Читать книгу: «Сердце Льва», страница 17

Когда молодожёны поднялись к себе, Ольга спросила:

–

Вась! Ты поедешь?

–

Зачем?

–

Не знаю. Вадька просит.

–

Ты хочешь, чтобы я поехал?

–

Нет. Я хочу поехать с вами.

–

Ах, вот как? Ну, тоди поихалы.

«ПОД МЕРНЫЙ СТУК КОЛЁС…»

Под мерный стук колёс мысли, играючи, скачут, выхватывая фрагмент за фрагментом из прошедших ситуаций и рисуя картины вероятных будущих событий. Успех кружит голову, картины новых побед кажутся лёгкими и представляются в виде практически свершившихся фактов. Эта игра воображения не даёт уснуть, и уже во втором часу ночи Вадиму надоело лежать с открытыми глазами на своей полке. Он встал, прикрыл одеялом спящую Розу, тихонько приоткрыл дверь и оказался в коридоре вагона.

У окна напротив соседнего купе, на откидном стуле сидел его старый приятель в домашнем халате, с неизменной красной бабочкой на голой шее.

–

Когда молодому человеку не спится, – обратился попутчик к Вадиму, – это значит, что его мучат неразрешимые проблемы, либо эйфория от побед будоражит воображение. Я прав?

–

Да. Проницателен, до чёртиков.

–

Так что? Проблемы или победы не дают уснуть?

–

Ну, вроде бы проблем пока не вижу, а успехи кажутся реальными.

–

Эта вечная беда молодости – недостаточная прозорливость – приводит к краху любых благих начинаний.

–

Я не пророк, я аналитик. А для анализа нужны факты. Пока что, – Вадим трижды плюнул через левое плечо, – ничего тревожащего не вижу.

–

Вот. Беда аналитиков в том, что они доверяют пророкам, поступают по их указке, а потом, попав в беду, говорят, что их «чёрт попутал». И это вечная история: одни заваривают кашу, вторые её расхлёбывают, а виноватым остаётся чёрт. Выдумали этакого козла отпущения. И рога ему приписали, и неудачи праведников на него списывают.

–

Так что? На праведников надеяться нельзя?

–

В земной жизни? – Ни в коем случае. Здесь побеждают не праведники, а те, кто обеими ногами стоит на Земле. Вот этот твой Морозов. Он сам не стал «буржуином» – он тебя подставил. Этот праведник, Василий, тоже не желает менять свою крестьянскую родословную – он на тебе собирается выехать. А зачем ему влезать в опасные игры? Завтра коммунисты примут решение о «борьбе с чуждыми

элементами», и он провезёт тебя мимо Тюмени в Гулаг. С чего ты взял, что в Советский Союз пришёл капитализм? Он уже приходил в виде НЭПа. Где теперь эти нэпманы? Вы с ним классовые враги. А классовых врагов надо уничтожать. И я надеюсь, что ты окажешься проворнее.

Вадим стоял, уткнувшись лбом в стекло окна вагона. Дрожь проняла его. Перед глазами ритмично пробегали огни фонарей.

–

Спасибо, – сдавленным шёпотом произнёс он. – Я подумаю.

–

Думать не надобно. Ты должен сделать то, что я прикажу. Ишь, вообразил себя гением. Кем бы ты был без нашего знакомства? Израильским эмигрантом… Смешно сказать: русским репатриантом на историческую родину евреев. Работал бы на стройке гостарбайтером. А сейчас? Миллионами ворочаешь. Пора платить по счетам. Сделаешь это сегодня. Вместо утренней зарядки. Удачи!..

И вновь под мерный стук колёс мысли, играючи, скачут, выхватывая фрагмент за фрагментом из прошедших ситуаций и рисуя картины вероятных будущих событий. Теперь эти события рисовались в страшном виде. От прежних радужных картин не осталось и следа.

–

Господи! Боже мой! – вырвалось из груди сына «верного ленинца» и правнука Солохи. – Спаси и сохрани! Бес меня попутал. Прости меня, Господи!

Он неумело, впервые в жизни сложил три пальца, перекрестился и перекрестил стул, на котором недавно сидел ночной попутчик.

Странно, но как только голова Вадима коснулась подушки, он заснул.

В поезде просыпаешься рано. Лежишь в неге, под стук колёс собираешь мысли. Этот процесс длится всего несколько секунд, а представление такое, будто ты провалялся с открытыми глазами целый час.

