Читать книгу: «Иерархический человек. Зерот», страница 2

Глава IV

Какое твое имя

Хотя интеллигенцию упоминают в самых разных тонах – от уважительного до презрительного до и по каждому поводу, когда его вроде был мало. Но чаще всего употребляется ленинское «говно» в адрес последней римской когорты. Говно и герои – это как то шокирует. А толкователи с разных строн как бы играют на контрастах

Так что же такое – интеллигенция?

И почему последняя когорта римских легионеров превратилась в выбросы человеческой жизнедеятельности?

Вождь пролетариата бичевал интеллигенцию за ее упрямство и эгоцентризм, часто неуместные, отвлекающие в нужные моменты массы на себя. Если римские герои представляли собой военное упрямство, не отходили от того места, на котором держали оборону, то «говно» интеллигенция «держало» оборону, просто напоминая перекормленных цирковых ослов. Все что не говорила и говорит сейчас это говно интеллигенция – это прежде всего нытье и экзальтация. Нытье и реклама самих себя. Они не за кого и не держат оборону. А представляют только свой эгоизм. Потому для окружающих они действительно могут напоминать людей просто вонючих. Пни их, они развалятся.

И сдадутся.

А между тем, интеллигенция кого то сильно напоминает. О ком никогда не говорили плохое. Разве что обнаглевшие плебеи и маргиналы.

После катастрофы детища революционеров разряда Ленина, так и его последователей – вождей и представителей самой невежественной касты – председателей ЦК партии и генеральных секретарей – СССР, единственно на ком держалась более-менее человеческая мораль были советские интеллигенты. Это они, голодные и бесправные держали оборону и мораль в области интернационализма и справедливости, – все как их учили старшие наставники и высокая человеческая мораль, написанная мудрыми классиками. Это они гордо держали голову наподобие обнищавших испанских грандов, когда все так называемые проходимцы прогибались и унижались. Это они, интеллигенты самые настоящие своим существованием мешали слабым товарищам терять лицо. Это они мешали ненавидеть принципиальных героев, если все вокруг продались и прогнулись. Как ничтожества с современным регалиями и ученными степенями, провластное и амебное существо, принимающие форму окружающей действительности могли назваться последней когортой? Потому что от советской интеллигенции осталось только имя.

А вот скажите мне, какая часть общества ринулась в сторону рынка сломя голову, как будто там дают что-то яркое, что-то жизненно важное?

И я вам скажу – только не интеллигенция. Я не имею виду те отбросы, людей столичной и провинциальной мельпомены, всякую поющую шушеру и шутов юмористов всяких клоунов разных возрастов и происхождения. Все эти люди могли влюбиться в рынок вынужденно от голода. Вынуждено, потому что массы одичали. От голода, оттого за имя никто не платил. Мораль, честь, совесть всех напрягает. У того, у кого ее не должно быть в принципе, вот они и ринулись. Я тут не собираюсь кого то совестить и напрягать. Это бессмысленно. Другие ценности на дворе. Вокруг одни провинциалы. Я сухим и холодным языком определяю, -кто? Кто является героем настоящего времени и за что. Почему они самые голодные?

И так как ревкон оперирует собственными терминами, ревкону не важны ничьи и никакие заслуги формальные и демонстративные. Потому что никто и ничто сегодня может быть фигурой. Ревкон определяет людей существующей у них рефлексии. И по ней же выделяет перспективу. Что получится у такой элиты.

Так вот. Самая маленькая совесть по размеру у тех, кто ее не должен иметь по совокупности причины. Самые быстрые и самые страстные желатели поиметь новые степени, ранги и регалии – это зерефы, зеремиды, а по другому – просто крестьяне. Прошлые или настоящие. Но голодные они не буквально. А традиционно. И не традиционно они активные от голода, хотя и то и то сходится, а от низкого ранга. Они – провинциалы. И это утраивает страсть. Это те самые традиционные люди, которые оказались по причинам в самом хвосте. Но знают, что должны быть впереди. После очередного социального взрыва. А приход рынка – это взрыв, это революция.

Для традиции самое важное – это иерархия.

