Читать книгу: «Носки», страница 2
– Это всё вилами по воде… Это ты у нас с Енисея, писатель?– недовольно спросил командир.– Бывал я у вас в Красноярске. Мне что запомнилось, так это большая река и клуб «Че Гевара». Я одного понять не могу, как вы, двое гражданских, оказались на линии боевого соприкосновения?– возмущённо допытывался он.– Ну, а ты, с Оби, чего молчишь? – обратился он к Илье.
– Да всё так и было. Урал сгорел. Носки это действительно то, что осталось,–ответил Илья.
– Я спросил, какого хрена вы здесь делаете, а ты чего мне лепишь?–снова начал орать командир.
– Мы просто сюда пришли ночью в темноте, не разобравшись, куда идти, –с появившейся нервной улыбкой проговорил Илья.
– Слыхали, ребята? Какая правдоподобная история. Они просто пришли пешком сюда, заблудившись. Вот это да, – засмеялся командир. – Короче, берите этих двоих и уходим!–приказал он своим бойцам.
– А как же носки?–воскликнул я, указывая на коробку.
– Дайте мне эту коробку уже, а то писатель не успокоится, – сказал, усмехнувшись, командир.
Один из бойцов поднял коробку и передал командиру.
Командир стал вытаскивать содержимое.
– Действительно, носки. Правда, насколько они волшебные, мы ещё поглядим. Верно, писатель?–немного толкнув меня плечом, сказал он.
– Смотри-ка, не только носки. Здесь и шоколад ещё, – разулыбался под смех бойцов командир.
– Так это ж наш,красноярский!–радостно воскликнул я, увидев знакомую обёртку. – Так значит, она из Красноярска, –подумал я вслух.
– Кто это, она?–спросил командир.
– Да это он в женщину эту влюбился заочно, – засмеялся Илья.
– В какую женщину? Что у вас вообще здесь происходит? Понять не могу, –спросил командир.
– Ну, эти волшебные носки связала какая-то женщина, а писатель уже навоображал и влюбился. А теперь ещё и обрадовался, что она из его города, –давясь улыбкой, произнёс Илья, глядя на нас какими-то котячьими глазами.
– Ну, он понятно – писатель. А ты его камердинер что ли?–засмеялся один из бойцов.
– Ребят, шоколадку не хотите?– спросил у бойцов бородач.
– Да, кстати, у нас самый лучший шоколад, – бессознательно отрекламировал я.
– Ну, конечно,по берегам Енисея столько какао-бобов, как облепихи прям, –расхохотался один из бойцов.
– А откуда вы пришли?– спросил командир.
Мы, как братья близнецы, указали направление.
– Так там же мины, командир!– сказал один из бойцов.
– Да уж. И откуда вы на мою голову?–посмотрев в небо и на мгновенье задумавшись, произнёс тихо командир. – Вы вообще в курсе, что мы сейчас находимся в окружении?– произнёс он вкрадчиво и, махнув рукой,приказал:
– Ладно. Уходим. Двое вперёд, потом идиоты, один замыкает.
Похоже, это тот самый квартет из ночного шоу, который переиграл целый оркестр, отчего казалось, концертмейстер просто в недоумении шлёпнулся куда-то в яму, и даже дирижёр, по всей видимости, пребывая в полной неожиданности от столь внезапной самодеятельности, куда-то удалился. Возникший антракт без занавеса ставил постановку под угрозу.
Поднявшийся ветер, скорее всего, избавит нас от дронов. Обнаружить нас будет тяжелее. И только я подумал об этом, сразу же в нашу сторону обрушился какой-то легко-взрывной «недолёт», упав в метрах двадцати от нас. Мы вынуждены были выйти на открытый участок. Другой дороги не было. Вскоре по нам началась стрельба, и мы с Ильёй как-то инстинктивно залегли в ямки.
– Смотри-ка, прилегли!– указывая на нас, удивлённо сказал один из бойцов.
– Командир, впереди, похоже, БМП!–доложил ещё один.
– Ясно. За нами, значит, – сказал командир.– Ну что, братцы, пешком нам не убежать от БМП. Вы поступаете в моё распоряжение. Вопросы есть?– обратился он к нам.
– Думаю, вариантов у нас нет. Верно?– уточнил Илья.