Вадим проснулся, опустил ноги на пол, поднял полку, вытащил чемодан и начал искать.. .пистолет. Он несколько раз останавливался, вытирал холодный пот со лба, вспоминал, зачем ему нужен пистолет – не мог понять, закрывал крышку, снова открывал и снова начинал поиск своего оружия. Закрыв чемодан в последний раз, он сел на него и уставился на полку, где должна была спать Роза. Постель была собрана, и

жены в купе не было. Его вдруг охватила паника. Холодный пот снова выступил на лбу. Он встал и снова поднял полку вместе с чемоданом. Под полкой не оказалось чемодана. Бросив крышку, Вадим выскочил в коридор вагона.

–

Доброе утро, Вадя! – его жена с Ольгой стояли у окна соседнего купе.

–

Господи! – воскликнула Роза. – Что с тобой? – Бледный Вадим смотрел на неё растерянным взглядом, и руки его начали трястись. – Что случилось? – закричала она и заглянула в купе.

–

Чемодан… мой чемодан пропал.

–

Да вот он, – Роза вошла в купе и потянула за собой мужа. – Вот чемодан. Ты его достал и открыл. В чём дело? Успокойся. – Она усадила его на свою полку, вытерла полотенцем лоб. – Тебе что, кошмар приснился?

Вадим еле кивнул и уставился на чемодан. Роза встала перед ним, обняла и прижала к своей груди.

–

Всё. Всё. Успокойся. Всё хорошо.

Она почувствовала, как муж обмяк. Постояла ещё немного, отпустила объятья и присела перед ним на корточки:

–

Пойди, умойся. А мы с Ольгой сейчас завтрак сообразим.

–

А где Василь? – встревожился он.

–

Да что с тобой, господи? Василь уже умылся. Он в купе. Читает. Спокойно. Возьми полотенце, вот мыло, паста, щётка. Бриться будешь? – Вадим посмотрел на неё, притянул к себе, обнял.

–

Прости. Глупость какая-то. Всё! – выдохнул он. – Побреюсь в гостинице, – взял туалетные принадлежности и вышел из купе.

Возле туалета спиной к входной двери стоял человек в домашнем халате и курил в окно. Вадим открыл дверь туалета, оглянулся и схватил попутчика за плечо. Тот обернулся.

–

Ты что тут. – начал Вадим и осёкся. Он увидел красное бородатое, обветренное всеми ветрами лицо с трубкой в зубах. – Простите. Обознался, – виновато сказал он и закрыл за собой дверь туалета.

Роза вышла из купе вслед за мужем.

–

Что случилось? – Ольга стояла у своего окна. Ей было небезразлично непонятное состояние Вадима, но она не

посмела вмешиваться в дела супругов.

–

Видно, какой-то кошмар ему приснился, – ответила Роза. – Я его ещё таким никогда не видела. Он растерян, чем– то подавлен.

–

Я попрошу Васю, пусть он его успокоит.

–

А сможет?

–

Посмотрим.

Она зашла в купе. Поговорила с мужем. Достала снедь к завтраку и вернулась к Розе.

–

Мы соорудим здесь завтрак, а они пусть там пообщаются.

–

Василь обещал?

–

Да. Вернёт он тебе спокойного мужа.

–

Ой, дай то, Бог! Он меня здорово напугал.

Завтрак проходил в «спокойной и дружественной обстановке». Приходится порой удивляться, какие точные и немеркнущие фразы придумывает официальная пресса. А за этой фразой всегда стоит только факт процесса еды с минимальным уровнем общения: «Хотите то?», «Подайте это», «Очень вкусные варёные яйца» … Но к концу завтрака заговорило радио. То, что они услышали, заставило остановить процесс жевания: в оставленной ими Москве организован Государственный Комитет Чрезвычайного Положения – ГКЧП. Из всего дальнейшего официального славословия было понятно только одно: группа высоких государственных чинов решила отстранить Горбачёва от власти и установить, ни много ни мало, режим военной диктатуры. Объявлено чрезвычайное положение, стянуты войска.

–

Вот, – Вадим откинулся на стенку купе, – вот оно. Вот что значила моя истерика. Вот зачем я искал оружие. Вась! Это было предчувствие. Куда я теперь еду? Какой, к чёрту, бизнес? Этапы в Сибирь. Вот и всё. Да, Василий, ты сейчас гегемон, а я враг народа. Сейчас меня к стенке поставишь, или подождёшь, когда за мной «чёрный воронок» приедет?

