Читать книгу: «Псы Америки. Божья кара», страница 3

– Взяла напрокат – погадать. Инструкции все записала. Пшеницы купила. Пусть посидит в коробке – вечером спросим, как нам надо поступать.

Гость пернатый глухо прокукарекал взаперти. От его сдавленного «ку-ка-ре-ку» стало жутковато и сладостно. Чудится другая, птичья жизнь, так непохожая на человеческую.

Вечер настал. Все собрались у камина.

Оля с опаской, осторожно берет петуха за бока, достает из коробки и ставит на пол. Будто век занималась волхованием, истово, увлеченно, уверенно, но со страхом, с суеверным дрожанием рук сыплет перед петей пшеницу.

Тетя Нина на забаву смотрит с улыбкой и пониманием. В глазах её два тонких лучика – то ли печальных, то ли смеющихся. Она не мешает им тешиться.

Петух, будто в нем срабатывает невидимая пружина, дергает головой и начинает клевать зерно.

– Все, петя, ты больше нам не нужен! – Оля подхватывает его и прячет в коробку.

– Теперь смотрим!

Оля становится на колени и смотрит на зерна, рассыпанные по полу. Лицо её верящее, вещее. В нем страх и восторг. В одной лишь ей понятный узор устремлен её взор.

– Слушайте, что скажу про нашу затею, – она всматривается в рисунок пшеничных зерен. – У нас все получится – верующих расшевелим, богоборцев поборем, источники финансирования найдем.

– Где это видно? – спрашивает Ира.

Саня молчит, ибо знает – Оля «берет на понт».

Нина Николаевна сметает зерно и ссыпает её в коробку петуху:

– Если увидишь – доклюёшь.

Шепнула племяннице на ухо:

– Что увидела на полу?

– Облик Христа.

– Вот и я в разложенных картах. Все получится у вас.

У Ольги, тем временем, другая затея.

– Тетя Нина, где твой сундук? Давайте посмотрим документы Туркеева.

Нина Николаевна манит Саню в чулан за собой, и тот выволакивает на простор студии солидный сундук – старинных мастеров творение. В таких хранят память веков.

От вращения ключа, замок музыкально позванивает.

Откинута крышка, потом кусок пледа – свету являются пачки евро.

– Чего ты хотела посмотреть?

– То, что на дне.

Обе женщины,, молодая и старая, склоняются к сундуку. В четыре руки выкладывают на пол запечатанные в пачки купюры. Мелкая бросается на помощь. Саня и Ира с интересом наблюдают.

Наконец, добрались до документов в папках, устилающих дно.

– А вот это что ?А вот это что?

Ира садится на пол помогать разбираться. Почти все документы на английском – ей доступном языке.

Нина Николаевна:

– Я так понимаю, папки вы забираете, а деньги обратно в сундук – до худших времен?

Начинает укладывать евро обратно в сундук.

Все уложила, а молодежь продолжает вскрывать и рассматривать папки.

– Оля, сундук на место? – кивает Сане тетя Нина.

Тот волочет по полу темницу для денег, уже закрытую на музыкальный замок.

Следом Нина Николаевна и выходит из кладовки с бутылкой черносмородиновой наливки.

Заглянула к Оле через плечо:

– Непонятный язык?

– Без бутылки никак.

– А я о чем!

Приносит из шкафчика рюмки. Ловко зубами выдергивает длинную деревянную пробку. Разливает густую, черно-красную жидкость.

– Ну что же вы носы-то повесили? Карты, петух – все вам пророчит успех. За него и выпьем.

Все пьют, смакуя.

– А ну-ка, малая, пригуби, – предлагает бутылку Кристине.

– Теть Нин, – укоризненна Ольга.

Нина Николаевна пальцем грозит племяннице – тихо, мол.

Мелкая коснулась губами наливки, теперь их облизывает – сладкие, терпкие, клеющие…

– Ну как? – спрашивает её бабушка.

– Газировка вкуснее! – мотает Кристя головой.

– Ну, каждому свое.

– Ты где взяла эту наливку?

– Церковное вино. Батюшкою освящено.

Мгновенный хмель коснулся их разом, разрумянил щёки. Глаза у всех заблестели. Лишь мелкая все облизывается.

