Читать книгу: «Голос моего сердца», страница 2
Скучаю ли я по ней в периоды отсутствия? Думаю, что нет. Как-никак, отсутствие внимания компенсируется неплохой суммой карманных денег, которые можно потратить на что-то стоящее.
Да, понятия не имею, как родители сблизились. Но полагаю, между ними есть какая-то связь. И я не горю желанием вмешиваться. Это не мое дело.
– Войдите.
Когда я зашла в кабинет, первое, что бросилось в глаза – фирменная добрая улыбка и голубые омуты глаз, по которым легко догадаться, что мама тосковала по мне.
– Я так скучала, Геката! – воскликнула она, обняв крепче, чем обычно. Мне показалось, голос ее дрогнул. Что это? Неважно. Сейчас в приоритете другое.
– Ма, – отдаленно начала я, присаживаясь в кресло возле рабочего стола и обводя взглядом многочисленные полки книг о различных сортах вина. Помимо них в ее мини-библиотеке также была парочка книг Рене Декарта. – Как прошла поездка?
Мама прикусила губу.
– Все прошло успешно, – она поправила волосы. – Кстати, я отправила Карлу за покупками и к нотариусу для уточнения некоторых юридических вопросов. Сама я в последнее время ничего не успеваю. Она сказала, тебе сегодня нездоровится?
Что это? Она пытается перевести тему? Как хочет.
Ясно одно: если судить по реакции мамы, о происшествии им не известно. Значит, это все-таки сон.
Ужасный сон.
Стоп, нездоровится?
Откуда Карла взяла информацию о том, что мне плохо?
Попытка рискнуть.
– Да, чувствую так себе. Голова разболелась, – я скорчила гримасу боли и потерла висок. – Аж рассудок затуманился. Не помню, как вчера домой пришла.
Казалось, прошла вечность в ожидании ответа.
– А, так тебя ведь Лу и Стив привели! – ответила она так беспечно и наивно. – Правда не помнишь? Стив хороший парень, ты с ним в одном классе учишься? Такой ответственный. Сказал, вы с Лу готовились к экзаменам у нее дома, а потом ты упала в обморок от переутомления. Он помог тебя донести. Мы чуть с ума не сошли! Хотели вызвать врача, но Лу настояла на том, чтобы подождать до утра. Вижу, тебе действительно лучше. Я очень рада.
Стив?! Какого черта?
Значит, это он вытащил меня вчера.
Интересно, а кто придумал эту глупую историю про переутомление? Наверняка тоже он. А родителям Лу что наплел?
Цирк, да и только.
Но в любом случае он здорово выручил нас.
Теперь все постепенно вставало на свои места, принимая более четкую форму.
Я была искренне благодарна бедняге Стиву за прикрытие. Однако в то же время на душе оставалось ощущение глубокой подавленности и тоски.
Почему? Все ведь закончилось благополучно.
И вдруг я осознала.
Корень недуга заключался в том, что меня выручили, как бы абсурдно это ни звучало.
Казалось, некто раздел мое тело и пустил по центральной части Лондона нагишом. Кто-то обнажил все мои секреты и раскидал по целому миру. Теперь все знают тайну.
Но почему? Почему подобные, совершенно нелепые по своей сути мысли закрадываются в голову именно сейчас? Это стыд? Стыд за то, что меня спас Стив? Или же стыд за то, что меня просто спасли?
Или же все вместе?
От бури раздумий я была готова взорваться прямо напротив своей милой маменьки.
– Ты в порядке, Геката? Опять нездоровится?
– Все в порядке, ма. Я пойду в свою комнату, прилягу.
– Конечно.
Через пять минут я уже звонила Лу и Стиву, желая обсудить произошедшее вживую. Спустя пятнадцать минут мы собрались на заднем дворе моего дома, окруженные цветущими гардениями и хризантемами. Вдоль лавки, на которой сидели гости, прохаживалась кошка Сэм, пронзая их лица хитрым взглядом.
Обстановка весьма романтичная, особенно если не учитывать главную тему разговора.