–

Успокойся, Вадя. Не говори глупости.

–

Какие глупости? Мы едем в Сибирь добровольно. Надо только билеты закомпостировать на Воркуту или Магадан. Полпути уже проехали. Зачем возвращаться? Надо помочь государству экономить на перевозке зэков. Может, не расстреляют? Помилуют. Ха!

Женщины сидели притихшие и подавленные. Ольга смотрела на Вадима, и ей страшно хотелось найти какие– нибудь слова, но в голове рождались фразы из, как ей казалось, забытого арсенала агитработника. Она сейчас могла бы, не задумываясь, накропать передовицу о победе великого пролетариата. И всё-таки что-то не вязалось с всплывающими в памяти текстами, – всё нутро восставало против этого бреда, казалось бы, уже ушедших времён. Ольга стала вслушиваться в сообщения, и тут вдруг сработало мышление редактора: она почувствовала слабость формулировок. В них не было ничего, что могло бы отвечать духу времени. Они были, как привидения, безлики и бесхребетны.

–

Бред, – заключила Ольга. – Это отголоски старины. Они не могут никого задеть за живое. Это даже не агитация. Это крик агонии.

–

Но в Москве войска, – возразила Роза.

–

По-твоему, в войсках одни тупицы? Армия не пойдёт на народ.

–

А ты? Ясновидящий ты наш, – обратился Вадим к Василю, – чего молчишь?

–

Ольга права. Это начало того, что называется падением государства. Будет немного жертв. Всего несколько человек. Но Советского Союза не будет. Это всё ЧП, до которого это ГК доиграется. Надо только подождать несколько дней.

–

Ты в это веришь?

–

Я это знаю.

–

А если всё наоборот, – Вадим подался всем телом к Василю, – я тебя первого убью.

–

Вот и славно. Вот и сказал. А значит, – всё будет хорошо. – Василь улыбнулся и подмигнул Ольге. – За это надо выпить. Так положено на Руси.

Какая всё-таки прелесть, эти народные обычаи: все проблемы, если и не решаются, то отходят на задний план. А завтра уже будут другие заботы.

И ещё. Хорошая водка стимулирует народное творчество. Уже после второй рюмки Ольга расшифровала страшную аббревиатуру ГК как «говно кошачье». После такой трактовки все их страхи стали казаться смешными.

–

Честно говоря, – сказала Ольга в своём купе, – я очень испугалась, когда Вадим стал тебе угрожать. Мне показалось, что он и вправду способен тебя убить.

-

Уже не способен, – спокойно ответил Василий. – Вот, если бы он не сказал, то вполне мог бы натворить бед. А после того, как угроза произнесена, она считается исполненной и в реальности не повторится. Зато я теперь многое понял. И всё дальнейшее мне неинтересно.

–

Ты хочешь вернуться в Москву?

–

Нет. Я бы с удовольствием повидал Левана и эту больную девочку. До начала занятий в школе остались дни. Можем успеть. Всего на пару дней. Завтра вернёмся в Москву, соберём вещи, позвоним Коту в деревню, чтобы присмотрел за подготовкой школы.

–

И полетим в Тбилиси. Мне там очень понравились люди и страшно не понравились правители.

–

Правители – людоеды. Это везде.

По радио звучали мелодии «Лебединого озера». Когда правительству нечего было сказать, уши народа сутками ублажали эти райские звуки. Так уж повелось в Советском Союзе.

В другом купе Розочка завершила хлопоты по наведению порядка после долгого завтрака и присела напротив мужа. Перед ней сидел сжавшийся, растерянный, усталый, совсем незнакомый, но очень родной человек.

–

Вадь! – осторожно позвала она мужа. Отсутствующий, растерянный, обращённый в себя взгляд продолжал блуждать в тёмных уголках его сознания. – Вадя! – более настойчиво повторила Роза. – Я здесь. Что с тобой? – Она увидела, как её весёлого и смелого красавца стало трясти. Налила и подала ему воды, обняла и сильно прижала к груди. – Успокойся, успокойся, родной. Всё будет хорошо. Никакие большевики больше к власти не придут.

Он не смог допить воды. Его затрясло, и глубокие всхлипы съёжившегося на полке мужа заставили остолбенеть бедную женщину.

