Читать книгу: «Русский излом. Роман в трех частях», страница 10
Глава 34
Лето 1914.
Позднее Маруся не раз от случая к случаю вспоминала слова ворожеи, однако на каникулах летом 1914 года думать об этом не хотелось. Астафьевы снова выехали на дачу после долгих месяцев, проведенных в Песчанске. Маруся скучала по Мише Таланову, со дня на день ожидая его приезда.
Стояла прекрасная погода, необычно жаркая для северного июня. Буйным цветом цвели жасмин и сирень, вечерами туман ложился на заливные луга, а золотистый закат сменялся короткой белой ночью.
Седьмого июня Талановы получили телеграмму от Родиона: Верочка благополучно родила дочку, названную в честь ее матери Ольгой. Надо ли говорить, что новоиспечённая бабушка Любовь Петровна раззвонила об этом событии по всей округе. Особенно досталось Асеньке – старинная подруга навещала ее каждый день, не уставая потчевать рассказами о «своих молодых» и новорожденной. Асенька выносила ее визиты с ангельским терпением, пряча в дальние глубины души проснувшуюся зависть.
Нет-нет, не подумайте ничего такого: она радовалась вместе с Любочкой, считая, что подруга заслужила свою долю счастья, но почему же самой Асеньке не везёт?
Митя не пристроен – после разрыва с Ольгой он даже не заговаривает о женитьбе. Понимает ли сын тревогу матери? Понимает ли, как ей важно дожить до внуков и увидеть в них своё продолжение?
Новая причина для тревоги – Илюша. Он пишет из ссылки грустные проникновенные письма, но в них нет ни слова раскаяния о содеянном! Скорее наоборот…
В последнем письме он писал о безмерной радости знакомства с бунтовщиками, о готовности отдать за них жизнь.
Какой же он всё-таки наивный, хотя и закончил университет. А друзья его -,просто, злые гении! Не связался бы он с ними́ – не сослали бы бедного сыночка в дальнюю сторонушку.
А столичные друзья – просто злые гении Илюши! Делал бы карьеру в юриспруденции и, возможно, нашел бы невесту, если бы не доброхоты с их безумными идеями… Здесь Асенька вздохнула с сожалением.
Анюта… Она немного побаивалась старшей дочери – ее пугала категоричность и непримиримость, с которыми молодая девушка относилась к окружающим Эх, надо было бы выдать ее замуж, да вот беда! – женихов не находилось!
Анна, конечно, не красавица, но и не урод. Круглое личико в обрамлении светло-русых кудряшек казалось милым, но незапоминающимся, словно с нее стёрли все краски, а стремление всех поучать отталкивало желающих познакомиться.
Маруся – совсем другая… Аня недолюбливает младшую сестру – завидует, что ли? Завидует красоте и обаянию Маруси, умению ладить с окружающими, ее доброте и отзывчивости. За последние два года неприязненное отношение старшей к младшей усилилось, и Асенька догадывалась, в чем дело. Всегда так бывает, если между девочками влезает какой-нибудь кавалер и отдает предпочтение одной из них. Она предполагала, что яблоком раздора стал Миша Таланов. Что же, он хороший мальчик, и одной из сестер должно улыбнуться счастье…
Асенька вспомнила про вязание, лежавшее у нее на коленях – хорошо получаются пинеточки из цветных ниток! Да, надо изготовить помпончик и сплести шнурки. Она глубоко вздохнула: внуков в ближайшее время не намечается, а Любочкиной малышке пинетки подойдут.
Она задержала взгляд на портрете Федора Ивановича. Скоро год, как она вдова… С уходом Федора ее жизнь не закончилась – она заботится о детях и даже имеет смелость мечтать о внуках, но так надёжно и спокойно, как рядом с мужем, ей уже не будет никогда. Жизнь ее поделена между Песчанском и Большими Дубами, финансами занимается Викентий, а у детей, Бог даст, все наладится.
Круг общения останется прежним, и благотворительный бал в Дворянском собрании она посетит, как это было при Федоре Ивановиче. А потом, когда она пресытился днями, Господь заберёт ее к себе без мучений, и Бельское кладбище, где в семейном склепе покоятся все поколения Баташовых, станет для нее последним приютом.
Так думала Анастасия Александровна, обманутая безмятежностью дачного лета. Она не знала, что обе ее дочери разочарованы решением Миши Таланова поехать, вместо каникул, в дальнюю экспедицию на Алтай.
По возвращении из Петербурга он первым делом навестил Астафьевых и огорошил обеих сестер убийственной новостью. Аня и Маруся даже невольно переглянулись, а Миша с горящими глазами поведал, что ему выпала редкая удача участвовать в экспедиции, организованной на кафедре растений, и из всех студентов выбрали именно его.
