Читать книгу: «Простите меня, птицы», страница 3

Липа

Было жаркое лето. В деревне, около пожарного колокола, росла большая липа. Ствол её был огромен в обхвате, верхушка дерева уходила высоко в небо. Местные старожилы говорили, что посадили её вместе с установкой колокола, то есть лет сто назад. Приезжие оберегали дерево, такую красавицу в столице не сыщешь. Косили вокруг неё, убирали сухие сучья.

Когда приехали электрики тянуть провода на новые столбы и хотели спилить её, вокруг липы был чуть ли не митинг. Но дерево отстояли. Столб сдвинули на пять метров в сторону.

За такую заботу липа щедро одаривала всех липовым цветом. Хватало всем. Ветки были большие, тяжёлые, низко опускались к земле. Собирать было удобно. И пока она цвела, рядом целыми днями кто-то находился из городских – смотрели, чтоб пацаны не лазили, ветки не ломали. Местные всё удивлялись и говорили дачникам:

– Что вы над ней трясётесь. Дерево оно и есть дерево.

Они даже хотели спилить нижние ветки.

Но в стане горожан был юрист, который доходчиво объяснил местным, что это дерево принадлежит государству. И только оно в лице местной власти по желанию большинства народа может дать разрешение на пилку, рубку и т.д. А все действия в обход разрешения местных властей, являются не законными, административно наказуемыми и наказываются штрафами.

После такого юридического ликбеза и дополнительного фотографирования потенциальных нарушителей, на всякий случай, местные от липы отстали. Продолжая считать городских чудаками.

Помимо своей красоты, липа имела ещё одну замечательную и необычную особенность – она была собирательница птиц. Гнёзд на ней было очень много. В середине соловьи, в стволе, в четырёх дырках скворцы и воробьи, ещё какие-то птицы, которых городские не знали. Наверху вороны и сороки. Где-то на краях два улья. Вокруг липы всегда летали разные стаи.

Один раз был заезжий орнитолог и сказал, что это, наверное, из-за большого размера дерева. Он приехал на выходные, ночевал в доме напротив и был в восторге от липы. Сначала его разбудили сороки и вороны. Днём чирикали воробьи и клацали скворцы. После обеда загудели ульи, а ночью он заснул под трели соловьёв. Вот так мы и жили. Попивая липовый чай и любуясь деревом.

Было жаркое лето. Температура держалась за тридцать. Дождей не было и, казалось, и не будет. Деревня находилась в районе, окружённом высушенными торфяными болотами. Начались пожары. Сводки по Подмосковью походили на сводки с места боевых событий. Загорелись леса соседних районов. Через неделю уже сгорела недалеко деревня, без жертв – местная бабушка неудачно траву подпалила. Соседние деревни эвакуировали. Несмотря на то, что вокруг всё полыхало, нас не эвакуировали. Потому что, с одной стороны деревни – река, с другой – поля и пруды. Власти ещё нагнали пожарных машин и военных. Думали пронесёт. Дымина стояла от пожаров непроглядная, видимость метров сто.

Местные целиком остались в деревне – ехать некуда, это их Родина, а вот городские уехали почти все, остались не многие. Река превратилась в илистое, грязное, мокрое месиво. Рыба просто торчала в илу. Её можно было собирать рукам. Колодцы высохли. Все как-то сплотились. Местные выкашивали себе и городским усадьбы до нуля, так, что травы вообще не оставалось. У одной дачницы была сорокаметровая скважина, и она, вытянув шланг с участка, наливала всем желающим воды.

Жара продолжала стоять уже больше месяца, и начали сохнуть деревья. В один из дней мы вдруг увидели жёлтые листья и на липе. Сердобольная дачница вечером, когда все желающие набрали себе воды, дотянула до липы шланг и лила воду из скважины всю ночь.

Перед этим садовод из городских буром просверлил метровые шурфы, чтобы вода уходила в землю на глубину.

Дополнительно вокруг дерева по диаметру метров восемь сделали насыпь сантиметров сорок, чтобы вода по сторонам не разливалась.

Странная в деревне была через два дня картина – все деревья вокруг сухие, трава выкошена, а липа зеленее всех зеленых, и травка сочная под нижними ветвями.

Так мы и жили, дымом дышали, воду раздавали, липу поливали, дождей и гроз ждали.

Наступила очередная ночь.

Легли спать, окна у всех на ночь открыты настежь, на улице двадцать пять градусов, отдыхаем от жары. Спим. Вдруг в три ночи на липе поднялся гвалт.

Птицы все летают кругами вокруг дерева, вороны каркают, птичьи писки, щёлканья.

Не улетают, а всё больше шумят, будто сказать что хотят.

Всех разбудили. Выскакиваем на улицу.

Смотрим – зарево. Верховой огонь идет к деревне.

Наверное, птицы его первыми увидели. Огонь подошёл к прудам. Пруды должны были огонь отсечь.