–

Нет, – подумала Роза, – так нельзя. Что сделать?

Она засуетилась, затем одёрнула себя:

–

Угу, ещё и я запаникую, – совсем пропадём.

Роза стала дёргать мужа. Тот сжался ещё больше. Она схватила бутылку газированной воды и выплеснула на него. Он спрятал голову. Тогда маленькая женщина подпрыгнула и опустилась на всхлипывающий клубок коленками и локотками. Вадим крякнул от неожиданности. Она просунула

своё тело, упираясь о стенку купе, и прижалась к мужу. Ему ничего не оставалось, как выпрямиться и обнять жену. Через некоторое время всхлипы прекратились.

Прошло довольно много времени. Такие моменты проживаемой жизни не соответствуют отсчитываемым минутам.

–

Роза, – прошептал он хриплым голосом.

–

Да, родной.

–

Ты думаешь, я испугался ареста? Нет, – ему вдруг стало страшно, снова начало трясти. – Роза, спаси меня! – хриплым, чужим и далёким голосом прошептал он ей на ухо. – Не оставляй меня одного. Ты только поверь… Ко мне Дьявол является. Я сегодня должен был убить Василя.

–

Зачем? – Роза слушала, понимала слова, но следила не за тем, что он говорит, а за его состоянием.

–

Он рассказал мне ночью, что большевики снова придут к власти, и Василь предаст меня им. Что мы едем в Гулаг.

–

Родной, – Роза заговорила спокойно и жёстко. – Я беременна.

–

Что? – Вадим не ожидал такого ответа.

–

Во мне – твой ангел-хранитель. Ты наша опора. Как ты можешь слушать кого-нибудь, кроме нас? Мы с нашим ангелочком изгоняем этого гнусного чертёнка! Он нам не нужен. – Она смотрела в упор в глаза мужа. – Ты должен сейчас же прогнать эту тварь. – Вадим растерянно смотрел на жену. – Хочешь, мы поможем тебе изгнать его?

Вадим чуть кивнул, схватил её в объятья и зарыдал.

ЧЕМ ЧЁРТ НЕ ШУТИТ

Тамара ждала Льва с телеграммой в руке.

–

Ты его приглашал? – раздражённым тоном спросила она и протянула Левану бланк телеграммы.

Лев чуть не подпрыгнул от радости: Василь с женой пообещали вскоре приехать.

–

Ура-а-а! – закричал он и хотел обнять свою Тамуню.

–

Так ты его пригласил, – жёстко констатировала Тамар и сильной рукой отстранила ласки Левана.

–

Ты чего? – вдруг очнулся Лев. – Его пригласила Има.

А что тебе не нравится?

–

Я не хочу встречаться с человеком, который за мной подглядывает в замочную скважину.

–

Ты о чём?

Ему стоило огромных усилий вспомнить недавнюю реакцию Тамар.

–

Но это же глупость!

–

Глупость или нет, – я этого не хочу.

–

Ты всерьёз?

–

Абсолютно.

–

Тогда, когда они приедут, поезжай в Кутаиси. Переждёшь там, пока они уедут.

–

Ты меня прогоняешь?

–

Нет. Но мне очень нужно встретиться с Василём. Я об этом мечтал. Има тоже этого давно ждёт. Кроме того, это гости, и отказать им я не могу.

–

Поехали со мной. Я не хочу, чтобы вы встречались или общались каким-нибудь другим образом.

–

Ты в своём уме?

–

Если не хочешь меня потерять…

–

Тамуня, – Леван напряг все свои силы. – Таких женщин, как ты, немного. Я не хочу тебя терять. Но если ты думаешь держать мои интересы под своим контролем, – у наших отношений нет будущего. Кроме того, таких, как Василий, на этой земле тоже очень мало. Можешь поступать так, как тебе заблагорассудится. – Она хотела что-то сказать, но Леван повысил тон: – Всё!

Тамара Георгиевна была одним из лучших хирургов– онкологов. Её жёсткий характер помогал ей в работе, но очень мешал в таких вот ситуациях. Она выскочила из комнаты, с силой захлопнула за собой дверь квартиры и через минуту оказалась в парке на скамейке.

–

Здравствуйте, доктор! – услышала она знакомый баритон. На соседней скамье сидел её удивительный знакомый. Тамар, с полными влагой глазами и комком в горле, не смогла ему ответить и только кивнула в знак приветствия. Собеседник подождал, пока она вытирала глаза и освобождалась от спазма. – А счастье было так возможно. Правда?

