Читать книгу: «Девочка в реакторе», страница 24
– С ней уж точно…
И снова Долгожитель
I
– Да, я хочу свернуть всю эту систему! Я хочу показать им всем, насколько они ошибаются! Ты думаешь, ты одна такая умная, да? – вещал низкий и мягковатый мужской голос. Датчики висели прямо над ее головой. Мила металась в коридорах, пытаясь вырваться из ловушки, в которой оказалась по собственной глупости. – Она тоже так думала, когда шла со мной, рука об руку! И захотела умереть, когда поняла, что грозит мне, и ей!..
“Она? Кто она?”
И через секунду поняла, кто.
Лабораторная механическая дверь автоматически открылась, показывая очередной свободный коридор, в котором царила полнейшая темнота. По глазам больно ударил яркий свет, и Мила невольно вздрогнула. Ей навстречу вышла полноватая высокая девушка с длинными мелированными волосами. Отчасти незнакомка напоминала блондинку с неокрашенными темными корнями. На голове лежала помятая медицинская шапочка – обычно такие носят медсестры в больницах. Красный кардиган съехал, открывая короткое левое плечо, на котором на тонкой бретельке висело белоснежное платье, подпоясанное тонким кожаным ремешком.
Девушка едва передвигалась на каблуках. Красные туфельки надолго врезались в память. Из темно-карего глаза вытекала черная густая жидкость, расплавляя пунцовую щеку и тонкие желваки. Капельки падали на прозрачную ткань и оставляли маленькие дырки. Из ноздрей потекла аналогичная субстанция, превращая губы в кровавую дорожку.
– Это Лиза, моя, с позволения сказать, бывшая. Как я еще могу назвать девушку, которая поклялась быть со мной до последнего, а когда нам обоим грозит опасность, сразу же отреклась от меня? Ее мамочка, такая же несведущая женщина, настояла на том, чтобы дочь ушла от такого “нехорошего человека”! Я, нехороший человек, дал ее дочери работу, она любила меня больше жизни, если б не ее мамаша…!
– Ты решил всех убить?! Но за что?!
Мила едва не плакала от безысходности и закрыла лицо руками. Лиза, сделав еще три шага, рухнула к ее ногам. Черная жидкость полностью расплавила милое личико, оставляя лишь куски окровавленного мяса. К горлу подступил тяжелый ком, не давая закричать в голос. Стены лаборатории давили на психику, кожа покрылась мурашками, а тело сотрясала мелкая дрожь.
– Ты теперь не такая смелая, как раньше, да? Боишься? Но тебе нечего бояться, ты умрешь так же, как все эти ненужные людишки. Твари… Убивают друг друга кучами, за ненужные идеи, за неважные идеалы, за коммунизм, за свободу, но ведут себя как звери. Они и есть звери. Высшие только те, кто понимают это, кто живет исключительно разумом, не применяя силы. А вы что? Твари…
“Я не могу поверить… не могу…”
Перед глазами возник образ любимого мужа, что остался в Чернобыле, ради продолжения спасения человечества. Она уехала оттуда, чтобы жить дальше, как и все простые люди, найти работу, зарабатывать деньги, сидеть с уже появившимися на свет маленькими внуками – пусть и не с родными, но все же!..
– Если хочешь убить меня, убей! – закричала девушка что было сил, смирившись со своей участью. Ей не дано покинуть столь отвратительное помещение, заполненное столами, стульями и маленькими белыми палатами, где уже давно никто не находился. Ей не удасться пережить ужас чернобыльской трагедии – атомная станция все еще стояла перед глазами, снилась во сне, мешая спать по ночам…
– Зачем? Я приготовил более изощренную месть. Мне не нужна твоя смерть. Это будет выглядеть жалко и неинтересно. Как только очередная дверь распахнется перед твоим изящным личиком, – ослепительный свет больно резанул глаза, заставляя прикрыть веки, выставив руки вперед. Мила едва не оглохла от собственного крика: механическая дверь распахнулась, ворвавшийся во мрачное помещение яркий солнечный свет стал резать беспощадную тьму, заставляя ту отступить, – то сама все увидишь. Это будет незабываемое представление! Как Чернобыль… но куда более изящное…
II
Она решила уехать в другой город: собрать оставшиеся с недавней командировки вещи, выбросить их на помойку, как напоминание о прошлом, а на заработанные сиделкой деньги купить все новое. И о подарках не забыть: ее с нетерпением ожидали дочь и сын, у последнего, кстати, недавно родилась двойня. Еще совсем маленькие, две девочки, вылитые дедушка в молодости.