Но, видимо, температура была такая большая, а ветер такой сильный, что за прудами сначала трава загорелась, потом кусты, и по кустам огонь пошёл к деревне. Побежали быстро к пожарным и военным. Пожарные на вызовах тушат. Спасли нас солдатики. На своих гусеничных экскаваторах, тягачах, скреперах въезжали прямо в огонь – сносили горящие кусты, зарывали огонь землёй. Потом пожарные подоспели и спасли деревню.

Комбат военных сказал: «Если бы прибежали за помощью на полчаса позже – сгорела бы деревня». Местные солдатикам мёда, молока надавали, а городские консервов разных, в общем, у кого что было. Радости у всех было, что деревню отстояли, как в день Победы. А начиналась победа с липы. Нет липы – нет гнёзд, нет гнёзд – нет птиц, нет птиц – нет птичьего гомона, нет гомона – огонь проспали и деревня сгорела. Эту цепочку счастья теперь поняли все.

Местный житель, у которого участок за липой, завёл пчёл, на медовый спас всем продаёт дёшево по баночке мёда. И мы, попивая чай с липовым мёдом, вспоминаем то жаркое лето и любуемся нашей липой.

Лис и журавли

В августе у всех в деревне, кто держал кур, начались пропажи. То яйца, то цыплёнок, и так каждый день. Лучший курятник был у Нины. Обитый железом, с шиферной крышей, с решётками на окнах. Она лишь посмеивалась над всеми, приговаривая: «Следить лучше надо, у меня ничего не пропадёт». Сглазила. Открыла на следующий день курятник и одной курицы не досчиталась, только клок перьев в крови. Всё облазила – никаких дырок, отверстий, всё закрыто. Чудеса. На следующий день ещё одной курицы не досчиталась.

Взяла Нина топор и вилы, села на ночь внутрь курятника на охрану. Всю ночь в курятнике что-то громыхало, дребезжало – Нина вора ловила. Утром все с нетерпеньем у её дома собрались. Вышла Нина взлохмаченная, растрёпанная, с топором и вилами, в руках курица живая, но в кровяных пятнах. И говорит: «Лиса это, только очень большая, подкоп сделала, головой половую доску поднимала, поэтому и дырки в земле я не заметила. Заснула я – слышу возня, это лиса на курицу напала, я только вилами до хвоста и достала. Вот клок остался».

По рассказу размер лисы был чуть ли не с кабана. Мужики не поверили, хотя размер дырки подкопа был большой. Подкоп Нина залила цементом, половую доску прибила десятисантиметровыми гвоздями. Все свои амбары тоже укрепили и успокоились.

Через день пропала собака у художницы – пекинес не вернулся из боя. Она отпустила его в лес с бабочками поиграть. Мужики за бутылку прочесали лес, и нашли пеки с откушенной лапой, с лисьим мехом на ушах, но живого. Художница увезла его сразу в город лечить – выжил. А когда у лесника собака сторожевая из леса пришла израненная, поняли все: права была тётя Нина – не простая это лисичка – сестричка.

Дед Егор сразу сказал: «Не лиса это, а лис. Он вдвое крупнее и сильнее. Лет двадцать назад такой был в нашем лесу, мы две недели собак на привязи держали, пока охотники его не взяли, а сейчас пришлый, наверное, от пожара с торфяных болот прибежал». Вызвали егеря и стали ждать. Дней пять лис не показывался.

И вдруг слышим – журавли курлычут на поле за деревней, да так сильно. Улетать им вроде рановато. Побежали все на поле. Видим – подраненный журавлёнок с надкушенным крылом, журавли папа, мама и этот лис. Ну и здоровый он, не с кабана, но с собаку точно. Лис к журавлёнку всё тянется, а журавли не дают, крыльями бьют его по морде. Крылья тяжёлые, удары крепкие, лис только отлетает, а журавлёнок бегает, взлететь не может, крыло не даёт. Лис очухивается после ударов и опять к журавлёнку. Дядь Миша побежал обратно в деревню за ружьём. Да пока бегал, журавли сами разобрались.

Все было, как в боевике. Лис, опять ринулся на малыша, а мама журавлиха, нанесла ему удар крылом правой в челюсть, и папа – журавель, сверху, с лёта, клювом по голове. Второй удар не понадобился, но на всякий случай журавли прошлись по лису барабанной дробью ударов своими клювами. Охотники и дядя Миша с ружьём были не нужны.

Лиса забрала Нина, его шкуру меховую она продала на рынке, а на вырученные деньги сделала новое укрытие от дождя на общий деревенский колодец. Журавли целый месяц жили на поле, выхаживали журавлёнка. Вся деревня их кормила. Приносили и клали на траву рыбу (это рыбаки давали), детишки хлеб таскали, а Нина какие-то крупы сыпала. В начале октября они улетели. Клин журавлиный с торфяных болот взлетел, они к нему и примкнули. А колодец деревенский, который Нина обновила, стали называть «Лисий».