Нина Николаевна:

– Девочки, давайте что-нибудь споём.

Те смакуют церковное вино и не торопятся отрываться от рюмок.

Нине Николаевне хочется петь. Глаза её расширяются, будто видят иную даль, далекое былое застолье, родню, гостей.… Выпрямляет стан, становится легче и стройнее, запевает высоким голосом:

Напилася я пьяна, не дойду я до дома

Довела меня тропка дальняя

До вишневого сада.

В песне звучит любовь и грусть, обожание всех сидящих рядом с ней на полу.

Там кукушка кукует, мое сердце волнует.

Ты скажи-ка мне, расскажи-ка мне,

Где мой милый ночует.

Теперь поют все трое. Сидят на полу в позе Аленушек – подобрав ноги, головы на колени – и поют.

Если он при дороге, помоги ему Боже.

Если с любушкой на постелюшке,

Накажи его Боже.

Саня тоже сидел на полу, но в другой позе – вытянув ноги и опершись на руки за спиной. Слушал, заслушавшись…

Чем же я не такая, чем чужая другая?

Я хорошая, я пригожая.

Только доля другая.

Мелкая метила папе на плечи, но заслушавшись незнакомой песней, замерла на полпути к исполнению желания.

Если б раньше я знала, что так замужем плохо,

Расплела бы я руссу косоньку

Да сидела бы дома.

Потом загрустили. Тон задавала Ира.

– Ах, Украина, Украина.… Помню, как мы там жили с Сашей. Очень тяжелые дни были – вся неделя бомбежки, обстрелы. Жизнь, казалось, катится под какой-то уклон. Помнишь? – она обратилась к Готовцеву.

– Да, – кивнул тот.

– Я почему-то думала, что обязательно скоро погибну. Мы все там, в Донецке, погибнем. Подкатят американцы хохлам какое-нибудь сверхмощное оружие, а те и глазом не моргнут,… Такое было предчувствие.

Нина Николаевна:

– Это бывает Ира. Это усталость, нервы…

– В городах всегда голуби живут, круглый год – зимой и летом. Однажды встаю, смотрю в окно – нет в городе голубей. Разом все улетели куда-то. Я подумала – это к несчастью. Они почувствовали, что над городом нависла беда, и все улетели разом, чтобы не погибнуть в огне.

– Я не заметил, – удивился Саня, попробовал пошутить. – А может, где-нибудь КАМАЗ с зерном перевернулся или элеватор разбомбили – они все туда. Улетели питаться – обычное дело, а ты бог знает, что выдумала.

– Если бы я была свободна, я бы тоже из Донецка улетела, чтобы забыть весь этот ужас артобстрелов. Я ведь женщина, а не солдат. Но газета требовала материал…

– Ты красавица, Ира, – сказала Оля, коснувшись её руки.

– Я мечтала стать лингвистом. Все говорили в универе – у меня дар к языкам. Черт дернул в журналистику податься. Сидела бы сейчас в редакции, переводила чужие статьи…

– Хочешь вернуться в Лондон? – Ольга с тревогой.

– Сейчас нет. Это я передаю донецкие воспоминания и мечты о той жизни, когда можно просыпаться без страха. Чтоб люди перед сном не прятали под подушку оружие. Чтоб садясь за рабочий стол и открывая ящик, не бояться, что грянет взрыв. Не осматривать каждый раз салон машины и багажник в поисках мины. В Киеве были свои страхи. Если встречался на улице мужчина, пристально смотрящий на меня, это совсем не значит, что я ему понравилась. Может оказаться, что он выслеживает себе жертву. Одной сотруднице нашей в киевском представительстве прислали бандероль по почте. Стала открывать – взрывом ей оторвало обе кисти. Ни в Киеве, ни в Донецке не было ни минуты покоя. Я постоянно чувствовала себя под прицелом. Сколько крови! Сколько убитых!

Ирина готова была заплакать. Она задохнулась, закрыло лицо руками. Не стоит в таком состоянии браться за статью.

– Ирочка дорогая! – Оля обняла её за плечи, – ты устала, измучилась.

– Я больше не смогу спокойно жить. Я навсегда с войной повенчана. Всем, чем смогу, буду участвовать в борьбе со злом.