И снова вспомнилась последняя близость в ту холодную чернобыльскую ночь…
Супружеская пара прощались словно навсегда.
Когда ей сообщили новость, что ее любимый муж оказался в больнице, ранней весной восемьдесят седьмого, она сорвалась, даже не раздумывая, нужна ли ему самому эта встреча или нет. Автобусы тем утром ходили переполненные. На остановках людей было не меньше. Стояла привычная холодная апрельская погода. На календаре приближалось то самое число. По спине прошел холодок.
В ближайшем цветочном продавали самые красивые и самые дорогие розы. Не у всех, да и не везде, имелись столь нежные и одновременно изящные алые бутоны с острыми шипами. Правда, перед продажей шипы срезали, упаковывали в бумагу, а затем выставляли перед витринами, вывешивая запредельный ценник. Но любителей дорогих подарков и красивых женщин это редко останавливало…
Она влетела в больницу, снося всех и вся, и, не останавливаясь, без особых трудностей, нашла нужную палату. В груди нещадно билось сердце. Судорожное дыхание поднимало и опускало грудную клетку, заставляя ловить ртом воздух. Казалось, кислорода в легких не хватает, вокруг витала питательная химия, что сокращала нужные мышцы, но этого как будто было недостаточно.
Словно она оказалась за пределами планеты, без кислорода витала в космосе и беспощадно размахивала руками…
– О боже, Саша, зачем ты туда полез?! Ты что, с ума сошел? – Александр подскочил на кровати, когда его любимая жена, молодая девушка, рыжая бестия со слегка вьющимися волосами вошла в палату и возмущенно нахмурилась, выдавая очередную разгневанную тираду. – Больше сходить было некому? Вы там совсем распоясались, нужно немедленно навести порядок!
– Господи благочестивый, Милочка, я тоже рад тебя видеть! – Саша приложил руку к груди, пытаясь остановить заходящееся от волнения сердце. – Как ты об этом узнала? Кто тебе об этом сказал?
– Тебе бы не помешало читать газеты. Хотя бы раз в год, чисто из интереса. – Мила присела рядом и положила букет на тумбочку, что стояла недалеко от кровати. – Там сообщалось, что некий Александр Боровой, физик-ядерщик, попал под поток радиоактивной воды, когда полез снимать показания в разрушенный взрывом четвертый реактор Чернобыльской АЭС. Я все еще не понимаю, зачем ты там остался! Мы же сделали все, что могли, неужели этого недостаточно?!
– А вдруг новый взрыв?! – возмутился Александр.
– Если только я сойду с ума. – Мила всплеснула руками.
III
…Железнодорожный вокзал, освещаемый солнцем. На календаре четвертое июня. Яркие солнечные лучи больно били по глазам, заставляя укрыться в ближайшей тени. Бетонный навесной козырек закрывал кусочек ясного чистого неба. Мила достала сигарету из кармана куртки и, прикуривая, заметила движущийся состав из нескольких вагонов. Она подняла голову и посмотрела на часы.
Тридцать две минуты десятого.
Взрывная волна отбросила стоявших на перроне людей. Огромный гриб, поднявшийся над городом, заслонил голубое небо. Когда бычок выкуренной сигареты упал на асфальт, слегка касаясь раскаленной от жары земли, солнце пронзила неизвестно откуда взявшаяся ракета, и смела железнодорожный состав с пути, разнесся вагоны вдребезги.
Визги и крики заполонили город. Взрывная волна снесла не один располагавшийся поблизости жилой дом, превращая кирпичные и панельные здания в обломки и руины. Происходившее напоминало начало очередной войны – гриб от взрыва был похож на ядерный, словно кто-то поблизости подорвал атомную бомбу.