То есть, у традиционного народа это соревнование не прекращается ни на минуту. Чем выше ты в иерархии сегодня, тем буквально менее голодный. Заберись повыше на конус системы и никто и не вспомнит, каким ты был до. Простая беспринципность, характерная массе.

Но ведь интеллигенция туда не ринулась! Ринулись только верхогляды и ничтожества. Пусть их были тысячи. Но, утверждаю, они имеют в биографии точно такие же прыжки и до рынка. Потому что они были ничтожества и до рынка. А подняла их на почетную полку в римскую когорту последних как раз революция. Кто был ничем, тот станет всем! Революция только радикализировала низы, чтобы они создали новую иерархию. Они бы и без революции бы ринулись, во всяком случае проявились бы старания, прилежность, верность царю и отечеству, так и случилось, например с их отцами – верными слугами трона. Но ведь рынок возбудил новых голодных и многодетных. А там где нужда и переживания, там всегда соседствует и традиционный голод. Другими словами голод буквальный физический соседствует с голодом традиционным, где главная пища, главная еда – это иерархия. Иерархия гарантирует и еду и питье и прочее уважение народа. Главное забраться повыше. Вот чему должна была сопротивляться интеллигенция – последняя когорта чести и имени. Правда они защищали бы вместе со страной и моралью себя, как положено эгоцентричному и упрямому «говну» по Ленину. Я бы многое дал – понюхать это говно как можно в большем количестве. Чтобы все увидели, что у этого народа есть, была прошлая элита. И что есть преемственность. А не торжество очередных беспринципных выскочек.

Здесь главное усвоить.

У традиционного народа самые активным – самые убогие на предыдущем этапе истории. Но и те, кто были элитой прошлой, даже без регалий и степеней, элитой остаются, даже если нувориши будут стараться подкупить или втоптать в грязь. Новой элите очень важно, чтобы весь народ был всегда голодным и способным на разную подлость. Здесь можно было бы усомниться, что подлость – это удел моральных изгоев. Однако традиционная иерархия обязывает все время стремиться взобраться наверх любыми путями, то есть даже подлостью, что не отрицается рынком, а рынок создает самые большие возможности для подлости. Иерархия, еще раз иерархия. Другие материи побоку. Но даже тут, если бы оставалось «говно» как когорта великих легионеров, оно было бы равно куче нового и денежного говна. Равна! Даже в единственном числе. Потому то многие голодные традиционно будут стараться иметь хоть какое, но имя. Но у тебя то оно есть. Ведь есть же?!

Глава V

Вавилон или орда

Сначала кажется, государства нет без горожан, а горожан без города. В ревконовской схеме не учитываются организации достаточно сложные без городов и горожан, например достаточно сложной организации по типу Орды у кочевников. Здесь роль государственных чиновников выполняют как бы совершенно традиционные и воспитанные в том же духе люди. Чем собственно чиновник ордынец или исполняющий сборы баскак отличается от рядового баскака воина? Ничем. Это все для примера. Собственно и чиновник в первом городском поколении (зеремид) не отличается по культуре и образу мыслей от своего земляка не чиновника.

Ну, во-первых, по рефлексии он конечно мало чем отличается, но вот у чиновника зеремида с высшим образованием в поведение и ответственность вмешиваются еще и знания, как очень сильный катализатор ремидности в пику традиции. Чиновник выполняет более сложную и ответственную работу. Ревкон вообще рассматривает не чиновников орды и современного государства, а рефлексию, то есть способность смотреть на себя со стороны.

Так вот. Чиновник ордынец – это не ремид, если и ремид, то здесь приходится дополнять словом традиционный, то есть получается традиционный ремид. (Здесь может появится путаница традиционного ремида и ремида государственного чиновника – государственника как цели ревкона). На самом деле, если традиционную элиту мы называем зероты (zeref + root (корень) = zerot), то чиновников Орды можно обозначить как земид (зереф+ ремид = земид), это хоть как то отделит традиционный мир, его баскаков от исполнительной власти, чиновников современности. Ведь, обозначая или отделяя элиту новейшего времени от элиты средних веков, мы отделили зеротов от зелотов.

Традиционная элита не имеет будущего.

По причине отсутствия городов.