–

Вы что, – испуганно воскликнула взволнованная женщина, – читаете мои мысли?!

-

Да нисколько. Просто в стандартных ситуациях люди думают стандартными фразами. «А счастье было так возможно» – крылатое выражение. У Вас такое состояние, что эта фраза должна крутиться в Вашем сознании. Вот и весь фокус. Просто. Согласитесь.

–

Да, – она вдруг стала спокойной. Ей показалось, что всё в её жизни нормально и так же просто, как это объяснение.

–

Вот видите? А после такого потрясения в спокойных и конструктивных мозгах всплывает другое крылатое выражение.

–

«Нет худа без добра?»

–

Я же говорю, что Вы гениальная женщина, – он пересел на её скамейку. – Если Вы позволите, я продолжу свой анализ Вашего состояния на основе тривиальности сюжетов человеческих отношений. – Она слушала молча. – «Молчание есть знак согласия», – продекламировал он. Тамара Георгиевна улыбнулась. – Вот и прекрасно! Значит, как обычно: есть Вы, и есть Он. Его отношение к чему-то или кому-то Вас не устраивает. А Он этими отношениями поступиться не желает. А Вы при этом оказываетесь в очень невыгодном свете. Вас это коробит так сильно, что смириться никак не желаете.

–

Да. Наши отношения зашли слишком далеко.

–

А Он не предлагает «руки и сердца». А может, Он отдал Вам своё сердце и не желает оторвать своих рук? А Вы ждёте, что он предложит Вам взвалить на себя обузу семейных забот? А ему так хорошо с вами, что никакие изменения и в голову не приходят.

–

Беда в том, что я старше него и не могу сама предложить ему себя в жёны.

–

Вам и не надо ничего предлагать. Просто спросите: как Вы выглядите в глазах этого третьего?

–

Ну и что?

–

Вот если он ничего не предложит, – решайте Вашу задачу сами. А если…

–

И правда, – в задумчивости произнесла Тамрико, – чем чёрт не шутит?

Она подняла глаза. В парке никого не было. Сумерки летнего дня мягко опускались на город.

«      »

Ольга вставила ключ в замок, повернула его и открыла дверь. Часы в прихожей показывали 13.13.

–

Такое сочетание бывает не чаще одного раза в сутки, – заметила женщина, поставила сумку на тумбочку и окликнула мужа. – Это знамение, – подумала она.

Василий не ответил и не появился в коридоре. Она снова взглянула на часы. Цифры не изменились. Это насторожило её, и настроение резко изменилось. Ольга зашла в кабинет, спальню, заглянула в гостиную, приоткрыла дверь в туалет и буквально бросилась на кухню. Снова вышла в прихожую. Циферблат показывал 13.13.

–

Как? – удивилась она. – Я уже столько времени дома! – У неё учащённо забилось сердце. Сквозь приоткрытую дверь кабинета Ольга увидела кресло, которое отец обозвал «вечерним»; оно должно было стоять не в кабинете, а в дальнем углу комнаты. – Что творится?

Часы упорно показывали 13.13. Она обхватила голову руками и оперлась спиной о дверь. Та вдруг дёрнулась, и у Ольги пробежали мурашки по всему телу. В следующую секунду дверь сильно ударила хозяйку, голова запрокинулась и больно стукнулась о стальную обшивку. Ольга снова увидела над головой 13.13 и вылетела в коридор.

Василий стоял со своей драгоценной ношей на руках посреди коридора.

–

Ва-а-ся… – он вздрогнул. – Ты где был?

–

Спустился за почтой.

–

А как мы разминулись?

–

Я пешком.

–

На восьмой этаж?

–

Не нравится мне этот ваш лифт.

–

Дикарь, – улыбнулась Ольга. – Опусти меня.

–

Зачем?

–

А что? Так и будешь держать?

–

Да. Я наказан.

–

За что?

–

За то, что ударил тебя.

–

Но ведь ты ненарочно.

–

Всё равно. Это недопустимо.

–

Ты серьёзно?

–

Конечно.

-

Вася! – глаза Ольги выражали преданность и восторг. – Я тебя очень люблю… – Она подняла глаза. Снова 13.13. Ольга испуганно вжалась в плечо мужа. И тут же, над головой, – 13.14.