– Так точно! Нет! – улыбнувшись, сказал один из бойцов.
– Дрозд, дай им по автомату, –скомандовал командир.
– Оружие держали когда-нибудь в руках? В армии служили?– спросил нас Дрозд, протягивая знакомый АК-74 М.
– Да держал пару раз, – сказал Илья.
– Где служили?– спросил командир.
– Я не служил, – ответил Илья. – Вообще-то я в пейнтбол играл несколько лет, – вскорости добавил он, словно побоявшись, что ему автомат не достанется.
– Ясно. Ты чего, писатель, мечтаешь? Где служил?– занервничал командир.
– Центральная комендатура в Москве. Автобат. Водителем, – ответил я.
– Ну, зря ты это сказал,– пробормотал один из бойцов.– Ой, как в ОДОНе мы их не любили. Слабились они конкретно по службе, – добавилон тут же.
– Ну что, водитель, надо выезжать, – подав мне автомат, сказал командир.
– Потом, может быть, напишешь про нас что-нибудь.
Одиночными выстрелами нас пытались прощупать. И они, к слову сказать, уже были слишком рядом. От этого в груди всё сжалось, и я не мог сделать глубокий вздох, словно у меня отёк лёгкого. Навязчивая мысль-воспоминание моей детской игры то и дело показывала мне, как я умираю от выстрела в спину. Словно бы я предсказал свою гибель в том далёком детстве.
– Принцип стрельбы из АК знаете?– спросил ещё раз командир.
– Да, – ответил я.
– Ну, тогда идём на прорыв, – неожиданно заявил он.
И это звучало столь уверенно, что на мгновение показалось, как будто это и вправду возможно.
– Значит, есть группа небольшая вон там за сарайкой, – указывая рукой, сказал командир.
– Командир, БМП на подходе. Надо сматываться, – обратился один из бойцов.
– Всё, выходим с двух сторон. Через эти кусты, – последнее, что я слышал от командира.
Я снял автомат с предохранителя. Попробовал прицелиться и понял, что изображение относительно прицельной планки и мушки расплывается так, словно бы я смотрел через мутное стекло.
Дрозд начал отвлекать огнём по сарайке, и мы выбежали с Ильёй, как сумасшедшие. Несмотря на отвлекающий огонь Дрозда, казалось, сотни пуль обратились в нашу сторону. Кого-то из наших ранило, и он упал. Мы же бежали невредимые практически в полный рост, словно убегая от роя пчёл.
Илья, к моему удивлению, оказался проворным бегуном и бежал так, словно сдавал стометровку. Он так несся, что проскочил мимо, и оказался сзади вражеской сарайки, только тогда поняв, что пора остановиться. Он мастерски, как в игре, практически снёс голову очередью одному из боевиков и застыл. Я же, добежав из последних сил, увидел второго и судорожно дёргал курком, выплюнув около половины магазина и практически изрешетив неприятеля. Руки схватила какая-то ломота, к голове прилил жар, и жуткая боль проявилась во лбу.
В глазах токало, и веко дёргало. Я убил человека.
Не меньше ошарашенный Илья стоял, как бронзовая статуя в лучах заката.
Стрельба не закончилась. Но мы не сразу это поняли. Я оглянулся и увидел, что командир ранен, и ещё один с ним ползёт. Сарайка была взята.
– Ну, и свалилась же на мою голову, чудо-юдо, рыба-кит, –проговорил командир.– Мы, опытные вояки – трёхсотые, а эти два идиота без единой царапины взяли сарайку, – добавил он.
– Это всё носки, – сказал я.
– Вообще-то, это правда. У меня нога вообще прошла!– подтвердил Илья.
– У меня тоже!– согласился я.
– Ну, вы даёте. Двое из ларца, –проговорил командир, держась за ранение чуть выше колена.
Перебравшись за сарайку, наша группа зализывала раны.
Я заметил, чтокоробка с носками торчала из рюкзака того раненного штурмовика. Я подскочил к нему и, расстегнув рюкзак, вытащил её, и сразу же отскочил, как собака, вырвавшая у кого-то кость.
– Ты чего, писатель?– от неожиданности возмутился штурмовик.