То есть традиционную элиту ревкон лишает будущего по причине отсутствия у нее способности к усложнению, и в первую очередь за неимение заботы за людей чужих, – людей чужой крови. Зероты – элита традиции заботятся о своем народе, выделяют его из массы чужих людей. ЗеЛоты наоборот, заботятся о своем народе через любые обстоятельства. ЗеРоты, выражаясь современным языком, это условные националисты, зеЛоты наоборот, интернационалисты. Получается, что зеротам легче управлять обществом, если оно упростится. Зероты хотят упрощения и вечного доминирования среди своих людей, своего народа. Зелоты принимают усложнение обязанностей как необходимое условие прогресса своего народа, который должен учиться в мировой мастерской и брать оттуда самое лучшее.

Но значит ли упрощение зеротов, что их народ должен вернуться к исконным народным промыслам, снова заниматься охотой и рыболовством, или выпасом скота, например? Зелотам же важно сохранение ответственности за всех, эдакое гуманистическое усложнение, они хотят научить, и научить при этом всех.

Зеротная вечность.

Таким образом, традиционный народ может остаться в вечности благодаря своей традиционной же элите, если в народе и окружающих обстоятельствах нет изменений. Так и есть. Можно привести в пример всех первобытных общин, что до сих пор занимаются древними промыслами, – тем, что делали далеких предков и больше им ничего не надо. Пигмеи любят свой экваториальный лес, а лес любит своих пигмеев…

Зероты или традиционная элита никогда не пойдут на изменение.

Любое изменение – это нарушение баланса. Зероты пойдут на изменение только под влиянием изменившихся обстоятельств. Например, произойдет изменение климата. И тогда происходит так называемое Великое переселение народов, а вместе с тем и некоторое изменение народных привычек. Ведь земли, куда придут массы зерефов, имеют свою элиту и свои законы. А это неизбежная война.

Но все равно, зероты не признают ничего, кроме силы.

В зерефной рефлективности понятие силы на первом месте. Сильный значит достойный. Не воинственный, добрый. Отзывчивый и добрый, значит слабый. Поэтому легко понять, что рядом и с зерефной справедливостью нет никакой доброты и нет никакой отзывчивости. И заботятся зерефы друг о друге, потому что на заботу о родне смотрят тысячи глаз такой же родни, что есть позор, если хоть пара глаз доложит о факте незаботы или предательства. То есть, зерефам совершенно не важно, что получишь ты от своей доброты, для них важно, что получат они. Дальше они могут про тебя забыть. Дальше для зерефов ты просто не существуешь. Ведь для зерефов добрый человек хоть и хороший человек, но все таки слабый. Если ты откажешь зерефам, они будут признавать тебя за потенциального мелкого вождя, эдакого элитария. «Чем им сильней наказание, тем им милей господа». Потому самый лучший человек для зерефов – их вождь.

Вождь отказывает всем лукавым зерефам.

Если он будет принимать всех зерефов в своем кабинете, то какой же это вождь? Тем более, он знает зачем они пришли: они знают его, а он их… Если к зероту пришли его зерефы и хотят научить его новым правилам, он прикажет их казнить (это конечно крайность и сказана для примера, тем более тут рассматривается зерот средневековья – Ревкон.).

К зероту конечно должны прийти люди другого народа, уважаемого и могущественного. Представители неуважаемого и, может быть, уже не могущественного народа для зерефа, скажем сразу, просто нули. Может быть по старой памяти он их уважит. Потом выслушает и проводит. Но зерефу доставит особое наслаждение, если представители былого могущества будут ему служить. Он подчинит их себе или увидит их просьбы и унижения (здесь речь идет только о зерефах, и традиционных людях, их рефлексах и повадках – Ревкон.)

Но допустим, к зеротам пришли грамотные люди их же рода с несколько усложненной рефлективностью. Пришли как специалисты. Конечно они обучились грамоте и профессии у могущественного соседа. Где же они еще могли научиться, получить новые пути для развития? Их примут так же, как принимали бы делегацию соседей в прошлом. Но если тот сосед, что их научил всяким премудростям уже слаб, то разговора не будет и с этими мангуртами.