Нина Николаевна:

– Столько слез! Хватит на сегодняшний день. Вон у ребенка уж глазки на мокром месте. Давайте кончайте потоки лить. Давайте назло всем врагам и напастям устроим вечеринку. В сауну сходим – есть ещё время воду в бассейне нагреть.

Оля:

– В сауну мне нельзя. Давайте у камина посидим – все под рукой, не надо ничего таскать по морозу в Административный корпус. Посидим, выпьем, попоем – души успокоим. Все у нас будет хорошо – карты и петя подсказывают: с нами Бог!

Нина Николаевна:

– Так что, собираем на стол? Прочь грусть и печаль – даешь веселье!

– Даешь! Даешь! – скачет мелкая с Алисой.

Вскоре уже Ирина смеялась, не поддельно обрадованная.

Нина Николаевна ставила на стол тарелки с салатом, ломтиками вареного мяса. Саня пиво в бутылках. Ольга принесла из кабинета заначку. Разлила по бокалам, поднесла Ире:

– Не хочешь в Лондон или на родину?

– Теперь Россия моя родина. Здесь я своя. А современная европейская культура, я считаю, подорвана рефлексией, самоистязанием. Она сюрреалистична, больна. Её энергия есть история оскудевшей души, забывшей о вере. Российская же культура, в этом можно убедиться на любом сельском празднике, позитивна, проста, осуществляется с одинаковой целостностью на индивидуальном и коллективном уровне. В ней энергия самой природы. Её эмоции – тот ресурс, которым народ России щедро делится со всем миром наряду с нефтью и газом…

Молодые женщины, чокнувшись, дружно выпили.

А когда Оля подобрала на музыкальном центре негромкую лирическую музыку. Ирина сама положила Сане на плечи руки. Он обнял её осторожно и бережно за гибкую спину. Вовлек в медленное кружение.

Когда танец закончился, кавалер поцеловал даме руку.

Вечер прошел замечательно – ели, пили, пели, танцевали.… Разошлись по спальням все довольными. А за окном шел снегопад.

Снег оказался липким. Изменив обычным прогулкам по утрам, побросавшись снежками, лепили снежную бабу, повизгивая, похохатывая от восторга, от холода, от белизны.

Нина Николаевна, не смотря на свою хрупкость, накатала самый большой шар. Оглядывается на молодежь быстрым счастливым взглядом. Лицо её под пуховым платком алое от мороза. Сняв перчатки, дует на замерзшие пальцы. Кричит и машет рукой:

– Катите сюда! Мой будет основанием.

Средний шар скатала Ирина, зацепив вместе с белым снегом желтых листьев.

Мелкая слепила совсем маленький комочек, охлопывает его ладошкой в варежке, кричит, оправдываясь:

– У меня будет снегурочка!

– Пусть будет голова, – убеждает Ирина. – Нам головы для снежной бабы не хватает.

Кристина согласилась и так сказала, что Оля расхохоталась. И Саня вспомнил вдруг, как мелкая стала звать его папой.

Тогда Оля прикрикнула на дочь за какой-то проступок – проказу или дерзость – резко, гневно послала её прочь. И девочка от жестокого слова мамы, передернулась, вся уменьшилась и потускнела, как потухла. Повернулась и пошла, утирая слезы.

Саша испытывал желание кинуться к несчастной девочке, обнять, прижать к груди, взяв на руки. Но, не решаясь вмешиваться в отношения родных людей, следом шел.

Потом они вдвоем сидели в полумраке на поваленной бурей березе, где их нашла Нина Николаевна с фонариком. Вернулись в дом…

Ни сразу мама с дочкой помирились… Характер. А вот Саня папой стал.

Подарок с Околицы

Не осуждай. Почувствуй в человеке светящуюся точку.

Снежную бабу нарядили в старые вещи Нины Николаевны.

– Вот и пригодились, – она ворчала на племянницу. – А ты всё: выкинь да выкинь.

На нижний шар накинули передник, на второй (плечи) ношенную кофточку, на голову старый платок, под бок поставили деревянный посошок. Носом морковка стала, а вместо глаз черные пуговицы. Нацепили на морковку завалявшиеся солнцезащитные очки.

Потом встали в хоровод. Спели песенку про ёлочку. Хорошо!