Я схватился за коробку, чтобы достать носки с умыслом приложить их волшебство к ранам командира и бойцов, но руки не то чтобы дрожали, они тряслись, как будто их било током, и я не мог это остановить. Они не слушались, что ужасно пугало меня, отчего они ещё сильнее дёргались совершенно неестественным образом. Эта тряска передалась всему моему телу, словно бы я болен был какой-то лихорадкой.Я так и не смог открыть коробку. От этого бессилия я задыхался и невольно почувствовал, как по лицу потекли слёзы, коих не ощущал я с самого детства.
– Чего вы хотите? Писатель…Тонкая натура, –проговорил командир, накладывая себе повязку.
– Главное, чтобы с ума не сошёл, – сказал лежащий рядом боец, также со знанием дела перевязывавший себе обе ноги, и при этом ещё выкуривая сигарету.
Илья глядел на меня с ужасом, и его изумлённое лицо ещё больше доводило меня до истерики.
– А где Дрозд и Воробей?– спросил командир.
– Когда мы попали под перекрёстный огонь, я их потерял из виду, –сказал раненный боец.
Нас снова прощупывали одиночные выстрелы откуда-то издалека. В этой суматохе мы совсем забыли про вражеский БМП, который мчался к нам на всех парах до того, как мы решили идти на прорыв, ну, точнее сказать, командир решил.
Было удивительно, что БМП так и не появился, пропав из вида.
– Я, кажется, вижу их. «Вон там слева две фигуры на карачках тащатся», —сказал, прищурившись, Илья. – Похоже, они тоже ранены, –добавил он.
– Я сейчас,–сказал Илья и, взяв в коробке две пары носков, направился к ним.
– Куда? Отставить! Отставить, я сказал! На исходную!– кричал командир, выдавив жилы на шее и огромную вену на лбу.
Но Илья уже ничего не слышал. Он, как сайгак, поскакал к ним.
– Что ты будешь делать? Бежит, как лось, ещё и в полный рост. Твою ж налево, –ругался командир.
Отвлёкшись на разворачивающиеся события, я и не заметил, что руки почти перестали трястись, но внутри в теле что-то ещё продолжало сжиматься и то и дело сотрясаться непроизвольными подрагиваниями. Но я уже мог хоть как-то оценивать обстановку.
Илья, несмотря на выстрелы, проскочил, как бешеный, и уже был на месте.
– Под суд у меня пойдёте, волонтёры недоделанные, – психанул командир.
Я достал носки и передал ему и бойцу.
– Вот, приложите и забинтуйте, – сказал я.
– Не сходи с ума. Как вязаный носок поможет от кровопотери?–спросил раненный боец.– У меня в обеих ногах по дырке. Не видишь что ли?– добавил он.
– Да плевать, – я наложил носок на его пропитанный кровью бинт. – Теперь замотать и всё!
– Пора тебе домой, писатель. Ты уже навоевался, –ответил тот.
А командир при всей своей суровости, как ни странно, взял носок и намотал молчком себе на рану. Японял, что для него на войне все средства хороши. На его шлеме виднелись маленькие руны, на шее болтался какой-то кулон, а в аптечке вообще лежала икона.
Закончив со своей раной, он принялся наматывать носки на раненного бойца.
– Командир, ты-то чего? Ладно, этот мечтатель, но ты-то куда?–запротивился солдат.
– Я тебе дам сейчас! А ну, отставить пререкания со старшим по званию! Сказали носки, значит, носки, – отрезал командир.
– А если бы меня в голову ранили, что, и на голову бы примотали вязаный носок?–недоумевал боец.
– Примотал бы, – сурово подтвердил командир.
Был он лет, казалось, чуть меньше пятидесяти, не самого высокого роста, но очень коренастый и широкоплечий, такчто казалось, будто бы у него не было шеи совсем. Голова, и сразу туловище. Довольно большая лысая голова, мудрые карие глаза, широкие растопыренные ноздри…А густая с небольшой проседью борода делала его похожим и на священника, и на байкера одновременно.
– Надо уходить!– сказал он, надев свой исписанный рунами шлем, и, приложив кулак к переносице, ещё что-то прошептал. – Где там наш Лось?–спросил он, поглядев на меня. – Всё нормально, писатель. Так уж бывает. Здесь либо ты, либо тебя, –попытался он меня оправдать. – Я сразу понял, что ты неполностью здесь. Взгляд у тебя какой-то околоземный. Вроде, всё чувствуешь, понимаешь, но душа твоя где-то далеко отсюда. На войне таким не место. Здесь нужно твёрдо стоять на земле, а не по небу плавать, –спокойно проговорил он, словно не замечая, как в метре от него вонзилась пуля. – Хотя этого ты добре изрешетил, – указывая на убитого мной, произнес он.