Для реформы традиционного народа, изменению судьбы родов и племен должны быть свои предпосылки. И первые предпосылки – это усложнение жизни. Требуется скопление людей неопределенной народности и неясного вероисповедания. А где такое возможно? Только в империи. Только в городах. Только в Вавилоне. И называется это все модернизацией. О ней мы поговорим позже.

Глава VI

Цугцванг. Так завещали предки.

Цугцванг. Так завещали предки.

Традиционная элита никогда не пойдет на изменения. Зероты всегда за себя.

Традиционная элита никогда не пойдет на изменение условий, если все находится под ее контролем. Другими словами она не желает, не будет желать и никогда не меняла ничего по причине сохранения порядка, во главе которого она находится. Этот порядок называется одним именем – традиция. Именно о традиционной элите мы говорим. Потому что для традиции самое главное – это воспроизводство себя из предыдущего кокона. И самый главный кокон традиционного народа занимает она – традиционная элита, она же элита народа. Любые другие притязания будут называться притязанием черни, другими словами бунтом и будут жестоко пресекаться. Так было, так есть и так будет продолжаться, пока есть и будут зероты – традиционная элита.

Причину гибели всех зеротов мира можно рассматривать как объективный процесс. Потому что они никогда не согласятся на второе место. Второе место непочетное.

Но сейчас разговор пойдет не о феодальной элите, а о другой элите, которая пришла зеротам на замену.

Иногда традиционную или тотально феодальную элиту зеротов могут на время заменять ремиды, которых в ревконе мы держим за государственников.

На самом деле ремиды меняют феодальную или архаичную элиту зеротов, так случилось из-за русской революции и из-за технического и культурного прогресса в мире. Здесь мы имеем в виду новых большевистских руководителей, которые пришли в виде революционеров. Ну не даром же их так назвали, – революционеры. По выражению любой знати это просто бунтовщики. Из этих революционеров – бунтовщиков сложили новый аппарат власти, который оказался потом тоже традиционным, то есть новой копией от предыдущей системы. Названия меняются, а люди нет! Рефлексия никуда не исчезает, остается на месте. Ремидов, ту же партократию также очень тяжело подтолкнуть к реформам, потому что они тоже знают, что они элита. Чтобы никто не помешал им быть всегда впереди, они тут будут искать врагов. Чтобы элитой автоматически остались их дети. Такой этот закон. И именно в этом наследовании привилегий ремиды сильно напоминают зеротов – прошлую феодальную элиту. Крушение СССР и советской власти показало, что в ремиды или в аппаратные сотрудники часто набирали из числа сельских жителей, откуда собственно феодальная элита и происходит. Если аппаратчики есть администрация города, то они не специально выбирали города, чтобы править по-старому, города сами по себе есть прихоть цивилизации. Однако если набор все таки произведен из сельской местности, то тем хуже для общества, если оно хочет реформ, а ничего не меняется. Потому что бывшие зерефы, они же традиционные люди должны по эволюции традиции превратиться в зеротов феодалов, а никак не в рыночников демократов. Ремидам (на само деле земидам, зереф + ремид или просто зеремидам) также трудно понять, что мир меняется и вместе с ним должна меняться традиция. А зачем им что-то менять, если им итак хорошо? Но так же как и прошлым зеротам феодалам ремидам менять систему не хочется. Поэтому, если что-то меняется, то и ремиды прошлого режима меняются местами. Изменения происходят, только когда ремидов выносят буквально из кабинетов вперед ногами. Все ремиды знают, если они выйдут раньше из кабинета, они станут сразу не интересными всем и прежде своей родне. Не смогут помочь, не смогут решать вопросы, то есть будут такими как все. И потому они будут сидеть на одном месте, в народе говорят до конца своих дней. Вот этот сверх консерватизм возможных или действующих зеротов, которые превратились в ремидов из-за марксизма, стоит понять, чтобы отвечать себе: почему когда приходят любые захватчики в виде матросов Колумба ли или крестьянских переселенцев из центральных губерний России ли, или сталинских эмиссаров – коллективизаторов, затем строителей заводов, покорителей целинных земель ли, если бы зероты сохранились даже после первых встреч, они всегда были бы против и пришельцев, и изменений, которые они вместе с собой несут. Но они, зероты не сохранились, потому что эмиссары Сталина – представляли собой более мощную на порядок советскую элиту. Ремиды всегда мощнее зеротов, просто оттого что опираются на новую технику буквальную и опосредованную. С ними приходят и передовые на тот момент методы руководства.