После публикации Ириной статьи в инете пошли беседы у камина об общественном устройстве, о государстве, нигилизме и крушении веры. О мучительной, заложенной в алгоритм людей идее добра и справедливости – мол, от Бога это или природой заложено. Рассуждали, жарко спорили и решили…

Вернее, Ира выдала:

– Надо ехать, брать интервью и внушать наши идеи тет-а-тет людям с достатком и властью. Одни статьи не решат вопроса.

Буквально на следующий день её удача посетила. Представившись Оливией Харрис, свободной журналисткой прессы, она попросила интервью у главы Чеченской Республики, и получила приглашение в Грозный.

– Ты полетишь на самолете? – спросила Нина Николаевна.

– Если Сашу со мной отпустите оператором кинокамеры, поедем на машине.

– Пусть вместе едут. Действительно, кому-то же надо снимать историческую встречу.

Оля лишь плечами пожала – пусть едут.

Что Ира хочет сказать миру своим будущим интервью с Героем России? Наверное, ту простую истину, что начавшаяся в Украине СВО не случайна и не кончится сама собой. Это не просто упреждающий удар по готовящийся к вторжению в Россию Украине. Это хорошо спланированный шаг по низвержению мирового гегемона, в котором вся Европа станет разменной картой США. Причем, ЕС не грозит ничего, кроме деоккупации. Впрочем, как поведет себя.

И ещё глава Чечни с её подсказки должен сказать на камеру, что роспуск НАТО лишь часть жестокой борьбы за освобождение мира. В нем не должно быть гегемона, грозящего всей планете катастрофой. Пора приводить к порядку…

Они приехали под вечер и были приняты одним из заместителей главы Администрации руководителя республики. Согласовали время интервью. Потом гостей передали молодому офицеру, который проводил их до гостиницы.

– Я слышал, вы хотите взять у Главы интервью, – деликатно развлекал он их по дороге. Кивнул на камеру в чехле на плече у Сани. – Будете снимать? Я бы с удовольствием посмотрел репортаж.

– С вас завтра и начну, – пообещал Готовцев.

И проводник в ответ:

– Вы будете гостями министерства обороны. Отдыхайте. Завтра утром я подъеду и отвезу вас на прием Главы республики.

Он, козырнув, исчез, оставив журналистов в роскошной гостинице.

В номерах двуспальные кровати под балдахинами. Сусальные золотые орлы на стенах. Под потолком люстра – нечто подвижное, крутящееся, хрустальное.

После заселения по просьбе Иры проехались по городу, по нарядным кварталам с обилием ещё зеленых деревьев и живых клумб. Посетили цветочный парк Чудес – все сняли, что увидели: и фонтан с башнями в национальном стиле, и скульптуры животных…

Спустились в ресторан поужинать.

Пили холодное и пенное пиво из бокалов, поддевая мельхиоровыми ложечками запеченных креветок.

Зрелище роскошного полупустого зала создавало ощущение курорта.

– Хоть снимай! – посетовал Саня. – Жаль камеру не взял.

Поужинав, прошли в бар – полутемный, с мягкой обивкой стен, с цветными, похожими на лампады, плафонами. Здесь можно было танцевать. И они не преминули воспользоваться случаем.

Утром их сопроводили в приемную Главы Чеченской Республики. Он был занят. Попросили подождать. Офицер сопровождавший, извинившись, развлекал корреспондентов разговорами.

В приемной несколько военных. Один из них, что стоял совсем близко, смотрел на Готовцева, словно искал его взгляда. И Саня, убедившись в этом, встретился с ним глазами. Тот мгновенно улыбнулся, кивнул. Готовцев растерянно растянул губы в ответ, стараясь вспомнить, где он видел вояку этого. Где-то он его действительно видел. Какое-то тревожное полузабытое впечатление было связано с этим молодым кавказским лицом.

– Ты знаешь чеченский язык? – обратился он неуверенно к Ирине. – Скажи вон тому парню, что его лицо мне знакомо.

– Я не знаю чеченского языка..

Ирина обратилась к сопровождающему офицеру. Тот к заинтересовавшему их военному. Вернулся с ответом.

– Он говорит, что видел оператора в Донбассе, но не с камерой, а автоматом и в форме.

