Читать книгу: «Кошмарный сон слепого», страница 2

Глава 5

«Она, как я, молчит, она, как я, жива»

Кабинет директора, как всегда, казался мрачным и неуютным: шторы задернуты, вся мебель старая, а цветы почти завяли. Сама директриса встретила меня своим жалостливым взглядом, тихим и задумчивым:

– Что же мне с тобой делать, Кристофер?..

Я прошел вглубь и сел в кресло напротив нее. Так нагло, будто у себя дома, хотя я здесь бываю настолько часто, что, и вправду, кабинет можно назвать моим вторым домом. Директриса единственная знала о моих проблемах в семье, поэтому ей я доверял.

– Бросил учебник в одноклассника, – без единого чувства вины и страха начал я. – В новенького. Слишком много о себе возомнил: сначала увел у меня девушку, а сейчас решил унизить при всём классе. Сам нарвался.

Директриса медленно сняла с себя очки и тихонько произнесла:

– Что за детский сад? – а потом повторила то же самое, что и сказала в начале. – Что мне с тобой делать? – только на этот раз громче и чётче.

Я закатил глаза, а после перевел взгляд на один из почти завявших цветов в горшке.

– Недавно до меня дошло, что ты избил кого-то на заднем дворе школы. Как раз новенького, Уильяма, это так?

Я слегка замялся.

– Да, так. Но, опять же, он сам нарвался!

Началась новая минута молчания. Как же я не любил, когда директриса просто затыкалась. Невозможно было вести диалог. А ещё это значило что-то не сильно хорошее. Для меня, естественно.

– Вот что, – вдруг громче обычного начала она. Таким тоном директриса обычно отчитывала всех, кроме Кристофера. На самом деле она была не так добра ко всем. Только к Кристоферу, потому что жалела. Но не сейчас. Сейчас ее тон говорил об обратном: что она хочет его наругать, хорошенько обозлиться. – Уильям мальчик хоть и самостоятельный, но с особенностью, – она натянула очки обратно на нос и придвинулась к столу. – Ему нужен помощник. Понимаешь, о чем я?

Я сразу среагировал, даже вздрогнув:

– Вы вообще видели, сколько у него таких помощников?! Точнее, помощниц. Я не буду его поводырем!

– Кристофер, каждый день у него новая «помощница», которая пытается заигрывать, а потом уже, когда понимает, что это напрасно, уходит. Понимаешь, ему нужен постоянный, официальный помощник. Да и такие помощницы от травм с твоей стороны ему не помогут. А стимулом для тебя будет продолжение обучения здесь. Кристофер, пойми, я ведь тоже не резиновая. Твои выходки отражаются на репутации учителей, директора и, в конце концов, школы. А в другое учебное заведение сомневаюсь, что тебя возьмут. Максимум – это в какой-нибудь глухой деревеньке, где никто не знает, что ты вытворял здесь.

– Да понял я! – неожиданно вырвалось, и я, вскочив с места, стремительно направился к выходу из кабинета, а потом уже и из школы.

– Вот и умница! – услышал я себе вслед от директрисы.

Там же, в школьном коридоре, я встретил одну из моих бывших, Свету. Она вела Уильяма под руку в сторону класса. Света мне напомнила Ксюшу. И, наверное, из-за этого, в тот же момент, я представил Ксюшу на месте Светы. РЯДОМ С УИЛЬЯМОМ. Так меня взбесил этот Шекспир, но бить его было нельзя, особенно при свидетелях. Сразу бы вылетел. Поэтому в порыве злости (на директрису, Уильяма, Свету или Ксюшу, я так и не понял), проходя мимо, я толкнул его в плечо. И на удивление это оказалось даже почти случайно.

***

При входе в дом меня, как обычно, с порога встречали запах перегара и кухонное радио. Там играла какая-то из песен Полины Гагариной, под которую завывала мать, снова, судя по голосу, пьяная:

– Посиди со мной! Поговори со мной!* – причем не умоляюще, не прося, а так, навеселе.

