Читать книгу: «Пробуждение», страница 2
Глава 4. Тайное
Максим стоял на перроне Казанского железнодорожного вокзала, нервно покуривал и ожидал отправления поезда в Казань. Что я скажу Елене Михайловне? Даше? Впрочем, этот вопрос уже стоял перед ним однажды, и он решил его, воспользовавшись хитростью. Вообще, у Максима Смыслова была замечательная черта: он считал, что нерешаемых задач не бывает. Бывает недостаток времени, знаний и упорства, но почти любую задачу можно осилить, подключив эти три составляющих.
«Война план покажет», – подумал Макс, смачно запустив окурок в урну метров с трех.
– Трехочковый, – выдал уже вслух завершающий перл Максим и взошел на подножку вагона.
Дорога до Казани прошла без приключений, и вот Максим уже сидел на скамеечке в знакомом дворике, наслаждаясь июньским теплым вечером. Полная луна, в помощь тусклому фонарю, освещала двор. Воздух наполнялся ароматом акаций и липы, и Максиму жуть как не хотелось сделать еще шаг – позвонить в квартиру Елены Михайловны. Он вспомнил колкие глаза хозяйки, выражающие холодность и недоверие.
Тут к подъезду подошел парень лет восемнадцати, щеголевато прикинутый по последней моде, потоптался у подъезда, внимательно что-то ища на асфальте, и запустил мелкий камушек в светящееся окно второго этажа. Из окна появилась Даша, только уже выросшая, и произнесла незнакомым Максиму грудным голосом:
– Окно разобьешь! Сейчас выйду!
– Ага! – подумал Макс, – ситуация может решиться сама.
Из подъезда вышла высокая, оформившаяся девушка, и лишь по знакомым чертам лица в ней можно было узнать ту маленькую пичугу, свиристевшую на кухне этой квартиры еще шесть лет назад.
– Лешка, балбес, ты когда-нибудь стекло мне разобьешь! – укоризной воспылала юная красавица. – Вот мать тебе всыпет!
Щеголеватый Лешка, молча обняв, закутал Дашу в свой модный адидасовский костюм.
«Детский сад, – подумал Макс. – Что за манера общения?».
– Даша? – уже вслух произнес он. – А мама Ваша дома?
У Даши вопросительно вверх поползли брови, а Лешка насуплено развернул чело в сторону потенциального противника.
– Вы меня, видимо, не помните, Даша. Я шесть лет назад разбил Вам мячом стекло, а потом вставил, и Вы меня угощали конфетами и вареньем.
– И что приперся? – процедил Лешка. – Варенье, что ли, закончилось?
Взгляд Лешки выражал древнюю озлобленность неандертальца.
– Молодой человек, Вы не кипятитесь. Мне, собственно, Елена Михайловна нужна.
– Максим, кажется? – в радушной улыбке расплылась Даша. – Вы изменились, возмужали – я бы вас не узнала.
– Я бы вас тоже, – искренне заметил Максим.
Даша замялась и после некоторой паузы произнесла:
– Я даже не знаю, Максим. Мама почему-то сильно нервничала после вашего визита. Хотя это было давно, но в памяти сохранилось хорошо.
– Именно поэтому я здесь, – открыл карты Макс. – Нам есть, о чем поговорить с вашей мамой.
– Пройдемте, – неестественно замедленно протянула руку Даша, что выдавало ее замешательство и некоторую заинтригованность сказанным.
– Леша, давай завтра увидимся, – скорее, приказным, чем извиняющимся тоном сказала Даша, и ее друг сердечный молча и несколько обиженно удалился в темноту ночи.
– Максим. Если ты помнишь? – представила гостя прямо с порога Даша.
Елена Михайловна несколько натянуто и чуточку очумело улыбнулась и нервно поправила яркий платок на плечах. За эти годы Елена Михайловна, на взгляд Максима, ничуть не изменилась, и уж ее-то он бы узнал спокойно, в отличие от Даши.