– Черт возьми, малыш Стив, и как ты понял, где мы находимся? – расспрашивала я, прикрывая свою «наготу» стыда привычной иронией.
Возможно, главная проблема – тенденция недооценивать скромных бедолаг, подобных этому парню. Но, так или иначе, в голове не могла сформироваться четкая конструкция: каким образом в обычное время с трудом соединяющий пару слов человек смог отследить нас и предотвратить потенциальную трагедию?
Стив, в свою очередь, отвечал с проступившим на щеках румянцем, что появлялся каждый раз, когда я задавала очередной вопрос.
– Ну, тот бармен… Он, вообще-то, мой брат… И он узнал тебя, Геката.
Он впервые посмотрел мне прямо в глаза. Они говорили сами за себя.
– Так он нас подслушивал? Какого черта? И что значит «узнал тебя»?
Стив вздрогнул.
– Ну… Я рассказывал…
– Понятно. Можешь не продолжать.
Впечатления смешались.
С одной стороны, эта ситуация неимоверно злила меня, ощущение недостатка личного пространства отдавалось ноющей болью в грудной клетке.
С другой стороны, возмущаться в данной ситуации казалось попросту неуместным, ведь этот парень здорово выручил нас обеих.
К тому же стеснение от факта собственной уязвимости до сих пор не покидало меня. Так что единственное, чего мне хотелось в тот момент – поскорее покончить с этим недоразумением, закрыть все пробелы и вернуться к повседневной жизни, впредь не допуская столь наивных ошибок.
«Больше не позволю Стиву спасать себя, – с вызовом решила я, – а при необходимости сделаю это сама».
Все это время Лу молчала. Казалось, она окончательно ушла в себя или же еще не отошла от вчерашнего. Выглядела девушка довольно уставшей, под глазами прослеживалась синева.
– Он… Скотина. – наконец вымолвила она, с силой сжимая бледные кулачки.
Мы одновременно повернулись в сторону раздавшегося звонкого голоса.
– Я ему устрою. Ублюдку Джозефу. Поверить не могу, что когда-то встречалась с ним. Геката, он должен понести ответственность.
Казалось, она смотрела в пустоту, представляя, как тело Джозефа испепеляется в огне. Это настолько противоречило ее милой натуре, что я невольно улыбнулась.
– К счастью, все обошлось.
В любой другой ситуации перспектива посадить подлеца в тюрьму или потребовать денежную компенсацию обрадовала бы меня. Однако при мысли о последующей реакции взрослых на фразы по типу: «Ма, как прошел день? Кстати, вчера я чуть не стала жертвой преступления» сердце уходило в пятки. В данном случае уголовная ответственность Джозефа была бы приравнена к моему домашнему аресту и проведению летних каникул дома.
Взвесив все за и против, я пришла к выводу: это абсолютно не стоило того.
К тому же были здесь и другие неприятные моменты, связанные больше с моральными пытками. Например: слезы мамы в сопровождении возмущенных криков отца и молчаливого, но в то же время кричащего взгляда Карлы.
Вынести подобное – непосильная задача.
Сглотнув, я поспешила сменить тему разговора:
– Лучше скажи, какая реакция была у твоих родителей, когда ты вернулась?
Лу улыбнулась в своей привычной манере и сделала непонятный мне жест.
– В отличие от тебя, моя дорогая Геката, я знаю меру развлечениям, так что и реагировать, собственно, не на что.
– Вот оно как.
Меня окутала новая волна стыда. Стыда за то, что не сумела проконтролировать себя. За то, что оказалась слабее Лу. За то, что меня пришлось спасать.
Мне представлялось, будто эти двое уже заметили мою внутреннюю «наготу» и беспомощность, но решили молчать из вежливости, с чтобы не смутить еще больше.
От этой мысли мне стало еще более некомфортно.
Я вздохнула, еще раз подсознательно пообещав себе не попадать впросак в будущем.
Лу заметила мою подавленность.
– Кстати, Стив, а что ты сделал с ублюдком Джозефом? Надеюсь, задал по полной? – игривым голоском пропела она, по-дружески пихая рядом сидящего парня локтем.