После Чернобыля люди шарахались и от мирного атома, и от военного.
Мила растерялась. Сумка из ее пальцев благополучно опустилась на землю, как и сама девушка, закрыв лицо руками. Осколки стекол, металлические детали и прочий мусор, разносимый ветром, больно ранил, оставляя ссадины и синяки.
Невыносимый шум заглушал даже удары заходящего от ужаса сердца, заставляя погрузиться в хаос.
Напуганная до смерти Мила не могла даже дышать – кислорода стало не хватать, она пыталась поймать воздух ртом, ее колотило, пот крупными градинами катился по лбу и стекал на спортивную куртку, оставляя темные следы. Перед глазами пролетели события, произошедшие пару лет назад: Чернобыльская АЭС, разрушенный взрывом энергоблок, пламя, лизающее темное небо, несколько красных машин, носилки с пожарными с ужасными ожогами и взгляд пронзительных синих глаз.
“Я вернусь обратно в Москву и обо всем забуду. Меня ждут… меня дети ждут! Внуки!.. А если бы с ними что-то случилось?! Я больше не могу подставлять себя под удар!..” – дрожащими ногами, опираясь трясущимися от волнения и испуга руками, девушка поднялась, стараясь сдержать рвущийся изо рта крик ужаса. Поблизости творился настоящий хаос, люди кричали, выносили близких и бежали в сторону дорог, где их уже ждали кареты первой медицинской помощи.
“Если бы Саша узнал… Он бы этого не пережил…”
Мила, пошатываясь, шла по переполненной автомобилями и визжащими машинами дороге и смотрела пустым взглядом в медленно появляющийся горизонт. Лучи солнца, появившиеся в первые часы обычного летнего денька, исчезли в дыму и огне, пожирающий останки вагонов. Она обернулась и напоследок посмотрела на исчезнувший под обломками перрон.
Когда пришлось посетить Чернобыль, никто не пришел ей на помощь после.
IV
– Все прошло отлично, мой друг. – Долгожитель перехватил крепкую ладонь мужчины в очках, с темно-коричневым пятном на лысине, и пожал пальцы, не снимая кожаных черных перчаток. – Вы только не убивайтесь так, смотреть на вас тяжело. Я обо всем договорился, мои друзья в Германии придут вас с распростертыми объятиями. Вы только не забудьте, о чем мы с вами договаривались, и все будет хорошо…
– Я не готов предать свою страну! Свой народ! Своих близких, в конце концов! – воскликнул бедолага в костюме, выдержав драматическую паузу и всматриваясь в происходящее в городе. – Я с большим трудом простил тебе Чернобыль, но Арзамас тебе никогда не прощу!
– Это всего лишь несчастные людишки, да к тому же, никому не нужные, – на бледном лице появилась ухмылка. Едва заметная издевка спряталась в уголках губ. – Знаете, я могу и передумать. У вас много врагов в партии, Михаил Сергеевич. Например, Борис, с которым вы не можете нормально контактировать. Он только и ждет, чтобы вам насолить…
– Чем же мы так тебе насолили, а? Что мы такого сделали, что ты готов предать и развалить собственную страну, в которой родился, в которой прожил не один год? А? Скажи? Или это большой секрет?
– Тебя это не касается, – сухо репортировал Долгожитель. – Ты сделал то, что от тебя требовалось. Живи дальше… если сможешь.
И, развернувшись, он покинул непристойную для него компанию.
V
…Она распахнула объятия, когда он вышел ей навстречу. Сильный порыв жаркого и от этого сухого ветра трепал полы пиджака. Ровная и спокойная походка заставляла сердце биться чаще, а черные зрачки – расширяться, всматриваясь в упругое тело, спрятанное под одежду поджарую кожу, необычайную стройность и красоту.
– Привет. – Он обнял ее за талию, слегка прижимая к себе.
– Привет! – этот мужчина со строгим профилем возбуждал в ней, в совсем еще молоденькой девочке, необычное желание, страсть к жизни, к охоте – она готова была биться за него с многочисленными соперницами, этими вертихвостками, которые, как ни странно, вызывали у него скуку.
