Читать книгу: «Выживет сильнейший? Как избежать физических и психологических травм в детском спорте», страница 2

Шрифт:

Но это труд и путь. И мало кто на этот путь способен. Успех почему-то измеряют цифрами на табло, а не счастливыми судьбами.

Понимаю. Цифры – проще.

Здоровые (не пожирающие) сомнения в свой адрес у тренера или родителя – это путь к тому, чтобы быть надежным. Быть тем, на кого ребенок может опереться.

2. Как я пойму, что эта книга дает результат?

Я хотела бы увидеть сомнение в глазах тренеров и родителей. Я хотела бы увидеть их рьяную тягу к тому, чтобы познавать новое не только в поле принятых профессиональных тем. Я хочу, чтобы взрослые обращали больше внимания на детскую психологию (и собственную психотерапию), педагогику, чтобы они начали разговаривать с детьми гораздо больше, чем они это делают сейчас. Кратно больше. Отношения, которые строятся через качество контакта, на порядок важнее, чем количество касаний мяча на тренировке. Книга принесет пользу, если тренер увидит в ребенке личность, перестанет судить, осуждать, требовать. Если тренер начнет познавать себя, свои истинные мотивы. Речь идет о помощи, которую я (как тренер) могу оказывать только в том случае, если я сам в ресурсе, если я сам понимаю это, если во мне достаточно любви, сострадания, внимания, ответственности. Если я взрослый.

Что значит «я взрослый»?

Я отвечаю за ребенка, я признаю, что сто процентов ответственности на мне (в том числе за его состояния, настроения, травмы, желание играть или тренироваться).

Я знаю свои теневые стороны (свои истинные внутренние мотивы). Например: да, я мечтал стать чемпионом мира, у меня не получилось, но я не буду через детей это реализовывать. Я буду к себе внимателен. И буду внимателен к ним.

Я знаю, какие чувства меня обуревают во время стресса (на тренировке, во время игры), и я не вымещаю свои негативные чувства на детях, я умею себя контролировать.

Я умею признавать ошибки, умею признавать их публично при детях, приносить извинения.

Я понимаю, что несу ответственность за последствия всего, что говорю и делаю на тренировках, играх, в отношениях с этими детьми.

Я знаю, что далеко не все дети станут спортсменами, но сделаю все возможное, чтобы у них была такая возможность.

Я отвечаю за психологическое состояние детей во время и после тренировки.

Я знаю, что дети разные, у них разные потребности, это разные судьбы, и я не могу требовать от них усредненного результата, а моя ответственность – это найти зону ближайшего развития для каждого из них. И если кто-то не справляется, я не буду давить.

Я понимаю, что если ребенок меня не слушает, то это не он плохой – это я не могу найти к нему подход. И если мне нужна помощь родителя, коллег, психолога, я смогу за ней обратиться.

Я способен на благодарность, потому что когда ребенок приходит на тренировку – это счастье. Это означает, что он снова меня выбирает. Он выбирает контакт со мной. И я сделаю все возможное, чтобы в этом контакте ему было безопасно.

Я всегда помню, что ни один ребенок не несет ответственность за мое плохое настроение.

Я отвечаю за безопасность на тренировке и в контакте с ребенком. За все грани безопасности: эмоциональную и физическую.

Я отвечаю за то, в каком состоянии я нахожусь (ресурсном или нет). И я отвечаю за то, чтобы привести себя в ресурсное состояние, если мне предстоит работа с детьми.

Вы скажете, что невозможно всегда быть в ресурсе. Согласна. Но вот вам пример.

Если ты понимаешь, что ты не в ресурсе, то просто дай детям мяч и отойди. Обеспечь безопасность на этом уровне: «Я здесь, я смотрю, чтобы вы друг друга не поубивали. Я контролирую – нет ли каких-то вспышек агрессии. Я стою и держу дверь, чтобы никто не зашел и не ушел. Я за вас отвечаю, поэтому минимальный вред, который я вам могу сейчас нанести, – это дать вам мяч, чтобы вы просто играли».

Тренер взрослый, и он единственный, кто за все отвечает. Я хотела бы, чтобы он на сто процентов взял ответственность за все. Хочет ребенок идти на тренировку или нет – его ответственность. Получается у ребенка или нет – его ответственность. Не выполняет он задачу тренера – тоже ответственность тренера, не ребенка.

Но пусть тренер ответит на вопрос: справляется ли он сам в этом месте? Понимает ли на самом деле, почему у ребенка не получается? Может, он с папой или мамой поругался или в школе двойку поставили? Тренерская ответственность – хотя бы понимать это и не выключать это из перечня влияющих на процесс и результат факторов. Да, можно искать причину где угодно: неблагополучная семья, врожденные качества, синдром дефицита внимания, еще что-то.

Но если ты действительно тренер, то ты способен понять, что у ребенка вот такая особенность координации, а значит, ставить задачи ему нужно соразмерно его возможностям, а не рассказывать, что он какой-то не такой.

И ты способен перестать думать, что кто-то из подопечных машет ногами мимо и зря и нет никакой надежды на то, что из него получится игрок.

Сразу скажу: быть посредственным тренером – это очень просто. Никаких забот. Тут наорал, тут накомандовал (командовать проще, чем договариваться), тут пошутил – вот и полтора часа пролетели. И многие выбирают быть посредственными. Это не делает их плохими людьми. Между посредственным и хорошим тренером – огромный диапазон возможностей развития.

Вы не можете быть идеальными, зато вы можете стремиться стать профессионалами. Однако для этого уже давно недостаточно просто давать классные упражнения. Мир изменился. И ваше стремление уже делает вас восхитительным тренером, одним из лучших.

Вам кажется, что все это – многовато для того, что я называю «быть взрослым»? Ну, это еще не все.

Однако что же остается родителям, если тренеры возьмут на себя ответственность? Родители станут адвокатами для своего ребенка. Будут на его стороне, что бы тот ни решил. Хочет идти на тренировку? Класс! Не хочет идти? Все равно надо его поддержать. Ребенок должен знать, что его поддержат, что бы ни происходило. Поддержать – не значит согласиться в ситуации, когда ребенок не прав. Поддержать – значит помочь ребенку увидеть то, что происходит, помочь ему этот узел развязать. Помочь разобраться в чувствах. Я точно знаю: чтобы оставаться на стороне ребенка, сверхусилия не нужны. Для этого нужно немного больше осознанности, чем обычно. И любовь.

Это просто – практиковать навык «что бы ни произошло, я всегда на твоей стороне».

И безусловно, если счастье ребенка станет важнейшим приоритетом для любого взрослого, который за него отвечает, – это для меня будет высшей наградой. Высшим достижением.

3. Судьба человека

У меня нет контакта со всеми. У меня есть контакт с каждым. Чувствую каждого, вижу каждого, как будто разлетаюсь на двадцать частей, каждая из которых держит своего ребенка за руку, смотрит глаза в глаза. Спрашивает: «Ты как?»

Вот я выхожу на поле.

Знаете, какой момент люблю? Когда даю первый свисток. Передо мной стоят двадцать человек, красивые и разные. Очень разные. Дерзкие, наглые, замкнутые, стеснительные, смешные, вредные, грустные, всякие.

У меня нет контакта со всеми. У меня есть контакт с каждым. Чувствую каждого, вижу каждого, как будто разлетаюсь на двадцать частей, каждая из которых держит своего ребенка за руку, смотрит глаза в глаза. Спрашивает: «Ты как?»

Или, например, люблю обниматься: до начала, во время, после тренировки. Нет такого времени, которое не подходит, чтобы обнять ребенка. Неважно, что было тяжело или кто-то был наказан за то, что кого-то обидел. Объятий заслуживает каждый. В равной степени.

Я осознаю каждый момент: то, что я сейчас делаю, то, что говорю, то, что чувствую к ним, как отношусь, – это формирует детей прямо сейчас. Это зерна, которые я сажаю и поливаю, и они обязательно прорастут. Нет никакого «сегодня мы будем учиться уважать друг друга и играть как команда», потому что эта любовь – безусловная, у нее нет начала и конца. Моя задача – держать эту любовь во внимании. Все время.