Я медленно стянул с себя обувь и прошел в комнату, не собираясь отрывать мать от домашнего караоке. Кинул рюкзак на незаправленную кровать и сразу поспешил открыть окно, потому что перегар постепенно добирался и до моей комнаты. В это же время жуткий вой стал подбираться ко мне сзади:

– Мокрые глаза заслоняя рукой, я прошу тебя… – она схватила меня за плечи, – бывший мой! – пропела она, причем уже не попадая в строчки.

Я медленно обернулся на нее. Передо мной возникло бледное, даже слегка желтоватое, отёчное лицо. Черные пряди сальных волос небрежно падали на красные, чуть ли не заплаканные глаза, щеки и плечи. Она, как обычно, была одета в розовую кофту с отвалившимися стразами и облегающие джинсы «Levis», подаренные подругой, работающей в соответствующем магазине (только вот я даже не уверен, что они куплены, ведь когда она их принесла, на джинсах был магнит).

– Кристи, лапочка, сходи в магазин, принеси мамочке пивка, – у нее изо рта пахло намного сильнее, чем во всей квартире. Она стала мять мне плечи. – А, сыночек? Принесешь? – как будто для того, чтобы я не смог отказать. Смог, конечно.

– Мам, у нас больше нет денег, ты и так всё пропиваешь, помнишь?

Я, конечно, соврал. Деньги у меня были. Я давно ещё научился загонять младшеклассников за школу и вытряхивать из них всю мелочь и обеды, которые их любящие мамочки, по итогу, делали для меня и Женьки.

– Ах ты, тварь неблагодарная!

Она сжала мои плечи, а потом, резко замахнувшись, влепила мне пощёчину. Кроме звонкого удара, я услышал удаляющийся топот в коридоре и хлопок двери.

*«Спектакль окончен» – Полина Гагарина

– Ты Женьку напугала! – сразу понял я, но матери, продолжающей меня материть, похоже, было совсем не до этого. Я скинул ее руки со своих плеч и направился в сторону Женькиной комнаты.

– Ты слышишь меня? Меня слы-ш-шь? Дылда восемнадцатилетняя, на шее у матери и даже пивка купить ей не можешь! Тварь неблагодарная! – завопила она, стучась в стену. Только мне уже на это было наплевать. Я постучал в дверь и аккуратно зашёл в комнату. Женька сидела в углу между шкафом и старой тумбой. Я медленно подошёл ближе и сел перед ней на корточки.

– Испугалась?

– Мама опять кричит?.. – тихо спросила она.

– Испугалась, – вздохнул я себе в подтверждение. – Да, мама опять кричит. Не бойся, тебя она не тронет.

Я протянул к ней руки для объятий, а Женька сразу поняла и поддалась вперёд. Темные, растрёпанные косы прильнули к моей груди, а после и всё худощавое тело. Сестра снова была в школьном платье «на вырост» и светлых колготках с котиками. Видимо, испугалась пьяную мать, забилась в угол и так и сидела до моего прихода. Ну, правильно, я бы тоже забился в угол и ждал своего единственного защитника.

По радио заиграл какой-то недошансон, и мать поспешила на кухню переключать. Она ушла, а значит, открылась отличная возможность перебраться в мою комнату.

– Ты голодная? – снова обратился я к Женьке. Она лишь скромно пожала плечами, что значило ее обычное «да».

– Хорошо, тогда пойдем.

Я принес пирожки и яблочный сок (сок купил сам, а пирожки, как обычно «любезно одолжил» у второклассника). Она кивнула и, встав с пола, поспешила за мной в комнату. Там мы и закрылись, налили друг другу сок, достали пирожки, спрятались на кровать под одеяло, как любила Женька и, слушая любимый диск «Перемотки» с альбомом «Ночь эпохи», разговорились. Разговаривали о всяком: о космонавтах, о мухах, которые садятся на свежеприготовленную яичницу, о больших очередях в магазинах, о незавявших цветах и обо всем глупом. Особенно о глупом. Мы спрятались от всего мира, как всегда. Разговаривали о глупых вещах и ели остывшие пирожки с рисом, запивая яблочным соком.