Молодой парень лет на десять меня младше замер в неестественной для живого человека позе с открытыми остекленевшими глазами, смотрящими на меня.
Его глаза, как ослепившая лампочка, продолжали смотреть на меня, даже когда я закрыл глаза. Они отпечатались в моём сознании и сохранились.
– Похоже, командир, он с ума сходит всё-таки потихоньку, – сказал раненный штурмовик, указывая на меня.
А я поймал себя на том, что мотаю головой из стороны в сторону, словно отрицая всё, что сделал. Пока я боролся сам с собой, прогремел взрыв, причём недалеко от того места, куда ускакал Лось. Там, где оставались Дрозд и Воробей.
А после взрыва показалась и наша троица. Ноги их были целы, и поэтому они довольно неплохо передвигались в клубах, по всей видимости, загоревшегося БМП. Один был ранен в правое плечо, другой в левую руку, а Лось хоть бы хны.
Ну, вот наша команда и воссоединилась.
– Командир, БМП больше нет. Но нужно срочно уходить. Мы видели несколько пикапов с той стороны, – сказал Дрозд, указывая рукой.
– Мы окружены теперь полностью, – подвел итог командир. – Здесь нам не продержаться, имея по полмагазина, –добавил он.
– Уходим через мины!–уверено сказал я.
Что-то во мне говорило, что именно там, где мы с Ильёй прошли ночью, мы сможем пройти и сейчас.
– Всё! Точно с катушек съехал, –выплюнув куда-то по ветру медузу, отделившуюся от кома в горле, который образовался там сначала войны, сказал штурмовик.
– Мы прошли там ночью абы как, на ощупь. У нас нет другого выхода, –ответил я их выпученным глазам.
– Да давайте уже быстрей. Писатель прав. Мы прошли там ночью. А днём тем более, –поддержал меня Илья.
– Ты видал этих сибиряков? Два дня на фронте, а уже командуют, –улыбнулся Дрозд.
– Я пойду первым, если боитесь. Идите след в след просто, и всё. Всё дело в носках. Вы что, ещё не поняли?– сказал я.
– Это ты нам-то про страх рассказывать будешь?–возмутился Воробей.
– Короче. Решено. Слушай мой приказ. Идём на мины, – сказал твёрдо командир и хлопнул своей огромной дланью по моему плечу.
– Я не знаю, как у вас, парни, но мне кажется, в этих носках и правда, что-то есть. Две дырки, а я шевелю ногами. И думаю, что встану сейчас, – сказал штурмовик и попытался встать. Он приподнялся на колено и застонал.
– Слыхал я про разные чудеса на этой войне. Кого сама Богородица закрыла от взрыва, кому являлся в трудную минуту Архангел Михаил, кому всесилен был Аллах, кого лесные духи невидимыми делали в лесу, кого и вовсе ветер предупреждал о скорой атаке, но чтоб носки заживляли раны, не слыхивал ещё ни разу. Но, как ни странно, похоже, это чудо в единственном своём проявлении обрушилось именно на нас. Так пойдёмте же на мины, – подержав кулак у переносицы, произнёс командир и приподнялся на колено.– Готовы?–спросил он, оглядевгруппу.
– Наденьте ещё носки, как положено, в берцы. По минам пойдём, –порекомендовал я всей группе.
– Да я там и без этих волшебных прошёл ночью. Я их позже надел, когда на гвоздь напоролся, –воскликнул Илья.
– Да, ребят, давайте-ка накинем по носку. Сколько там осталось? – обратился ко мне командир.
– Было, вроде, десять пар, – ответил я.
Ребята молча расшнуровались и заменили носки.
Пока мы думали да гадали, по наши души прилетел дрон-камикадзе.
Его заметил первым Дрозд.
– Уходим!– крикнул он, махнув рукой и подскочив с места.
– Разойдись!–заорал командир.
И мы, кто как мог,кинулись в разные стороны.
