит мне четвёрку.
Девушка закатилась звонким переливчатым смехом. Кулесов помрачнел пуще прежнего и принялся сверлить взглядом Василия.
Женское общество преображает любого мужчину. Подросток в присутствии женщины старается выглядеть старше, старик моложе и даже законченный женоненавистник желает казаться женоненавистником элегантным и неотразимым. Григорию очень понравилась практикантка и он почти бессознательно принял позу, которая, по мнению Григория, придавала ему невероятно привлекательный вид. Он выпятил тощую куриную грудь, втянул, насколько сумел, пивной животик и попытался вальяжно откинутся в кресле, лицо у него при этом приняло такое выражение, какое могло быть разве что у тяжелоатлета, которому в момент поднятия рекордного веса родители сообщили, что он приёмный. Через некоторое время усилия Кулесова принесли свои плоды, и взгляд Любы обратился в его сторону.
– Вам плохо? – произнесла она взволнованно.
– Нет, – сдавленно прошипел Григорий, – всё в порядке.
– Вы как-то побледнели, – не отступала студентка.
– Устал, наверное, – предположил Петрейкин. – Время позднее. Пора спать.
Расположить студентку было решено на диване в кают-компании. Выдав Любе постельный комплект и объяснив принцип работы душевой кабины, инженеры отправились в спальный отсек.
– Ну, как тебе она? – поинтересовался Григорий.
– Да нормальная, вроде, девчонка, – беспечно ответил Василий. – Сработаемся. Опыта ей только не хватает. Ну, ничего. Завтра отправлю начищать поворотную мачту антенны полиролью. Чтобы сияла, как алмаз.
– А может, не надо? – робко предложил Кулесов.
– Как не надо? – воспылал праведным гневом Петрейкин. – Всё самое лучшее – молодым специалистам. Это же традиция.
– Ну, всё-таки, она девушка, – возразил Кулесов, постепенно приобретая приятный глазу малиновый оттенок. – Как-то неудобно.
– Неудобно, агроном, мухам клизмы ставить, – грозно ответствовал Петрейкин. – А она космонавт и, следовательно, обязана пройти боевое крещение.
Нехорошие предчувствия снова заскреблись в душе старшего механика. Он пристально оглядел астронома и вкрадчиво произнёс.
– А ты часом не влюбился в неё, а?
Окрас старшего астронома сменился на тёмно-пунцовый.
– Да нет. Ну… В смысле, хорошая девушка… Ну, жалко её и… Всё. – Тут Кулесов, которому сегодня мог позавидовать любой хамелеон, неожиданно побелел и, уставившись на Василия воинственным взглядом, почти прокричал: – А тебе какое на хрен дело?!
Василий, слегка опешив от такой реакции, смущённо пробормотал:
– Да, в общем-то, никакого.
– Ну и отстань тогда от меня. В конце концов ты ЧМО, а не психолог, – прорычал Григорий и, гордо развернувшись на каблуках, отправился к своей кровати.
ЧМО (человек, механизмы обслуживающий) было одним из самых обидных прозвищ, какими Кулесов удостаивал старшего механика. В обычных условиях Петрейкин не преминул бы отреагировать на столь вопиющее оскорбление залпом боевого остроумия в адрес наглого астрономишки. Но в данном случае он предпочёл промолчать. Нехорошие предчувствия постепенно трансформировались в твёрдую уверенность: Григорий влюбился. Влюблённый Григорий представлял из себя существо непредсказуемое и социально опасное. Начиная встречаться с той или иной девушкой, Кулесов (человек в обычных условиях невероятно упрямый и несговорчивый) постепенно перенимал все привычки и увлечения своей избранницы. После чего с истинно Кулесовским упорством начинал отстаивать их перед окружающими. Особенно тяжёлую форму это принимало в тех случаях, когда устремления возлюбленной Григория прямо противоречили его собственным устремлениям. В период романа с веганкой типичный мясоед Кулесов, изнывая от отсутствия животного белка в организме, измучил всех своих родных и знакомых упрёками в издевательстве над животными, поедании гнилых трупов и скотском, недостойном разумного человека поведении. Но уже через день после разрыва с ценительницей растительной пищи горе-любовник заказал себе три килограмма шашлыка и обожрался до желудочных колик. Опыт отношений с альпинисткой привёл не особо ценившего физические упражнения Кулесова сначала на Тянь-Шань, а затем в палату хирургического отделения. Общение с активисткой антиглобалистического движения «Свобода или мы не играем» чуть не стоил ему свободы и допуска в космос. Петрейкин (хотя он даже под пытками не согласился бы признать этот факт) являлся лучшим другом Кулесова. И как лучший друг (вы ничего не докажете) он приложил немало сил для вызволения Григория из цепких лап закона и для последующего психологического восстановления (пьянки), когда пламенная революционерка помахала Кулесову ручкой. Вообще, причина постоянных катастрофических поражений старшего астронома на любовных фронтах, по всей видимости, заключалась как раз в его неукоснительном стремлении во всём копировать предмет своей любви. Тяжело найти человека, который согласился бы выстраивать отношения с зеркалом, причём с зеркалом, мягко говоря, кривым и неточным. Другой человек давно бы задумался о смене тактики боевых действий, но только не Григорий. Он свято верил, что однажды система непременно сработает.