Только я, Женька и…

– «Надежду вынь и брось, что вряд ли нас поймут умы пропавших лет, что просто здесь живут»*.

* «Вечный путь» – «Перемотка»

Глава 6

«Я видел сон» – «Перемотка»

Я шел по заснеженной улице в тёплом шарфе и пальто. Судя по тьме вокруг, немноголюдию и включенным фонарям, это был либо вечер, либо совсем раннее утро. Сзади, на плече, свис рюкзак, видимо, утро.

Двор был совсем мне незнаком: весь в пятиэтажках и с одной единственной детской площадкой.

Там, на скрипучей качели, кто-то неподвижно сидел, пуская изо рта облачки пара. Мои ноги сами завели меня на площадку, к тем самым качелям. Там сидел… Уильям?! Какого черта он вообще здесь делает?!

Уильям сидел в похожем пальто, только белого цвета. На его белоснежные волосы падали хлопья снега, тая и сливаясь с локонами и пальто. Он сидел и пускал изо рта комки пара. Его белоснежные, как и волосы, глаза были сконцентрированы лишь на паре и хлопьях снега.

– Смотри, Кристофер, снег идёт! – сказал он каким-то не своим, более детским голосом, и заулыбался.

– Вижу, – нехотя процедил я.

У меня изо рта тоже вышел пар. Он привлек внимание Уильяма, а потому парень стал смотреть только на меня (точнее, на пар). На мои губы.

Я сел на соседнюю качель. Уильям проводил меня взглядом, а потом резко посмотрел на свои руки.

– Холодно.

– Холодно, – подтвердил я, а потом тоже глянул на свои. На них были отцовские варежки с красивым рисунком оленя и всякими расписными узорами.

– Здесь каждую зиму так холодно? – не унимался Уильям.

– Нет. Бывает и теплее, и холоднее. Россия же.

– Россия… – тихо произнес он и, придвинув ладони ко рту, стал их греть.

Тогда я уже не выдержал: вскочил с качели, стянул с себя варежки и, подойдя к Уильяму, грубо натянул варежки на его руки.

– На! Заколебал меня уже.

А руки-то и вправду были ледяные. Я на мгновение замер, то ли прощаясь с варежками, то ли жалея Уильяма – сам так и не понял.

– Отцовские, – только и сказал напоследок, а после резко отдернул руки и заснул в карман. – Береги их.

– Руки или варежки? – хихикнул Уильям.

Мне было несмешно. Его беззаботная улыбка напомнила Женьку, такую же жизнерадостную и активную. Я решил промолчать.

Уильям высунул язык и стал ловить снежинки, совсем как ребенок.

– Вкусно? – почему-то язвительно спросил я.

Уильям убрал язык обратно в рот.

– Буду беречь, – радостно ответил он.

Тут же, как и у него, у меня появилось желание уточнить, что именно он собирается беречь, но всё-таки не стал.

Я перекинул лямку рюкзака повыше и уже собирался уходить, но не тут-то было: мои ноги перестали меня слушаться.

– Знаешь, в этом году зима такая холодная, как бы ты не замёрз, – Уильям взял меня за руки и, встав с качели, подошёл почти в плотную.

Он стал пихать мои руки в свои карманы, а я же в свою очередь пытался отдернуть их, оттолкнуть Уильяма. Но всё тщетно. Даже они меня не слушались.

– Да не замёрзну я! Только отъебись!

В этот момент я был похож на беззащитного щеночка, которого насильно утаскивают с собой злые руки.

– Я вообще слепой. Ничего не вижу. Но для того, чтобы разглядеть твою красоту, мне глаза не нужны.

Его слова напомнили мне какие-то смазливые и жутко кринжовые подкаты с какого-нибудь паблика в ВК по неудачным подкатам (так он бы и назывался, отвечаю). После этого он закрыл глаза и потянулся ко мне, как в сцене с поцелуем.

Зрение на мгновение исчезло. Тепло у носа, дрожь.

Я сразу же проснулся в холодном поту. Рядом со мной спала Женька и была пара грязных пакетиков от пирожков.