А дрон пошёл в крутое пике. Оператор направил его почему-то именно в меня. Я понял это за мгновенье, когда на бегу оглянулся. Но в тот же самый момент споткнулся и упал в какую-то яму. А дрон взорвался буквально в двух метрах впереди меня. Я оглох, и земля перестала быть твердью. Законы всемирного тяготения надо мной теперь были не властны. Я попал в невесомость и вращался, казалось, как глобус, в воздухе. Не мог встать и зацепиться за землю, даже когда подбежал Илья и ещё кто-то. Меня приподняли, но удержаться на поверхности не получалось. Меня несло то влево, то вправо, то назад, то вперёд. Упав на ладони, я понял, что на четырёх конечностях мне удаётся устоять. Я ничего не слышал и, не оглядываясь на группу, как-то по-собачьи двинулся на минное поле, потеряв свой автомат.
Группа была где-то рядом. Казалось, они идут также по-собачьи, как я. Как-то быстро потеплело, и без того грязный снегна глазах превращался в липкое месиво. Ястал скользить практически на одном месте, опасаясь лишь одного, что кто-нибудь выстрелит мне в спину. Наконец, остановившись и откинувшись на бок, я оглянулся и увидел, как группа вместе с Ильёй пытается отстреливаться одиночными выстрелами, прикрывая мои потуги.
Но вскоре патроны закончились, и ребята двинулись ко мне.
Илья помог мне встать. Похоже, пока я карабкался, ощущение поверхности ко мне вернулось, и я хоть и шатался, как пьяный, но уже смог идти дальше. Потихоньку кандыляла за мной и группа. Местность была немного на подъём, с частыми маленькими островками деревьев средь виднеющейся впереди открытой равнины.
– Где-то здесь начинаются мины, –крикнул кто-то сзади, и я понял, что слух постепенно возвращается ко мне.
Группа догнала меня, несмотря на ранения ног.
– А где твой автомат, писатель?–спросил Дрозд.
– Да он не то, что автомат потерял. «Он себя потерял там», —сказал командир, прихрамывая и обгоняя Дрозда и Воробья, которые тащили штурмовика с перебитыми ногами.
– Ну что, писатель, как дальше пойдём? Как тебе подсказывает твоё воображение?–подойдя ко мне очень близко и вглядываясь в мои глаза, спросил командир.– Глаза твои всё те же. Ты до сих пор не здесь. Так посмотри же оттуда, куда нам идти дальше, –тихо произнес он.
– Носки не дадут нам подорваться, – ответил я.
– Да мы все видели, как на тебя пикировал дрон, – проговорил командир.
– Идёмте, – сказал я и пошёл по минному полю.– Честно говоря, вообще сомневаюсь, что здесь есть мины, – продолжил я, прибавляя шаг.
– Да нет здесь ничего, – сказал Илья и пошёл правее моих следов.
Пока группа не ступила на минную дорогу и колебалась, из-за поворота показался пикап.
– Всё уходим!– сказал командир.
И группа двинулась по открытому заминированному участку. Мы были, как на сцене. Казалось, что ещё немного, и нас просто изрешетят. Мы с Ильёй заменили ребят и, придерживая с двух сторон раненного в обе ноги штурмовика, торопились, насколько это было возможно. Я оглянулся и увидел, как на подъезде к заминированному участку стояло уже три пикапа, из которых высыпали боевики. Нас разделяло не больше двадцати метров. И было слышно, как они кричали:
– Здесь мины! Они сейчас взорвутся сами!
Они держали нас в прицел, и ждали, когда мы подорвёмся.
Но мы продолжали идти дальше. Кто-то крикнул:
– И где же мины? Они спокойно уходят.
– Я возьму их живьём. У них патронов не осталось, –послышалось за спиной.
Я оглянулся и увидел, как с автоматом к нам побежал один из них, а другие просто держали нас в прицеле.
Мы стали торопиться. Но вскоре прозвучал взрыв, и догонявший нас подорвался на мине.
Остальные стали стрелять по нам. Но к тому времени равнина уже перешла в какую-то низменность. И мы, упав в раскисшее поле, были уже недосягаемы для пуль.
На этом небольшом уклоне ихне быловидно.
– Если мы их не видим, значит, и они не видят нас, –подумал я вслух.