– Нам придется уехать. – Он остановился и, повернувшись к ней, спрятал руки в карманах.
– Опять? – ее глаза расширились от удивления.
– Прости, детка. Проблемы. – Этот сухой и одновременно равнодушный ответ больно резанул по самолюбию.
Она опустила глаза и замолчала.
– Не нужен тебе этот человек! – в очередной раз воскликнула матушка, пытаясь достучаться до разума дочери. – Он нехороший, он погубит тебя!
– Зато он красивый! И он любит меня! – в ее голосе чувствовались нотки обиды от несправедливости. Она отбросила голову назад, открывая взор на тонкую лебединую шею, на едва прикрытое декольте с двумя пухлыми бугорками и снова принималась твердить: – Я ни за что его не брошу, я буду с ним до конца… что бы там не случилось! Услышь меня наконец! Что у тебя за манера читать мне нотации?
– Зато Пашка в тебя до сих пор влюблен, – ехидно заметила женщина.
– Мне плевать на Пашку, он мне никогда не нравился! – она фыркнула. – Да и что с него взять, ни рожи, ни кожи, одна сплошная проблема и мать-калека!
Матушка недовольно покачала головой:
– Вот оно, новое веяние моды…
– Все, мам, хватит! – ей хотелось сбежать из квартиры и больше не слышат материных нотаций. Она схватила первые попавшиеся под руку вещи и направилась к двери, виляя бедрами: – Я уже все решила, и ты это прекрасно знаешь! Ты уже не первый год пытаешься меня свести с этим Пашей, потому что я работаю медсестрой! Да, я не скрываю, что помогала им по первости по доброте душевной, но а потом все изменилось, я влюбилась в другого и ушла! Мне что, всю жизнь убирать за ним, и за его мамашей?!
– Лизонька, солнышко, ну как ты не понимаешь, этот человек, этот мужчина, тебя погубит! Ты вспомни Чернобыль, сколько людей там погибло! Это же его рук дело! – снова взмолилась несчастная мать.
Вещи из ее рук выпали.
– Откуда ты об этом знаешь?..
– Мне мое материнское сердце подсказывает!
Из ее уст вырвался едва слышный вздох облегчения.
– Оно ошибается, твое материнское сердце! Все будет хорошо, вот увидишь, еще будешь за меня радоваться!
Матушка покачала головой:
– Ох, Лиза, Лиза…
VI
– Легасов Валерий Алексеевич покончил с собой вследствии тяжелой затяжной депрессии. Нам поступило анонимное письмо, где он якобы повинен в произошедшей на Чернобыльской АЭС трагедии. Его несовершеннолетняя дочь, Алина Валерьевна Легасова, пропала несколько лет назад и была обнаружена во время ликвидации последствий аварии…
В своих предсмертных записках он написал: “Моя дочь, будучи пятилетним ребенком, попала в детский дом – ее отвела туда собственная мать, с которой мы прожили больше двух лет. Я ушел, потому что больше не мог обманывать Маргариту и Ингу, они мои самые близкие люди. С сыном отношения не задались, он пошел по кривой дорожке, и это чувствуется в Алине. Два моих ребенка… Уму непостижимо! Неужели я настолько отвратительный родитель, что смог воспитать двух самых плохих, самых отъявленных преступника во всей истории СССР?”
Мила внимательно выслушала следователя и хмыкнула.
– Отчасти это правда. Валера действительно допустил, что его маленькая дочь оказалась на Чернобыльской АЭС, но в реактор ее швырнул не он, а этот Долгожитель. Кстати, вы так и не выяснили его настоящее имя?
– Мы покопались в архивах и нашли одну занимательную вещь. Среди архивных документов времен правления Александра Третьего обнаружилось письмо с донесением от некоего господина Грачевского. Его пасынок, Дмитрий Грачевской, восемнадцати лет отроду, был повинен в смерти российского царя. Ты наверняка помнишь, что Александр Третий погиб при обрушении поезда, в котором он ехал. Так вот, этот достопочтенный господин в открытую заявляет, что в этом виноват его пасынок – устроил небольшой террористический акт.