Только более проснувшись, придя в себя и сев на край кровати, я заметил, что диск с «Перемоткой» до сих пор играет. Похоже, оба внезапно вырубились.

– «Я увидел сон – ты улыбалась мне… я увидел сон – ты улыбалась мне… я увидел сон – ты улыбалась мне…» – всё повторял и повторял голос Олега*, будто именно мне.

Прислушавшись, я сразу вспомнил Уильяма и его улыбку, похожую на Женькину. Во сне, конечно же. При мне он никогда в жизни не улыбался. И что вообще за сны такие? Девушку у меня увел, так ещё и в сны лезет!

Я резко встал с кровати и направился к балкону, предварительно взяв пачку «Winston»** из родительского кармана куртки. Только тогда я ощутил, насколько сильно вспотел: вся рубашка прилипала к спине.

Уже там, на балконе, взглянув на время, я понял, что проснулся за час до будильника.

*Олег Лопаев – солист группы «Перемотка».

*Популярная марка сигарет.

Глава 7

Договор

Уже этим утром, несмотря на ранний подъём Кристофера, он умудрился опоздать на первый урок.

Через пятнадцать минут от начала двери со скрипом отворились, а за ней показалось лицо Кристофера.

– Простите за опоздание… – пробормотал он себе под нос и, не дожидаясь разрешения, прошел в кабинет.

– Одиннадцатый класс! Вы, молодой человек, должны были уже научиться грамотно распределять свое время и не опаздывать! – завозмущалась учительница, но всё же спокойно продолжила вести урок.

Кристофер сел за свою парту и, достав листок с ручкой, зациклил взгляд на одном лишь Уильяме. Тот, в свою очередь, спокойно сидел и что-то записывал.

Весь урок Кристофер просидел, почти не моргая и не отводя взгляда от Уилла. В какой-то момент слепой несильно вздрогнул, остановился. Одноклассница, сидящая рядом с ним за одной партой, конечно же, заметила это. Они зашушукались. После этого девушка, как бы невзначай, оглянулась на Кристофера и что-то передала Уильяму. «Почувствовал!» – усмехнулся Крис. Слепой выпрямился, поправил рубашку, волосы и остался сидеть так остаток урока, и вовсе, временами, не шевелясь. А когда урок закончился, и прозвенел долгожданный звонок, Кристофер свалил всё в рюкзак, подошёл к Уильяму со спины и прошептал чуть ли не в самое ухо:

– Жду тебя у толчка, а не придёшь – пеняй на себя, – но тут же смягчился, заговорив уже погромче. – Парой ласковых нужно перекинуться.

После этого он ушел.

Уильям, конечно, не хотел туда идти, но в школьной уборной было значительно лучше, чем на заднем, безлюдном дворе школы. Можно будет хотя бы позвать на помощь с шансом, что тебе реально помогут, ну, или же просто быть уверенным в присутствии ещё кого-то. Кого-то, кто обязательно спасет его, предотвратит драку или позовет на помощь.

На самом входе Кристофер захлопнул дверь и загнал Уильяма в угол.

– Вкратце, такая ситуация: директриса назначила меня твоим круглосуточным помощником. И как понимаешь, быть твоим поводырем я не собираюсь, но если с тобой что-то случится – меня выгонят из школы. Поэтому предлагаю: я не трогаю тебя, ты – меня, я тебя защищаю, если кто нарываться на тебя начнет, а ты взамен не выдаешь ничего директрисе и не раздражаешь, – он протянул руку. – Идёт?

Уильям сначала растерялся, а потом на несколько секунд задумался, что, по всей видимости, не понравилось Кристоферу.

– Слышь, Шекспир, у тебя выбора особо не было: либо я бы тебе вмазал и вылетел, либо оставил в покое, и никто из нас не пострадал, плюс предложил помощь, и ты ещё выбираешь?

– Идет, – ответил слепой, то ли испугавшись, то ли спокойно приняв выгодное решение сам.

Кристофер опустил руку, так и не дождавшись рукопожатия.

Уходя, он бросил через плечо менее грубое, чем обычно, «отлично» и скрылся за углом. Только тогда Уильям выдохнул с облегчением, ведь в этот раз всё закончилось хорошо.

