Читать книгу: «Выживет сильнейший? Как избежать физических и психологических травм в детском спорте», страница 3

4. Великий тренер в идеальном мире

Сейчас мир футбола похож на огромный табун рабочих лошадок – профессионалов хорошо натренированных, но часто безликих, одинаковых по духу, по настроению.

Я точно знаю, что в ФИФА сидят умные люди, которые отвечают за образование тренеров, за то, какую информацию они им дают, как тестируют тренеров, как их лицензируют. Я верю, что в Европе и на Западе множество людей работают над этим, уделяют этому большое внимание. Но этого недостаточно.

Сейчас мир футбола похож на огромный табун рабочих лошадок: профессионалов, хорошо натренированных, но часто безликих, одинаковых по духу, по настроению. И есть какое-то количество невероятных талантов, великих игроков, но их единицы. Вы обращали внимание, что это яркие личности? Что это свободные люди? Они в меру дерзкие и не всегда всем нравятся. Они живые, много улыбаются, и игра для них – это удовольствие!

А что бы было с миром спорта, если бы детей тренировали в иных, предлагаемых мной, условиях? Условиях, в которых ключевое – не инфраструктура, не лицензии и не большие кабинеты и выстроенные системы или деньги. Источником того, о чем пишу я, является сам Человек и то, что у него внутри. Только Великий тренер способен подарить миру Великого игрока. Величие – это то, с чем рождается каждый. Великий – значит живущий своей величиной. А жить своей величиной – это знать, кто я, чего я хочу, быть открытым миру, признавать другого, иметь принципы, знать цену свободе.

Чтобы дать возможность Великому игроку проявиться, надо начинать признавать его до того, как он стал Великим. Он родился и принял решение прийти к вам на тренировку. Он не попал по мячу. Откуда вам знать, что перед вами не Великий?

И я вдруг представила множество талантливых игроков. Таланты не рождаются раз в несколько лет, они рождаются ежедневно. Что, если талантлив каждый? И если проявленный талант – это только стечение огромного количества обстоятельств?

Одно из таких важнейших обстоятельств – это свобода от давления. Великие игроки – это свободные игроки. Но давайте признаем: мы, тренеры и родители, очень любим диктовать свои условия, давить, контролировать, ограничивать, подавая это под соусом безопасности или «я лучше знаю». Мы любим удобных детей. А свобода не предполагает удобства.

Если изучить истории талантливых спортсменов, то окажется, что в большинстве своем это были дети, на которых поставили крест или которых полностью отпустили, дав возможность делать то, что они хотят, и чтобы при этом никто их не трогал. Свобода – это важнейший фактор в развитии таланта. Свобода – это те самые возможности делать все что угодно, исследовать, изучать, жить из любопытства, а при встрече со скукой – изобретать. Исследовав эти территории, я сам выбираю, что мне подходит. Не то, что вы мне говорите, а то, что подходит именно мне. И когда ребенок выбрал то, что ему нужно, он начинает направлять на это все свое внимание. Это результат выбора ребенка, его туда никто не толкал.

Ребенок говорит: «Я хочу быть великим футболистом». Или пианистом. Или поваром. Когда мы это слышим, что мы первым делом извлекаем из нашей головы? «Хочешь быть великим? Надо пахать». Это установка. Человек никогда не пашет, если занят любимым делом. Посмотрите на историю, на биографии гениев, талантов, выдающихся людей. Эти люди делали то, что им нравится, а значит, не работали никогда.

Ребенок должен иметь возможность ничего не делать, ему должно быть скучно, он должен иметь возможность смотреть в потолок, ковыряться в носу, отвлекаться на 550 факторов, про один из которых он вдруг подумает: «О, а вот это мое!» И пойдет туда. Без свободы это невозможно. Поэтому, кстати, в тренировочном процессе должно быть очень много свободы. Это учит ребенка самостоятельно принимать решения.

Если нет свободы, никаких решений не будет. «Я буду делать что-то, чему меня научили, но это будет не мое». И если это «не его», то ни о какой реализации таланта речи быть не может.

Талант – это мое, это никем не может быть присвоено, это структура моей ДНК. То, что я делаю, – и есть я. Если мне это навязали, если меня заставили, то это просто работа. Именно свобода дает мне уникальность в любом навыке, и она может быть только моя собственная, и никто никогда не может меня этому научить. Направить могут. Обозначить границы для безопасности могут. Помочь принюхаться могут. Могут дать больше возможностей для реализации, чем я себе представлял. И при этом могут сказать: «Смотри, диапазон не такой, а намного шире. И ты можешь это все поисследовать».

Задача тренера и родителя – создать условия, а не толкать ребенка в работу. Любой дурак может заставить ребенка бежать трехкилометровый кросс или играть на скрипке три часа. А вы попробуйте сделать так, чтобы ребенок занимался этим радостно и с любопытством. Не манипуляциями вроде: «Пойдем в аквапарк, когда выполнишь». Не торгом.

Сможете так сделать – тогда он вернется к вам. Вы обретете доверительные отношения, в которых оба получите то, что нужно вам обоим.

Свобода – это важнейший фактор в развитии таланта. Свобода – это те самые возможности делать все что угодно, исследовать, изучать, жить из любопытства, а при встрече со скукой – изобретать.

5. Димка и Бека. Свобода, конфликты, принятие и любовь

Димка – единственный человек, которого я выгнала с тренировки за всю свою тренерскую практику.

У меня есть правило, основанное на интуиции: если произошел конфликт, я останавливаю тренировку или даже игру. Даю свисток, собираю всех в круг и спрашиваю: что сейчас произошло? И этот момент может быть ключевым не только в этой тренировке, а в жизни в целом. Я не обвиняю – спрашиваю, что побудило к именно такому поступку.

У меня есть история про Димку и Беку, иллюстрирующая это правило. История о двух киргизских ребятах из разных семей с разными социальными статусами.

Димка – единственный человек, которого я выгнала с тренировки за всю свою тренерскую практику.

Он был очень перспективным. С ним сложно было оставаться тренером, не падающим в фантазию про то, каким Димка может быть чудом футбола, выдающимся игроком. Он был сильным, мощным, рьяным, очень эмоциональным – эмоции просто били через край! – вспыльчивым, ярким, заметным. Он не боялся задавать глупые вопросы, не боялся показаться смешным. Он был очень, очень свободным. Чистым. И дерзким.

Задолго до определяющего дня у него начала подниматься агрессия. Я видела, как он конфликтует с другими ребятами в команде, как он брыкается на тренировке, как быстро раздражается. Я поняла, что он не справляется, что приходит сюда потому, что так надо. Димка свой внутренний конфликт вымещал на всем – на работе с мячом, в контакте с людьми, в разговорах со мной. С этого все началось. И решение я приняла мгновенно.

Я не могла противиться его природе, не могла сопротивляться его судьбе, я могла только отпустить и поддержать. Выгнать его тогда – означало назвать вещи своими именами, определить их для него в том числе. Закрыть перед ним дверь, чтобы он развернулся ко мне спиной и взял то, что на самом деле хотел. И это тоже составляющая диапазона возможностей.

Такова природа вещей. Подросток всегда остается подростком, как бы мы ни пытались его усмирить.

Это было и частью обеспечения безопасности всех остальных, потому что Димка плохо себя контролировал, как случается в пубертате. Зачем сжимать пружину? Я ее просто отпустила. Это был конфликтный эпизод, но это был конфликт, в котором я его принимала: он знал, что я не отворачиваюсь, не стою к нему спиной. Во всяком случае, я точно знала, что я – на его стороне, даже если он это поймет не сразу.

Мне было важно признать правду и, какие бы ни были у него перспективы, полностью снять с него давление. Я таким образом и сама себя поставила на место, убрала себя с пьедестала. Не помню, стояла ли я на нем, но не исключаю, что стояла («О боже, мы же так много можем всего сделать для его футбольной карьеры и будущего!»).

Я признала, что я просто тренер, а это просто ребенок. Каким бы он ни был талантливым, это его жизнь, я не могу ей противиться, я могу только поддержать.

Я выгнала Димку, сказав ему:

– Я тебя очень люблю, но тебе не надо больше сюда ходить. Сделай то, что ты хочешь сделать, я тебя в этом поддерживаю. Ты свободен. Пиво, девчонки, прогулки ночные. Иди и попробуй.

И добавила:

– Тренировки для тебя закончились, в этом сезоне ты больше не приходишь. А дальше решишь сам.

Он фыркнул, развернулся и ушел. Это было весной, а в июне у нас закончился сезон.

Прошло лето. Я увидела его на первой тренировке нового сезона. Он прятал от меня взгляд, ему было ужасно стыдно, он смущался. Я подозвала его.

– Как дела?

– Ну… Я два месяца погулял, все попробовал, это неинтересно, – ответил он. – А потом два месяца ходил в спортзал, чтобы форму вернуть. Я хочу играть.

И все, он вернулся. За счет отпущенной пружины мы не дошли до точки кипения.

Бека – максимальная противоположность Димке. Безумно талантливый, но совершенно другой. Димка вспыльчивый, яркий, рычащий, а Бека очень спокойный, сдержанный, настойчивый, терпеливый, исполнительный. Наша футбольная история с ним закончилась, когда он приехал ко мне в Тбилиси на два месяца тренироваться. Я давно его не видела, но заметила, что он мало ест, в нем была какая-то слабость, медлительность. Можно было бы все списать на жару и лень, тем более сам он говорил, что с ним все в порядке, а заметных признаков и симптомов серьезных проблем не наблюдалось.

Но я – это я. Мы сдали анализы, на всякий случай. И нас отправили к гематологу. Врачи тогда сказали: с такими показателями крови не то что не тренируются, а не ходят, в реанимации лежат. И несколько месяцев Бека лежал под капельницами. У него обнаружились большие проблемы с кровью, подозревали даже онкологию, потому что показатели были критическими. А он с этими критическими показателями два раза в день тренировался, вот такой вот человек.

О нем есть много других горьких историй, происходивших с ним не от хорошей жизни. Все эти истории были довольно серьезными испытаниями для всей его семьи, уже в раннем возрасте на него легла ответственность – он должен был зарабатывать, чтобы выживать. При этом Бека до сих пор играет в любительской лиге. Даже тренировать начал.

Беку мы тогда вернули в строй. Капельницами, уколами, консультациями гематологов. Все нормализовалось.

Я не знаю, как развернулись бы судьбы этих детей, если бы в этих историях я действовала иначе. Это непросто – любить человека. Особенно если вас связывает просто работа. И этих детей у тренера – десятки или сотни. Если вы видитесь два-три часа в неделю. Но я всегда себе напоминаю: «Алла, это же судьба человека! Ты только вообрази, как много всего его ждет впереди. Только подумай, как на него и на его судьбу, и на судьбу тысяч других, с кем он будет в контакте, может повлиять одно сказанное тобой слово».