Он два года ожидал этой возможности, но лишь нынче нашелся благотворитель, пожертвовавший крупную сумму на науку. Михаил радовался привалившей удаче: он рассчитывал использовать материалы экспедиции в своей дипломной работе.
Его беспокоило объяснение с Марусей – а вдруг она обидится? Весь год они жили ожиданием каникул, и вот, пожалуйста – такой сюрприз! Поймет ли Прекрасная Дама его устремления?
Маруся поняла и… отпустила. Миша даже разочаровался оттого, что любимая приняла его поездку легко, и засомневался в глубине ее чувств.
Право, его сомнения не стоили ни гроша: Маруся в силу полученного воспитания не хотела стать помехой в его карьере. Напротив, она верила в то, что когда-нибудь Миша проявит свои таланты, ведь он считался самым начитанным юношей в округе. Кроме того, сдержанность характера Маруси не позволяла ей в полной мере выплеснуть свои чувства. Несомненно, она сожалела о разрушенных планах на лето, но понимала важность любимого дела для ее избранника.
Две недели до отъезда Миши пролетели незаметно. Не было конца развлечениям, которые не уставали изобретать Раечка и другие в молодежной компании: танцы, катание на велосипедах, пикники. Мальчики соревновались в игре в новомодный «футбол», а девочки не желали ничего иного, кроме игры в серсо, знакомой и старой, как мир.
На день рождения Раечки устроили маскарад. Вся округа собралась на этот праздник – никто не отказался! Гости приходили уже одетыми в карнавальные костюмы, поэтому много забавных перепутаниц случилось во время танцев. Так Маруся Астафьева несколько танцев отплясывала с весёлым клоуном, полагая, что это Миша. И лишь, заметив недоуменный взгляд гусара, одиноко стоявшего у дверного проема, сдернула маску со своего визави. Из-под раскрашенного картона показалась дерзкая физиономия Володи Пригожего. Он скорчил смешную гримасу, а Маруся зарделась, словно маков цвет.
Угадав в прорези маски гусара Мишины зелёные глаза с коричневыми крапинками, она переметнулась к нему.
Он уехал на следующее утро, сначала в Петербург, а оттуда через Москву на Алтай. Вскоре с дороги пришла телеграмма:
«Еду профессором Майковым Алтай проехали Урал здоров скучаю Миша».
К началу сентября ученые предполагали завершить экспедицию, и Маруся рассчитывала на то, что Миша навестит родителей перед новым учебным годом. Хорошо, если бы им удалось провести вместе несколько дней!
Отлетел жаркий июль, приближался последний летний месяц. Сообщение об убийстве в далёком Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда прошло почти незамеченным. Только один Петр Андреевич прочёл в губернских новостях и высказал мнение:
– Как бы это не повредило России!
Домашние посмотрели на него с изумлением: где Сараево, а где мы! Какое нам дело до бед и забот европейских? У нас урожай на подходе – ягоды поспели, яблочный дух стоит над садами, а после Спаса можно будет полакомиться ароматной антоновкой или белым наливом. Не за горами щедрая золотая осень, а там и зима, заполненная праздниками и весельем.
И вообще, Россия – выше свар в мелких европейских княжествах и минигосударствах. Пусть они ссорятся, мирятся, колыхаются и шевелятся под носом спящего медведя. У России свой путь…
Обыватели недолго обсуждали перипетии внешней политики, перейдя к привычным темам – о засолке огурцов и новом грибном сезоне.
Первое августа наступило, как и положено по календарю, раскрасив рассвет нежно-золотым цветом. И никто не догадывался, что война уже стоит на пороге, готовая переломать судьбы многих.
Глава 35
После развода Ольга Монакова поселилась в доме отца, а вскоре сменила его в земской больнице. Грустно принять неизбежность старости и видеть увядание дорогого человека, но ничего не поделаешь: Карл Иванович постарел и, накопив букет всевозможных болезней, вышел на пенсию.
Появление Ольги было как нельзя кстати: земство уже собиралось искать нового врача. Правда, Ольга имела всего лишь фельдшерский диплом, но в конце концов выход был найден: Карла Ивановича оставили на полставки для сложных случаев, а основная нагрузка по приему больных легла на плечи дочери.
Новая фельдшерица, старательная и красивая, быстро расположила к себе окружающих: и сослуживцы, и пациенты не уставали восхищаться ею. Аккуратно причесанная, одетая в белоснежный, хрустящий от крахмала халат, она царила в амбулатории. Ольга навела идеальный порядок и в приемной, и в смотровой, и запущенное помещение деревянного дома стало напоминать светлую операционную уважаемой клиники.