– Ну…
Он снова смутился и потер макушку головы.
– Колись, малыш Стив! – дразнила Лу.
– Кажется, у него теперь сломана рука, – пробормотал он в ответ, исподлобья наблюдая за нашей реакцией.
– Е-ху! Умница, Стив! Теперь не будет свои руки пихать куда не положено! Правда, Геката?
На этот раз она слегка толкнула локтем меня.
В ответ я лишь ухмыльнулась.
Далее последовало нечто странное. Она подвинулась к Стиву ближе и нежно чмокнула того в щеку, одаряя теплым благодарным взглядом. Он же, в свою очередь, совершенно обомлел от происходящего, но не отодвинулся.
«Ого, какой стойкий», – насмешливо пронеслось в голове.
В ответ на его вопросительный взгляд Лу чуть приглушенно произнесла:
– Спасибо, что спас Гекату и меня от преступника. Надеюсь, больше тебе не придется так волноваться за нас.
И подмигнула, сердечно улыбаясь.
На лице собеседника появилось выражение ответной благодарности и удивления, словно он выполнял свою работу не для получения личной выгоды, а из-за собственных моральных принципов.
«Видимо, начитался комиксов про супергероев и захотел стать таким же», – пренебрежительные комментарии никак не покидали мои мысли.
Тем не менее в сердце что-то кольнуло. Внутреннее неудовлетворение будто разрывало тело на части, побуждая сказать одиночное «спасибо».
Однако я проигнорировала сей позыв, считая это перебором, ведь Лу уже выразила благодарность от лица нас двоих. Общее подавленное настроение я предпочла списать на неудачный день в целом. Снова обведя взглядом парня и девушку, сидящих рядом со мной, в голове пронеслась последняя циничная мысль:
«Скучное лицо».
«Два скучных лица».
Вскоре наступил вечер. Стив ушел, и мы с подругой остались наедине.
На этот раз от вина решили воздержаться ввиду последних событий, да и в целом было не очень разумно пить алкоголь в будни.
Желая реабилитироваться после череды опрометчивых поступков, мы сидели, основательно погрузившись в учебу: она читала учебник литературы, я посещала сайты в поисках информации о теории «Сверхчеловека» по Фридриху Ницше. Данная тема была выбрана мной в качестве итоговой работы, результаты которой повлияют на исход получения годовой награды.
Говоря кратко, к этой теме пришлось отнестись довольно ответственно, так что я решила начать копать информацию заранее. Что касается Лу, она отдала предпочтение английской литературе, избирая в качестве основной темы рассуждения Оскара Уальда – популярного писателя Викторианского периода.
Несмотря на мою занятость, отделаться от мыслей вроде: «Интересно, она уже начала создавать первые наброски?», «Почему только читает?», «Даже заметки не делает… Настолько уверена в себе?» было непередаваемо сложно.
В конце концов, я откинулась на спинку кресла, стараясь переключить внимание на завтрашний день.
Но поток мыслей прервал голос Лу:
– Геката, а что насчет Стива? – она кокетливо поправила волосы и оскалилась.
– А что с ним? – не до конца улавливая суть вопроса, спросила я.
– Он вроде ничего. Не такой подонок как Джозеф или Майкл.
Я рассмеялась:
– Ты рассталась с Майклом на прошлой неделе, глупышка. Решила сразу в новые отношения?
– А почему бы и нет, – протянула Лу, мечтательно поднимая глаза и откладывая учебник в сторону.
– Так ты поэтому приставала к бедняге сегодня? – подметила я.
И не узнала собственный голос.
Нотка жестокости проскользнула в нем, но была настолько незначительна и прозрачна, что собеседница не уловила ее. Тем не менее этого было достаточно для того, чтобы я ужаснулась: казалось, словно кто-то другой произнес эти слова.
А девушка продолжала:
– Я не приставала, глупенькая, а поблагодарила. Справедливо отмечу, что это должна была сделать ты.
И показала язык.
На этот раз я почувствовала возмущение.