Однако почему зероты индейцев не были против матросов Колумба, вы спросите. Почему они не умертвили столь чужеродный элемент?

С матросами Колумба произошел обычный казус любопытства. Что не понятно, то сначала изучается, во всяком случае ощупывается. Если это новое чудо не мешает совершать обряды, не покушается на привилегии элиты, то они могут ходить рядом и развлекать. Столкновения начинаются, когда чудо начинает проявлять себя и проявлять как соперник. Но был уже поздно.

Вместе с тем ремиды, когда власть их утвердится, все время думают, что их верховенство будет не менее долговечно. Они также будут сидеть в кабинетах и уверуют в собственную незаменимость. Будут болеть одинаковой болезнью с зеротами – консерватизмом и неповоротливостью, и которых все время поддерживали племенные жрецы.

Факты попроще.

Даже после падение СССР и советской власти люди редакторского и технического персонала в среднеазиатских республиках сохраняют иллюзии своего превосходства. Не признавали и не признают произошедших изменений и продолжают вести себя, как если бы зероты оставались в плену, но не соглашались, что их первенство закончилось. Их время прошло. Так ведущие специалисты или просто профессионалы своего дела действительно остаются на привилегированных неформально ролях и выглядят даже государственниками (рядом с туземцами, похоже иногда, что на старорежимных редакторах держится вся редакция, более того – инфраструктура). Но это все иллюзия, как было сказано выше. Если новую власть совершенно не интересуют государственные задачи, это только кажется, что не интересуют, на самом деле интересуют, но только с позиции… традиции. То есть власть нужна для исполнения традиционных догм. А они очень просты. Так вот, ведущие специалисты, редакторы или инженерный персонал рядом с новыми правителями выполняют и традиционные, и государственные задачи в виде зарождающейся традиции новой элиты независимости. Они идут в услужение, хотят они собственной коллаборации или не хотят с местными феодалами. Традиционных людей именно это и отличает. Традиционные люди очень негибкие в вопросах стратегии. Тактически они, впрочем, как всегда, преклоняются перед начальством. Вот точно также ведущие наемные редакторы или наемные же инженера и прочий подсобный материал выполняют роль подсобников для выполнения личных задач нескольких ведущих семейств, хотя при этом помощники традиционалистов могут делать очень надменное и независимое лицо.

Но они являются теми самыми ремидами – копиями феодальных и советских элитариев «от сохи», которые никогда не уступят другому место. А так поступают только феодалы прошлого. Никакой социализм не может этого изжить. Люди остаются прежними. Они напоминают своих предков, которые никогда не уступают в споре. Так и бывшие советские пенсионеры после развала СССР стали работать на новый режим и одновременно изображали из себя гордых девственниц. Они не могли себя изменить. Не в следствии уже преклонного возраста, как это принято считать, старый человек не гибок, а потому что они без этого места будут никому не нужными пенсионерами. Они не хотели выйти из пула. Боялись забвения. И прекрасно осознавали, где живут. Впрочем, и мы прекрасно это понимаем. Если ремид пойдет на попятную, значит он уже не ремид, не элита совсем и никому больше будет не нужен, даже своей семье и родне. Таковы законы традиционного мира. Если на западе человек без денег никому не нужен, то здесь человек без высокого места и должности никому не интересен. Люди везде остаются людьми. Если же ремидная старорежимная скорлупа уступит, то все они вскорости исчезнут из поля зрения совсем. Они это знают, чувствуют кожей, традиционным нутром. Потому и этот редактор, который даже писать не умеет (но остается у туземцев заслуженным авторитетом!), и этот назойливый экономист, желающий запрыгнуть в поезд завтрашнего дня (до сих раздающий интервью во имя этого), просто видели во мне, а не в системе вокруг – своего личного конкурента. Для них даже их хозяева миллиардеры – туземцы! А они – неформальная белая элита. Правда из прошлого времени. Мое внезапное появление в эфире перевернула это мнение верх ногами, значит лишило бы этих старых дев коллаборации жизненного уюта.