Готовцев, не вспомнив, при каких обстоятельствах, видел этого молодого чеченца, почувствовал себя неловко. Будто на шпионаже поймали. Хотя документы у него в порядке – в них он действительно Александр Викторович Готовцев, гражданин Российской федерации. А еще есть договор, по которому он работает оператором на свободную журналистку Оливию Харрис, она же гражданка РФ – Готовцева Ирина Викторовна.

Их попросили ещё раз провериться в службе безопасности Главы Чеченской республики.

– Вы, кажется, учились в американском университете и работали в лондонской «Гардиан»? Напомните, как вас зовут

– Да, это так. Сейчас я работаю свободной журналисткой. Продаю материалы тем, кто купит. Подписываю их «Оливия Харрис». На это имя у меня паспорт Соединенного Королевства.

– А вас видели в Донбассе с оружием. Что вы на это скажите?

– Я служил в автобате по контракту – на собственном камазе возил снаряды на передовую. Потом бой, контузия и я на гражданке. Теперь вот работаю водителем, телохранителем и оператором мисс Харрис.

– Владеете английским языком?

– Практически нет.

Допрашиваемые видели беспокойное нетерпение безопасников – наверное, Глава республики уже ожидает их для интервью.

Наконец, прозвучало: «Вы свободны», и вернули документы.

– До свидания! – очаровательно улыбнулась Оливия.

– До встречи! – кивнул офицер безопасности.

Их принимал Глава Чеченской Республики у себя в кабинете, мужественный и величественный. Готовцев через объектив камеры, изучая его медлительные величавые жесты, думал, что этим генерал-полковник как бы берет реванш за свой невысокий рост.

Вместо чая или кофе, угостил гостей холодным оранжадом.

Да, говорил Глава Республики, он активно участвует в СВО. Часто выезжает на фронт. Он понимает задачи России в Специальной Военной Операции. Конечно, он сделает все, что в его компетенции, чтобы операция на Украине закончилась полной и безоговорочной победой России.

Ирина-Оливия деликатно расспрашивала Главу, зная, что генерал-полковник не только военный и политик, но очень популярное и почитаемое лицо в мусульманском мире, о его взглядах на вероотступников.

– Как мы поступаем с муртадами? По законам Шариата. То есть казним после трех дней покаяния.

– Сурово, но справедливо. Вероотступники должны быть наказаны. Вы слашали про раскол православия в Киеве?

– Киев – это вообще не город, а Иртидад. Моя бы воля, я его взял за два дня и многих казнил. Возимся на линии фронта, перемалываем технику НАТО, а надо фашистов мочить. Мои ребята готовы к наступлению, а пока отбивают контрнаступы, ни на что не годных ВСУшников.

– А мы воюем с вероотступниками в их глубоком тылу.

– Кто это – мы?

– Православные люди, сейчас гонимые за веру в Бога и приверженность церкви. Им нужна помощь.

Глава нахмурился:

– Чего вы хотите?

– Джихада вероотступникам.

– Отправить в Киев диверсионное подразделение для казни муртадов?

– Достаточно денег, товарищ генерал-полковник. Палачи уже есть – сами хохлы. Слышали о нелепой смерти Киевского митрополита? Это их работа.

– Я слышал – под копыта коня попал.

– Так подстроено. Бог покарал.

– Понятно. И чего вы хотите?

– Мочить раскольников согласно законам Шариата.

– Но ведь вы христиане!

– Нас стреножит Христова заповедь «Не убий».

Глава республики от избытка чувств хлопнул в ладоши.

– Вера в Аллаха самая справедливая!

– Религия – это культура: вам мусульманство, нам христианство. А Бог един для всех. И враг у него один – вероотступники. Сейчас нас теснят в Киеве, и реально могут помочь только лишь братья-мусульмане.

– Это верно. Я подумаю. Но если это разводилово – вас не спасет ваша красота: наказание будет жестоким. Кому вы сейчас готовите кару?

– Мне называли Андрея Зарубия. Слышали о таком?

– А этого.… Ну, давайте посмотрим, как получится. Если нормально, можно подумать о финансовой помощи.

Глава республики встал. Поднялась со стула Ирина. Саня стоя снимал.

Генерал-полковник ткнул в него пальцем:

– Вы понимаете, что не все, о чем здесь говорилось и снималось можно пускать в эфир?

