Я проснулся от жуткого холода. Видимо, внешний вид напрямую говорил о состоянии стен и батарей. Я встал с дивана и, подойдя к батарее, осторожно провёл по ней рукой. Как и ожидал – холодная. «И как только Уильям не проснулся от такого холода? – думал я, пока не заглянул на кухню. – А, нет, всё-таки проснулся». Слепой стоял у открытого окна и что-то туда стряхивал.
– Нашёл чем заняться посреди ночи. Нет бы, плед какой найти или одеться потеплее, так он стоит и морозит квартиру ещё сильнее лишь потому, что подоконник протереть приспичило! Что у нас далее по плану, хозяюшка? – возмущённо спросил я, сложив руки на груди. – Может, окна все вымоешь прямо сейчас, ночью? – парень замер. – А почему нет? Из того же разряда, что и уборка подоконника.
Уильям стоял, не шевелясь и будто даже не дыша. Спустя какое-то время я наконец не выдержал, решил закрыть окно и прогнать Уильяма спать, но не тут-то было. Как только я подошёл к подоконнику, тут же лицезрел то, что он так старательно всё это время стряхивал в окно. Это были белые, будто вырванные волосы, клочки его одежды и, самое страшное, глаза. Серые, с небольшим оттенком голубого, глаза Уильяма. Всё происходило так, словно он… выбрасывал сам себя?
Я тоже замер, только уже в ужасе, а затем медленно перевёл взгляд на Уильяма. Только это был уже не он. Сейчас передо мной стояла маленькая девочка с роскошными чёрными косами, одетая в школьное платьице. Женька. Её лицо было красным и опухшим от слёз, руки в синяках, а юбочка в грязи.
– Ты обещал вернуться… Ты говорил, что заберёшь меня! – плакала Женька, от которой, в свою очередь, веяло каким-то странным, даже могильным холодом.
– Да, я обещал, и я обязательно заберу тебя. Просто дай мне немного времени, – начал успокаивать её я.
Она шмыгнула носом.
– Я столько раз слышала о нашем прекрасном будущем, о том, как мы вместе сбежим от мамы и будем жить счастливо. Но ты выбрал его…
Я присел перед ней на корточки, как в тот вечер, на улице.
– Женька, я выбрал того, кто сейчас нуждается в помощи намного сильнее, а…
Она резко перебила меня:
– Решил поиграть в героя? – её голос стал как никогда злым. – Тогда я поиграю в злодея.
Она повернулась обратно к подоконнику и одним движением руки смахнула всё оставшееся от Уильяма в окно. Мне стало не по себе.
– Если ты не можешь забрать меня, то я заберу его. И совсем скоро у тебя не останется никого.
Я не мог ничего ей ответить. Она снова заулыбалась, будто этого диалога и не было, а затем обняла меня. От неё пахло, как от сгнившего мяса, и это заставило меня поморщиться.
– Люби только меня, ладно?
Её голос зазвенел в моих ушах, я терял равновесие.
Внезапно я услышал позади себя отвратительные звуки, будто восстала целая сотня мертвяков. Женька толкнула меня в ту сторону, а я, потеряв равновесие, рухнул назад. Вместо пола я провалился в огромную дыру, ведущую будто в целый океан, в котором вода была соответствующей времени года. Отвратительные звуки, как мне казалось, мертвяков, были совсем близко. И правда, несколько пар ужасно холодных и грязных рук схватили меня, начав топить. Взглянув наверх, где должна была стоять Женька, я столкнулся взглядом с кошмарным существом, уже не походящим на человека. Оно отвратительно посмеивалось, закидывая в рот серо-голубые глаза. Глаза Уильяма.
Я не мог ничего с этим сделать, холод и страх сковали моё тело, из-за чего я не мог ни двигаться, ни говорить. И до меня только сейчас дошло – я начал тонуть, а это значит, что грядёт что-то страшное и неизбежное.