Возмущение, что берет начало в гордыни, зародившейся, когда я постепенно сознавала, что являюсь не такой, как остальные; во времена, когда мне покупали лучшие игрушки и дорогую одежду; во времена, когда моих родителей буквально ненавидели за их успех.
Или же она зародилась по совсем иной причине?..
Неважно.
Итог один: теперь гордыня – совершенно неотделимая часть моей личности.
Так что, буквально закипая от столь резкого замечания, я пилила взглядом нежные черты лица подруги.
– Я?
Она прищурилась и ответила:
– Ты. Как-никак, он спас тебя, а не меня.
И, вновь взяв учебник в руки, добавила:
– А злишься ты, потому что знаешь, что я права.
Глава 3
«Сверхчеловек» – понятие, введенное Фридрихом Ницше, подразумевающее индивидуума на финальной ступени развития.
Философ считал, что нынешняя стадия человека по Дарвину не является окончательной, а пиковой ступенью нашей эволюции будет момент, когда мы, осознав истинную суть жизни, сможем отбросить моральные ценности ради достижения собственных целей и благ. Сам Ницше говорил, что «все достоинство, вся ценность человека в том, что он больше, чем человек, что он переход к чему-то другому, высшему».
Увлекшись этой идеей, философ даже написал книгу, где главный герой, обладатель абсолютно неприемлемых взглядов с точки зрения общества, на протяжении всего пути высмеивает фальшивую мораль и народные устои. «Умерли все боги: ныне хотим мы, чтобы жил сверхчеловек», – говорит он.
Вполне очевидно, что данная теория не обошлась без критики, так как грань между храбростью быть независимым от общественного мнения и неразумностью, переходящей в жестокость, невероятно тонка.
Множество глупцов, возомнивших себя «сверхлюдьми», думают, что вольны творить разруху и беспредел. Но забавный парадокс в том, что как раз они никогда не возвысятся над человечеством.
Ведь если подумать, «сверхчеловек» – не причина, а следствие определенных качеств и принципов личности.
Значит, более вероятно, именно тот, кто не осведомлен о вышеупомянутой концепции, действительно способен возвеличиться.
Со вздохом сохранив электронный документ, я уставилась в экран и задумалась.
Многие согласятся, что описывать взгляды какого-либо исторического лица, особенно философа, и оставаться при этом нейтральным, бывает сложно.
Так вот это – как раз тот случай: куча противоречивых впечатлений переполняла меня.
Честно говоря, до сих пор не могу понять, почему решила выбрать философию в качестве предмета для итогового проекта. Находя данную дисциплину излишне муторной и ни к чему не приводящей, на протяжении всей старшей школы я занималась чем угодно, только не ей.
К тому же мистер Рихтер, чья фамилия вылетала из головы на постоянной основе, всегда казался довольно чудаковатым. На вид ему было около пятидесяти или чуть больше, однако стоит заметить: лицо мужчины сохранило весьма свежий вид.
Я не знала ничего о личной жизни мистера Рихтера, и зачастую не только у меня создавалось впечатление, словно он – призрак школы, что остается в ней после окончания занятий и ждет начала нового дня. Забавный человек, что вечно радуется происходящему у себя в голове. И очень странный.
Или же это я странная?
Та, кто смотрит на него свысока.
Как же я стала тем, кем являюсь?
В бессилии плюхнувшись на кровать, достала дневник, в котором с недавнего времени начала вести повседневные записи, и слегка призадумалась.
Ночная тишь оглушала своей пустотой и обилием звуков одновременно. Небо – темная дыра, хранящая бесчисленные загадки и неоспоримую истину.
Истина едина? Или же их столько же, сколько звезд в этой бескрайней бездне?
«С этим проектом я и сама скоро в философы подамся», – мгновенно пронеслось в голове.
Открыв дневник, я начала писать:
Истина одна.
Все в этом мире когда-то мечтали забыться, абстрагироваться от рутины и предстать перед миром абсолютно другими людьми. Каждый когда-то пытался обмануть себя; каждый из нас закрывал уши; каждому было легче делать вид, будто он не слышит и не замечает вместо того, чтобы встретить правду лицом к лицу, наконец сознавая действительность: в жизни нет смысла.