Глава 8

«Защитником я прихожу на суд, чтобы служить враждебной стороне»

Уильям Шекспир. Сонет 35

Вся оставшаяся неделя прошла спокойно. Кристофер, как и обещал, не трогал Уильяма. Его вообще не трогал больше никто: парни не лезли драться, а все девушки, кроме Светы, внезапно отвернулись. Точнее, они просто перестали с ним общаться, помогать и провожать до дома. Уильям, в свою очередь, тоже не горел желанием с кем-либо общаться. Спокойная, комфортная атмосфера – можно наконец сконцентрироваться на учёбе и подготовке к экзаменам, что он, собственно, и сделал. Только всё проходило настолько спокойно и однообразно, что Уильям потерял счёт времени, и каждый день был, как день сурка. Из такой, сводящей с ума, повседневности его вытянул один день, а точнее, момент.

– Да-а… А ты знал, что Кристоферу назначили стрелку? – снова весело затараторила Света на перемене своему великолепному слушателю, который то и дело, время от времени, кивал головой, да угукал.

– Угу… – сказал Уильям, не особо заинтересованный в диалоге. У него было занятие намного важнее – рисование.

– А ты знал, что это из-за тебя? – ухмыльнулась Света.

Только после этих слов диалог наконец заинтересовал Уильяма. Он остановился и повернул голову в сторону лица Светы.

– Как это?

– А вот так, – она пожала плечами. – Его друзья настаивали устроить тебе ещё одну трёпку: деньги вытянуть, ценное всё, ну, или просто избить. А Кристофер возразил им, встал на твою сторону. Сказал что-то вроде «его бить точно нельзя», ну, грубее, конечно. Вот и поссорились они. Кто-то на его стороне, кто-то нет. Драку затеяли на заднем дворе после уроков. Странно, что ты не знал, все сейчас только об этом и говорят.

В завершении диалога прозвенел звонок на урок, и Уильям не успел ничего сказать. Но Кристофера в беде, причиной которой был как раз таки Уилл, бросать не собирался. Оставшееся время, перед окончанием школьного дня, голова Уильяма была занята разработкой плана по спасению Кристофера.

За пятнадцать минут до конца последнего урока Кристофер отпросился в туалет, хотя собрал все свои вещи и ушёл. Уильям сразу понял, что это не к добру. Тоже в туалет его не отпустили, учительница настояла на том, чтобы Уильям вышел только после возвращения Кристофера, поэтому остаток времени слепому пришлось сидеть как на иголках и с безумно колотящимся сердцем в груди.

С первым же началом звонка Уильям, как никогда быстро, швырнул всё в рюкзак и вылетел из кабинета. Обычно он не бегал, никуда не спешил и просто не хотел на что-то напороться или банально споткнуться. Сейчас же он мчался без единой мысли о себе, о времени, о чём-либо ещё, только – «Кристофер!», «Спасти Кристофера!». Он бежал так, будто знает эту школу всю свою жизнь, без единой запинки. Бежал, как зрячий.

Как только он ступил на землю заднего двора, тут же услышал болезненные всхлипы и ругательства. Уильям сразу понял – они.

– Кристофер! – завопил он и безрассудно бросился в эту какафонию. Растолкав всех, он снова закричал, только уже тем, кто был против Криса:

– Что вам нужно? Деньги? Драгоценности? – он вынул из кармана несколько больших купюр, что всегда носил с собой на всякий случай, и бросил их куда-то.

– Забирайте! Забирайте и не смейте трогать Кристофера!

Вокруг была тишина, она длилась, по ощущениям, целую вечность. Хулиганы переглядывались в недоумении и наконец приняли решение. Все пялились то на Уильяма, то на деньги, разбросанные по земле. Вдруг кто-то упал на четвереньки и стал собирать деньги, а после половина шайки растолкала Уильяма и, бросив злую насмешку «ебанутый», ушла. Сразу после этого включились и остальные чувства: страх за Криса, безысходность из-за денег, волнение, правильно ли он поступил, и всё это в одно время с тяжёлой, дрожащей отдышкой.