–

Спасибо! – услышала она и заплакала навзрыд.

Он занёс её в гостиную, уютно устроил на диване. Зазвонил телефон.

–

Да. Здравствуй, Кот! – Василь терпеливо слушал. – Хорошо. Завтра утром буду.

Ольга, вместо того чтобы расслабиться, напряглась и, молча, уставилась на мужа.

–

Беда? – тихо спросила она.

–

Мабуть…

– в задумчивости ответил Василий

Степаныч. Он присел рядом с ней на диван. – В селе творится какая-то чертовщина. Соберись. Поедем.

–

Да у меня всё собрано. Но как же Тбилиси? Я уже и телеграмму отправила.

–

Позвони. Объясни. Приведём в порядок дела – поедем в Тбилиси.

Ольга пошла в кабинет, нашла номер телефона семьи Деми.

–

Здравствуй, Марго! Да. У тебя абсолютный слух. Да, это я. Нет. Потому и звоню, что хочу извиниться. Не выйдет вылететь завтра. У нас появились дела в Запорожье. Только что. Не знаю. Вот после деревни приедем, – всё расскажу. Да. Передай госпоже Натали, чтобы не встречали. Да. Спасибо! Привет Деми и деткам. Да. Я тоже. Пока.

ТЕПЛО, КОТОРОЕ ЖЖЁТ

Тамара лежала в объятьях Левана. Он, покрытый россыпью её чёрных кудрей, блестящих в свете луны, задыхался от нарастающего счастья обладания своей возлюбленной. Вдруг Тамара выпрямила свой царственный стан и воздела руки к небу:

–

Смотри, Василь, – воскликнула прекрасная жрица любви, – какой девкой обладает твой ученик!

Обессиленные, они лежали поверх одеяла, и луна ласкала их тела своими лучами. Они лежали на спинах. Руки и ноги, расслабленно раскинутые по простыне, создавали причудливый орнамент. Эта композиция неги

длилась недолго. Тамара, не дождавшись желаемой реакции, повернулась на бок и приняла форму зародыша.

Тамар замкнулась. Она вдруг поняла, что Леван не жертвенный агнец на празднике её амбиций. Он будет жить по своим правилам, блюсти свои интересы и жертвовать только во имя достижения своих целей. А она? Она будет просто его тенью, красивой и престижной, но которую можно топтать ногами.

– Нет! – возмутилось всё её существо. – Я была, есть и буду первой. И мне должны служить, и меня должны любить, и меня должны величать. Или всё это для меня, или пусть всё летит к чёрту! – Она ещё сильней свернулась в клубок. Её обида постепенно стала перерастать в гнев. – Так! Значит вы великие философы, физики, маги и волшебники, а я – ваша подстилка? Девка, которая бесстыдно и открыто живёт вне брака с похотливым мальчишкой. Баба, которая потеряла надежду и согласна быть безвольной домохозяйкой? – Она резко выпрямилась и закрыла ладонями глаза. – Да они держат меня непонятно за кого! Его мать меня даже на кухню не пустила. Отец, этот Соломон-премудрый, только кивает на моё приветствие. Ни разу не подошёл и не заговорил. Эта старая бабка, видите ли, – великий философ, использовала меня при написании своей книги, а после издания уже в упор не видит, и все лавры ей одной достались. – Теперь Тамар лежала на спине, вытянув тело в струнку. – Как я могла всего этого не замечать? Как могла позволить такое отношение к себе? Переиграла саму себя! Ладно. Я постараюсь не остаться незамеченной на вашем празднике…

«      »

С этой минуты в душу Тамар вселился бес противоречия. Всё в ней вызывало чувство протеста. Природная одарёность подсказывала в вопросах профессии методы, противоречащие существующим правилам и многолетней практике. Эти дерзкие решения, как по волшебству, давали неожиданно прекрасные результаты. Ощущение своей непогрешимости вселяло чувства уверенности, вседозволенности и превосходства.

Прием окончен. Леван снял халат и вышел на балкон Консультативного центра. Все комнаты этого длинного

здания имели выход на балкон. Тамар ещё заполняла истории болезни пациентов, а доктор Гурами уже возлежал в шезлонге под окном своего кабинета.