– Почему они не расстреляли нас сразу?– спросил Илья.
– Да хотели изловить, да поиздеваться. Много ребят калеками вернулись из плена. Но больше тех, кто не вернулся,–ответил командир.– У кого «БК» остался?– спросил он.
– Я пустой, – ответил Дрозд.
– Я тоже, – кивнул Воробей.
– Ну, писатель – понятно. У тебя и автомата нет, –проговорил командир.
– У меня давно пусто, –сказал Илья, подложив ладони под голову и приняв позу спящего на боку человека.
– А у тебя, Костя, как?–командир взглянул в сторону штурмовика.
– Да, хорошо, что не в кости. А патронов тоже нет, –ответил тот.
– Ладно. Повоевали немного, пора и передохнуть. Скоро беспилотник за нами отправят. Вот и передохнём на ходу,–сказал командир. – Придётся пропахать немного это поле брюхом, –добавил он.
Но к счастью, среди таявшей на глазах зимы пошёл дождь. Сначала небольшой, а потом и прибавил. Он хоть и замедлил наше движение по грязи, но удивительным образом спас нам жизни. Видимость снизилась, беспилотник в такую погоду никто не отправил, и мы прошли довольно много, несмотря на голод, ранения членов группы и полностью мокрую одежду.
С наступлением сумеречного времени дождь прекратился, а мы продолжали идти.
Оглядываясь на ребят, я вдруг заметил, что штурмовика Костю никто не держит,и идётон сам по себе, ещё и курит. Остальные тоже идут, почти не хромая. И никто ничего не говорит уже, казалось, больше двух часов. А Илья и вовсе словно спал на ходу. Я и сам какой-то участок путисловно проспал на марше. А сейчас будто проснулся и иду, оглядываюсь и удивляюсь, как это они так идут, не хромая и не останавливаясь. Я не знаю, куда мы шли и как. Мы просто шли за командиром. А он ничего не говорил. Просто шёл вперёд, и всё.
Мокрые насквозь, нацепив на подошвы ботинок огромные куски грязи, мы медленно продолжали свой путь. И когда вдруг совсем стемнело, мы наткнулись на чей-то окоп. Мы просто спустились в него молча, без каких-либо раздумий, за командиром. Он снял рюкзак и, завалившись спиной на стенку окопа, достал сухпаёк и стал его разворачивать. Такое ощущение было, что всем было просто без разницы, чей это окоп. Ребята тоже распаковывали остатки сухпайков. А мы с Ильёй, вторые сутки ничего неевшие, смотрели, как собаки, что бросят нам эти люди.
Съев пару ложек из консервы, командир передал банку мне.
– На, писатель, а то кто про всё это чудо ещё сможет написать,– сказал он мне.
Я, городской житель, как и все городские, страдающий гастритом и панкреатитом, моющий по несколько раз руки и ложку перед едой, привыкший к молоку без лактозы, к мясу без жира, к варёной или в духовке, или вовсе на пару приготовленной еде, взял переданную мне какую-то заляпанную ложку и зачерпнул, что было в банке. И жадно жевал попавшийся и ещё не оттаявший жир вместе с лавровым листом. Следом вторую полную ложку, и прикусив несколько раз язык, передал банку Илье. Илья стучал по банке ложкой, словно она была глубже, чем на самом деле, выскребывая всё подчистую.
Ребята чуть поодаль лежавшие, как и мы, в грязи, скребли в своих банках, и только так можно было понять, что они тоже с нами в окопе.
Темнота протянула мне громадную дланькомандира, в которой были кубики сахара.
– Вот, молодёжь. Для мозгов надо. Привести разум в чувство, – сказал командир.
Я передал часть Илье, и стал грызть их.
– Запьёте, и сразу всё пройдёт, – сказал командир, передавая свою фляжку.
Я сгрыз сразу три кубика и запил. Нёбо было ранено ещё теми галетами, что нашёл в домике Илья, а теперь добавился ещё и искусанный с голодухи язык. Всё щипало и болело. Но я догрыз ещё пару кубиков и, запив, улёгся в ямку в самой стенке окопа. И через несколько минут ощутил жар, приливший ко лбу, а в глазах так сильно затокало, что невольно они стали слезиться и туманиться, словно бы от хмеля. А ещё через несколько минут я словно куда-то упал, и тело, чувствуя паденье, невольно дёрнулось, и я заехал ботинком куда-то Илье поддых, пока он грыз сахар. Но я не успел запечатлеть его реакцию. Я просто отключился.
