Читать книгу: «Последний рубеж», страница 16

Казак сплюнул с досады и о чем-то задумался.

– Да нет, не думайте, не кровожадный я, – неожиданно засмеялся он, но быстро успокоился. – Я не участвую в чем попало. Я там, где это касается моих братьев. По крови и вере братьев, а таких мест на мой век хватает. Да, не этого, наверное, отец от меня хотел. Ни семьи я не создал, ни образования не получил, ничего. Но я, братцы, казак! Был им, есть и останусь. Пускай это будет моим бременем. Теперь мне почему-то кажется, что отец всегда понимал меня и даже гордился мной, а мать моя, нянча внуков, не зря лила слезы. Я не георгиевский кавалер, как мой прадед, последний в роду настоящий казак. Но тогда пусть я буду, дьявол, линией невидимого фронта. Его не видят, но он есть! Меня не знают, но я буду! Среди уроженцев Вешек еще был такой Ермаков Харлампий Васильевич. Он якобы и есть тот самый Григорий Мелехов. И вспоминая его, я больше не хочу, чтобы между нами вбивали клинья. Нужно прекратить это раз и навсегда! Выкинуть тех, кто не имеет отношения к нашему миру, порочит его. Заткнуть глотку тем, кто дурит головы нашим братьям.

– Но ты ж своих же братьев и отстреливаешь, или не так? – осторожно остановил его порыв Ярослав. – Пожалей их!

– Эти нацики не братья мне, как перестал бы быть братом тот Краснов. Неважно, что за время и что за страна, но идти против своего народа… Остальные пускай каются, и мы примем их, как сыновей блудных. Что я, по-твоему, должен к ним чувствовать, жалость? Чувствовать их боль? Когда их пуля моих людей косит. Бац! – одного нет, второго.

– Майор тот что-то очень похожее говорил, – снова перебил его Ярослав. – Он брызгал на меня слюной и грозился загнать нас в Сибирь. Он, получается, тоже избавляется от тех, кто не имеет отношения к их миру. Казак, здесь можно перевернуть все как угодно. У каждого своя правда – твои слова!

– Правда своя, да истина одна. История есть истина! Ей вертеть просто так не получится. Нам много чего в уши вкручивали, веру убить пытались, но мы выстояли! И будем жить дальше, потому что Бог с нами. Бог творит нашу историю, а мы слуги его. Говорят, сам Сталин с Матроной Московской встречался, очевидцы были. Она благословляла его. «Может, Господь Бог и простит Сталина. Он сам пленник у Кагановича и всех тех, кто опутал его. Они висят и вздохнуть не дают. А ведь он любит Россию и душу положил в войну», – вот ее слова…

– Это действительно сильно! – зааплодировал Олег. – Дай вам волю, вы кого угодно на свою сторону перетащите. Иосиф Виссарионович небось в гробу переворачивается. Попы теперь за него, елы-палы!

– Не богохульствуй, других уважай, коль не веришь, – спокойно ответил Казак. – У нас все может быть. Ведь, говорят, он сам к ней ездил, еще в 42-м. Совета хотел, сдавать ему Москву или нет. И знаете, что она ответила ему?

– Удиви, – иронично усмехнулся Олег.

Казак фыркнул и демонстративно переключился на Ярослава:

– А ответила она: «Москву не сдавай! Как придет, говорит, Александр Невский, так и поведет всех за собой. Тебе, мол, все наше воинство небесное помогает. Красный петух заклюет черного, и рассеются тучи сатанинские». Вот оно как!

– Именно так и было. Жаль, Кутузов к ней не ездил! – расхохотался Олег.

– Глуп ты, Одесса, и видишь только то, что перед носом твоим находится. Не будь благословения на нашем отечестве, все могло бы быть не так. Образа самой Богоматери охраняют Россию. Тихвинская с севера, Смоленская и Почаевская с запада, Казанская с востока, а Иверская и Донская с юга.

Казак перекрестился и поцеловал выцветшую иконку на грязном засаленном шнурке.

– Ну а над Москвой, над всей единой Россией, как Солнце над Землей, светит нам Владимирская Божья Матерь!

– Ясно, – ехидно прокомментировал Олег. – Уважаю ваше мировоззрение. Я вот, Казак, никогда не лукавил, я верю только в свои собственные силы, но…

– Я вижу, – перебил его Казак. – Я вижу, в тебе, Одесса, веры больше, чем в нем.

И он небрежно указал пальцем в сторону Ярослава. Олег засмеялся:

– Да подожди! Разочарую тебя, я очень далек от этого. Но скажи мне теперь, бестолковому, на твоих же руках много крови?

– Может быть.

– Ну и как же ты рассуждаешь о высоких материях, если твои руки по локоть в крови?

– Я землю нашу от липовых крестоносцев защищаю. Они до сих пор грабят Константинополь. Да, я солдат! На моих руках кровь, и не мне строить дом имени Господа нашего. Но кто-то другой после нас будет делать это. Может, вы, а может, дети ваши. А может, я, как царь Давид, а? – хитро улыбнулся Казак и, прищурив один глаз, осмотрел своих попутчиков. – Врагов у нас много. У нас их всегда было много, но они стали умнее. Как лисы, выжидают. Не надо давать слабину, нас по кускам съедят и не подавятся. Англичанка, сучка, гадит! Вот и воюем мы тысячу лет, и такие, как я, всегда при делах. Запомните, братцы, как бы мы, черт побери, ни хотели, никто и никогда русских ни о чем спрашивать не будет. А русские не только в России. Меч нам помощник да вера наша! Чтите историю и храните веру. Если нет ее, то ищите. «Когда народ теряет веру в Бога, то его постигают несчастья, а если не кается, то исчезает с лица земли. Сколько народов исчезло, а Россия существовала и будет существовать. Молитесь, просите, кайтесь, и Господь вас не оставит». Так Матрона говорила.

Солнце стояло почти в зените. Иногда на него накатывали мощные синие тучи, и тогда легкий дождик орошал окрестности. В лесополосе было тихо. Трое мирно беседовали в гуще зелени, и все это напоминало пикник на природе, вот только есть им было нечего. Ярослав чувствовал, как внутренности сводит от голода. Около полутора суток в желудке не присутствовало ровным счетом ничего. И хорошо, что бывалый Казак стянул из коттеджа бутылку с водой. Ноги ныли, мозоли кровоточили, туфли не выдерживали марш-бросков, а на спине выпирала внушительных размеров шишка, которую набил предательски прыгающий автомат. Но Ярослав об этом не думал. Его занимали совсем иные мысли. «Где они и что с ними?» – вопрос, который он задавал бы всем и повсюду, потеряв из вида своих близких. Сейчас отсутствие ответа терзало их встревоженных родных. Если бы все прошло как планировалось, они бы уже сутки как были в Москве. Их, наверное, ищут – но где, если по факту они так и не обозначились во Внуково? Вряд ли кто-то там, дома, мог вообразить, что они сидят в соседнем государстве, в лесополосе, без денег и документов, голодные и побитые, с оружием в руках и в компании настоящего боевика, вместе с которым их разыскивают за совершение самых страшных преступлений. А если бы и знали – такая правда не принесла бы им облегчения. Какой черт их понес сюда?!

Глава 32

– Валяйте, только быстрее!

Казак вытащил из кармана телефон и небрежно бросил на землю.

– Откуда ты его взял? – удивился Ярослав.

– Уметь надо. Давайте, по-шустрому!

Связь была, но телефоны в округе, возможно, стояли на контроле. Рискованно, ведь в этом случае вычислить их местоположение не составило бы труда и этот их пикник получил бы неприятное продолжение. Казак, вероятно, это понимал – но тогда к чему был этот жест гуманизма? Что двигало опытным воякой? Осознание того, что день текущий может стать последним? «Была не была», – подумал Ярослав и первым схватил телефон.

В замызганной трубке мгновенно отозвался голос, и неудержимый поток эмоций охватил его. Комок подступил к горлу, стало трудно говорить. Кровь, жертвы, взрывы, выстрелы, все события последних суток – тьма, поглощающая человеческие жизни! И сквозь эту тьму, будто в бреду, до него донеслись дорогие голоса родных.

– Слава, это ты?! – он услышал голос любимой супруги, услышал на заднем плане веселые крики сына – словно лучик солнца, что сквозь тучи и листву деревьев пробился в лесополосу.

Не было уже никакого смысла сочинять очередную историю. Оказалось, тетя Люда, так и не дождавшись от племянника известий, сама позвонила Марине – тут и вскрылась их занятная история. Выяснили, что их не было среди пассажиров последних киевских рейсов. Как, впрочем, и каких-либо других – это уже позже выяснила Марина. Значит, они, должно быть, еще в Донецке. Вскоре она оповестила об этом и Свету. В понедельник днем в новостях стали проскакивать первые сообщения о погибших в аэропорту, и началось тревожное ожидание с бесполезными звонками, поисками, расследованиями. Обо всем этом Света рассказывала спешно и путано, то и дело срываясь в слезы, а Ярослав повторял ей раз за разом:

– Не волнуйся, родная, я скоро буду дома. Верь мне, верь. Я всегда буду рядом.

Когда Казак грубоватым жестом показал ему, что пора сворачивать беседу, Ярослав последний раз уверил Свету в том, что все будет хорошо, и повесил трубку. Он снова погрузился в глубокие раздумья. Беспокойство близких терзало его самого. Он понимал, что мог не и сдержать своих обещаний.

– Сколько веревочка ни вейся, а конец ей всегда будет. Так мне мама в детстве говорила, – пробормотал Ярослав. – Со всех сторон вляпались, коллега.

Впереди был, по словам Казака, роковой участок, отделявший их от города, где еще, вероятно, хозяйничали ополченцы. По крайней мере, в том был уверен Казак, который, действуя всем на нервы и будто дергая за усы свирепую неизвестность, пел и смеялся:

Не для меня текут ручьи,

Журчат алмазными струями, Там дева с чёрными бровями, Она растет не для меня.

– Эхма, тихий Дон! Отец мой частенечко эту песню напевал, – продолжал развлекаться Казак. – Да что там, все пели! Мужики, бабы соберутся… Вечер, тишина – и понеслась! – засмеялся он и, будто издеваясь, снова запел, прибавив громкости:

Не для меня придет Пасха, За стол родня вся соберется, Вино по рюмочкам польется, Пасхальный день не для меня.

Ярослав хотел отключиться, просто закрыть глаза и не думать ни о чем. Уснуть и проснуться дома, где все было привычно, где люди могли жить, а с детских площадок доносился веселый смех. Там, где специфический запах родного города настойчиво пробирался в открытые окна. Там, где, оказывается, всегда было хорошо и где была его семья. Но теперь он был здесь, на размытой линии невидимого фронта, рискуя лишить своих близких дорогого им человека. Или все же им владело желание остаться мужчиной, как напутствовал покойный Жора? Где же золотая середина в этом шальном мире, где силу имеет лишь твое финансовое и социальное положение, когда на жертвенник благополучной жизни ложатся порядочность, честь и достоинство? «А ведь правда, если не дойдем? Для чего я тогда жил? – яркой вспышкой озарилось в голове у Ярослава. – Я даже не передал привет сыну. Вдруг.» Дальше думать ему не хотелось. Он снова схватил телефон.

– Слышь, москвич, не пались! – попытался остановить его Казак.

– Я быстро! – запуская дешевенький гаджет, выпалил Ярослав.

Он принялся наспех набирать сообщение: «пусть это будет моя исповедь. за все что я сделал или наоборот не сделал. история с ростовом это моя идея. я просто не хотел никого беспокоить. олег ехал к родственникам а я тут видел легкие деньги. но увидел другое. теперь я понимаю что значит любовь дом и жизнь. у меня есть настоящий выбор или вперед с надеждой или назад в никуда. Я уже сделал его и мне осталось чуть-чуть обрести себя. чтобы ни случилось я всех вас люблю. привет наследнику. пусть он возьмет от меня все самое лучшее если оно имеется. а я сделаю все возможное чтобы сдержать свое слово и быть всегда рядом».

Глава 33

– Машина! – разорвав тишину, завопил Олег.

От трассы вдоль перелесков, поднимая в воздух мощные клубы подсохшей пыли, несся грузовик. За грузовиком, скрывшись в пыльном тумане, мелькал едва приметный внедорожник. Содрогая умиротворенные окрестности, будоража вольную степь, колонна зловеще громыхала по грунтовке, по тому же самому маршруту, по которому уходила из поселка затаившаяся троица, их отделяли от нежеланных гостей метров пятьсот. Истошно взвизгнув тормозами, кортеж замер.

– Ну все, отдых накрылся, – спокойно произнес Казак и лениво сгреб автомат рукой. – Слышь, Москвич, быстро прикопай трубу и валим отсюда. Если нам дорогу отрежут, будет о-о-очень хреново.

Ярослав, в мгновение разобравшись с уликой, словно спринтер, мощно рванул вперед. Сквозь пышную листву деревьев он уже мог отчетливо видеть, как вокруг машин суетились люди. «Неужели по наши души? Как же так?» – пронеслось в голове у Ярослава, и он прибавил скорости. Влажные ветви подло хлестали его по лицу, вездесущая паутина бессмысленно ловила в тонкие сети, но через считаные метры растительность поредела. Впереди тысячами гирлянд снова вспыхнули пруды – те самые, вдоль которых они двигались минувшим утром в завораживающей тишине, полные надежд остаться незамеченными и удачно выбраться из переделки. Но что-то вновь пошло не так.

– А сейчас покажите, как бегать умеете! – гаркнул Казак и пулей устремился к воде.

Олег и Ярослав, демонстрируя рекорды скорости, неуклюже размахивая оружием, из последних возможностей держали темп. Водоемы… Слева, справа. В гипнотизирующей ряби на бесчисленные осколки разлетелось солнце. Посреди живописным пейзажем убегала вдаль корявая грунтовка. Еще немного, еще сотня метров – и будет спасительная лесополоса. Ярослав все чаще оглядывался, дыхание сбивалось. Два десятка солдат продолжали приготовления. Бежать оставалось совсем немного, когда раздались выстрелы.

– Засекли! – обреченно заорал Ярослав.

Страх сковал, затруднил движения, но до лесополосы добраться успели. Все живы-невредимы. Деревья давали надежду. Но интенсивность стрельбы нарастала.

– Ложись! – крикнул Казак и принялся выискивать удобное место.

Он готовился к бою. Где-то чуть ближе, чуть дальше или совсем рядом пули травмировали стволы деревьев, кора щелкала и разлеталась в разные стороны. Свист свинца наполнил лесополосу. Казак сделал несколько прицельных выстрелов, в ответ посыпались беспорядочные очереди. Солдаты начали выползать из укрытий.

– Вот теперь-то точно назад дороги нет, – пробормотал Ярослав и передернул затвор.

Кровь прихлынула к вискам, указательный палец неуверенно нажал на курок. Олег вдохновенно взглянул на коллегу, и третье орудие заработало из лесополосы. Страх, эмоции, адреналин испытывали на прочность не приученную к подобным форс-мажорам психику. Ярослав палил без цели, по направлению. Ему было жутко стрелять в живых людей. Палец дрожал, а руки инстинктивно задирали вверх оружие. «Напугать, но не убить», – вторил ему внутренний голос.

– Не стрелять! Берегите патроны! – заорал Казак.

Ярослав вздрогнул. Он уже едва понимал слова, его магазин был пуст.

– Уходите! До конца зеленки, я следом! – ревел Казак. – Если кто… Бейте на поражение, тут наших нет! Давайте, братцы, давайте! Если не вернусь, то уж сами, по маршруту.

Олег и Ярослав, нелепо скрючившись, ломая хворост под ногами, на всех парах неслись вперед. Страх следовал по пятам. Сзади слышались одиночные выстрелы. Вероятно, это еще был Казак. Ему ответили несколько очередей, и наконец все затихло. «Неужели всё!» – подумал Ярослав.

В этот момент впервые за последние сутки тишина встревожила его, но через минуту снова затрещали автоматы. Стометровка за стометровкой, выстрелы становились все дальше. Впереди со стороны города уже доносились отголоски другой стычки. Олег и Ярослав мчались, словно лыжники на слаломной трассе, умело обходя деревья. Лесополосу разрезала грунтовка, потом еще одна. Марш-бросок забирал их силы, легкие работали на пределе. С каждым шагом они бежали медленнее, все чаще оглядываясь назад, уже едва волоча ноги. Без Казака плана не существовало. Будто потерявшиеся дети, они беспомощно озирались вокруг. «Да, назад-то дороги нет, ну а где она впереди? – нервно размышлял Ярослав. – Закончилась зеленка, что дальше? Куда идти, если он не вернется? Участок между поселком и этим аэропортом – будь он проклят! Где этот Спартак? Где чертов Казак?»

– Ну и что дальше, босс? – вторил его сомнениям Олег.

– А я знаю? Ждем пока, – чуть переведя дух, ответил Ярослав и стал всматриваться в окрестности. В километре от них виднелся терминал. Оттуда еще поднимались струйки дыма. Левее цитадели торчали крыши домов. «Вероятно, это и есть Спартак», – проводя рекогносцировку, подумал он. Между населенным пунктом и аэропортом простирался предательски ровный и открытый участок.

– Похоже, коллега, нам туда, – обреченно вздохнул он.

– Елы-палы, да это стрелялка какая-то! «Прибей москаля» называется.

– Вот поэтому он и хотел по темноте идти.

Олег и Ярослав присели на землю и настороженно слушали. Они ждали Казака. Тучи окончательно рассеивались и обнажали бесконечную красоту голубой лагуны. Далекие перистые облака, будто диковинные рыбы, плыли в небесном океане. А под этой красотой пораскинулось поле брани – аэропорт, его окрестности и эти роковые километры. Солнце клонилось к закату, играя всеми цветами спектра, лаская степи и маковки деревьев. Стройную гармонию величественных и вечных пейзажей разрушали лишь далекие одиночные выстрелы, доносившиеся со стороны города. С другой стороны все было тихо, будто тоже замерло в тревожном ожидании. Внезапно раздался хруст веток. Шум становился все сильнее и сильнее, уже отчетливо была слышна чья-то поступь. Олег с Ярославом встрепенулись и, готовясь к последней схватке, вскинули оружие.

– Свои! – почуяв неладное, прогремел знакомый голос.

Ярослав с облегчением выдохнул и как-то нелепо улыбнулся Олегу. Тот, должно быть, испытывал что-то похожее. К ним приближался настоящий руководитель, не чета им самим. Безусловный мотиватор. Не нарцисс с зашоренным взглядом, а настоящий сильный человек с незыблемыми жизненными принципами. Тот, кто рожден был воином, уважал себя и никогда не кормил свой страх. Единственный человек, в чьих руках здесь и сейчас был этот решающий участок.

– Короче, план меняется! – энергично заявил он, будто вернулся с какого-то совещания. – Сейчас до той зеленки у поселка, а там по краешку – и, дай бог, выскочим.

– Да там же снайперы вчера сидели! – воскликнул Олег.

– Молодец, Одесса, все подмечаешь. Но по-другому никак, через пять минут они здесь будут. Давай, живо, по одному… Пошел!

Казак небрежно пнул Олега, затем Ярослава, и следом рванул сам. Первые сто метров все было спокойно. Но наконец окрестности проснулись. Сперва раздались одиночные выстрелы, затем воздух сотрясла очередь. Потом еще одна и еще одна. Ярослав мог слышать свое дыхание, но никак не пули, что рыхлили землю совсем рядом. Еще сто метров, и еще. Ему казалось, он уже перешел заветную черту, его сознание не воспринимало никакой опасности. Он страстно желал остановиться, гордо встать посреди поля, открыть ответный огонь – и будь что будет! Но ноги, словно имея теперь свой собственный разум, из последних сил несли его прочь. И вот он, таинственный Спартак! Вот она, скудная зеленка на его окраине, что схоронила спасающуюся троицу в своих объятиях. Казак ловко обошел их и пошел впереди. Выстрелы снова стихли, поселок, откуда еще днем ранее грозили огневые точки, не подавал никаких признаков жизни – в притихшем частном секторе не было ни души, лишь разносился разноголосый лай встревоженных собак. Дома, коттеджи, хибары. Городская инфраструктура виднелась где-то в километре впереди. Она была так близка, она манила к себе, как оазис влечет утомленного странника в пустыне. Еще чуть-чуть…

Казак остановился. Перед ними опять раскинулось ровное поле. Прекрасная вольная степь.

– Половину прошли, делов-то осталось! – подбодрил их Казак. – Вон участки садовые, метров восемьсот, не больше. Там вчера наши были.

– А сегодня? – злобно взглянул на него Олег.

– А сегодня будет сегодня. Но ты можешь пойти обратно, – резко ответил Казак.

Олег и Ярослав переглянулись. У них сейчас не было слов. В их лицах, одновременно холеных и чумазых, застыл бесконечный трагизм, и у каждого – бездонный взгляд, до краев наполненный жизнью и жаждой продлить ее. Они смотрели друг на друга, будто прощаясь навсегда. В этот миг оба застыли у Рубикона, на решающем и, возможно, последнем рубеже.

– Удачи тебе, босс, – проговорил Олег и натянуто улыбнулся. – Знаешь, наверное, только с тобой бы я стал по полю с автоматом бегать. В эту войнушку играть. И я себе не прощу, если тебя подстрелят. Ты должен жить, босс! Кто же, как не ты, наш мозг и идейный вдохновитель, а?

Он нервно засмеялся. Казалось, глаза вот-вот вспыхнут влагой.

– И тебе удачи, друг… – тихо ответил Ярослав, и его голос дрогнул. Он протянул руку и крепко обнял товарища.

– Ну все, господа офицеры, собрались! – заорал Казак, взбудоражив, вероятно, весь поселок. – Не ссать, как-нибудь прорвемся! Пусть они, мать их, боятся. У них есть время, а у нас его ни хрена нет!

Он подскочил к ним и, схватив обоих за шеи, принялся приводить в чувство.

– Вы сюда бабки стричь приехали? За славой, за карьерой, да? Вот она, ваша слава – пройти это гребаное поле! Там ваш дом, а сзади ваши враги! Как бы вы ни хотели пожалеть их, они вас жалеть не будут, и они – единственное, что мешает вам вернуться домой. Как и у миллионам здешних людей. Идите и сделайте это! Ради тех, кому вы нужны дома. Чтобы любить своих жен, растить достойных детей, уважать родителей. Чтобы рассказать, что вы здесь видели. Рассказать, как начиналась война! Вы меня слышите? – снова встряхнул их Казак.

– Да! – вразнобой ответили оба.

– Тогда давайте, братцы! Офицерами не рождаются, ими становятся, живут и умирают. Так или не так?

– Так точно! – прогремело из зеленки.

– Первый пшел! – заорал Казак и лупанул Олега по спине. – Да поможет нам Бог, – вслед пробормотал он.

Олег, словно служебная овчарка, сорвался с места и неудержимо понесся вперед. Его некогда стильные туфли взбивали мощную пылевую завесу, будто копыта рысака. Он быстро удалялся.

– Пшел! – пронеслась вторая команда, и Ярослав ринулся за ним.

В считаные секунды притихшие окрестности проснулись и загремела канонада выстрелов. Словно по взмаху палочки невидимого дирижера, заиграл дьявольский оркестр. Ярослав обернулся. За ним бежал Казак, а дальше, на окраине поселка уже мелькали люди. Они шли по пятам. Ярослав воображал, что сотни вражеских стволов заработали оттуда, провожая их в город – или в последний путь. Впереди, стоя на одном колене, как заправский диверсант поливал из автомата Олег. Невероятная, абсурдная картина. Ярослав притормозил, вскинул оружие и нажал на курок. Целью были пара-тройка десятков солдат, но магазин быстро закончился и механизм предательски замер. Он вытянул из кармана последний рожок.

– Что ты встал как памятник! Я вам, идиоты, говорил останавливаться? – настигнув его, заревел Казак. – Бегом, блядь!

Он пихнул Ярослава, и они снова помчались по полю. Удивительно, словно в кино, пули ложились рядом, то тут, то там вспахивая участки земли. Как будто бойкие воробьи принимали свои пыльные ванны. Смерть витала в воздухе, но не трогала безумную троицу. Казак останавливался, отстреливался и опять догонял Ярослава, подталкивая того в спину. Вокруг все смешалось, замедленными кадрами проплывали несвязные картинки. Ярослав повернул голову: где-то совсем неподалеку прогремел взрыв, взметнув в воздух куски серого грунта. Впереди чумазый и совсем не похожий на себя Олег расстреливал неприятеля. Неугомонные стальные воробьи продолжали клевать дорогу. Ярослав уже не слышал указаний командира, он остановился и принялся неистово опустошать свой последний магазин, но Казак снова толкнул его – и тут он увидел, как впереди камнем рухнул на землю Олег.

– Олег! – закричал Ярослав и что есть сил устремился к нему.

Но его пересекла страшная боль. Будто мощный удар пришелся в спину и пронзил ее. Ярослав почувствовал, как жизненные силы мгновенно покинули тело. Он тяжело опустился на колени, принялся отыскивать взглядом товарища. Олег был жив. Изобразив нечеловеческую гримасу, он медленно, словно полу-раздавленное насекомое, полз к другу. Очевидно, он хотел помочь, но уже не имел на это никаких сил. Их глаза снова встретились. «Все кончено», – будто бы шептал взгляд Олега. Но неожиданно зрачки его сверкнули, озарившись жизнерадостным светом, и напоследок он выдал неповторимую искреннюю улыбку. И словно искра проскочила между ними, словно неуловимый поток энергии одолел расстояние. Стиснув зубы, Ярослав поднялся на ноги и вскинул оружие. Тишина. Магазин был пуст. Навстречу, хромая на обе ноги, плелся Казак. Его лицо, шея, руки, камуфляж, все было в крови. Поравнявшись с Ярославом, он остановился:

– Ранен? – прохрипел Казак.

– Похоже, – скорчившись от боли, ответил Ярослав.

– Ну ничего, как-нибудь…

Ярослав хотел идти дальше, но уже не понимал, в какую сторону. Ему казалось, стрельба шла отовсюду. «Может, это свои?» – подумал он, и в этот момент, словно хищник, на него прыгнул Казак. Раздался мощный взрыв. Землю содрогнуло, и Ярослав едва успел почувствовать, как ее вырвало у него из-под ног. Мутная пелена перед глазами, долгожданное чувство умиротворения.

– Все-таки, с-с-суки, шлепнули, – со странной улыбкой проговорил он.

Постепенно пелена растворялась, и перед его глазами открывалось небо. Впервые за долгие годы он был способен так жадно созерцать его глубину. Теперь он был свободен. Шум в ушах был как мелодия прибоя. Причудливые обитатели голубой лагуны двигались, извивались в ласковой пучине. Такое сказочное спокойствие…

Ярослав повернул голову в сторону. Рядом лежал Казак. Его глаза были широко открыты, последний бесконечный взгляд устремился вверх. Как будто он тоже с огромным любопытством рассматривал открывающиеся на небесах пейзажи. За все время, что они провели вместе, он впервые не щурился. Сантиметровая щетина на грубой загорелой коже, глубокие морщины и нахальная язвительная насмешка застыли на заляпанном кровью профиле. Это была победа человека над смертью. И пусть Тот, кому он возносил молитвы, достойно примет его в своей обители. Может, там, в голубой лагуне или где-то еще. Пусть он примет всех.

Ярослав почувствовал, как горячая слеза проложила по щеке дорогу. Он внимательно разглядывал безжизненные черты лица своего командира. Думал об Олеге, его прощальной улыбке, о том, что они оба были не способны хоть чем-то помочь друг другу. Чувствовал вину перед Казаком, который, сражаясь до последнего, вытаскивал из беды этих двух «перспективных менеджеров». Ярослав снова взглянул наверх и, словно уходящий в мир иной Акела, жалобно застонал:

Не для меня придет весна,

Не для меня Дон разольется, Там сердце девичье забьется С восторгом чувств не для меня.

– Пусть всем нам земля будет пухом, Макарушка, – произнес он, закончив песню.

Ярослав лежал на земле. Внутри что-то бурлило и хлюпало, но у него не было ни единого желания ощупывать свои раны – потому он наслаждался совершенными небесными видами, где есть умиротворение и нет боли. Он изобразил дерзкую гримасу, так похожую за застывшую ухмылку Казака, – и начал заново:

Не для меня придет весна,

Не для меня Дон разольется…

Вдруг на фоне вечерней лагуны нарисовалась какая-то лысая голова. Потом еще одна, косматая, дополнила картину. Головы пристально изучали Ярослава, будто инопланетянина, случайно свалившегося на их бренную планету. Но Ярослав продолжил, нагло улыбаясь, петь:

А для меня кусок свинца, Он в тело белое вопьется…

Кто-то попытался забрать у него автомат, но Ярослав еще громче замычал и из последних сил сжал оружие. Лысая голова что-то кричала, но, вцепившись в холодную сталь, он продолжал свое главное в жизни выступление:

И слезы горькие прольются.

Такая жизнь, брат, ждет меня.

Ярослав едва почувствовал, как из его руки вырвали автомат, затем какая-то грубая сила потащила его прочь. Лагуна задрожала, заплескались диковинные рыбы, забурлила жизнь в океане. Все проснулось и ожило. Но стал угасать свет. Не было страха. Становилось все темнее и темнее.

– Простите меня ради бога, – прошептал Ярослав, и мрак опустился на землю.