– Он бы запросто это устроил…
– Я не стану спорить, но в официальных документах написано, что смерть Александра Третьего произошла вследствии несчастного случая. То есть, винить в этом абсолютно некого, разве что, того человека, который закладывал рельсы…
– Получается, осудили невиновного человека…
– Да еще как! Отправили на урановые рудники! Это же верная смерть!
– Он выжил. Он до сих пор все еще живой.
– Да-а… Загадка…
– Он ждет, когда Алина придет к нему сама… и сама с ним расправится. Он так долго искал себе продолжателя его дела, и когда нашел, решил сыграть по-крупному. Его дело – мстить всему русскому народу: за тяжелое детство, за былые обиды, за скитания по стране и всему миру, за болезнь, от которой он не умер… Этот Долгожитель или Дмитрий полностью травмированный своими родителями человек. И ему удалось найти такую же девочку, и еще непонятно, что он ей там навбивал…
– Но как? Как ему удалось выжить?!
– Наверняка это останется тайной.
– А маленькая девочка? Как она смогла выжить в реакторе?
Мила повернулась и в упор посмотрела на следователя:
– Когда она заговорит, мы обязательно у нее спросим.
VII
Следователь достал из портфеля видеокассету и вставил ее в видеомагнитофон. Щелкнул пультом, направив его в сторону панели на пузатом телевизоре, и сел в кресло напротив. Плеснул стоящего на журнальном столике коньяка в бокал с низкой ножкой и сделал большой глоток. Плеер с удовольствием проглотил кассету, и записанный на ней фильм воспроизвелся.
– “Это послеаварийная ситуация, – мягким и одновременно низким голосом произносил запечатленный на пленке академик Легасов – очки, надвинутые на глаза, сдавленная галстуком шея, взгляд, в котором поблескивали серьезность и одновременно грусть, – а это уже дорога, ведущая к станции, осуществляется транспорт необходимых средств, обеспечивающих ликвидацию…”
Мужчина, скорчив недовольную гримасу, схватил пульт и собирался нажать на красную кнопку, выключающую телевизор, как заметил среди сотни бледных лиц знакомого человека со строгим профилем и прилизанные гелем волосами. Незнакомец на экране подмигнул, почувствовав на себе интерес объектива.
“Долгожитель… Это же… это же он!”
Следователь потянулся за телефоном и, быстро набрав номер, прокричал в трубку:
– Он в Москве! Немедленно задержите его!
VIII
– Я очень рад, что ты все это время была рядом. – Он целовал ее тонкие пальцы, слегка прикасаясь к ним губами. – И я очень надеюсь, что ты и дальше будешь со мной, несмотря ни на что…
– Я люблю тебя…
Своей рукой он коснулся полураскрытых губ, останавливая вырывающиеся наружу признания в любви.
– Не нужно ничего говорить, моя дорогая, своими поступками ты давно доказала свое неравнодушие…
Она перехватила его пальцы и принялась целовать их, прикрыв от наслаждения веки.
– Но почему ты такой грустный? Что-то случилось?
На его лице просияла грустная улыбка.
– Все хорошо, моя дорогая. Так, небольшие неприятности…
– Скажи мне, почему ты это делаешь? Почему ты не можешь остановиться?
Он опустил голову:
– Это дело принципа, любовь моя. – Она радостно улыбнулась, заметив промелькнувшую искорку в его взгляде. – Понимаешь, я так долго этого ждал… Я так долго этого хотел… Ты знаешь, что мой отчим сделал со мной. Я провел не один год в этих ужасных рудниках, я ждал смерти, а пришли большевики, и вытащили меня оттуда, поэтому я их ненавижу. В той стране, в которой я родился, это считают за семейные ценности. Чужой человек издевается над ребенком, а все считают это нормой! Поэтому я ненавижу ее… свою…
– Не надо, не говори! – она остановила его, слегка коснувшись кончиками пальцев полураскрытых губ. – Ты заслужил лучшей жизни, поверь мне! Хочешь, я докажу тебе это? Хочешь? А хочешь мы поедем… куда-нибудь… и проведем этот день… как самый лучший день в нашей жизни? А? Хочешь?
Он мазнул поцелуем тыльную сторону ее рук.