Тело было настолько вымотанным, что душа не могла пребывать в этом мире и была, по всей видимости, в другом, пока оно не отдохнёт. А оно было настолько уставшим, что его не будил ни жуткий холод, ни эта сырость и хлябь. По всей видимости, ночью пошёл снова дождь, и скорее всего, он шёл всю ночь напролёт. Он не давал нас обнаружить.
Мне снилось море. Как когда-то, уже теперь давным-давно, я поплыл впервые в открытое море. Это было где-то у Севастополя. Волны были для меня непривычны, как для человека, живущего на реке. Выплыть в море было не трудно, а вот вернуться оказалось сложней. Волна вновь и вновь забирала меня в море всякий раз, когда я пытался выплыть к берегу. А потом я ударил ногу о какой-то подводный камень и вовсе растерялся. И пока искал берег, волна накрыла меня сзади, и морские воды проникли в меня. И захлебнувшись, я очнулся. Оказалось, я проснулся от того, что дождевая вода залилась мне прямо в нос. Я лежал практически полностью в воде. Проснувшись, я почувствовал, что ужасно замёрз, и меня трясло так, что зубы стучали. Ребята, по самые шлемы в грязи, кашляли друг друга перекашливая. Их раны были в воде. Вскоре захлебнулся и Илья. И подавившись окопной грязью, проснулся и с каким-то детским возмущением глядел на меня, будто он хочет ещё поспать, а его разбудили в школу к восьми.
Ребята находились в каком-то полусидячем положении, и вода ещё не дошла до их ртов. Они постоянно кашляли, создавая круги по окопной воде.
– А где командир?– спросил охрипшим голосом Илья, указывая на место, где тот прилёг вчера.
– Не знаю. Я только что очнулся, –ответил я.
И Илья, перебравшись поближе к тому месту, стал шарить руками под водой, пытаясь нащупать командира.
– Ты чего там ищешь?–спросил тоже уже с хрипотцой и дрожью в голосе возникший над нами командир.
– Вас!– ответил он и даже улыбнулся.
Я поймал себя на мысли, что Илья за эти трое суток постарел, как, наверное, все мы.
– Не дождётесь, – буркнул командир.– Я вышел на разведку и понял, что мы пришли к разбору лаптей. Кругом двухсотые. Мы в потёмках вчера ничего не заметили, –добавилон, держась за поясницу.– Надо вытаскивать ребят, а то утонут, – сказал он уже более собранным голосом.
И мы с Ильёй начали вытаскивать Костю, который очнулся в полной неожиданности, и совсем ослабевшим, едва говорящим что-то невнятное.
Пока мы подняли наверх Костю, поднялись и остальные.
Перед нами предстала картина множества погибших солдат, в самых разных позах застывших в этой склизкой, липкой грязи. Сверху было понятно, что совсем недалеко от нас спали солдаты, но уже другим сном. Здесь были в большинстве своём чужие, но и наши повязки тоже виднелись сквозь грязь.
– Ну, что, товарищи водяные. Ихтиандры вы эдакие, не надоело вам на дне лежать? – спросил нас командир, этот обессиленный громила.
Он что-то еще хотел добавить, и даже еле живой Костя улыбнулся, лёжа на земле, но тут мы все, как один, услышали кашель где-то справа по окопу.
– Значит, ещё кто-то есть!– всколыхнулся командир.
– Да, похоже, и не один, – заметил Илья.
– Так, я сам проверю, –сказал командир и потихоньку пошёл на доносящийся кашель.
Как оказалось, это было не так далеко. Буквально в метрах пятнадцати он остановился. Потом подошёл вплотную к окопу и что-то сказал вниз.
Дрозд вытащил нож и потихоньку двинулся в ту же сторону.
Потом командир махнул нам призывно рукой, и мы двинулись к нему, таща за собой юзом и Костю.Костя был весьма нелёгок. Килограмм девяносто точно, а может, и больше.
От ослабленности тел мы с трудом волокли его по земле, отчего к нему липло много грязи, и он становился ещё тяжелее.
