Читать книгу: «Псы Америки. Божья кара», страница 2

Кончился человек – подумала Ольга.

– Надеюсь, нацики не сделали из тебя оборотня, и ты сейчас говоришь искренне.

На следующий день Саня отвез Миколу Шкуро в казахскую Алмату. Купил авиабилет в Ирландию по своим документам. За небольшую взятку служащий аэропорта провел беглого нацика в зону ожидания, миную КПП. В Дублине дезертира встретил Конрад Бакли.

Наблюдения за митрополитом Киевским показали, что «патриарх всея Руси Украины» очень любит лошадей. В своей усадьбе имеет конюшню и несколько породистых рысаков. Здесь он частенько проводил часы перед сном.

Главный конюх Гектор Спивак выговаривал заглянувшему хозяину:

– По нынешним неспокойным временам, ваше святейшество, лично я просто продал бы всех лошадей. Мне кажется, так будет лучше и для них.

Жеребец Альпак дернулся, когда хозяин положил ему на холку ладонь.

– Все хорошо, – сказал митрополит и погладил рысака.

Культ лошадей на Украине с древнейших времен – обереги на крышах вырезались в виде коньков. Византийцы не понимали такой любви. Можно любить какую-то лошадь, но не весь же табун.

Альпак снова дернул головой, будто пытаясь избавиться от руки человека. Митрополиту казалось – в последнее время жеребец ненавидит его. В чем дело?

– Что с ним творится? – спросил конюха.

– А что с ним может твориться? Может, кобылу надо?

– А ты не можешь найти? Сам становись раком.

Довольный шуткой митрополит усмехнулся кривой улыбкой.

Гектор своё канючил:

– Они стоят миллионы. А попадут под бомбу – все прахом в одно мгновение. Все теперь стало с ног на голову. Вот и Альпак чует опасность.

– Бог не даст, – губы раскольника в глубоких трещинах застыли в усмешке.

Спивак глубоко вздохнул.

– Когда воют сирены воздушной тревоги, мне почему-то кажется, что я не в усадьбе святейшего, а в логове дьявола.

– За богохульство выпороть бы тебя не мешало.

Митрополит поднял руку. Конюх съежился, Альпак шарахнулся в сторону.

– Тьфу, на вас! – в сердцах плюнул митрополит. – Сами боятся, меня напугали.

Этот рысак, всегда ровно и чисто работавший на дорожке, вне неё был злым, мелочно мстительным, обидчивым и желчным существом. Он постоянно норовил укусить конюха, незаметно сделать ему больно, в самый неожиданный момент прижать к стенке денника. Однажды он сломал два ребра нерасторопному скотнику, который всегда терпеливо и заботливо ухаживал за ним. Но стоило после этого конюху на него закричать (о том, чтобы ударить призовую лошадь, не могло быть и речи), Альпак сник и стал послушнее.

Чуть позже:

– Сам-то давно в седле сидел? А покажи.

– Сейчас Альпака в стойло отведу и Берту оседлаю.

Митрополит усмехнулся:

– А на этом боишься?

– Почему боюсь? Берегу.

Конюх ушел, отводя жеребца, а потом вернулся с вороной рысачкой под седлом – сам ухмылялся. Митрополит хмуро оглядел кобылу, кивнул. Гектор взял поводья, легко вскочил в седло. Берта, почувствовав руку, вздрогнула, загрызла удила.

– Ха… – конюх приник к лошадиной шее.

Берта закружилась, взметая копытами песок, быстро перебирая ногами.

– Ха! – Спивак натянул поводья.

Берта остановилась и замерла на месте, как вкопанная. Ноздри её трепетали.

– Сядете на лошадь, ваше святейшество? Эта спокойнее.

Митрополит отмахнулся.

– Езжай, прокатись. Я на лавочке посижу. Люблю лошадей, запах конюшни… Не те уже годы, чтобы верхом скакать – можно что-нибудь растрясти.