– Если ты этого хочешь, то я не против.
Глава XI
– Послушай, мне не нравятся межпространственные перемещения и твои игры в кошки-мышки! – воскликнула Марина. – Я ужасно устала и хочу как можно скорее отыскать своих детей! Да ты просто пользуешься мной…! – она недовольно сложила руки на груди, прижавшись спиной к стене.
Кошмар всплеснула руками:
– Такова договоренность! Ты сама была готова на все, чтобы отыскать своих детишек, какие ко мне могут быть претензии?
– Что ты хочешь от этих несчастных людей, скажи?
Девица пожала плечами.
– Я очень голодна. И я хочу есть.
– Ты что, питаешься людьми?!
– Нет. Страх, отчаяние – вот моя еда.
– Нет, это какой-то бред!..
– Послушай, мне нет никакого дела до твоих недовольств. – Кошмар приблизилась к девушке, сверкнув пронзительными синими глазами. – Я выбрала тебя не просто так. Ты сильная, у тебя хорошая выдержка, и нас, как-никак, скрепляют общие узы. – Она усмехнулась, демонстративно сложив руки на груди.
– Что?.. Какие узы?
– Мы с тобой побывали в одном и том же месте. Ты такая же прокаженная, как и я.
– Я понимаю, ты любишь давить на больное. Но среди таких как мы, как ты соизволила выразиться, есть люди, которые ни о чем не жалеют. И с одним из них мне предстоит сегодня встретиться… – Марина тяжело вздохнула.
Девица в очередной раз пожала плечами и растворилась подобно видению, оставляя Марину наедине со своими мыслями. В зеркале отразилась уставшая девушка с бледным лицом и синяками под глазами. Дискотека начиналась через считанное время, и Марина, вооружившись плойкой и сбросив на пол замаранную одежду, принялась накручивать волосы.
Спустя пару часов Марина стояла возле входа в ночной клуб. Подобные заведения открывались один за другим, и народу приходило неизмеримое количество – в основном, молоденькие девочки и раскрепощенные парни. Увидеть среди них молодую женщину в облегающем платье было полной неожиданностью.
Вечером становилось прохладно – наступили первые сентябрьские деньки, когда днем царила невыносимая жара, а ночью стоял лютый холод, как поздней осенью. Под ногами шелестела листва, трава щекочила голые щиколотки, и Марина, замерзнув в первый день вечеринки, набросила на плечи джинсовую куртку.
– Девушка, вы не замужем? – она вздрогнула и, повернувшись, увидела улыбающегося и довольного жизнью Сергея.
– Очень смешно! – Марина закатила глаза.
– Мариш, ну ты же меня знаешь, – мужчина развел руками, – я ночами не сплю, днем не живу, все думаю, когда ты станешь моей женой.
– Я все еще замужем!
– Твой муж убежал, как провинившийся капитан с корабля. Разве настоящий мужчина так себя ведет?
– Да Паша вроде не вымышленный…
– Люблю, когда женщины пытаются шутить. Пройдемте, мадмуазель, – Сергей мягко взял Марину за локоток, – нас уже все ждут.
Девушка фыркнула и прошла вместе с настойчивым ухажером внутрь помещения, где громко играла музыка и танцевали молодые люди. Она слегка растерялась при виде большого народа – в последний раз ей приходилось посещать дискотеки, когда ее отношения с Пашей только-только начинались. Будущая супружеская пара отплясывала в центре зала и отдавалась тактам музыки, не думая о завтрашнем дне.
“Как давно это было…”
Сергей принес алкогольные коктейли, и Марина, недолго думая, сделала большой глоток.
– А вы, оказывается, девушка пьющая.
– Это чтобы расслабиться. – Она вынужденно улыбнулась.
Сергей взял ее за подбородок.
– Ты просто никогда не была на дискотеках.
– На таких – никогда. Мы с Пашей по молодости ходили на дискотеки вечером, а потом…
– А потом взрослая жизнь. Понятно.
Марина отставила бокал.
– Я, если честно, не очень хотела сюда идти. Если бы не эта канитель с кошмарной девицей…
– Да-да, я это уже слышал. Я просто хотел провести с тобой время, вот и все. Ты же знаешь мое отношение к тебе…
– Да, я тебе очень нравлюсь.