–

Почему ты отказал этой старой женщине? – Гурам приоткрыл один глаз, убедился, что рядом Лев, закрыл глаз и продолжил: – У неё ранняя стадия опухоли груди. Её просто страшит диагноз – «рак». Это можно лечить, а можно повторить анализы и провести операцию груди.

–

Пусть делают, – спокойно ответил Лев. – А мы тут причём?

–

Можно было назначить наш надзор. Она просила. Говорила, что ей так будет спокойнее. А ты отказал. Почему? Так бизнес не делается.

–

Она обречена.

–

Это как? – Доктор привстал, опустил ноги на пол и, сидя, уставился на своего молодого коллегу.

–

Не знаю… На ней печать судьбы… Ей уже никто не поможет. Ей осталось жить не более пары месяцев. – Лев закрыл лицо ладонями. – Она умрёт не от этой болезни.

–

Её убьют?

–

Не знаю.

–

И . ничего нельзя сделать?

–

А что можно сделать, если решение о её судьбе уже принято?

–

Кем?

–

Небесной канцелярией, дядя Гурам!

–

Ну, а.и-и-и .а-а-и-а-а.ну.да.

–

Вы правы, – констатировал Лев. – Лучше не скажешь!

–

А я скажу, – Тамара стояла в дверях своего кабинета. – Мы плохо понимаем святош, а они нас. Они имеют дело с душой, которой управляет эта «Небесная канцелярия», а мы – с минздравом, которое лечит тело. Ведь если наше министерство вынесет постановление, которому нельзя противостоять, оно будет выполняться. Вот и у них то же самое! Поэтому Лев решил оставить старуху в покое, а я оформила наш надзор. Пока есть живое тело, за ним нужен надзор. Так что Вы, батоно Гурам, будьте добры, проследите в онкоцентре за тем, чтобы минздрав и мы имели надёжные документы нашей непричастности к её внезапной кончине.

–

Ты взяла с неё оплату консультативных услуг?

–

Да. И представь себе, согласно твоему прогнозу, всего

за два месяца.

–

Но это же …

–

Так! – сжала губы красавица. – Тебе это не нравится?

–

Представь себе. И очень не нравится.

–

Ах вы, божьи человечки! Если старуха умрёт без страха, с надеждой, которую мои объективные консультации будут в неё вселять, – это плохо?

–

Непорядочно. – в мыслях Левана что-то застопорилось.

Любые воспоминания и впечатления, связанные с Тамар, всегда грели его душу. Теперь же это тепло стало жечь. Оно, это ощущение, жгло каким-то чужим, холодным жаром. Всё оставалось, как и прежде, только вот душа ощущала жгучий холод вместо уютного тепла. И этот холод таил в себе . пустоту.

Ощущение холодной неопределённости было воспринято им, как страх. Впервые это чувство посетило его душу. Вся двадцатилетняя история его жизни складывалась так, что он ни разу не успел ощутить страх как чувство. Не было у него такого органа чувств, который фиксировал бы страх.

–

А ты мог бы ей сказать ту правду, которую знаешь? – резко парировала Тамар. – Что же ты промолчал? Испугался! Все святоши – трусы!

–

Нет, моя дорогая Тамар, – впервые слово «дорогая» прозвучало из уст Левана с интонацией холодной и чуть ироничной. – Есть заповедь врачей: «Не навреди». Если бы я знал, что моё предупреждение поможет, пусть даже больная меня проклянёт, – обязательно сказал бы. Но сказав, я могу только отравить последние дни её жизни. А ты взяла плату за ложь.

–

Чистоплюй! – воскликнула женщина с прекрасными, но искажёнными злобой чертами лица.

БАБА ОКТЯ

Под мерный стук колёс мысли, играючи, скачут, выхватывая фрагмент за фрагментом из прошедших ситуаций и рисуя картины вероятных будущих событий. Эта игра воображения не даёт уснуть, и уже во втором часу ночи Вадиму надоело лежать с открытыми глазами на своей полке. Он встал, прикрыл одеялом спящую Розу, тихонько отворил

дверь и оказался в коридоре вагона.

Вагон раскачивало, и ему пришлось хвататься за стенки.

–

Чего это так качает? – обратился он к проводнице, которая подметала ковёр.

–

Огромное болото. Плавуны. Зовётся это место «Чертовой поймой».