Если человеку не повезло родиться сильным, если он неспособен развить в себе стойкость, он проживет пустую жизнь и умрет в одиночестве. Подобные люди не производят ничего полезного, а лишь потребляют и уничтожают.
Меня всегда интересовало: зачем они живут?
Кто-то назовет меня жестокой и несправедливой по отношению к слабым, но таков закон мира.
Реальность беспощадна.
Хотя, наверное, уместно сделать одно исключение.
Это исключение – дети.
Справедливо отметить, что в детстве различия в характере, целях жизни и финансовом положении не столь явны. Детская дружба построена на наиболее элементарной формуле: совместные игры ведут к крепким доверительным отношениям.
Однако с процессом взросления у людей устанавливается собственное мировоззрение и восприятие мира, каждый из них сознает, кто он такой. Даже не говоря об этом вслух, бедняки тянутся к лишенной наслаждений жизни, богачи – к элитной и счастливой.
Не осмеливаясь признать того, что они – не центр вселенной, а лишь его пешки и, грубо говоря, массовка, неуспешные люди стараются успокоить собственное эго клеветой о бесчестности успешных. В их восприятии достичь высот возможно лишь путем обмана.
Мне приходилось лично встречать таких. Это логика невежественных людей, так что я действительно рада данной закономерности: тому, что подобное тянется к подобному.
Концепция о богатых циниках-материалистах – стереотип. Бедняки – вот, где бес спрятался. В отличие от нас, кто говорит открыто и не утаивает свои истинные ценности, те отмалчиваются или осуждают, прикрываясь маской морали.
На деле же, они внутренне ждут провала сильных людей, тайно ликуя, когда таковой случается. Они сгорают от зависти при мысли, что кто-то превосходит их социальное положение. Они хотят верить в собственную исключительность и незаменимость.
Повторяю: я знаю, о чем говорю.
Ведь и у меня в окружении имелись такие люди.
Геката-ребенок была совершенно другим человеком, кардинально отличалась от меня нынешней.
Время от времени мама любит предаваться воспоминаниям, мечтательно расхваливая мои «горящие светом глаза» и «по-детски лучистую улыбку», оставшиеся со мной до настоящего времени.
На минуту я отложила дневник и включила камеру телефона. Всмотрелась.
Глаза. Голубые, с глубоким синим отливом.
Улыбка?
Улыбнулась.
И не увидела ничего лучистого.
Вернувшись к дневнику, продолжила запись:
…Сейчас, смотря на свое отражение, я не вижу того, что замечает мама. Иногда мне кажется, словно она застряла в далеких временах, привыкнув к детскому образу своего чада и неспособная сепарироваться от него. Порой становится действительно жаль ее.
Будучи ребенком, я водила дружбу без разбора. В пятилетнем возрасте играла с девочкой и мальчиком, детьми наших бывших соседей. В те времена мы жили на много кварталов дальше нынешнего дома и несмотря на то, что прошло уже около двенадцати лет, пересекать то место во время поездки на дачу или к родственникам мне отвратительно.
Не сказать, что в этом виноваты ребята или их плохие игровые навыки. Как я выразилась ранее, дети – исключение в порочной закономерности мира. Виноваты скорее их родители.
Мне нравилось играть с девочкой и мальчиком. В моей памяти до сих пор хранятся их имена: Зофия и Уве. Наверное, я даже любила их, как любит выражаться общество. Хотя, вполне очевидно, что любви как таковой в детском возрасте тем более не существует. Будет более точным назвать это привязанностью.
Порой мне кажется, будто частичка души все еще привязана к ним. Может быть, именно поэтому я так не люблю пересекать местность нашего старого дома?
Мы играли каждый день. В песочнице, в гостях друг у друга. Зофие очень нравилось заниматься выпечкой вместе с ее тетушкой.
