Читать книгу: «Статуи из песка», страница 5

18 – Воздух.

Как и полагается в больнице, тихий час длился пять часов. Нам с сокамерницей ставили капельницы через день. Что ей капали, нам узнать не удалось, но в пакетике с подписью " Булгакова ", по словам медсестры, были какие то антидепрессанты и обычная глюкоза.

Примерно половину детей выводили на прогулку по закрытой территории. Подруге дней моих суровых было запрещено выходить, из-за того, что она раньше убегала из дома. Таких называли "бегунами ". Выходить без нее показалось мне не очень хорошей идеей, т.к. мне не хотелось оставлять ее одну, поэтому я оставалась в здании.

Стоило мне подумать о том, что выбраться на улицу нам не судьба, появился странный человек. Мужчина лет пятидесяти, как оказалось, работал медбратом. Он отпросил нас двоих на улицу. От свежего воздуха голова жутко кружилась. Так нас стали отпускать каждый день. Хоть этот мужчина и был странным, со своими рассказами о любви к брюнеткам, за помощь ему стоит отдать должное.

19 – Девочка-солнышко.

Будним вечером, когда ничего не предвещало беды, санитары подняли какой-то шум. Как выяснилось позже, в приемное отделение доставили девочку. Мы с подругой взмолились на её, хотя бы немного, адекватный нрав, но в общую комнату её так и не завели. Через какое-то время медсестра разрешила нам поесть передачки от родителей, а так как мать оставила мне пакет с продуктами, я присоединилась к трапезе. В зале столовой, на стуле, сидела девочка в шортах и перепачканной синей водолазке. Я подошёл к ней и протянул незнакомке яблоко и вафлю. Предложить больше было нечего и ее, как мне показалось, голод преодолел застенчивость. Она подняла голову и, поблагодарив, сразу начала есть. В тот момент, у меня, как у художника случился инфаркт. Ее личико было слишком милым и невинным. Если бы Бэмби был двенадцатилетней девочкой, то он однозначно выглядел бы так. Аккуратный носик, каштановые волосы, подстриженные под укороченное каре или даже скорее под пикси, милые, еле заметные, веснушки и карие глазки. Но ее состояние не на шутку меня напугало, рука была перемотана бинтом, а она сама, явно была жутко напугана. Поговорить с ней не удалось, нас завели обратно. От этого сделалось очень больно. Словно я оставила умирающего котенка на улице. Позже, ее привели к нам. Ее имя оказалось таким милым и кукольным. До чего же оно ей подходило.

То, что я испытывал к этой девочке, вовсе не было романтическими чувствами, скорее, это было огромное сочувствие и глубокая грусть. У нее не было вообще никаких вещей. Я дал ей свою футболку и разбавленный водой лимонный шампунь. Смотря на эту девочку, мне хотелось положить к ее бледным ножкам целый мир, потому что она этого заслужила, как и никто из нас. Такая милая и печальная. Что она сделала ? Она еще слишком маленькая для всего этого. Если бы была возможность, я забрала бы ее боль на себя, чтобы не встретить ее в этой чертовой больнице. Через пару дней, когда девочка-солнышко немного адаптировалась, она рассказала, что сделала порез на руке кухонным ножом, после ссоры с родителями. Рана оказалась больше, чем она рассчитывала и кровь не останавливалась. На ее крик прибежал отец и вызвал скорую. И все это произошло в тот самый вечер, когда ее привезли.

Несчастная принцесса писала записки отцу и, когда он приехал, попросила медсестру передать их адресату. В них девочка просила забрать ее. Это и было ошибкой, из-за которой ее госпитализацию продлили. Свободно говорить о больнице, находясь в ней, невозможно. Все записки читаются, разговоры с родственниками происходят только через окно, при том, что вне зоны видимости рядом всегда будет стоять кто-то из работников.

Каждое утро адекватных детей водили к врачу. Он осматривал нас и задавал вопросы. По его решению продлевали срок "лечения", выписывали лекарства и увеличивали дозировки. С первого дня он говорил мне, что выпишет через двадцать один день после поступления.

Мы с солнышком часто рисовали вместе, карандаши стачивались, но, хотя точилок было не достать, нас это не останавливало. Одна воспитательница дала нам точилку, но по глупости мы ее потеряли. На каждой странице были записаны числа от одного до двадцати одного. И каждые сутки цифра зачеркивалась.

20 – Двадцать один минус…

Из-за лекарств и режима дня время шло катастрофически быстро. Когда я зачеркнула последнее число, то на утреннем осмотре спросила, когда меня заберут. Врач посмотрел на меня так, будто я говорила ему что-то очень странное.

– Я не собираюсь вас выписывать.

В тот момент мой мир раскололся пополам. Заплакать было нельзя, и я просто со всей силы прокусила внутреннюю сторону щеки. Во рту появился вкус крови.

Во время одной из прогулок, меня забрал психолог. Я видела её только после приезда. Она дала мне тест на который мне пришлось отвечать "правильно". После него она, зная о ситуации в моей семье, сказала, что я могу стать ее приемной дочерью, так как подхожу под ее стандарты. Номер сохранился и сейчас. Была лишь одна проблема, мать не лишили прав.

Семья была признана благополучной.