Работы Ольга не боялась, и не было случая, чтобы она отказала кому-либо в помощи из-за усталости или по причине окончания приемных часов. Местное население поголовно полюбило ее, даже больше, чем самого Карла Ивановича, прожившего в волости безвыездно почти тридцать лет.
Лишь одно обстоятельство мешало Ольге наслаждаться жизнью и чувствовать себя счастливой – разрыв с Евгением.
– Бурбон, монстр, солдафон, – клеймила она бывшего мужа, правда, не вслух, а про себя.
– Вспомнить его хамские выходки и рассказать о них, так никто и не поверит! Подумают, я наговариваю на милого воспитанного молодого человека. И как он посмел ставить мне ультиматумы? Я его жена, верно, но не бездушное приложение к «господину"и «повелителю».
Так размышляла Ольга и удивлялась сама себе: стоило ей оставить Евгения, как прекрасная любовь, ради которой она рассталась с Митей Астафьевым, исчезла без следа. Как это получилось? И не совершила ли она непоправимую ошибку, сделав выбор в пользу Евгения?
– Так всегда получается: сердце говорит – мозги молчат.
Ольга вздохнула и решила наплевать на личную жизнь, чтобы забыться в работе. В этом она была неоригинальна, но жаловаться на судьбу не спешила: слава Богу, сама зарабатывает и ни от кого не зависит. Брак принес ей чудесную дочку, а личное счастье отыщет ее когда-нибудь…
Дни летели за днями, лето уже прошло – разъехались дачники. Потянулись тоскливые осенние дни. Проселочные дороги были размыты бесконечными дождями, и лишь утренники подмораживали дорожную грязь и позволяли передвигаться по округе.
На Михайлов день Карл Иванович занемог и остался дома.
Вздрагивая от утреннего холода, Ольга села в двуколку и поехала в больницу. Рабочий день ее начинался приемом амбулаторных больных, затем осмотр в больнице и напоследок домашние вызовы. Она не нарушит расписания, которого ее отец придерживался изо дня в день в течение тридцати лет. Пусть все дела идут так, как в его присутствии.
Однако распорядок пришлось нарушить: не успела Ольга привязать кобылу, как ее позвали в приемный покой.
– Скорее, Ольга Карловна, там человек умирает! – со слезой в голосе крикнула санитарка Маша.
Фельдшерица на ходу предупредила амбулаторных больных, сидящих в коридоре, что задерживается. Лошадь осталась на попечение сторожа, а Ольга поспешила за санитаркой.
Земская больница Бельский волости располагалась в одноэтажном деревянном доме. Он был построен в живописном месте – посреди сосновой рощицы на краю села. Из больничных окон виднелись поля, луга, речка, на другом берегу которой рос лиственный лес. В весеннюю пору цвела черемуха, и ее терпкий аромат проникал в помещение.
А сейчас, в конце холодного промозглого ноября пахло сыростью и подгнившей листвой. Больничный сторож, он же истопник, жарко натопил печи. Угли уже прогорели, и обшитые жестью, раскаленные стояки излучали тепло.
Ольга сбросила пальто на руки санитарке Маше и приняла от нее белоснежный свежий халат. Она направилась в приёмное отделение, попутно выслушивая доклад.
– Нашли его у Бельского разъезда возле рельсов, без сознания. Лисьегорские мужики ехали в Глебово и наткнулись на него, – торопливо рассказывала Маша, – Наверное, под поезд попал, несчастный.
Она завела фельдшерицу за занавеску в отдельный бокс, куда поместили раненого.
Худенький молодой человек, укрытый тонким одеялом, дрожал всем телом, хватая ртом воздух.
– Помоги мне осмотреть его, – попросила Ольга, – Первернем на бок.
Маша стянула одеяло и с усилием повернула раненого, приподнимая рубашку. На его спине виднелись ссадины и кровоподтёки. Правая скула была разбита, из угла рта текла сукровица. Ольга достала стетоскоп, приложила трубку к спине и прислушалась..Дыхательные шумы не прослушивались справа, раненый продолжал задыхаться, кожа его сделалась серой с синеватым отливом. Он умирал прямо на глазах.
– Пневмоторакс, -осенило Ольгу, но сразу же ею овладело беспокойство
– Боже мой, мне никогда не приходилось самой делать прокол – всегда кто-то был рядом. И папа, как назло, заболел…
– Маша, укладку для пункции, быстро! – скомандовала она, и в ее голосе уже не чувствовалось ни страха, ни беспокойства, ни растерянности, а лишь озабоченность предстоящей процедурой.