– Вау, – вдруг где-то сзади раздался голос Кристофера, – они такие простые.

– Крис, ты… – резко обернулся Уильям, ища источник звука.

– Я в порядке, – словно уже поняв вопрос, перебил темноволосый. Он поддался вперёд к Уильяму, с подозрением оглядывая его. – Почему ты заступился за меня?

Уильям попытался сложить в себе слова, объяснить хотя бы себе, почему заступился, но нахлынувшие эмоции не давали ему этого сделать, поэтому он начал оправдываться:

– Не знаю… Не хочу быть причиной этой тупой драки.

– В любом случае спасибо… – Кристофер пожал ему руку. – Спас, брат. Они напали гурьбой, а те, кто остался на моей стороне, поджали хвосты да молча смылись, как крысы.

Уильям нахмурился, неуверенно пожав руку.

– Какой я тебе брат?..

– Не такой уж ты и плохой, – Крис пожал плечами, – бабки за моё спасение отдал. Выкупил, – усмехнулся он, но улыбка резко сползла с его лица, сменившись серьёзностью. – И это после того, как я с тобой поступил… Может, мы когда-нибудь и станем друзьями.

Друзей у Уильяма никогда, кроме как в детском саду, не было, так что в его груди сразу заиграла неожиданная надежда. Он потянул всё ещё дрожащие руки к лицу Кристофера, но тот резко отшатнулся, схватив слепого за кисти.

– Что ты делаешь?! – в недоумении спросил Крис, будто Уильям собирался сделать что-то плохое.

– Ты ранен? Я хотел взглянуть на твое состояние, – неожиданно забеспокоился Уильям

– Немного, – Кристофер отпустил его руки. – Ты замёрз? Ты выскочил без куртки, у тебя руки холодные.

– Это от стресса. В каком месте ты ранен? – настойчиво продолжал Уильям, уже не поднимая рук.

– Нос, губа и парочка синяков, – отмахнулся Крис. – Так, пустяки.

– Проводишь меня до дома, заодно моя мама обработает твои раны. Пошли, – он был уже готов идти, даже сделал пару шагов в сторону.

– Блять, да не надо! Сказал же, пустяки. Я тебе что, баба, чтоб о ранках ныть?

– Просто обработает, ничего такого. Даже «небабы» обрабатывают свои раны, чтобы не занести какую-то хрень в свой организм, – настаивал Уилл.

Кристофер хотел что-то сказать, возразить, но слепой его опередил:

– В конце концов, ты мне должен за спасение. Считай, таким образом, я помог тебе, ты поможешь мне. Пошли.

Уильям достал из кармана трость и, разложив одним движением, направился к дому. Кристоферу же на такое сказать было нечего. Пришлось идти.

Квартира Уильяма была такой же специфичной, как и сам Уильям: белые стены, в которых можно сойти с ума, всё абсолютно пустое, все открытые шкафы и тумбы не хранили в себе абсолютно ничего.

– Мам, я с другом! – внезапно крикнул Уилл куда-то в пустоту, убирая трость и разуваясь.

Тут вдруг из-за угла выглянула белокурая женщина. Её волосы были убраны в пучок, на ней было домашнее платьице в горошек, а в руках она перебирала мокрое полотенце.

– Как с другом? С каким другом? Почему ты мне не рассказывал, что у тебя есть друзья? – засуетилась женщина, подойдя к Уильяму и начав стягивать с него пиджак. Кристофер в это время тихо поздоровался, но та, похоже, даже не заметила.

– Не успел. Мам, – заторопился и Уильям, – Кристоферу нужна помощь.

Женщина тут же перевела взгляд на Кристофера и начала его разглядывать.

–Ох ты ж, батюшки! Что же с тобой случилось? – она схватилась за голову, тем самым показывая своё удивление.

– Упал неудачно… – неуверенно соврал Крис. – Родители волноваться будут, вот Уильям и решил помочь…

– Да, Уильям у нас мальчик добрый, в любой ситуации придёт на помощь! – заулыбалась женщина. – Ну что же, проходи, сейчас чаю налью и обработаю всё.

Она вновь скрылась за углом. Уильям по стенке повёл Криса туда же. В той части оказалась едва уютная гостиная с большим тёмным шкафом, жёлтым диваном и круглым столиком. Как раз с него мать что-то в спешке неряшливо убирала в коробку, а потом унесла куда-то, нервно бросив через плечо:

– Проходите, мальчики!

Уильям, как ни в чём не бывало, прошёл в гостиную и уселся на диван. Крис за ним.

– Прости за нескромный вопрос, но у тебя мамка такая нервная, ещё и эта коробка. Что там такого запретного в ней? – тихо обратился Крис к Уильяму.

– Ничего особенного, там хранятся мои старые капли и таблетки.

– Старые? На кой хрен она их хранит? Ты чем-то болен?

Уильям чуть напрягся.

– Болел. В районе пяти лет у меня началась глаукома. Мама старалась вылечить меня, но всё тщетно. К десяти годам я прошел через все стадии и ослеп.

– Так ты не всегда был… ну… таким?.. Теперь стало понятнее, почему тебе одобрили обучение в обычной школе.

– Мы с мамой много лет этого добивались, и они наконец одобрили.

Кристофер ненадолго задумался.

– Глаукома разве лечится?

Уильям кивнул.

– Не до конца, но лечится. Мама покупала мне дорогие и довольно мощные препараты наподобие Нафазолина, Тетризолина, Инданазолина… – Уильям на удивление помнил названия всех капель наизусть, потому что с самого детства заучивал их и пугал ребят со двора сложными словами.

– Подожди, вы совсем не ходили на лазер или операции?

– После народных методов мама наконец отвела меня к врачу, но он сказал, что делать операцию уже поздно и…

Кристофер смутился, перебил:

– И все капли, которые ты назвал, – это сосудосуживающие препараты, насколько мне известно. Они нарушают кровоток и могут быть тебе противопоказаны. Вы серьезно занимались самолечением?! Твоя мать совсем тебя не любит? Ты вообще уверен, что она хотела тебя вылечить?

Уильям тут же изменился в лице, стал раздражённее.

– Я серьезно начал верить в твои умственные способности, но сейчас всё ушло к нулю. Ещё что-то подобное скажешь – отведу к тем придуркам или сам тебя изобью.

– Ладно, с последним, может, я и переборщил, но в остальном прав. Какой нормальный родитель станет лечить своего ребёнка с таким тяжёлым заболеванием народными методами и не консультироваться с врачом? – не услышав ответа, Кристофер просто бросил напоследок «проехали» и замолчал. Хотя свои рассуждения он считал вполне логичными, ссориться по такому поводу с Уильямом не хотел. Да и всё-таки не его это дело.

Через пару минут в гостиную зашла мать Уильяма с подносом в руках, на котором стояло три кружки зелёного чая и уже совсем другая аптечка. Она поставила поднос на стол, а сама села на табуретку напротив Кристофера, положила аптечку на колени и начала обрабатывать раны: сначала залила перекисью водорода, порошковым антисептиком и напоследок зелёнкой. Всё это время парень сидел и рассматривал аптечку, вспоминая, что, по словам Уильяма, была другая. А когда все приступили к чаю, Уильям умудрился влезть пальцами в кипяток и обжечься, пока искал кружку.

– Ну что ж ты так неаккуратно? Всегда же знал и рассчитывал, где что стоит, – то ли ругая, то ли жалея, причитала его мать. Уильям сразу пошел в ванную, а мать в это время взглянула на Кристофера. – А мама волноваться не будет? Поздно уже. Тебе домой, может, пора? – как бы ненавязчиво спросила она.

Крис же, в свою очередь, отлип от кружки, из которой не сделал ни глотка, поставил на стол и кивнул, чувствуя, что ему здесь не рады.

В коридоре он пересёкся с Уильямом.

– Уже уходишь? – удивился Уилл.

– Домой пора, мама волнуется там уже… – он как бы невзначай глянул на мать Уильяма, обулся, похлопал нового друга по плечу и ушёл.