Одно только напоминание о старом приятеле вызвало бурю у него в желудке, учащённое сердцебиение и холодный пот на лбу. А проводница открыла дверь в тамбур, сунула в рот два пальца и издала такой свист, что у Вадима завибрировали мозги, зрачки начали бегать в разные стороны, и голова захлопала ушами. Пронизывающий холодный ветерок с запахом гнилого подземелья замёл в коридор вагона толпу прозрачных фигур с перламутровыми лицами и нечёсанными патлами. Влетевшая ватага была одета в лохмотья платьев всех веков и народов. Они толпились, стараясь занять лучшие места возле окон, подальше от дверей купе, повыше к потолку… каждый по своему вкусу.

–

Вертеп, – это определение пришло в его голову так естественно только потому, что оно точно соответствовало разыгрываемым вокруг него сценам. – Чертовски холодно, – подумал Вадим и повернулся, чтобы вернуться в купе.

–

Интересное дело, – обратился к нему мохнатый чёрт с длинным хвостом и … красной бабочкой на шее. – Мы тут к нему всем скопом, а он от нас морду воротит.

У Вадима сразу отлегло от души, и он почувствовал «правду жизни».

–

Вот, наконец-то, ты в своём реальном обличии, – обрадовался он встрече. – Так-то лучше. Теперь всё ясно. Теперь понятно. Теперь не страшно.

В верхней правой лапе чёрта появился посох с трезубцем.

–

Её верхушечье! Неизменная спутница Князя Земли! Всенощная Октябрина Солоховна! – провозгласил этот глашатай, трижды стукнул посохом об пол, отошёл в сторону и склонился в низком поклоне.

Решительная счастливая победоносица, точно такая, как на фотографии вместе с его отцом десяти лет от роду, вошла легенда семьи Чудра – баба Октя. Похорошевшая, ухоженная, с распущенными длинными волосами, бабка остановилась в двух шагах от Вадима.

-

Ты меня узнал! – обрадовалась она. – Вот какой у меня внук! – Она обратилась к притихшей толпе, разместившейся в коридоре. – Вы все были свидетелями того, как он сорвал планы самого Азаза-Адамбека. Наш повелитель поручил мне возвести Вадима в ранг неприкасаемых. Это достойный продолжатель моих и Солохиных дел на Земле. – Она повернулась к Вадиму: – Когда Адамбек, князь Земли, узнал, что ты нашего роду-племени, то, чтобы не омрачать наши с ним отношения, решил выделить тебя из смертных и перевести в ранг неприкасаемых.

–

Это что такое?

–

Это отдельная категория смертных, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не будут используемы в наших целях, не будут заражены нашим вирусом, не будут наказываться за действия, противоречащие нашим планам.

–

И много таких?

–

Нет. Это те люди, которые активно строят жизнь на Земле. Ты из таких. А вот этот, – она указала на чёрта с бабочкой, – хотел тебя использовать, как инструмент, как килера. Он будет наказан за «политическую близорукость».

–

Но, – Вадиму стало жалко своего «советчика», – может, он не так и виноват? Он очень помогал мне.

–

Понимаешь, – бабка взяла его под руку. – Этому олуху было поручено закрутить интригу вокруг твоего знакомого Василя, с тем, чтобы убрать его из жизни. Мешает он. А этот безобразник и лентяй не смог найти исполнителя лучше, чем друга детства его жены. Ну, хоть и чёрт, но – без мозгов. Лентяй. Нет, чтобы побегать, подсуетиться, придумать вариант поизощрённее! Нет, поселился у тебя в доме. Завёл канцелярию с факсом и секретаршей и ждал, когда ты ему притащишь тело бездыханного Василя.

Она обернулась, подозвала чёрта, подцепила его пальцем под бабочку, притянула к себе и прошептала в волосатое ухо:

–

Лети в Запорожье и исправляй свои ошибки. Без договора с Василём, чтоб мы тебя не видели. Брысь!

Чёрт мгновенно испарился.

–

И мне пора, – Октя посмотрела на внука и расстроилась. – Жаль, скоро рассвет. Живи, и не забывай нас.

В поезде просыпаешься рано. Лежишь в неге, и под стук колёс собираешь мысли. Этот процесс длится всего не

сколько секунд, а впечатление такое, будто ты провалялся с открытыми глазами целый час.

Роза сидела на своей полке и смотрела, как он просыпался. Всю неделю в столице нефтяников она стояла на страже его здоровья и психики.

–

Доброе утро, родной! – она с тревогой и надеждой всмотрелась в его лицо.