Глава отколовшейся церкви сел на лавочку у стены конюшни, не замечая, как летит время. Он сидел и думал о том, что день прошел. Целый день. Ещё один день. Кажется, все вошло в колею. Те, кому надо, сидят за решеткой. Всех несогласных вон попросили…

Много лет назад, будучи студентом Киевской духовной семинарии, он пристрастился к игре на конных скачках. Хорошо помнит ощущение первого крупного выигрыша. Бесстрастные пальцы кассирши легко отсчитали толстую пачку денег. Выигрыш был большим. Он ставил на незнакомую темную лошадь, и она пришла первой к финишу. Чисто случайно он стал обладателем большой суммы денег.

Часть её он отправил родителям, на остальные продолжил игру. Лошадей выбирал по цвету – всегда ставил на самую темную. Знал наизусть все конюшни. Дни, когда на ипподроме проводились скачки, были шумные, выматывающие…

Это был Киев, столица, но никаких развлекательных или увеселительных заведений он не помнил – только ипподром. Даже имена сокурсников и наставников-преподавателей так не врезались в память, как клички чемпионов скачек.

Почему он вспомнил об игре – из-за денег или лошадей?

Мысль с трудом пробивалась сквозь навалившуюся сонливость.

Митрополит прилег. В таком положении мысль поменялась.

Он подумал о том, о чем часто думал с усмешкой – о своей профессии. Странная, не производящая ничего, даже радости. Только лошади – услада души. Всю жизнь он ломает голову – для чего лошади дан природой быстрый бег?

Теперь он патриарх православной церкви всея Руси Украины – надо бы о другом думать. Митрополит старался отогнать неожиданно появившуюся теплоту какого-то странного тщеславия – то, чего он раньше стеснялся. Сам Зеленский целует ему руку. И это, оказывается, так приятно. Горькое и сладостное открытие – да-да, он такой, пусть считают, что это плохо, но он счастлив этим и другого ему не надо. Тщеславие его накрыло. Глупо, по-детски…

Но разве вся его жизнь не ребячество? Эти скачки, игра…

Что заставляет его, девяностолетнего старика, вспоминать сейчас сладостное ощущение мчатся верхом на лошади?

Где-то в конюшне работало радио.

До слуха митрополита донеслось:

– Сегодня в Киеве террористы российского ФСБ совершили несколько покушений на ряд служащих государственного аппарата.

Блаженная улыбка главного раскольника Православия пропала.

Что творится? Что творится? Куда Бог смотрит?

Митрополит закрыл глаза, и оказалось, что навсегда.

Вернувшийся с проездки Гектор Спивак не застал хозяина в конюшне. Расседлал Берту, обтер лоснящиеся бока и спину, отвел в стойло.

Беспокойное ржание Альпака заставило конюха заглянуть в его клетку.

– Что, приятель, беспокоит?

И тут он увидел лежащего на полу митрополита. Лобная часть его головы была напрочь разбита и вмята – кровь и мозги закрыли лицо.

Должно быть, Альпак лягнул старика. Вот напасть-то! И зачем этот старый хер залез к нему в стойло? Копыта обнюхивал или что углядел?

Достав мобильник, Спивак позвонил в службу собственной безопасности Киевской епархии.

Позже народ, ненавидевший главного раскольника Православия, говорили о нем – то не конская нога покарала отступника, а Божья рука.

Время менять Заветы

Не о себе, не для себя, для нас –

и все дела приобретут другое звучание.

/В. Сидоров/

Вечером у камина.

– О чем вы разговаривали с дезертиром, весь день катаясь вместе? – спросила у мужа Оля.

– Он каялся в содеянном и живописал «азовские страсти».

– Расскажи.

– Ну, не при ребенке же! – возмутилась Нина Николаевна.

Оля:

– Доченька, научи бабушку играть на волынке. Она очень хочет, но стесняется.

– Правда? – обрадовалась мелкая. – Сейчас принесу.

Понеслась наверх. Нина Николаевна следом поплелась, с укоризной взглянув на племянницу. Уселись музицировать в её комнате.

Что рассказывал Микола Шкуро? Жуть сплошная!

В Мариупольском порту людей набивали пачками в сетки, применяемые при погрузке-разгрузке на суда мелкого груза, и опускали краном в воду. Как они орали! Ведь поднимали уже утопленников. Или привязывали человека к кровати, обливали керосином и поджигали. Толпу загоняли в сарай и сжигали заживо. А такое – голого подвешивали, растягивали ноги и били палкой в промежность. Чтобы с трупами не возиться, заталкивали людей в яму друг на дружку – набьют плотно, а потом стреляют.