Через несколько минут все благополучно завершилось. Соблюдая правила асептики, фельдшерица сделала прокол в межреберье с пострадавшей стороны, присоединила резиновую трубку, конец которой опустила в приготовленную ёмкость с водой. Напряжение отпустило ее, как только первый воздушный пузырь вырвался на свободу из трубки.
– Спасибо тебе, папа, – мысленно произнесла она -за то, что позволял наблюдать за твоими манипуляциями, иначе мне сегодня пришлось бы туго. Хотя, нет, туго пришлось бы раненому, а теперь у него появилась надежда.
Ольга устало улыбнулась и прижала ладони к пылающим от возбуждения щекам.
– Ну что, Ольга Карловна? Что с ним такое? Он будет жить? – спросила Маша, стоявшая у Ольги за спиной во время прокола, но ничего не понявшая из манипуляций..
Ольга снова достала стетоскоп и выслушала лёгкие. Пока не чувствовалось значительной разницы при аускультации, но раненый задышал свободно и слегка порозовел.
– Ну, кажется, проскочили, – воскликнула Ольга и разъяснила санитарке, – Он не попал под поезд, а спрыгнул с него на полном ходу: характер травм указывает на это. Упал, ударился, сломал ребра, повредил легочную ткань. Воздух из поврежденного лёгкого стал скапливаться под плеврой, привел к сдавлению и затруднению дыхания, а прокол дал выход скопившемуся воздуху.
– Вы гений, Ольга Карловна! – воскликнула санитарка, – Я чуть с ума не сошла, пока Вы не приехали. Он задыхается, а я одна и не знаю, как помочь. Хоть руки подложи…
– Пусть полежит пока в приемном, а я в амбулаторию, – распорядилась Ольга. Вздохгув глубоко, добавила:
– Посетители уже не только в коридоре, но и на крыльце сидят. Когда я все это разгребу?
– И-и, Ольга Карловна, – отмахнулась Маша, – Наш народ привычный – подождут, ничего с ними не сдеется! Чайку попейте из самовара, а потом и принимайте.
– Как же так, Маша? А если кто тяжелый… Нет, я пойду, а ты смотри за этим молодым человеком. Вот его можешь напоить чаем, когда он придет в себя.
Фельдшерица ушла, а Маша вернулась к раненому. Он дремал, вытянув руки вдоль одеяла. Во сне лицо его казалось спокойным и одухотворенным. Санитарка вглядывалась в него и шептала про себя:
– Не признала, вроде бы не местный. Ольга говорит, с поезда спрыгнул? А, может быть, сбросили? Увидели, костюм хороший, значит, деньги имеются… Ограбили и выкинули из вагона, мало ли разбойников… Может, околоточному сообщить? Нет уж, пускай сама Ольга Карловна решает… А мы что! Чаем напоить – пожалуйста, а остальное – увольте!
Глава 36
После полудня Ольга освободилась от приема и заглянула к раненому. Он по-прежнему лежал в боксе, но выглядел гораздо лучше, чем утром. В его выразительных карих глазах появились живые искорки. Он взглянул на подошедшую Ольгу с интересом.
– Простите, Вы доктор? – спросил он, поздоровавшись.
– Фельдшер, – уточнила Ольга.
Под пристальным взглядом незнакомца она немного смутилась, а, смутившись, испугалась, что краска выступит на щеках и сделает ее похожей на расписную матрёшку. Она откашлялась, пряча взгляд, и, собрав волю в кулак, напустила на себя суровый вид – в самом деле, почему она так испугалась?
Незнакомец был симпатичным, и лицо у него приятное, и тренированное тело угадывается под больничными тряпками, но Ольга здесь не за тем, чтобы любоваться на молодых красавчиков. Она, как говорится, при исполнении. Пусть уж лучше он смущается…
– ,Вас нашли у железнодорожных путей. Помните, как Вы там оказались? – строго спросила она.
«Похоже на допрос», -подумал он, не сводя с нее глаз, -«А она хороша, просто красавица! Сколько волос! Если распустить эту высокую прическу, ей на плечи прольется золотой дождь».
Он представил себе, что его руки тонут в золотом дожде, что он перебирает каждую прядь, каждый локон, и… улыбнулся.
– Как Вы оказались у железной дороги? Вы помните что-нибудь?, -переспросила Ольга, обескураженная его молчанием и непонятными улыбочками.
– Как Вас зовут? – прошептал он одними губами.