«Геката, у меня для тебя сюрприз!» – с этой фразой она вбегала к нам домой, словно была неотъемлемым членом семьи. В руках у нее находился яблочный пирог и каждый раз, когда я угощалась им, меня посещало истинное блаженство. «Ты просто гений, Зофия» – бормотали мы с Уве, чавкающие и глубоко увлеченные поеданием шедевра нашей маленькой мастерицы.
Девочке очень льстила подобная похвала, она стеснительно улыбалась и краснела, смотря на наши счастливые лица.
Уве был младше нас на полгода, поэтому часто мы с Зофией дразнили его фразами по типу: «Малышня!», «Детям пора спать!» и подобное, отчего он буквально вспыхивал, а иногда даже плакал, спрашивая маму, как стать старше. В ответ на это мы смеялись, и его слезы всегда считались высшим достижением наших провокаций.
Две жестокие напарницы.
Летом мы с ребятами любили ходить к реке, заранее набрав корзинку с наливными яблоками и бутылки со сладким компотом. Разместившись у берега, сперва основательно грелись на солнышке по указу взрослых, а затем с нетерпением бежали в воду, брызгаясь и соревнуясь в скорости плавания.
Стоит отметить, что младший Уве плавать не умел вовсе, так что конкуренция всегда была между двоими: мной и Зофией. И так как те малышки обе ненавидели проигрывать, в ход каждый раз шли жульнические приемы, такие как: хватание за ногу или руку, намеренные брызги и даже драки.
Однако даже с подобными махинациями чаще всего побеждала дружба. А спустя пять минут после гонок все трое уже набрасывались на яблоки, вновь впитывая солнечные лучи.
Славные деньки беспечного детства.
Родители наши тоже общались, а по выходным мы целыми семьями ходили друг к другу в гости. В тот период жизни винное дело только зарождалось, и никаких решительных действий в его сторону пока не было принято.
Изначально мама работала учителем в небольшой школе на окраине местности, отец – простым водителем. Сказать, что наша семья страдала, было бы неправильно, но и лишнего позволить мы не могли.
По этой причине все наши застолья выглядели довольно скромно. Как правило, готовились рис с рыбой, и это в лучшем случае. Или же картошка. Много картошки. В общем, обычная пища для элементарного утоления голода.
Однако одно блюдо всегда стояло на столе, независимо от оставшихся денег – яблочный пирог от Зофии и ее тетушки. Он делал всех нас счастливыми и переполненными чем-то светлым. Именно пирог напоминал нам, что мы все вместе, мы – одно целое, мы едим замечательную выпечку, которая была изготовлена с душой, а это – самое главное.
Подобные вечера – единственное, в чем нуждалась маленькая Геката и ее друзья.
Кто знает, возможно, я бы все еще была с ними, ни случись последующих событий.
Постепенно мои родители стали совсем загружены бюрократией и прочими формальностями только зарождающегося бизнеса. Будучи амбициозными личностями, им не хотелось застаиваться на одном месте, они хотели двигаться дальше.
Вполне очевидно, свободного времени на беспечное общение и отдых стало в обрез, а иногда даже вечерние посиделки не представлялись возможными. Контакт с еще недавно столь близкими людьми сократился, но меня это не касалось, ведь то были взрослые вопросы.
Я же, в свою очередь, проводила с друзьями столько времени, сколько желала. Однако внезапное напряжение между семьями было сложно не заметить. Даже неразумный ребенок понимал сложившуюся обстановку.
В один из вечеров я случайно подслушала разговор родителей, возвращаясь от Зофии домой.
– Думаю, пора сказать им, – шептала мама. – Это ведь так здорово, они должны за нас обрадоваться! Теперь мы снова сможем собираться по выходным. Какая разница, кто где живет?
– Не спеши, Кая, – отвечал отец. – Это не те люди. Они не оценят твоего восторга.
– Да что ты…
Дальше я слушать не стала.
Было ясно, что речь шла о покупке нового дома, и это меня не удивило. Родители давно обсуждали этот вопрос, но каждый раз подобная возможность представлялась мне как нечто нереальное, что-то, о чем только мечтают, а не осуществляют. Но вот планы воплощаются в реальность и…
Что станет с нами?