– Да, конечно.

– Тогда удачи вам.

Глава пожал руку Оливии. Саня в это время снимал.

Забравшись в свой вольво, журналисты облегченно вздохнули.

– Вот тебе и генерал – никого не боится. Настоящий чеченец!

Они выехали за город, обгоняя трескучие мотоциклы. Миновали предместье и скоро свернули к придорожному кафе. Въехали на стоянку, поставив машину в тень огромного дерева.

Саня заказал обед, а Ира достала блокнот и стала строчить.

– Мысли скачут?

– По горячему.

Новости сообщили в дороге – в Челябинске минус тридцать четыре.

– Хоть не возвращайся.

– Давай покутим в Астрахани.

– В Грозном надо было остаться – вот где настоящие райские кущи.

Но дорожное радио «Ностальгия» голосами ВИА «Ариель» звало домой.

Тянет неспроста в заповедные места,

Мое детство босоногое навсегда осталось там.

Я немало испытал, но любить не перестал,

Те места, что душу трогают, заповедные места.

А вечером позвонила Оля – тоси-боси… А потом они втроем спели для путешественников:

Спой мне песню, как синица

Тихо за морем жила;

Спой мне песню, как девица

За водой поутру шла.

И мелкая пела – должно быть, караоке включили. Или по книжке стихов Пушкина.

Остановились поздно – Ира настояла, а то бы Саня всю ночь ехал. Но погода начала портиться – заморосило дождем и снегом. Под утро мог мороз ударить, а с ним гололед на дороге.

Утро было пушистым от снега.

И вдруг истина, простая и ясная, открылась Сане от ясного солнца. Зарубий должен исчезнуть для всего мира – ну, удрал, мол, от возмездия, спрятался, боится: москали вот-вот будут в Киеве. А на самом деле – замочить, тело заныкать, а отсеченную голову переслать Главе Чеченской Республики. Он по достоинству оценит и хорошо оплатит. Джихад, однако.

Ира с ним согласилась.

Аккуратно по гололеду ехали, не торопясь. Прибыли вечером.

Ужин за домашним столом был обилен. Вино, которое привезли из Чечни в меру охлаждено.

Ира делилась впечатлениями от столицы Чеченской Республики, интервью с её Главой.

Сергей ГРУ на Санин заказ удивлялся:

– Все-таки вы, москали, забитый народ. В СССР все были материалисты, прагматики, безбожники. Власть поменялась и, пожалуйста, вы теперь идеалисты, почти богословы. Вон как за веру-то вцепились. По мне – катись она прахом. Мир катится, и вера за ним. А ещё вы верите в чудо. В наступающий золотой век человечества. Слушал я вчера вашего Путина. Все, предреченное им сбудется, при условии, что вы пиндосов в унитаз макнете. Вот скажи мне – как я голову Зарубия в Чечню отправлю?

Готовцев:

– Подумай. Тебе за что платят? Деньги немалые.

Сергей ГРУ:

– На бабки, поди, уговорили их Главу. Я не сентиментален: надо замочить – замочу и фото пришлю. А гордым орлам Кавказа доказательства повещественней подавай – то уши врага, то голову.

Готовцев:

– Если хочешь, это каприз. Считай мой каприз – ведь плачу тебе я.

Сергей ГРУ:

– Я бы с большим удовольствием и за очень хорошие деньги водрузил бестолковку Зеленского на меч памятника «Родина-мать». Заказывай.

Готовцев:

– Придет срок и ему.

Сергей ГРУ:

– Придет время, где-нибудь в Москве сойдемся мы с тобой два стареньких болтуна и всласть потолкуем, как запросто решали судьбы сильных мира сего.

Готовцев:

– Так все-таки в Москве?

Сергей ГРУ:

– А ты хочешь в Вашингтоне?

Готовцев:

– А я вообще с тобой не хочу встречаться.

Сергей ГРУ:

– Это почему?

Готовцев:

– Тебя в той жизни, о которой ты говоришь, быть не должно.

Сергей ГРУ:

– Быть не должно? Зачем ты так? Ну, хорошо! Отрежу башку Зарубию, отправлю её в Чечню – ты мне деньги, а я тебя нахер пошлю, и разбежимся в разные стороны.