Предательская краска все же выступила на ее щеках, и она, досадуя на себя, резко ответила:
– ,Ольга… Ольга Карловна Монакова. Теперь Ваша очередь представиться.
Молодой человек неожиданно смутился. Он засуетился и закашлялся, а затем, так же, как она, залился краской.
– Антон Иванович Оболенский, -ответил он, понизив голос, – Поверьте, Ольга Карловна, я ничего не помню. Я даже не знаю, где нахожусь.
– Бельская земская больница.
– А где это?
Ольга расценила его вопрос, как дурачество, но всё же, не скрывая недовольства, проговорила:
– Песчанская губерния, Бельская волость.
При упоминании о Песчанске раненый оживился, но, опережая интерес Ольги, заявил, что с Песчанском его ничего не связывает.
– «Врет» – подумала она, – «Он либо из Песчанска, либо ехал туда по какому-то делу. Похоже, и имя ненастоящее. Что ж, пока подыграю в его враньё.»
– Скажите, что со мной случилось? Санитарка сказала, что Вы спасли мне жизнь.
Ольга коротко поведала о событиях утра, и он горячо поблагодарил ее.
– Не стоит!, -возразила она, – Вот, если бы Вы вспомнили, что привело Вас на рельсы, то это несомненно избавило бы меня от необходимости доложить полиции о случившемся.
– Зачем? Я же ничего не помню!, -произнес он, четко выделяя каждое слово.
– Куда Вы ехали? Может быть, у Вас билет сохранился?
– А в моих карманах не было билета?
– ,Судя по описи вещей, нет.
– Зачем Вы расследует это происшествие?, – спросил он печально, – Вас же это не коснулось!
– Как зачем? – не успокаивалась Ольга, – Если Вас избили и ограбили в поезде, то не лучше ли обратиться в полицию?
– ,Не нужно полиции…
Он попробовал подняться на локтях, но от резких движений усилилась боль, и он рухнул обратно в кровать.
– Вам плохо?, – Ольга подошла ближе и положила руку ему на лоб, Внезапно раненый схватил ее руку в свои ладони и горячо зашептал:
– Доктор, миленькая! Не надо полиции! Вообще ничего не надо. Я уйду сейчас, только не выдавайте!
Он повторял эти слова несколько раз, будто заклинание, пока изумленная Ольга не пообещала оставить его в покое.
– Я вернусь, Антон Иванович, и тогда Вы расскажете мне, отчего Вы избегаете полиции? Заодно, уж будьте добры, сообщите мне Ваше настоящее имя, господин Оболенский. Поверьте, с моей стороны Вам не грозит опасность.
Он сделал вид, что задремал, и она вышла из бокса.
– «И как мне прикажете себя вести с этим типом? Его враньё даже не забавляет! – размышляла она, идя по коридору, – Этот красавчик, несомненно, южных кровей – еврейских или кавказских. А я не люблю, когда меня используют втёмную.»
Ночью ее вызвали к нему из дома: раненый снова стал задыхаться на фоне внезапного скачка температуры. Карл Иванович, не вполне оправившийся от недомогания, настаивал на сопровождении дочери.
Накануне он выслушал ее рассказ о том, как она сделала плевральную пункцию, и теперь хотел лично убедиться, что дочь сделала все правильно.
Ольга ничего не сказала отцу о своих подозрениях относительно личности потерпевшего, и старый доктор был убежден, что ему предстоит встреча с господином Оболенским, и никем другим! Впрочем, по прибытии в больницу они обнаружили пациента в таком состоянии, что, право, выяснять его настоящее имя было делом десятым.
Осмотрев место пункции, Карл Иванович похвалил Ольгу, затем с помощью того же старенького стетоскопа выслушал лёгочные шумы и печально покачал головой и незамедлительно вынес заключение.
– Я опасаюсь абсцесса, – сказал он, хмурясь, – Все признаки говорят об этом.
– Как же?, – растерянно дочь, – Ты сам сказал, что пункция удалась?
– Удалась, – подтвердила доктор, – Но, милая моя девочка, неужели ты забыла о том, что спавшаяся лёгочная ткань может воспалиться?
– Что делать? Ты же сам не слишком уверен, что…
– Оленька, готовь камфору, – распорядился доктор, – Он очень слаб, я боюсь за его сердце.
Трое суток пациент находился между жизнью и смертью – трое суток Ольга не выходила из больницы. Она даже спала на двух стульях в боксе, чутко улавливая каждое движение пациента. И, как только у него при кашле стала отходить полным ртом гнойная мокрота, сразу же исчезла лихорадка, и состояние раненого перестало вызывать опасения, она впервые за последнее время заснула спокойно.