С тремя сплоченными сердцами, что так крепко сошлись за столь короткий промежуток времени?
По щеке покатилась слеза.
«Зофия… Уве», – хныкала маленькая Геката.
На следующий день родители попросили меня посидеть в своей комнате. Интуиция подсказывала, что нечто жуткое надвигается.
И я не ошиблась.
Желая утолить любопытство, пришлось тихо открыть дверь, прокрасться в сторону кухни и спрятаться за углом. Слышались голоса. Возмущенные. Я слегка выглянула и сразу заметила, что на этот раз на столе нет яблочного пирога. «Дурной знак», – испугалась малышка из прошлого.
– …Так что теперь мы будем жить чуть дальше от нынешнего дома, – виновато лепетала мама, – но все равно сможем собираться по выходным!
Минута тишины.
– А этот дом? – решительно поинтересовался мистер Робинсон, отец моих друзей.
– Продадим, – подал голос мой.
Казалось, в тот момент я услышала, как у тетушки Зофии заскрипели зубы. Мне стало по-детски страшно.
И все же меня волновало одно: что станет с нами? С нашими детскими узами? С яблочным пирогом?
Набравшись смелости, я заставила себя остаться. Забавно, но уже тогда малышка Геката руководствовалась фразой: «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь».
– А мы? – голос тетушки вывел меня из рассуждений, – Что будет с нами?
– Я же сказала, мы будем видеться! – мама нервно хихикнула, судорожно заламывая пальцы.
– Я не об этом.
– Тогда я тебя не понимаю.
– Переезжаете в новый дом, – в ее голосе слышался открытый упрек, – а нам, значит, жить в развалюхе? И давиться очередным яблочным пирогом?
Мои глаза наполнились слезами. Они ручьем потекли по круглым щекам и заливались в рот. Я почувствовала привкус соли на языке. И огромную боль в сердце.
Опомнившись, заткнула рот руками, чтобы предательски не всхлипнуть. И все же…
Пирог…
«Как она могла… Как она могла сказать такое?» – только и мог спрашивать ребенок, невольно ставший свидетелем разоблачения истинной сущности людей.
В это же время на кухне разразился скандал. Обстановка не сулила ничего хорошего.
По большей части кричали мужчины и тетушка. Я не слышала голос мамы, но представляла, что и по ее нежной щеке сейчас бежит одинокий ручеек разочарования.
«Она тоже расстроилась из-за слов о пироге? Или из-за чего-то другого?» – гадала малышка.
В общих криках можно было услышать ярый бас рассвирепевшего отца: «Я всегда знал, какие вы на самом деле»; срывающийся визг тетушки: «Жадные бараны, вы все это время уплетали за наш счет, а на сэкономленные деньги купили дом! Это наш дом!» и одобрительные возгласы кого-то из семьи Робинсонов.
Я будто застыла на месте. Услышав ссору взрослых впервые, меня окутало полное оцепенение и безысходность.
Более того, я не могла поверить, что то была семья Робинсонов, где каждый член неустанно заботился о другом, где каждый был настоящим лучом солнца.
«Так вот какой он, мир больших?» – бессильно рассуждала девочка из прошлого.
Тем временем тетушка набросилась на маму.
– Кая! – ее голос оглушал меня. – Ты-то как могла так поступить с нами! Вы не можете просто так уехать!
– Отпусти ее!
Дальше все происходило как в тумане.
Я вновь ушла в себя и думала только о Зофии. О ее светлых блестящих волосах, заплетенных в две тугие косички; о ее розовом платье, которое она просто ненавидела, но все равно носила; о ее загорелом личике с веснушками, что было похоже на солнце, особенно когда она угощала меня своей выпечкой.
И какой же невероятной подружка была, когда смущалась.
Мимо меня пролетела тучная фигура тетушки. Она схватила свою красную сумочку и, что-то крикнув маме, поспешно вышла из дома. За ней семенили ноги остальных Робинсонов, и мне невольно представилась картина, как гусыня ведет за собой своих ребятишек. Было в этом что-то милое.