Я дала свисток – это моя территория и мои правила. И я создаю такие условия, чтобы все дети понимали их и уважали, чтобы они знали собственные границы. Чтобы уважали границы других. На самом деле я никогда никого не заставляю. Всегда приглашаю в игру. Ребенок имеет право выйти и не участвовать в ней. Всегда. И это фундаментальное право – право сказать «нет». С этого «нет» на самом деле все и начинается.

Мы – люди, выросшие в непростые времена. Нам всем говорили, что надо сначала окончить детский сад, потом школу, потом университет, потом работать, купить дом или квартиру, родить детей, наживать блага. У нас всегда было «надо», но почти никогда нас не спрашивали, чего мы хотим на самом деле. А уж отклонение от предписанного средой и культурой маршрута всегда было худшим из возможных сценариев.

Мне пришлось двигаться по этому маршруту почти сорок лет, чтобы научиться говорить «нет» и «не хочу». И когда я смотрю на человека, которому три, пять, пятнадцать лет, то первое, что я ему предлагаю, – возможность сказать мне «нет» и остаться в безопасности, быть не осужденным, быть понятым. Я научилась признавать человека любого возраста и принимать его «нет», особенно «нет» ребенка.

Признание и принятие – это две жирные темы, которые на всю оставшуюся жизнь способны проникнуть сквозь человека, они прошьют абсолютно все сознательное и бессознательное. Они будут просвечивать сквозь принятые вами решения, выбранные профессии, сказанные слова. Мы будем искать принятия и поощрения на работе, в школе, в профессии, в постели, в любом диалоге, любых отношениях. Непризнанный и непринятый человек – это боль длиною в жизнь. Как человек, который своей работой помогает людям прийти наконец к принятию и признанию, я могу говорить об этом вечно. Книга не только про это, но запомните: нужно искать принятие и признание. Я не встречала людей, у которых это место не болит (может, потому, что я родилась и выросла на постсоветском пространстве и круг моего общения – люди, рожденные в СССР), но, как говорят мои друзья-психологи, в этом вопросе география значения не имеет.

Когда ребенок приходит ко мне впервые, я ему объясняю правила, я эти правила обслуживаю и отвечаю за то, чтобы они соблюдались.

Первым делом я говорю: «Ты можешь не участвовать в том, что здесь происходит, это твое право». Я наделяю ребенка правами и не наделяю ответственностью, вся ответственность остается на мне. Рассказываю, кто я, что мы делаем, кто все эти дети, и говорю: «Ты можешь в этом не участвовать, у тебя есть такое право, его никто не отнимет».

Но тут же я определяю границы своей ответственности. Мое правило звучит так: «Ты можешь в этом не участвовать, но есть физический периметр, за границы которого ты не выходишь. Здесь ты можешь делать все, что хочешь, это твое право». Так, с одной стороны, границы демонстрируют ребенку безопасность, он понимает, что может делать все, что угодно, но в этих границах. Для ребенка, особенно маленького, это исключительно важно.

С другой стороны, у него возникает огромная свобода, которой он начинает пользоваться. Теперь он смотрит гораздо шире, возможностей проявлять себя становится гораздо больше, потому что участие – уже не правило, а его желание. Ты можешь воспользоваться возможностью присоединиться к игре, а можешь не воспользоваться. Я за то, чтобы ребенок понимал, мог выбирать и управлять своим выбором, потому что тогда угол его зрения становится гораздо шире, тогда он может попробовать, выбрать то, что ему нравится больше всего, и никогда не испытывать нехватки того, в чем его ограничивали.

Мы, наверное, первое поколение, которое сталкивается с этим, пробует и которое увидит плоды этого в больших масштабах. Да, это история про свободу, выбор, ответственность и про свободу этот выбор менять, но что бы ни происходило – ты всегда принят. Ты хочешь этого? Отлично, я тебя принимаю. Но ответственность все равно на мне, значит, я отвечаю за границы.

Границы – это физическая территория плюс время. Если я понимаю, что происходит что-то нежелательное, то обслуживать выбор этого ребенка – моя зона ответственности.

То есть – я тебя вижу, я принимаю то, что ты выбрал, но я по-прежнему обеспечиваю тебе безопасность.

Признание и принятие – это две жирные темы, которые на всю оставшуюся жизнь способны проникнуть сквозь человека, они прошьют абсолютно все сознательное и бессознательное.