– Проходите, – коротко отчеканила Елена Михайловна, ведя гостя на кухню.
На кухне было все так же уютно и неизменно, в смысле обстановки. Время было не властно над этой квартирой, сохраняющей предписанный дедом стиль.
– Чем могу служить, молодой человек? – произнесла хозяйка, нервно подергивая концы платка.
«Странно. Почему она нервничает? – медленно подходя к окну подумал Максим. – Может, ей что-то известно, но она старается не выдавать себя?».
Максим обозревал из окна знакомый двор. Было ощущение, что он приехал в отчий дом, что с этим домом его связывают года или десятки лет. А он здесь был второй раз.
– Это стекло и раньше ребятишки разбивали, – гипнотически медленно произнес Максим. – В начале шестидесятых рыжий долговязый пацан так врезал, что мячик, пробив стекло, влетел прямо на газовую плиту, – Макс отвернулся от окна и внимательно посмотрел в глаза Елене Михайловне. Она стояла молча, только, как показалось Максу, дышать стала чуть глубже и прерывистей.
– А в буфете один замочек не менянный, потому что один из трех стащили на рынке из сумки у вашего деда.
Елена Михайловна стояла в оцепенении и, казалось, была готова к нечто такому, что произнес Максим, но, простояв еще немного, рухнула без чувств.
– Максим, неприятности всегда происходят в нашем доме одновременно с вашим появлением. У меня уже появляется логическая связь Максим – неприятности, – подавая флакон с нашатырем, как прежде, щебетала Даша, только уже грудным, сформировавшимся женским голосом.
Воздух наполнился резким запахом нашатыря. Елена Михайловна медленно открыла глаза и несколько минут молча, не моргая, смотрела в беленый потолок. Бледное лицо выражало спокойствие и сосредоточенность.
– Не велите казнить, велите миловать, – протараторил Максим. – Я не ожидал такой реакции… Я не хотел…
– Успокойтесь, Максим, – простонала Елена Михайловна. – Произошло то, что должно было произойти. Правда, я в это никогда не верила и считала деда несколько чудаковатым. Хотя он был мудрым человеком, и все в семье всегда держалось на нем. Дед был, как бы сказать?.. – видно было, что Елена Михайловна еще не пришла в себя и ей тяжело подбирать слова. – Не от мира сего… Он был человеком набожным, но никогда не ходил в церковь, потому что был старовером. То есть подвижником веры, бытовавшей на Руси до крещения, христианизации. Он всегда говорил, что старая вера вела наших предков многие тысячелетия и крепок был дух людей, и государство могущественно, и, чтобы выжечь старую веру из сердец людских, понадобилось семьсот лет насилия и карательных экспедиций. Он читал древние книги, написанные древнеславянским языком. Когда я, будучи совсем маленькой девочкой, взяла карандаш, намереваясь нарисовать в книге цветочек, дед пришел в неописуемую ярость. Я его никогда таким не видела. Он сказал, что все современные книги несут людям одну ложь. И всем миром правит только ложь. А в этих книгах свет для людей и заветы предков, но эти знания сейчас не примут. Еще не время. Но надо сохранить эти святые знания, потому что они бесценны. И за эти книги враги человечества не пожалеют ни наши жизни, ни тысячи жизней других людей. Но больше он никогда не касался этой темы. Лишь перед смертью, чувствуя свою скорую кончину, он всячески напутствовал меня. Он сказал, что книги необходимо надежно спрятать и никому никогда о них не говорить, и, что показалось мне совершенно диким, дед постоянно со страшными от волнения глазами повторял, что когда-то в нашем доме появится молодой человек и будет вести себя как свой, узнавать вещи и обстановку. Дед просил не гнать его, потому что это будет он сам. Велел довериться ему и открыть все свои книги и тайны. Я приняла это за предсмертную агонию, бред умирающего человека. Хотя знала, что дед обладал огромной силой предвидения. Людей он видел насквозь, словно рентгеновский аппарат. Говорил, с кем можно иметь дело, а кого сторониться, какие политические события будут происходить и какая ожидается погода в текущем году. Еще – что вызывало у меня благоговение и трепет перед ним – он каким-то непостижимым образом мог влиять на события. Никогда не афишируя свои неординарные способности, он просто спрашивал, какие проблемы случались в семье, и говорил, что ситуация исправится к такому-то числу. И все работало как часы. О его способностях знали многие и обращались к нему за помощью, только принимал он людей крайне редко, лишь только в тяжелых случаях. Один раз во дворе ребята сказали, что мой дед – колдун. Я страшно обиделась, прибежала домой вся в слезах и рассказала деду. Он улыбнулся, ласково гладя меня по голове. Нет, говорит, внучка, я не колдун. Я русский волхв. Но им об этом знать не надо. Не поймут, а только больше дразнить будут.
Елена Михайловна приподнялась немного на подушках и попросила у Даши воды. Максим стоял совершенно потрясенный услышанным, хотя и ожидал открыть для себя какие-то тайны, но такое… Получалось, что перед ним находились его внучка и правнучка. Хоть самому за нашатырем беги.
– Елена Михайловна, Вы понимаете?.. – дрожащим от волнения голосом произнес Максим. – Получается, что Вы моя внучка?!
– Максим, для меня это звучит как бред и совершенно не укладывается в голове. Я, конечно, читала о реинкарнации, но, когда это случается непосредственно на твоем практическом опыте, волосы дыбом встают.
Присутствующие люди глядели друг на друга совершенно другими глазами. В них были и радость, и смятение, и волнующее соприкосновение с тайной вечной жизни, открывшейся им сейчас.
– Давайте пить чай! – оборвала зависшую паузу Даша.
Все весело балагурили за столом. Максим рассказывал о своих снах, о том, как он нашел их дом, впервые найдя полное понимание, и от этого на душе у него стало спокойно и радостно. Елена Михайловна, с какой-то особой тревогой и обожанием глядя на Максима, рассказывала всякие подробности из своего детства и молодости, когда дед был еще жив.
– Стоп, – глаза Максима вдруг застыли, – я забыл про фотографию на стене в спальне. Дед про нее ничего не говорил?
– Говорил, – таинственно произнесла Елена Михайловна, – говорил, что-то тайное, что в ней скрыто откроется посвященному, то есть тебе. Ты можешь расшифровать надпись?
– Да! – торжественно произнес Максим. – Верхняя надпись на старославянском гласит: «Пробужденному к новой жизни доступно будет». Внизу идут рунические символы старорусской языческой веры, буквально значащие «тайный ключ». А вот к чему ключ, я понятия не имею.
– Может быть, ты в книгах дедовых что-то найдешь? – неожиданно перейдя на «ты», спросила Даша.
– Может быть, может быть… – задумчиво произнес Максим, задумчиво почесывая макушку. – А где снято это фото?
– Это под Омском. Дед долгие годы был там священнослужителем, пока НКВД не закрыло капище – приход староверов, – пояснила Елена Михайловна.
– Если символы нанесены на фото, так, может, это подсказка, как найти замочек? – осенило Максима.
– Думаю, лучше, чем ты, в этом никто не разберется, – предположила Елена Михайловна, тяжело садясь в старинное громоздкое кресло. Напряжение сегодняшнего дня явно исчерпало ее силы, и Максим больше решил не донимать Елену Михайловну расспросами и попросил лишь показать книги.
– Это невозможно сейчас, Максим, – сказала Елена Михайловна, позевывая. – Давайте отложим это до завтра. Утро вечера мудренее.
И Максиму ничего не оставалось делать, как согласиться.
Наутро, подав чай, Елена Михайловна положила на комод перфоратор, напускно и насмешливо произнеся:
– Перфоратор – это тайный ключ к книгам.
Максим вопрошающе посмотрел на Елену Михайловну.
– Дело в том, Максим, что книги в стене за фотографией. Нужно вытащить один ряд кирпичей. Пылищи-то будет! – расстроенно сказала Елена Михайловна.
Работа оказалась не так проста, как казалось вначале. Кладка оказалась добротной, не то что сейчас. Но в итоге книги были извлечены. Книг было две. Они были завернуты во множество слоев различного материала. В итоге имели приличный вид, хотя сразу чувствовались ветхость и старина. И, конечно, вес. Одна из них весила навскидку килограмм пятнадцать и была весьма приличных размеров. Ее большой вес был обусловлен тем, что страницы книги представляли из себя выбеленные телячьи шкуры. Другая же состояла из толстых журналов, заполненных рукописным текстом, как оказалось, почерком деда, Федора Акимовича. Целый день был убит на восстановление порядка, и только поздним вечером все собрались за чаем, чтобы обсудить дальнейшие действия. Крайнее возбуждение охватило Максима и передавалось Елене Михайловне и Даше. Максим ощущал соприкосновение с великой тайной, и вся его сущность была наполнена пониманием новой жизни, полной смысла; и прошлая жизнь, пустая и суетная, никогда уже к нему не вернется. Максим то, заливаясь от смеха, травил свежие анекдоты, то внезапно умолкал, уставившись в одну точку. Елена Михайловна настаивала, чтобы Максим остался у них, пока изучает книги. Даша, вторя своей маме, сложив в молении руки на груди, уговаривала остаться Максима, но он понимал, что на изучение материалов уйдет не неделя-другая, а гораздо больше времени, и не желал стеснять домочадцев.
– Хорошо, в таком случае я попрошу своего знакомого, который многим мне обязан, отвезти тебя на машине в Москву. И не спорь, – Елена Михайловна властно подняла руку навстречу привставшему было Максиму. – Если дед боялся держать их даже дома и прятал в глухой стене, то перевозить их в поезде тем более опасно. И пообещай мне сообщить о себе по приезде и, вообще, не забывать нас.
Елена Михайловна отвернула голову куда-то вверх и вправо, глядя в точку под гардиной. Как бы она ни старалась сдержать слезы, они потекли только еще стремительней. За окном раздался звук тормозов. Елена Михайловна, узнав скрип тормозов старой «Волги», который было трудно перепутать с наводнившими город иномарками, удовлетворенно произнесла: «Миша приехал». Максим скептически посмотрел на транспортное средство, еще пятнадцать лет назад считавшееся прерогативой особо важных персон, и аккуратно задал Елене Михайловне актуальный вопрос:
– А ему доводилось ездить на дальние расстояния на этой машине?
– Не волнуйся, Максим: у Михаила машина в хорошем состоянии.
Максим обнял ее, и Даша, не сдержавши слез, бросилась к ним. Утром Максим сел в потрепанную «Волгу» и поздно вечером он был уже у себя дома.
Глава 5. Волхование
Вот уже шесть недель Максим корпел над древними книгами. Многое было новым, многое – непонятным, что-то пришлось переводить, тратя уйму времени на несколько предложений. Толстенная книга представляла из себя древнеславянские веды1, повествующие о событиях от Крещения Руси и в глубь веков на тысячи лет. Описанное в книгах выглядело шокирующим и никак не сочеталось со знаниями истории, усвоенными сначала в школе, а затем – в универе. Максиму часто по роду профессионально изучающего историю человека приходилось сталкиваться с фактами фальсификации истории, но такой сенсационный документ, открывающий целый мир на белом пятне русской истории, ему приходилось видеть впервые.
– Хотя, чему я удивляюсь? – озадаченно чесал затылок Максим. – Вся история человечества – наглая фальсификация, преследующая цель защищать и облагораживать лелеемую систему. Смена политического режима, как правило, сопровождается реставрацией истории. Смена религии, тем более. В данном случае на Руси были уничтожены все источники, повествующие об истории Руси до христианства. Любая мощная система сама себя охраняет, генерируя свою правду, чтобы самовозвеличить себя и потопить конкурента. Спросите любого американца: кто, по его мнению, выиграл Вторую мировую войну? Любой ответит, что Америка, и никто не вспомнит об участии в войне какого-то там Советского Союза. И то, что наши людские потери превосходили американские более чем в семьдесят раз, и что Штаты начали непосредственные военные действия менее чем за год до окончания войны, совместно с союзниками и весьма ограниченным контингентом, – никто не знает в самих Штатах. Югославы скажут, что в подрыве боеспособности Вермахта сыграло ключевую роль партизанское сопротивление в Югославии. Ватикан лишь брезгливо прокомментирует тему языческих времен в Европе и промолчит, что уничтожал людей, исповедующих старую веру, на кострах инквизиции пятнадцать веков, отменив инквизицию только в девятнадцатом веке. И русская православная церковь промолчит о количестве карательных экспедиций, посланных против супостатов, не принявших новую веру. Никто не посчитает, что количество христианских мучеников на много порядков меньше, чем мучеников, погибших за веру старую, веру предков. Ложь, обман, фальсификации ради управления умом обывателя. И так как среднему мирянину не интересны в принципе данные постулаты, то общество превращается в серое стадо овец, которое пасут мощные системы в лице крупных держав, религиозных центров, крупнейших финансовых корпораций, тайных организаций.
Другая книга, собственно говоря, и не книга вовсе, а рукопись, старательно переписанная Федором Акимовичем с утерянной книги Велеса2. Исходя из приписки, сопровождавшей рукопись, было понятно, что, служа во фронтовой разведке в годы Второй мировой войны, Федор Акимович участвовал в секретной операции, в результате которой нашей разведгруппе удалось опередить немецкую разведгруппу Аненербе3, которая специализировалась на поиске оккультных документов и артефактов. В приписке не говорится, каким образом деду удалось законспектировать редкую книгу, следы которой в будущем были утеряны безвозвратно. Но ему это удалось! И нет никаких сомнений, что удалось с риском для собственной жизни. Что ж, Максим уже понял, что дед был крепким орешком. Собственно говоря, эта рукопись и представляла из себя самую большую тайну, содержащую магические заклинания, обряды и молитвы.
Шесть недель Максим осваивал тайны книги Велеса, многотрудно вникая в древние символы и заклинания. Самое сложное было поверить в то, что это работает, и, решившись утвердиться в своем скептицизме, Максим отважился на магический эксперимент с левитацией предметов. Макс удобно расположился на мягком спортивном коврике, скрестив ноги по-турецки. Проведя необходимый ритуал и войдя в трансовое состояние, начинающий адепт нашептывал заклинания, сосредоточившись на телевизоре, который, в свою очередь, никак не реагировал на воздействия мага.
– Максим! Иди есть. Сидишь как сыч взаперти уже сколько дней! Поговори с матерью, хоть, когда она тебе обед сготовила, – дверь отворилась, и Вера Сергеевна появилась в дверном проеме, подбоченив руки, занятые половником и тряпкой.
Максим разочарованно перевел свое внимание на маму, которая в очередной раз без стука ворвалась в его комнату, и глаза Макса стали непроизвольно расширяться, так как он почувствовал, что падает. Макс пролетел около метра и больно шарахнулся задом о спортивный коврик. Мама с онемевшей от испуга гримасой вопрошающе смотрела на сына. После продолжительной паузы, требующей уже каких-нибудь объяснений, Максим с видом циркового клоуна воскликнул, будто он был на арене:
– Классно, мам, я прыгаю! Видел в театре, как балеруны прыгают, думал, тоже так смогу.
– Какой из тебя балерун?! Иди поешь! Думала, ты делом занят… Что с тобой происходит, не понимаю? – удрученно произнесла Вера Сергеевна, повернувшись было, чтобы вернуться на кухню, но тут остановилась и задумчиво спросила: – А как у тебя зависнуть в воздухе получилось?
– Это иллюзия, мам, как у Копперфильда4 в шоу. Не бери в голову…
Максиму на секунду стало стыдно за нелепость ситуации и глупые слова, первые, что пришли на ум после падения. Но в следующий момент он понял, что произошло чудо, в которое он не мог поверить. И первым желанием было повторить опыт. Максим открыл форточку и затянулся сигаретой, выдыхая полной грудью в осеннюю ночь. Возбуждение, охватившее его, потрясывало все тело, и мысли не могли обрести покой. Скорее, это был ступор, произошедший от понимания новой реальности. Но, когда сердце перестало бешено колотиться и мысли обрели былую ясность, Максим с совершенной очевидностью понял, что к опытам нужно подойти с большей ответственностью, чтобы не наделать глупостей. Один за другим окурки набивали пепельницу, как шпроты банку. Максим сидел на рабочем столе, подперев обеими руками голову, уткнувшись взглядом в огни ночной Москвы. Нет, это была не поза мыслителя. Он имел вид человека, пережившего эмоциональный шок. Такой вид бывает у влюбленных, людей, потерявших близких, или хронических мечтателей. В дверь постучали.
– Да-да, – задумчиво произнес Максим.
– Старик, ну ты даешь! – ворвался в комнату Димка, заменяя по уровню производимых децибелов цыганский табор. – Мы все тебя потеряли. Телефон не берешь, сам не звонишь…
– Кто все? – все так же задумчиво пуская кольца дыма в открытую форточку, скучно спросил Максим.
– Как кто?! Да все. Стас так последнее время по несколько раз в день спрашивает, куда ты пропал.
Максим наконец-то развернулся в сторону друга, и его лицо выразило некоторое удивление.
– Арина, – продолжал Дима, – несколько раз звонила, а вчера зашла ко мне. Одним словом, она просила меня посодействовать в вашем перемирии. Гордость ей не позволяет заявиться к тебе. Ты сам-то не скучаешь по ней?
Максим ответил молчанием. Он скучал по Арине. По ней нельзя было не скучать. Эффектная, подтянутая, она всегда излучала позитив и энергию. Люди к ней тянулись как мотыльки к свету. Она всегда, или почти всегда, старалась слиться в унисон с настроением Максима и окружала его заботой и вниманием. Окружающим не надо было лишних слов, чтобы понять, как любит и ценит она его. И Максу, конечно, не хватало ее любви, ее тепла, ее идеального упругого тела, в конце концов. Женщины, встречающиеся на жизненном пути Максима, – а он всегда был интересен для них, – в итоге проигрывали Арине не в одном, так в другом. Тот комфорт, которым окружила Ариша Макса, стал для него за последние годы нормой, и, потеряв его, Макс утратил и покой. Но все же они были очень разные. Аришка смысл жизни находила в каждом прожитом дне. Она любила шумные компании и всласть погалдеть, обсуждая самые незначительные события текущих дней, смачно потягивая очередную порцию алкогольного коктейля. Она любила жизнь. Жизнь любила ее. Вечерняя Москва, тусовки, ночные клубы были площадкой для ее ежедневной деятельности. Впрочем, это было абсолютно нормально для молодой особы двадцати пяти лет отроду. Это Макс, скорее, был белой вороной в ее компании. Он как-то рано повзрослел, ненормально много читал, не разменивал время на пустое времяпрепровождение и рано начал ставить перед собой серьезные цели. В семнадцать он прочел все стоящие внимания труды по философии, психологии и физиологии. Жадно изучал историю, экономику, геополитику. И в своем, по большому счету, еще молодом и незрелом возрасте, мечтал изменить мир к лучшему, оставив глубокий след в истории мироздания. Обывательская психология для него была чужда, и ему затруднительно и неинтересно было поддержать праздный разговор в компании о стоимости сотки земли в двадцати километрах от МКАД или выходе новой модели «инфинити», в которую, со слов Стаса, «телки лезут сами, как мыши на звуки волшебной флейты из “Щелкунчика”». В такие моменты Смыслов разочарованно замолкал, и часто без перспективы органично влиться в праздную болтовню товарищей. Это их с Ариной и отличало, и удаляло друг от друга как центробежная сила. Макс мучился, но ничего с собой поделать не мог. Он предвидел расставание как событие непреодолимой силы. Когда это может случиться? Через год, два… десять лет? Или за это время они смогут привыкнуть друг к другу. Но события последних месяцев сделали Максима еще более замкнутым. Он представил, что в комнату сейчас войдет Ариша и вкрадчивым и ласковым голосом скажет: «Лапуль, ну, хватит дуться, пойдем зажжем с ребятами в каком-нибудь клубешнике сегодня. А потом поедем ко мне, и у нас будет красивая ночь». Макс представил, как он зажигает в клубешнике, особенно после произошедших событий, и засмеялся.
– Ты что ржешь? Не думаю, что в твоих интересах потерять Арину. Таких девчонок, как она, одна на миллион, – повысив тон, словно дюбель-гвоздь вогнал дружеский совет в голову Макса Дима.
– Да, конечно… ты прав, – рассеянно прогундел Максим.
– Ладно, давай сменим тему. Как съездил? Что вообще у тебя происходит такого важного, что ты друзей совсем забыл?
Состояние Максима вызвало озабоченность у Дмитрия. Макс явно находился не в своей тарелке, и Дима уже пожалел о своем кавалеристском наскоке.
– Дружище, не грузись, облегчи душу, что происходит-то? – продолжал напирать Дима.
– Старик, успокойся: просто как-то насыщенно у меня последнее время протекали события. Устал, наверное, – немного слукавил Макс. – Осваиваю здесь один фокус с левитацией предметов… якобы, – стараясь преподнести как шутку сказал Макс. – Смотри.
Макс театрально направил руки на цветочную вазу и, сосредоточенно производя пассы руками, начал про себя читать магические формулы. Ваза не шелохнулась.
– Кретин ты, Макс. Беги лучше к Арине, Копперфильд доморощенный.
Дима укоризненно вздохнул и направился к выходу. С досады Макс энергично махнул рукой, и ваза как боевой снаряд пролетела через всю комнату, звонко разбившись над головой уходящего товарища о дверную коробку. Дима медленно, на полусогнутых от испуга ногах, развернулся к Максу. Молча он выпялился на друга и явно ждал объяснений.
– Ну… я еще плохо владею… методом, – запинаясь, коряво извинился Макс.
– Методом?! – прорычал Дима, мимоходом оценивая баллистику полета вазы и непосредственную удаленность Макса от вазы в момент броска. – Да ты чуть не убил меня! Как тебе это удалось?! – сменив гнев на любопытство и засверлившись в глаза Максима, требовательно спросил Дима.
– У меня пока вопросов больше, чем ответов. И пока я не знаю, что тебе сказать. Дружище, мне надо отдохнуть, давай я тебе отзвонюсь на днях.
– Хорошо, до связи, – сказал Дима и стремительно вышел вон, на прощание выразительно зыркнув на друга взволнованными и вдруг ставшими огромными глазами.
______________________
1 Веды – знание, учение, являющееся основным источником знаний древних народов об устройстве мироздания до христианизации мира. Написаны около трех тысяч лет до Рождества Христова. Описывают события, происходящие на Земле за десятки тысяч лет до их написания.
2 Книга Велеса – книга новгородских жрецов IX века, посвященная богу богатства и мудрости древних славян, Велесу, чудом сохранившаяся до XX века, но вновь утерянная в годы Второй мировой войны. Описывает события, происходившие на землях славян и русичей вплоть до времен Рюрика.
3 Аненербе – буквально «наследие предков», организация, существовавшая в Германии в 1935 – 1945 годах, созданная с целью изучения оккультных практик древнего мира, а также традиций и истории арийской расы.
4 Дэвид Копперфильд – популярный иллюзионист Дэвид Коткин, взявший псевдоним персонажа Диккенса.