Проснулся я, как ни странно, от холода и странных звуков. Только на этот раз за окном было светло, а надо мной нависал Уильям. Точнее, он сидел рядом на полу, свесив голову чуть ли не вплотную к моей и, словно, заглядывая в самую душу. Первое, что посетило мою голову, это мысль оттолкнуть его, что я, собственно, и сделал. Вжавшись спиной в диван, я резко и грубо толкнул Уильяма в плечи, отчего тот даже упал, болезненно застонав.
– Ты чё делать собрался?! – недовольно вскрикнул я.
– А на что, блять, похоже?! – Уильям стал аккуратно вставать, опираясь на край стола.
– Похоже на принца, готового спасти принцессу ото сна, известно каким способом…
Уильям пару секунд помолчал, а после засмеялся.
– Так ты мне ответишь, что это было? – нахмурился я.
– Ты разговаривал с кем-то во сне, барахтался, будто тонул, и кричал. Я ж не вижу, что с тобой, вот и решил проверить.
Я вздохнул.
– Ладно, в таком случае прости, – и уставился вперёд. – Мне в последнее время кошмары стали сниться, так что ты не пугайся.
Уильям присел рядом, сбросив весёлую улыбку.
– Мне кошмары снятся ещё с того момента, как я ослеп. Это было для меня поистине кошмарным событием. Думаю, у тебя это из-за перемен.
– Наверное… – я пожал плечами. – А сейчас тебе снятся кошмары?
– Да. Но чаще всего я их не запоминаю потому, что не вижу. Поэтому не зацикливаюсь, привык уже.
Мы помолчали пару минут, а потом, не сговариваясь, пошли на кухню. Уильям направился к пакету с едой (вчера было решено переместить его на кухню), а я – к телефону, который поставил на ночь заряжаться. «Сорок два», – произнеся одними губами, заметил я. Озлобленно выдернув зарядник из розетки, я сел за стол и стал просматривать сообщения, а затем и новости: от матери ни звонка, от правоохранительных органов тоже. Писали в основном учителя, спрашивали, когда собираюсь посещать уроки, и не знаю ли, куда пропал Уильям.
– Знаю ли? – тихо огрызнулся я, чем привлёк внимание Уильяма.
– А? – он обернулся на меня с коробочкой чая в руках.
– Ничего, я не тебе, – ответил я уже громче, для Уильяма. Он, в свою очередь, повернулся обратно к пакету.
Ещё писали знакомые и «подружки» из школы, но их сообщения я читать не стал, сразу перейдя к новостям. Статья про «украденного» мальчика продолжала набирать просмотры и комментарии с соболезнованиями. Я выключил телефон, отложив его в сторону. В ту же секунду Уильям поставил передо мной небрежно нарезанный рулет со сгущенкой и пошёл к раковине.
– Ты есть не будешь? – удивился я, взяв кусочек рукой.
– Буду, просто хочу сделать чай.
– Чай с рулетом? – аккуратно спросил я, чтобы подловить Уильяма.
– Только летом? – неожиданно ответил вопросом на вопрос он.
– А? – не сразу понял я.
– Ты срёшь только летом? – опередил меня Уилл.
– Да ну ё-моё! – я грустно хохотнул. – На это должен был попасться ты!
Уильям тоже хихикнул, а после этого, достав первую попавшуюся кастрюлю, налил в нее воды и поставил на огонь.
– Что по новостям? – немного напряжённо спросил он, садясь на стул рядом.
– Всё так же… – хмуро, в тон ему, ответил я, уже дожёвывая второй кусочек. – Надеюсь, они скоро закроют это дело.
Я решил умолчать про возрастающий рейтинг потому, что, смотря в глаза Уильяма, уже можно было прочесть явную подавленность из-за происходящего. Он вздохнул:
– Я тоже…
Через пару минут последовало закипание воды в кастрюле. Уилл сразу ожил, поднялся со стула и поспешил снимать её с плиты, но не тут-то было: парень не подумал о прихватках, а потому, как только взял в руки, тут же и отпрянул, резко дёрнув кастрюлю в свою сторону. Немного кипятка выплеснулось ему на кисти и одежду, отчего тот вскрикнул.
Дальше я помню всё лишь фрагментами: как подскочил и, тут же выключив огонь, схватил вопящего от боли Уильяма, как выкрутил вентиль не в ту сторону и сунул руки слепого под очередную волну кипятка, как оба ругались из-за происходящего, как я искал аптечку и спасал Уильяма.
Наше утро можно было описать одним словом – «цирк».
Полдня я носился по квартире, спасая Уильяма, у которого оказался ожог второй степени. Как только вылезли волдыри, я сразу же повёз его в ближайший травмпункт, а потом и в аптеку. После этого балагана надо было спасать уже кухню: выбрасывать осколки кружек, которые мы зацепили по чистой случайности, и убирать всю воду, успевшую попасть на плиту и пол.
– Ну как так? Ладно я, но как ты умудрился порезаться тремя осколками?! – ругал меня Уильям, обрабатывая ладонь.
Я в ответ лишь пожал плечами.
– Неаккуратный очень.
Уилл продолжил читать нотации о внимании и аккуратности, ну а я, облокотив голову о спинку дивана, перестал его слушать, ибо безумно устал.
Тем же вечером нам пришлось идти за чайником, ведь понимание того, что именно на нём держится всё наше питание (как и здоровье Уильяма), не покидало. Одновременно с походом в магазин мне пришлось сыграть роль поводыря, консультанта, врача и просто правой руки Уильяма, ведь он был лишён самостоятельной ориентировки в пространстве.
Чайник, вроде, вещь простая, но тоже нуждается в тщательной подборке, поэтому выбирать нам пришлось долго. Первый Уильяму не понравился, на втором было слишком много сенсорных кнопок, а когда я попросил самый обычный, лёгкий и понятный даже для детей, нам предложили странный, со свистком и розочками (целый набор для бабушкиного счастья). После такого, опасаясь, что нам предложат самовар, я отказался от помощи и пошёл искать сам. Выбрал и купил без совещаний с Уильямом, а когда тот стал возмущаться, твёрдо ответил, что за приготовление еды буду отвечать сам. Он спорить не стал. После этого пришлось сходить в продуктовый магазин и оставить там так же немало денег и времени. В итоге оба вернулись к полуночи с тремя пакетами еды и коробкой с чайником. Уильям сразу рухнул на диван, начав засыпать, а мне пришлось разбирать продукты и проверять чайник. Ужинать, соответственно, уже никто не стал.
– Эй, раненый, чай будешь, пока ещё не уснул совсем? – спросил я, подойдя к Уильяму.
Слепой что-то невнятно пробормотал себе под нос и кивнул.
– Ладно, сочту это за «да».
Я вновь вернулся на кухню, чайник, к счастью, уже закипел. Пока доставал кружки, сзади послышались тяжёлые шаги и вздохи.
– Тебе чёрный или зелёный? – спросил я, не оборачиваясь.
– Мне пивка, сынок, – послышался радостный, уже пьяный, голос, окутывающий неприятными мурашками. Обернуться всё же пришлось. За столом сидела мама, на лице которой расплывалась ехидная улыбочка. – Что-то не так, сынок?
Взгляд сам по себе юркнул в сторону тёмной гостиной. На полу, перед самым кухонным порогом, красовались свежие лужи крови.
– Сынок? – голос матери изменился.
Тут я резко оторвал голову от стола и стал оглядываться. «Уснул? Да не может такого быть…» – пролетело в голове. Но правда, уснул. Часы на телефоне показали ровно два. Передо мной стояли две кружки с чайными пакетиками. «Чай пить сегодня уже не будем», – понял я, потирая сонные глаза. Встав из-за стола и пройдя в гостиную, я увидел то, что ожидал: Уильям спокойно лежал на диване в позе эмбриона. «Спит», – с облегчением выдохнул я и отправился обратно на кухню.
В ту ночь уснуть я уже не смог, вместо этого до утра пил остывший чай, о чём-то раздумывая.
Я вновь был в том театральном зале, только на этот раз не на сцене, а в зрительном кресле. Какая-то неизвестная сила сковывала мои конечности, поэтому встать не удавалось. Максимум, что было в моих силах, – это оглядеться и понять, что зал пуст. Все сидения были подняты, время на главных часах отключено, а свет выключен. Весь. Я вернул взгляд на сцену и стал ждать. Сердце в груди колотилось с такой силой, что я уж было думал, вот-вот проломит рёбра и вырвется на волю.
Тут откуда-то послышались барабаны, сначала соответствующие биению моего сердца, а потом плавно переходящие в какой-то свой ритм. Они стали заглушать удары в груди, что напрягло меня ещё больше. Было похоже на то, будто барабаны и моё сердце соревновались в громкости и оригинальности ритма, внезапно появилось ощущение, словно меня перебивают, ставя себя и свое мнение выше моего. Мама. Я вспомнил именно её и напрягся лишь больше. Свет на сцене наконец зажегся, там стояла…
– Мама… – одними губами произнес я.
Сразу возник страх и чувство безысходности.
К барабанам подключились и контрабасы, создавая то ли тревожную, то ли жуткую атмосферу.
Мама, одетая в белоснежное платьице, начала кружиться по сцене, а потом, когда барабаны совсем стихли, упала замертво, будто бы от выстрела. По рефлексу я дёрнулся в надежде на то, что получится встать и подбежать к её телу, но мне удалось только вскрикнуть:
– Мама!
Зазвучали бурные аплодисменты.
– Вот так я бы себя чувствовала, если б ты повзрослел, обо всём узнал, усыпил меня, а потом ещё и сбежал с каким-то черноволосым дружком, – послышалось сбоку от меня.
Напрямую смотреть было страшно, поэтому я глянул, не поворачивая головы, боковым зрением. Перед глазами был лишь размытый силуэт. Старые ощущения, будто… я в очках?!
– О, вон с таким! – размытый силуэт указал куда-то вперёд, и я непроизвольно перевел взгляд на сцену.
Там лежало тело черноволосого, избитого парня. «Кристофер!» – в страхе сразу же догадался я. К моим губам что-то приблизилось.
– На-ка, сынок, выпей. Время приёма лекарств.
Я только сильнее сжал губы. Раньше моя мама выдавала мне таблетки строго по расписанию, каждый раз утверждая, что они несомненно улучшат моё зрение, помогут поправиться. Поверил, очень помогли.
– Уилли, пора выпить таблетки! – уже настойчивее продолжала мать.
Тогда-то ко мне вернулась возможность двигаться. Я сразу отодвинул таблетки от своего рта, ничего не сказав из-за того, что повернулся в сторону матери.
Вместо неё рядом со мной сидела изуродованная кукла. Я вскочил и хотел было закричать, но тут же обнаружил, что куклы, подобные этой, были разбросаны по всему театральному залу. Даже на сцене вместо Кристофера лежала ужасающая кукла. Я побежал к выходу, но до него было не добраться. Я словно и не двигался вовсе.
В это время за моей спиной зазвучал ужасный рёв, сводящий с ума. Но в какой-то момент я перестал слышать от слова совсем и внезапно ощутил, как из ушной раковины по щеке стекла струйка крови. Сейчас мне было не до этого, ведь я наконец добрался до выхода, задёргал ручку и… ничего. Закрыто. В этот момент я стал задыхаться и тонуть в собственной крови. Голос и способность двигаться опять покинули меня.
Проснулся я в ледяном поту, и задыхаясь, но тем не менее бесконечно радовался тому, что это был всего лишь очередной кошмар. Вчерашнего дня я практически не помнил, как и момента, когда лёг спать. Встав с жёсткого дивана, я сразу пошёл в ванную, умываться. За спиной послышались приближающиеся шаги.
– Проснулся?
Я остановился у раковины, подняв голову на уровне зеркала. Конечно, смотреть я не мог, но откуда-то точно знал его расположение.
– Да, доброе утро.
Я почувствовал на себе удивленный взгляд.
– Ты видишь? – с надеждой в голосе спросил Крис.
Я отрицательно мотнул головой и выкрутил вентиль с холодной водой на максимум. Кристофер вздохнул.
– Завтрак на столе, – сказал он и удалился. Я остался умываться.
Через десять минут я уже сидел на кухне за столом. Крис, как только поставил чайник, сел рядом и стал прокручивать колёсико радиоприемника в поисках какой-нибудь хорошей песни. Я в это время сидел, уплетая сырный омлет, но как только услышал звук закипания чайника, тут же рефлекторно подорвался и собрался было его снимать, но Кристофер, положив руку мне на плечо, грубо усадил на место и строго скомандовал: «Сиди!» Я сел.
– «Я не спрашиваю, сколько у тебя денег, не спрашиваю, сколько мужей.
Я вижу, ты боишься открытых окон и верхних этажей…»*
*Наутилус Помпилиус – «Крылья»
– «А что за песня то была? "Крылья", "Наутилус"»*, – процитировал Крис, «стоя лицом к стене», после чего усмехнулся. Я не понял.
– Смотрел фильм «Брат»? – спросил Крис, снова сев рядом и поставив передо мной кружку чая.
Я отрицательно помотал головой.
– Жаль, – вздохнул он. – Когда ты сможешь снова видеть, обязательно посмотри.
Я замер.
– В смысле, «сможешь снова видеть»? Ты в магию вдруг поверил?
– В медицину, а точнее, обычную операцию.
Я отставил тарелку, возмутившись сильнее:
– Какая медицина? Какая операция?! Я не собираюсь делать никаких операций!
– «Где твои крылья, которые нравились мне?» – перебивал меня голос из радио.
– Как не собираешься? – возмутился Крис. – Зачем же тогда весь этот побег, если ты не собирался ничего менять?
– Я не намерен видеть весь этот гнусный мир. Уж лучше быть слепым, чем смотреть на корыстных и злых людей, которым важны лишь бумажки и внешний вид. Каждый нормальный человек давно уже выколол бы себе глаза!
Кристофер уставился на меня в шоке, пару минут помолчал, а затем поморщился.
– Нахрена ты тогда сбегал от своей больной мамаши?!
– Вот именно, больной!
*Фраза из фильма «Брат».
– Нет, это ты сейчас ведёшь себя, как больной! – перебил меня Крис. – Сбежал от мамки, которая, по твоей же логике, помогла бы тебе не видеть, как ты говоришь, «гнусный мир», втянул меня в это и, между прочим, менты обвинят именно меня, в случае чего, а потом посадят за решётку!
Я перебил его:
– Зачем ты тогда пошёл на это, раз сейчас жалуешься на неоправданные ожидания?!
– Да потому, что хотел помочь тебе снова видеть! – он вскочил из-за стола. – Как ты не понимаешь, я же сделал это ради тебя, я ради тебя за решётку готов был сесть, лишь бы спасти от ёбнутой мамаши и помочь обрести зрение! Но нет, сейчас ты выёбываешься, как маленький ребёнок из-за абсолютно нелогичного решения!
Я тоже вскочил из-за стола, но только для того, чтобы выйти из кухни.
– Как жаль, что я не оправдал твоих ожиданий, – язвительно прыснул я через плечо.
– Ну и вали в свою «негнусную» жизнь, только моей помощи больше не проси! Вечером, когда копы заявятся сюда, меня здесь уже не будет.
Я замер, обдумывая, как лучше поступить: оставить всё как есть или вернуться и умолять остаться. Но гордость дала о себе знать, и я направился в комнату более быстрым шагом.
Весь день я просидел в закрытой комнате, без еды и воды, только рисуя. Соизволил выйти лишь под вечер.
– Знаешь, я решил, что нам надо помириться. Да, ты не прав, да и я немного… – начал я, а в ответ тишина.
– Ты что, до сих пор обижаешься? – усмехнулся я.
В квартире ни шороха. Я вздохнул.
– Ладно, я первый извинюсь: прости.
Я немного подождал.
– Теперь твоя очередь, – подгонял я, но в ответ была только тишина.