– Это не люди, – вздохнула Ирина.

– Сволочи, – согласилась Оля. – Таких надо не сажать, а расстреливать.

Ирина:

– Бог создал природу и все сущее в ней, но не поставил никаких пределов её могуществу. Добродетель и истина столь же реальны в мире, как преступления, убийства, насилия, ужас, боль, горести и печали. Поэтому и только поэтому заповедь «не убий» разоружает добро перед злом, делает его беззащитным. Но со временем слепота веры неизбежно должна превратиться в свою противоположность и стать неверием. Об этом я хочу написать открытое письмо всем верующим и первосвященникам религиозных конфессий. Веру люди теряют не потому, что становятся материалистами – они не верят носителям слова Божьего в массы. Когда религия становится на службу светской власти. Когда президент чтится выше Бога. Тому пример – раскольничья деятельность православной церкви на Украине. И это опасность для всех конфессий. Для борьбы с раскольниками надо объединиться, создать общий фонд и бороться с отступниками всеми доступными силами. Истинная вера может и должна постоять за себя…

Внимательно слушая, Саня улыбался. Оля даже головой кивала – дело нужное!

– Выходит заповеди Христа надо менять?

– Выходит так.

И ещё Ирина:

– Заповедь «не убий» давно пора отменить. Вдумайтесь, именно как умереть – важно для человека, а не умереть ли ему вообще. Ибо и так знает, что смертен. Мы говорим часто «жизнь и смерть», но не это составляет самое важное. Истинно – не кончины боится человек, а того, как он умрет. Каждый боится страданий долгой мучительной смерти и молит Бога о быстром конце. И не всегда по времени она длительна, и не только в мучениях тела. А в короткий страшный миг может быть длительна бесконечно. Ведь мы не знаем, что даровано и за что – один Бог это ведает. Страшно поэтому человеку…

Ирина, должно быть, давно задумалась над темой религии – новые мысли выдает:

– И для природы, и для Бога одинаково места нет и пространства. Они есть только для человека. Жизнь – вечное стремление природы к Богу, и человек его выразитель. Очень часто хомо сапиенс выступает рукой Божьей для себе подобных. А мы боимся это признать – «не убий» говорим, и погибаем от рук безбожников…

В странном направлении движутся её мысли. Не все, что сказано Ириной, Сане понятно. Для Готовцевых религия – поле не паханное, а она с рождения носит крест на шее.

Вот и Ольга:

– Интересно, конечно, но надо подумать.

– Меня больше всех интересует вопрос – будут ли раскошеливаться папы и патриархи, ламы и далай-ламы, брахмы и имамы? Без денег, одними проповедями трудно бороться с раскольниками и раскольничеством. Если не мудрить – деньги нужны для палачей. Деньги – залог успеха. Как это дать понять лидерам всех конфессий, не ущемляя их религиозных чувств? Палач в нашем случае – рука Божья. Бог – он же един для всей Земли. Религия – это культура народа. Правильно я говорю? – Ольга сумбурно выдала, просто на одном дыхании.

Саня решил – хватит молчать.

– Если подумать да посоветоваться, можно решить любую проблему. Давайте порассуждаем за попов. Что, собственно, от них требуется? Крепить веру верующих. Мы предлагаем решение, показательно наказав раскольников. Пусть думают. А пока можно в долг поработать. Показательна гибель Киевского митрополита? Все говорят – Бог покарал.

Ольга о лидерах всех религий:

– У них всегда и везде вечно на устах слова добра и любви. Но они же все – живые люди, значит, любят в первую очередь только себя. А материалисты и прочие неверующие считают их лгунами. Как они власти достигли – у каждого свой путь.

Ирина осуждающе:

– Ты говоришь так, как будто они уже отказали.

Саня:

– А вот интересно, какими бабками располагают?

Оля усмехнулась:

– Будем кроить шкуру медведя?

Ирина:

– Короче, пишу, как могу, а там будь, что будет.

– Как подпишешь?

– Оливия Харрис.

Саня с улыбкой:

– Верующие тащат попам все что могут, а мы попробуем с них что-нибудь выжать. В интересных делах, конечно. И винить некого – жизнь сумасшедшая.

Ирина:

– Религия испокон веков заложена в инженерию мира и не дает ему сорваться с петель. Попробуем использовать это качество в борьбе с раскольниками Украины.

В словах и тоне бывшей журналистки «Гардиан» чувствовались тревога м озабоченностью.

Когда мелкая угомонилась, к заговорщикам спустилась Нина Николаевна. О чем речь ведется у камина она, в принципе, знала – пусть без подробностей. Поэтому сразу подключилась к теме.

– Может, торопитесь, молодые люди? Украина вот-вот рухнет, и все само собой образуется. Кому следует, сядут в тюрьму, остальные образумятся.

– Нет, это никогда не кончится без внешнего вмешательства. Сбрендившие до раскола не образумятся – секты всякие организуют – вредить и пакостить начнут. Гидре надо рубить голову, – встрепенувшись, горячилась Ольга.

– Как митрополиту Киевскому?

– Урок показательный получился.

– Попробуйте письма с угрозами рассылать – может, образумятся горячие головы.

– Чепуха! Мы этим заниматься не будем, – резко сказала Оля. – Только показательные казни с намеком на Бога

– Успокойся, – жестко потребовал Саня. – Пустыми угрозами заниматься не будем. Думаю, путь, предложенный Ирой, вполне приемлем – давление через прессу. Я верю профессиональному журналисту – ей по силам сделать революцию в религии.

Помолчали.

Нина Николаевна Оле:

– Ты не много ли сидишь? Тебе полезно двигаться.

Саня поднялся:

– Сейчас, сейчас мы её расшевелим.

Нашел подходящую мелодию в музыкальном центре. Подкинул в камин полено сосновое, и от него сладко потянуло горячей смолой. Подошел и, церемонно склонившись, пригласил на танец жену.

Обнимал осторожно, почти не касаясь. Оля, закрыв глаза, кружилась, словно сама собой, не замечая кавалера.

Ирина, сидя в кресле, что-то записывала в блокноте – наверное, свежие мысли.

Нина Николаевна ей:

– Роман пишешь?

– Хочется обратить внимание общества, слишком погруженного в сиюминутность, на ту пору, когда в России появилось православие. Мне кажется, известные апостолы христианства имеют сходства со славянскими богами.

– Не кажется, а так оно и есть. У тебя расстроенный вид. Что огорчает?

Вопрос в своей простоте и искренности был ненавязчив – от души для души.

Ирина вздохнула лишь, промолчав.

Оля и Саня танцевали под тихую музыку в полумраке студии.

– Скоро я стану неуклюжей и толстой, – обреченно шепнула мужу на ухо.

– Не выдумывай.

– Я же помню свою первую беременность. До сих пор удивляюсь – как Микола меня не бросил.

– Ты устала? Пойдем на звезды полюбуемся.

Накинув халаты банные на плечи, поднялись на второй этаж. Вошли в лоджию через стеклянную дверь. Свет фонаря у входной двери падал на снег, на стену дома. В небе мерцали крупные звезды, переливались разноцветно, лучились.

Он поцеловал её.

Саня осторожно обнимал женские плечи под халатом, касаясь её бережно, не испытывая влечения, а одну благодарность и неисчерпаемое счастье.

– Здесь холодно. Продрогла. Пойдем.

Спустились к камину. Не застав никого, отправились спать.

Ясный морозный денек. Темные с проседью сосны. Белый от снега лед на озере.

Вышли прогуляться всем семейством.

Мелкая бегала и шалила наперегонки с Алисой.

Взявшись под руки, женщины затянули песню о морозе, которому не советовали рыпаться. Спели, и миг тишины – умиленные, умягченные лица..

Потом восторгались:

– Ой, хорошо как! Ой, к месту. До чего же складно пели!

– Будто про нас написано.

– Ещё, Ира, давай ещё запевай.

Пели ещё и ещё…

Готовцев то подпевал, то молча слушал, плетясь за ними и чувствуя себя на вершине блаженства.

Гуляли по пустынным дорожкам, припорошенным снежком.

Вернулись домой продрогшие.

Нина Николаевна засуетилась:

– Ну-ка, носки, носки надевайте теплые.

Достала толстые шерстяные носки собственной вязки.

– Тапки тапками, а носки после мороза ещё никому никогда не мешали. Когда согреете ноги, снимите.

Все послушно и торопливо поменяли на ногах носки.

Мелкая:

– А Алисе что надеть? Она по снегу бегала босиком. Почему, бабушка, ты ей не связала?

– Уж больно маленькие у неё ножки – не смогла. Давай как-нибудь вместе попробуем связать.

– Давай.

Эта забота с носками вернула Сане острое ощущение детства – матери ему сильно не хватало. Устроившись в кресле, он попытался её вспомнить или придумать.

– А ну-ка, Кристинька, поставь нам чайку! А вам, Оля-Ира, вот что скажу – прежде чем писать о церкви, надо в ней побывать, любви-смирения подзанять: давно уж не были, – голос Нины Николаевны высок и светел. – И эта любовь даст силы вам, сделать то, что задумали.

– Нам сил не надо, только мысли и время – ведь писание не бремя, а наслаждение, – заметила Ира.

– Ну, кому как.

– Так чем займемся? – это Оля. – Или каждый своим?

Нина Николаевна:

– Мы с Кристиной будем печь собственный хлеб. Тесто уже подошло.

– Ура! – мелкая скачет. – Мы будем печь хлеб!

Прыгает и лает Алиса за кампанию.

Ирина села у камина, раскрыв блокнот.

Оля поднялась в кабинет к компьютеру.

Саня, сходив за ноутбуком, устроился в кресле.

– Привет, ГРУня! Бдишь?

Сергей ГРУ:

– Деньги перевел?

Готовцев:

– Сегодня будут. Здорово с конягой вы придумали. А что на самом деле было?

Сергей ГРУ:

– Кастет. Удар смертельный у Альгимантаса. Смотри, москаль, однажды нас обманешь – он и тебя достанет.

Готовцев:

– Разве так базарят с дебитором? Могу обидеться и наказать.

Сергей ГРУ:

– Ладно-ладно, ты самый порядочный из москалей. Кто следующий у нас кандидатом на тот свет?

Готовцев:

– Выбор за тобой. Ты лучше знаешь, кто храмы отнимает и оскверняет, кто истинно верующих притесняет. Короче, по заслугам, но с той же легендой – мол, ни причем здесь люди: Божья кара.

Сергей ГРУ:

– Задача ясна – пусть раскольники трепещут и царапают от горя лица.

Готовцев:

– Что нового в Киевской политике? О чем на Крещатике гуторят?

Сергей ГРУ:

– Зеленскому кердык идет. Залужный обвиняет его во всех неудачах ВСУ. Кличко заявил вчера, что президента пора менять. А в Раде судачат – доживет ли Украина до конца года? Короче, капец подкрался незаметно и сразу ко всем. Ты, москаль, возьмешь меня к себе?

Готовцев:

– Отсидишь свой срок и с чистой совестью – милости просим.

Сергей ГРУ:

– На шутки ты горазд – мне ли не знать? Как ты насчет Зарубия кандидатом на божье распятие?

Готовцев:

– Сам решай.

Сергей ГРУ:

– Бабки готовь. Не копи долги.

Связь закончилась.

Саня поднялся в кабинет.

– Чаю хочешь?

– Принеси, – ответила жена, не отрываясь от компьютера.

Принес. Присел. Стали пить.

– ГРУня говорит в Киеве коллапс – вместе с Залужным Кличко на Зеленского в наступ пошел.

– Запад куда смотрит?

– У них проблема за проблемой. Так стремительно принимать решения они не умеют.

– А что же Штаты?

– Ещё не доложились ГРУне. Он денег требует за митрополита.

– Я перечислила. Новое мочилово не затевайте, пока источника средств не будет: мы не спонсоры православной Украины. Как думаешь – для чего хохлы живут? Может ли существовать страна, в которой каждый сам за себя?

Она держала в руках чашку с чаем и смотрела поверх её на Саню – ждала ответа.

– Тебе зачем за них голову ломать? Это их выбор. Хотели в Европу.

– А европейцы, не будь дураками, скупили у них все, что могли – предприятия, землю.… Теперь детей покупают и массово увозят на запад. Для каких целей? Руки все не доходят до документов Туркеева – говорили про его бизнес: торгует органами.

– Раскрутим тему богоборцев, детьми займемся. Работы непочатый край. Клокочет Украина.… А ты близко к сердцу всё принимаешь. Так нельзя…

– Чему улыбаешься? – спросила Оля.

– Так, налетело…

– Интересно на тебя смотреть, твое лицо каждый разное.… В нем то дитя, то старец. То темнота, то свет. То жесткость, то застенчивость. А иногда все вместе. Ты такой противоречивый.

– Да будто бы?

– Нет, правда.

– А что сейчас?

– Дитя.

Оля из шкафа, достала пластиковую бутылку домашнего вина и две рюмки..

– Давай с тобой выпьем. За нас, за нашу встречу – как бы случайную, но не совсем. Нас Господь свел – и для детей, и для работы. То, что мы делаем сейчас, спасает много жизней человеческих. За тебя, мой милый!

Они пригубили вкуснейший из хмельных напитков.

– Откуда это у тебя?

– Бывшие коллеги по клубной работе подарили.

– Ничего вкуснее не пробовал. Другим не покажем?

– Вечером у камина.

Помолчали, смакуя.

– Хочу у тети Нины научиться гадать.

– Зачем тебе?

– Семейное. Мама умела.

Постучавшись, вошла Ира.

– Вот они чем тут занимаются!

– Присоединяйся! Саня, налей.

Смаковали вино.

Оля Ире:

– Пришла подглядывать или материал готов? Нужен компьютер? Садись на мое место.

Оля пересела в кресло…

Увлеченные проблемами Украины, эти люди знали почти все и об остальном мире. По их общему мнению, во всей своей полноте он сдвинулся с былых основ. Государства объединяются в союзы, чтобы низвергнуть власть гегемона или поддержать его. Бывшие колонии Африки, Азии, Латинской Америки требуют своего места под солнцем. И это сила, объединившись, способна сокрушить вся и всё. Задуманное Путиным переустройство планетного общества, как возводимое здание, растет на глазах. И любой просчет политиков Запада, любая деформация карты мира или диверсия, пусть даже идеологическая, грозят обвалом старой конструкции мироздания основанного на глобализации, придуманной Вашингтоном.

Из этого домика в зеленом граните тянулись незримые нити по инету ко многим событиям мирового масштаба. Юные женщины и кавалер их вели серьезные игры с жестоким противником с Уолл-стрит, ставки в которых дороже жизни.

Сейчас они заняты борьбой с богоборцами на Украине, где в угоду властей раскололась тысячелетняя православная вера. Что можно предпринять? Великой любовью и терпением ждать милостей Божьих, терпя угрозы и насилия или ответить врагам насилием на насилие?

Обстоятельства требовали немедленного, конкретного действия.

Ирина еще не начала печатать текст, но стала говорить, будто его читала.

– Есть законы тьмы и законы света. Люди всю жизнь сражаются с тьмой, стремятся одолеть её, обращаясь к свету. Надо изгнать из себя тьму – изгнать страх, ненависть, недоверие. Не ненавистью надо руководствоваться, лишая жизни богоборцев, а чувством справедливости. Вернуть верующим ощущение света – вот что людям надо, чего добиваемся мы…

Саня кивал, соглашаясь.

Ира ждала, что свое слово скажет Оля. Но та молчала…

Вечером у камина поставили столик журнальный, усадили в кресло Нину Николаевну, уговорили погадать на перспективу затеваемой темы.

Зашелестели карты – дамы, короли и валеты.… Шелестят сухие губы пожилой женщины, что-то шепча. Карточные масти отражаются на лице и в глазах гадалки.

– Ну что, теть Нин?

Та отмахнулась:

– Потом расскажу. Надо подумать.

И собрала колоду.

Мелкая принесла на освободившийся столик шахматы. Пищит довольная:

– Пара на пару. Мы с мамой играем!

И расставляя фигуры, беззвучно смеялась. И все удивлялись полноте её счастья – как мало ребенку надо!

На другой день Ольга привезла из села петуха.

– Лапши захотела? – поинтересовалась Нина Николаевна.