– Я тебя люблю.
Марина удивленно воззрилась на него.
– С тех пор, как впервые увидел тебя в райцентре.
Сергей приблизился к ее лицу, прикрыв веки, и слегка коснулся поцелуем полураскрытых губ. Марина не стала сопротивляться и возмущаться, решив дать волю случаю. Им бы никто не сделал замечание. Не заявился бы на пороге Паша, приведя за ручку малолетних детей и тыкая пальцем в нерадивую мать. Все вокруг танцевали, пили, курили и веселились.
Они выбежали из здания ночного клуба, окрыленные алкоголем. Марина в глубине души радовалась, что в столь прекрасный вечер печали на время отпустили ее, давая шанс насладиться редкими счастливыми моментами. Оставив бокалы на барной стойке, Марина схватила Сергея за руку и повела его к себе в квартиру.
Царившие в доме тишину и одиночество прервали звуки летающей в разные стороны одежды.
Глава XII
Марина проснулась в непонятном месте. Вокруг царили темнота и гробовая тишина. Она резко подскочила, когда раздались чьи-то громкие шаги, эхо которых разносились по пустому помещению. Свет больно ударил по глазам, и когда зрачки с трудом привыкли к яркому освещению, недоуменная происходящим девушка увидела темный силуэт: мрачные черты медленно вырисовывались в строгую мужскую фигуру в деловом костюме. Кожаные подтяжки держали брюки, брючины которых едва касались грязного бетонного пола. Накинутый на плечи пиджак. Руки в перчатках.
Марина попыталась уползти от странного незнакомца, но тот легко подхватил ее на руки и понес к зияющей в полу дыре. Она громко завопила, посмотрев в темноту выкопанного вручную котлована.
– Чернобыль станет твоей могилой, девочка.
Марина снова завопила в голос, вцепившись ногтями в державшего ее мужчину. Но тот, словно издеваясь, выпустил несчастную девушку из рук, заставляя ту упасть в бездонную мрачную яму.
Незнакомец быстро ускользал, в конце превратившись в маленькую точку.
Марина хватала воздух ртом, пыталась зацепиться за быстро пробегающую реальность, отыскать глазами в темноте кого-нибудь, кто бы вытащил ее из этого ада. Она едва не захлебнулась от внезапно попавшей в рот воды. Громко закашлялась, пытаясь выкашлять жидкость из легких, и снова погрузилась в непонятно откуда взявшийся мрачный океан, переполненный пустоты.
Движение вниз резко остановилось. Из крепкого сжатых губ – чтобы вода не попала! – вырвался стон облегчения, когда под ногами образовалась твердая поверхность. Одежда сильно намокла и висела клочьями, изорванная в процессе погружения. В туфлях хлюпала вода. Марина перевела дух и, повернувшись, уткнулась взглядом в деревянную дверь. Она решила не спрашивать, что это и откуда это взялось, потому что: а) никто ней не ответит; б) неважно, что, где и каким образом, когда единственное одолевающее тебя желание это поскорее выбраться из этого дурдома, причем, живой и невредимой.
Марина оттолкнула от себя двери и вошла внутрь огромного помещения, похожее на концертный зал – правда, без кресел и роскошных диванов. Большая сцена, скрытая огромной красной шторой. Окна, за которым царила такая темень, что сложно даже разглядеть звезды на ночном небе. Тихое шуршание ткани навевало одновременно тоску и ужас, сковывающий сердце. Остальные комнаты оказались кем-то заперты, открытой оставалась лишь сцена, и Марина, нисколько не раздумывая, направилась к ней, надеясь отыскать выход.
Где-то громко тикали часы. Маятник над головой ходил из стороны в сторону, поблескивая от падающих на него лучей огромного светильника. Крутая лестница вела наверх. Марина, нарушая воцарившуюся тишину постукиванием своих каблучков, поднялась вверх и прошла по длинному деревянному полу вдоль до упора. Затем открыла еще одну дверь, за которой раздавалась тихая классическая музыка.
Граммофон резко замолчал. Пластинка издала жалобный звук, и потом в очередной раз все стихло. Внизу, на огромной цирковой арене, вовсю шло представление – призрачные существа в красивых легких одеждах отплясывали под пульсирующие звуки тишины, превращаясь то в игристого скакуна, то в молодого человека с цилиндром на голове.
Марина, чувствуя одновременно разливающийся по венам страх и поглощающее сознание любопытство, в нерешительности остановилась, вглядываясь в сумрачную картинку. Собравшись с силами, она, пошатываясь на каблуках, вернулась обратно на сцену, где те же призрачные существа кому-то громко рукоплескали. На середину вышел мужчина в темном костюме – тот, что сбросил Марину в вырытый глубокий котлован – и низко поклонился невидимым зрителям.
– Поздравляем наших соотечественников! За пару лет они построили не только атомную электростанцию и снабдили электричеством ближайшие города республики, но и возвели необычайно красивый город атомщиков! Да здравствует город Припять! – и призрачные существа из зала подхватили:
– Да здравствует город Припять!
– М-да уж, да здравствует Припять, – передразнила их Марина, стоя поодаль от сцены. – Если бы вы знали, что может случится через каких-то пару лет с вашей Припятью, наверняка бы ее не здравствовали… хотя о чем это я? Причем здесь Припять и что я вообще здесь делаю?
Глава XIII
“Васенька, что же мне делать? Я не хочу без тебя жить!”
…Она и не заметила, как минуло пять лет. Страсти понемногу улеглись, жизнь постепенно вернулась в спокойное русло. Стоя у трельяжа, девушка со светлыми волосами умело завязывала небольшой бант, убрав руки за голову. Ей не хотелось смотреть на себя в зеркало – бледное лицо напоминало древнеегипетскую мумию с впавшими от бессонных ночей глазами. Раиса уже забыла как выглядела раньше, до случившейся с нею беды. Она вновь бросила взгляд на худую фигурку в простеньком клетчатом платьице, с передником, на котором был изображен веселый торт с мультяшными глазами, и обычных хлопчатобумажных колготках.
Двухкомнатная квартира в центре Киева была обставлена простенько: слегка покосившийся от времени диван, пару обтянутых старой тканью кресел, мебельная стенка с книгами и сервантом, а в спальне – одноместная кровать, тумбочка и двухстворчатый шифоньер. Летнюю одежду Рая вешала на спинку стула, а трусики и носки сушила на ребристой батарее.
“Меня все устраивает. Это моя новая жизнь. Я привыкну к ней, вот увидишь… Васенька…”
И слезы по привычке полились из глаз. Раиса раздраженно смахнула их и, подхватив дамскую сумочку, внутри которой лежали валерьянка в таблетках, многочисленные носовые платки, необходимые гигиенические средства, помада и кошелек. Она бережно хранила каждую копейку, боясь признаться самой себе, что не тратит зарплату потому что жизнь давно перестала иметь для нее смысл. Когда Васи не стало, и умерла их совместная дочка, девушка из цветущей красавицы превратилась в покойницу с безжизненным выражением лица.
– О, наша Раечка пришла! – дама в цветастом халате распахнула объятия, когда Рая вошла на территорию кондитерского цеха. – Как ты, золотце мое? Ты все так же плачешь и не спишь по ночам? О, моя хорошая…
– Не надо! – отдернула ее девушка. – Я же просила меня не жалеть! Жалость не вернет мне моего Васеньку и Наташеньку!
И она поспешила покинуть нелицеприятную компанию, чтобы не видеть жалость в блестевших от слез глазах. Чтобы не выслушивать, как ей, бедняжке, тяжко, что с ней произошло такое горе…
– Не жалейте меня, а если будете жалеть, уйду! – в первый день работы пригрозила Раиса девушкам. – Нет смысла скрывать, кто я и откуда! Вы и так знаете, что произошло, и я не прошу меня жалеть! Просто… когда-то я была… счастлива…
Слезы капали не только на передник, замаранный кремом, но и на тесто для торта. Рая раз за разом смахивала их рукой в перчатке, оставляя белесые от муки следы на щеках.