Я обошёл сначала гостиную, потом кухню, ванную, туалет, и с каждой пустой комнатой становился всё нервнее.
– Крис, прекращай эти прятки!
Я подбежал к столу и дивану в гостиной – пусто. Ни рюкзака, ни вещей Кристофера, только идеально сложенные подушки. И всё. Всё остальное на месте: деньги, еда, всё, кроме Криса. Я нервно вытащил телефон, набрал его номер дрожащими руками и нажал кнопку вызова. Пошли гудки, но с каждым новым мое сердце билось всё громче. И так, пока гудки не прошли совсем. Тогда-то я стал слышать биение настолько громко, будто сердце сидело в моих ушах. Я судорожно набирал его номер снова и снова, но ничего не менялось.
В какой-то момент я перестал слышать совсем, как в том сне, и упал на диван, заливаясь горькими слезами, будто ребёнок, которого бросила мать. Я продолжал набирать его номер, пока моя рука не перестала двигаться, а я не отключился.
В ту ночь мне не снилось ничего: ни обычных снов, ни кошмаров. Абсолютная пустота, будто я опять ослеп.
Без Кристофера я перестал чувствовать себя дома, съемная квартира вмиг превратилась из теплой и родной в неуютную и незнакомую. Я бился о каждый угол и искал выключатели по полчаса, сидел в комнате, боясь выйти, и не прикасался к еде.
Прошёл целый день бессмысленных попыток дозвониться до Кристофера, а потом я и вовсе перестал брать в руки телефон. По окончанию второго дня я перестал питаться, ибо аппетита и так не было, а желания есть уж тем более. В итоге, на третий день я перестал выходить из комнаты вообще.
После ухода Кристофера моя жизнь потеряла какой-либо смысл, и я стал просто существовать. До этого почему-то в голову не приходила мысль о том, что он может вот так просто оставить меня и уйти. Жизни без него, как раньше без мамы, я не представлял.
По прошествии ещё пары дней я уже не выдержал: оставив всё (и деньги, и одежду, и пакет с едой) в квартире на своих местах, я в последний раз набрал номер Кристофера и вышел на балкон. Пошли гудки. Я снова замер, не дыша, пока звук гудков бил по ушам, а сердце отбивало свой тревожный ритм. Надежду на возвращение Кристофера я потерял уже давно, но всё равно почему-то ждал его ответа. После очередного гудка телефон замолк. Я сердито бросил его на подоконник и вздохнул. Гудки больше не били по ушам, но сердце продолжало барабанить так, словно пыталось проломить рёбра. Я положил руки на перила и вновь вздохнул, только на этот раз отрывисто. С разных сторон до меня доносились разные звуки, на которые я раньше не обращал внимания: снизу гул машин, разговоры, откуда-то сбоку шум телевизора или радио. Я вспомнил тот самый вечер, когда мы с Крисом только заехали сюда: он перетащил радио в гостиную, и там на полу мы ели доширак, болтали о всяком глупом и слушали разные песни старых рок-групп, устраивая собственное караоке. Стало грустно, и я вновь начал вслушиваться в окружающие меня звуки: где-то снизу послышались крики, похожие на ссору. Я почувствовал неприязнь из-за того, что теперь вспомнил, как ссорились мы с Кристофером. Стало мерзко от самого себя. Я крепче взялся за перила и перевалил сначала одну ногу, а затем вторую. В этот момент спереди послышался звук вращающегося в замочной скважине ключа, скрип двери и шуршание пакета.
– Уильям? – раздался голос из коридора.
– Крис… – одними губами прошептал я.
На моём лице возникла счастливая улыбка от осознания того, что он вернулся. Кристофер наконец-то вернулся!
– Крис! – крикнул я, а затем попытался перекинуть ногу обратно, но вместо этого случайно сбил руку.
Вторую сразу отпустил на автомате от неожиданности. После этого всё как во сне: голос Кристофера, его силуэт на балконе и я, летящий вниз с неимоверной скоростью. Ещё помню его тревожный голос, помню, как хотел его увидеть, хотя бы в последние секунды своей жизни. А затем наступила тьма.