Добравшись до командира, мы увидели внизу таких же, как мы, измотанных людей, сидящих по самое горло в грязи.
Они смотрели на нас снизу вверх какими-то синими лицами с потрескавшимися губами.
– Ну, что братцы. Пора и выбираться, – сказал снисходительно командир.
– А, ну давай, –протянул он свои ручищи одному из них.
Тот принял руки помощи и стал выбираться из уже довольно загустевшей грязи. На рукавах виднелись синие остатки скотча. Это были не наши. Но только этот клочок синего скотча и мог дать нам понять, кто они. Ибо внешне отличить от своего было невозможно. Да, может быть, у них была другая форма, но в такой грязи она у всех становилась одинаковой.
Постепенно мы вытащили и других. Всего оказалось пять человек.
Поднявшись наверх, они смотрели на нас с Ильёй с особенным любопытством. Мы хоть и были такими же грязными и мокрыми, но всё-таки гражданская одежда легко обнаруживала, что мы люди не военные.
Я в брюках и полуботинках, а под свитером и вовсе можно было заметить воротник белой рубашки. Илья тоже выглядел больше, как турист, чем военный.
– Слушайте-ка, ребятки, нам надо бы всем согреться. Где блиндаж?– спросил командир.
В ответ все пятеросмотрели, как немые.
– Ну, вы чего? Отвоевались уже и вы, и мы. Что, так и будем стоять-трястись? –спросил он их снова.
И один из них вдруг сказал:
– Да, кто вас знает, кто вы такие. Мы чудом просто выжили и боялись выползти наверх. Слышали кто-то кашляет, так думали, свои. А вы…
– Да, мы с другой стороны, но это не мешает вам меня понимать, – ответил командир.
– Уцелевшие утекли, а нас бросили. Мы все трёхсотые. Ноги, – сказал он, показывая на свою грязную намотку на голени.
– Что, писатель, как ты думаешь, подействуют твои носки на них?– улыбнувшись, обратился ко мне командир.
Не наши ребята ничего не поняли и смотрели на нас растерянными глазами побеждённых.
– А моя-то рана как будто полегче, – сказал мне командир. – Ты был прав насчёт носков. Дивен Бог. Что за чудо-рукодельница такая, – произнёс он снова, приложив свой кулачище к переносице.
Растерянные не наши смотрели на нас, как на обезумевших, ибо не понимали, о чём мы.
Дрозд и Воробей тоже признались, что боль стала переноситься значительно легче, вот только лежание в грязи, по их мнению, вряд ли могло способствовать заживлению.
– Что Костя-то у нас так поплохел?– подумал вслух командир.– Вчера даже шёл на простреленных, –добавил он, недоумевая.
– Так у него повязка сползла с носком. Ёлы-лапы, – сказал Илья. – Некому посмотреть да поправить. Все в делах, –поправляя повязку и отжав вязанный волшебный носок от грязи, он снова подложил его на рану.
Не наши переглядывались и, казалось, до сих пор ничего не понимали.
Дрозд и Воробей нашли по магазину для своих АК. Присоединив магазины с патронами, они как-то даже взбодрились и повеселели, и даже казалось, кашлять перестали.
– Так, короче, где блиндаж?– спросил командир.
Крайний повернулся налево и пошёл, оглядываясь на своих.
– Ну, что стоим? Пойдёмте, поглядим, что осталось, – вытаращившись на остальных не наших, сказал командир.
И они пошли, а мы вслед за ними.
Их блиндаж оказался в лесочке и чуть выше относительно окопов, поэтому грязи такой здесь не было. Только был он взорван, и до сих пор что-то дымилось в нём. Вокруг всё так же были раскиданы тела, и я уже странным делом не шугался от них и не воротил головы. Застывшие лица людей встречали нас в этом гиблом лесу, словно души их ещё не отключились от тел и не перешли в другое измерение. А те стеклянные глаза убитого мною только сейчас стали тихонько растворяться, ибо было несчётное множество убитых вокруг. Всё это время я смотрел сквозь тот застывший взгляд. Видно, душа его всё же отключилась от тела, и он проснулся в другом месте, не помня обо мне. По крайней мере, я на это надеялся.
На Земле было всё, чтобы жить и процветать, но всё то драгоценное время земной жизни люди тратили на войны.