Последним вышел мистер Робинсон. Я ожидала хлопка двери, но он не раздался.
Заметив меня, мужчина лишь бросил многозначительный, как бы сочувствующий взгляд, а после этого бесшумно ушел.
Отец подошел к порогу, чтобы поднять зонтик и рюкзак, которые тетушка скинула, пока пролетала к выходу.
Его взгляд упал на меня.
– Геката? А ты что тут делаешь? – спросил он в недоумении.
И, заметив следы слезы на моем лице, сразу обо всем догадался.
– Слышала, да?
Больше мы с Зофией и Уве не виделись.
Я не знаю, что с ними сейчас.
Увы, трагедия жизни в том, что дети, эти нетронутые бутончики, ни в чем не виноваты. Им чужды пороки по типу зависти, похоти и гнева. Старшие вмешивают их в бесчестные взрослые игры, тем самым ставя кровавый крест на детской беззаботности.
Я считала детей глупыми за привычку быстро сближаться с другими, но теперь жалею об этом. Глупы скорее взрослые, что позволяют эгоизму затмить настоящую дружбу.
Если б я сказала, что столь жестокое с точки зрения ребенка происшествие вовсе не сказалось на моем мировосприятии, то бессовестно соврала бы.
Это была первая и единственная ситуация, когда мое сердце из чего-то цельного превратилось в нечто разбитое, в голодающего котенка без жизненных сил. После нашей с ребятами разлуки мне потребовалось много времени для реабилитации.
То был день, когда реальность, бесцеремонно схватив за шкирку, окунула маленькую Гекату в свой пылающий омут, не давая ни единого шанса выскользнуть и убежать.
Не быть реалистом.
И она сделала это не только со мной.
Возможно, именно тот день нарисовал перманентный узор печали на лице мамы, что вцепился в мягкую кожу бедной женщины и не желал отпускать.
Невероятно больно при мысли, что невинные сердца гробятся натиском обстоятельств, которых вовсе не заслужили.
Ставя точку на белоснежной странице и втягивая носом сладкий аромат высококачественной бумаги, я закрыла глаза. Этот запах в моем сознании ассоциировался с поэзией, кофе и сигаретами. Каждая из этих составляющих обладала особым шармом. Однако только совмещенные воедино они воплощали образ чего-то поистине культурного. «Точно, театра!» – всплыло в голове.
Полночь.
«Интересно, спит ли Карла? А родители? А Зофия?»
Что?
Поймав себя на нежеланных мыслях, я потерла глаза и снова села за итоговую работу.
Думаю, никому не хотелось бы зацикливаться на прошлом, которое не вернуть, и на вещах, что не имеют никакой ценности ныне.
Теплый апрельский воздух. Совсем скоро каникулы, экзамены и поступление.
Лето планировалось провести среди Канадских скалистых гор, где я достигла бы так называемого единения с природой. Хотя на самом деле, по большей части решение приняли родители, так как наша Карла была уверена, что растущему организму будет полезен горный воздух и временная смена климата. К тому же меня довольно часто посещали головные боли, так что я тоже возлагала большие надежды на эту поездку.
А в целом предпочтение всегда отдавалось менее диковатой альтернативе: южным странам и пляжному отдыху.
Честно сказать, сейчас я не горю желанием путешествовать в одиночестве. Но так как Лу не переносит условий, отличающихся от тепличных, думаю, задумка родителей и Карлы все-таки не удастся.
Канада подождет, ну а мы с Лукрецией отправимся в Испанию, будем распивать коктейли, арендовать дорогие автомобили и плавать под луной.
«Как же не терпится!» – под натиском эмоций воскликнула я.
В комнату залетел мотылек. Направляясь к ярко горящей прикроватной лампе, он, казалось, не был озабочен перспективой сгореть живьем.
«Как неразумно», – пролетела мысль.
Но сейчас нужно было вернуться к теории «Сверхчеловека».
В очередной раз сев за компьютер, глаза вновь уставились в экран, а руки, автоматически открыв файл, продолжили печатать:
