Читать книгу: «Последний рубеж», страница 15

Глава 30

– Мерфи, с-сука… – прошипел сквозь зубы Ярослав, уткнувшись лицом в землю.

Случилось то, чего они надеялись избежать. Они не были готовы оказаться экстремистами, сепаратистами, террористами или кем-нибудь еще. Ярослав принялся судорожно придумывать алиби. Мысли путались в голове: «Что сказать, правду? Но почему тогда у нас за спиной оружие, а рядом двое повстанцев? Бред!»

– Ну що, сепарюги, добкалися! – завизжал уже знакомый голос. – В'яжггь ix, хлопщ, i за мною! Лiзуть, суки, як таргани¹⁵.

Ярослав сморщился: тяжелый башмак грубо наступил ему на голову. Автомат был конфискован, нечто похожее на шнур туго стянуло запястья. Мерзкий голос радостно отрапортовал по рации о «перемо-ге»¹⁶ и взятии четырех «колорадов». Двое сдернули с земли Ярослава, обыскали и, заломив связанные до боли руки, потащили его в неизвестном направлении. Фонари погасли, и внезапная тьма лишила его зрения. Скрюченный, сгорбленный, он лишь с трудом видел очертания своих семенящих ног, что несли его в направлении беды. «Чушь, черт побери. Я в плену.» – прошептал он сам себе. Неподалеку слышалось похожее шарканье – должно быть, вели его «подельников». Затем все те же силы небрежно закинули их одного за другим, словно мешки с картофелем, в кузов УАЗика, и четверка вновь воссоединилась. Это был бокс для перевозки задержанных, вероятно, какой-нибудь местной патрульной машины. Внутри было тесно, как в рыболовной банке с опарышами, которые бессмысленно копошились, пытаясь найти хоть какое-нибудь положение. Автомобиль скакал, его бросало в разные стороны, как внедорожник, участвующий в ралли-рейде. Скакали и пассажиры. Но вот колеса нащупали приличный асфальт, и салон УАЗика наполнил завораживающий гул покрышек. Пленники кое-как разместились в тесном отсеке. Свет уличных фонарей начинал пробиваться внутрь, и лица попутчиков засияли серебристым цветом. Ни Казак, ни Жора не выражали абсолютно никаких эмоций – словно двух дебоширов, пойманных на близлежащем хуторе, привычно везли в поселковый участок милиции. Двое других спокойствия не разделяли. Их испуганные лица в бледном свечении ночных фонарей напоминали физиономии оживших покойников, выбравшихся с местного кладбища. После последнего ускорения машина, свистя тормозами, резко остановилась. Послышались шаги и голоса. Украинская речь сменялась каким-то деревенским наречием, а едва слышные диалоги обрывались дружным хохотом. Олег и Ярослав настороженно переглянулись, будто перед выходом на эшафот: в их взглядах застыла обреченность ожидания. Наконец дверца экипажа отворилась, и шесть-семь пар любопытствующих глаз пристально уставились на пойманных повстанцев. Это были крепкие мужчины в военной форме, идентичной той, что они видели в аэропорту. «Нацгвардия… – мысленно констатировал Ярослав. – Сейчас что-то начнется». Но ничего особенного не начиналось. Задержанных выволокли в просторный дворик большого трехэтажного коттеджа, на вершине которого гордо развевался жовто-блакитный прапор¹⁷. Ночь то и дело озарялась вспышками мобильных телефонов, будто светское мероприятие, на котором беспорядочно крутится возбужденная публика. Но момент славы длился недолго. «Обезвреженных бандитов» снова обыскали, неожиданно гуманно освободили посиневшие кисти и гостеприимно затолкали в подвал. Дверь с лязгом захлопнулась. Помещение три на три метра напоминало камеру пыток. Ни окон, ни отдушин. Посреди него находился небрежно сваренный металлический столик, и больше ничего. На высоком потолке тускло горела одинокая лампочка. В каземате было душно и сыро.

– Ну что ж вы, как в гостях? Присаживайтесь, пожалуйста, – усмехнулся Казак и, играя на публику, радушно развел руками.

Он по-хозяйски развалился на полу, сверкающие глаза жадно ловили теплое свечение лампы. Жора, как бедный родственник, скромно присел в углу и принялся возить указательным пальцем по пыльному бетону.

– М-мы-ы в-в-в п-паре к-килом-метров от а-а-аэро-п-порта, – прохрипел кавказец. – Е-е-ехали т-ти-ихо, п-петля-яли. На с-с-северо-за-апад.

– Наверное, Опытное. Завтра дальше повезут, – заключил Казак.

Он медленно поднялся на ноги и стал задумчиво кружить по каземату. Точь-в-точь как это делал когда-то Ярослав в минуты принятия своих судьбоносных решений. Нагулявшись, Казак присел рядом с Жорой и что-то зашептал ему на ухо. Кавказец одобрительно кивнул своей гривой, его глаза вновь засверкали жестоким звериным блеском. В этот момент он был похож на грязного голодного кота, который выслеживал воробья. По-видимому, у них был какой-то план.

– Теперь отдыхаем, – властно сказал Казак и, снова устроившись на полу, закрыл глаза.

Ярослав сел у стены, обняв колени. Несмотря на дикую усталость, сна не было. Часы были изъяты, и выяснить, который час, не представлялось возможным. Он думал, думал и думал, поглядывая изредка на сидящего рядом Олега. Но тот к общению был не расположен. «Дурацкая ошибка, не иначе. Завтра-послезавтра уже будем дома, – успокаивал сам себя Ярослав. – В этом году Питер добьем, глядишь, и здесь все срастется… Может, еще кого зацепим. Наверное, Outlook уже завален письмами. Нет времени торчать здесь! Черт возьми, недоразумение какое-то! Днем во всем разберутся, мы же ни в кого не стреляли. Блин, а автоматы? Этот визгливый сепарюгами нас назвал. Чушь! Но ведь мы были с ними, с сепарюгами. Попробуй докажи теперь. Ох, ну и кашу заварили, и вправду закон Мерфи работает. Черт, ведь сутки назад мы спокойно спали в аэропорту, неделю назад – отдыхали в отеле. А месяц назад.»

– Эй, бизнесмены, подъем!

Голос Казака звонко прогремел по каземату. Олег и Ярослав испуганно продрали глаза. Из замочной скважины уже просачивался манящий дневной свет, недвусмысленно намекая о состоявшемся восходе солнца. Начинался новый и полный надежд прекрасный майский день. Казак пододвинулся к ним ближе:

– Сейчас по одному выдергивать будут. Сядьте у входа и идите кто-нибудь первый. Только секите внимательно, сколько людей, вооружения, где находятся… Потом доложите. Им говорите все как есть. Поверить не поверят, но, может, обменяют, если повезет.

– Для чего все это? – чуть приходя в себя, озадаченно спросил Олег.

– Не задавай, Одесса, лишних вопросов. Просто делай, как говорят.

Из-за двери послышались голоса и шаги. Олег и Ярослав нервно поглядывали друг на друга. Двое других, напротив, невозмутимо о чем-то шептались. Вернее, шептал один Казак, а Жора внимательно слушал его и изредка кивал. Прошло еще минут тридцать неумолимого времени, и в тяжелой двери тревожно звякнул ключ. На пороге стоял коротко стриженный долговязый человек с капитанскими погонами. На вид ему было не более тридцати лет отроду. За его спиной находились еще двое совсем молодых гвардейцев, ничем не приметных, если не считать автоматов, развернутых в направлении пленников. Капитан внимательно рассмотрел постояльцев и наконец сделал выбор:

– Давай, ты, на выход! – на чистом русском произнес он и указал на сидящего у двери Ярослава.

Ярослав вздрогнул, его глаза испуганно забегали. Изо всех сил пытаясь взять себя в руки, он поднялся и медленно вышел наружу.

– Руки за голову и не дергаться, – прошипел долговязый и хлопнул за ним дверью.

Впереди шел боец, сзади с капитаном двигался другой. Их оружие было готово к действию, и что-то предпринимать сейчас стало бы непростительной ошибкой. «Что там замышляет Казак?» – подумал Ярослав, искоса оценивая обстановку. Поднявшись по мощенным мрамором ступеням, конвой и пленный проследовали в дом. Внутри было пустынно. Из больших и светлых комнат пахло свежим ремонтом, голые стены сияли белоснежной шпатлевкой. Кто-то собирался свить себе богатое гнездышко, но приближающаяся война, должно быть, расстроила все планы. Теперь тут хозяйничали вооруженные солдаты. Пройдя по длинному коридору, Ярослав почувствовал мощный толчок в спину и, влетев в приоткрытую дверь, очутился в небольшой залитой светом комнатушке, похожей на будущий рабочий кабинет. Там у высокого панорамного окна располагался грязный и заляпанный кругами от посуды деревянный стол, на котором в одиночестве скучал изрядно раздолбанный электрический чайник. А за столом восседал тот самый визгливый командир. Это был офицер Национальной гвардии – о том однозначно свидетельствовали нашивка и его майорские погоны, – весьма плотного телосложения, с выбритой до блеска головой. Чуть выше локтя красовалась красно-черная повязка с сакральным украинским трезубцем. «Разговор, похоже, будет непростым», – стараясь быть предельно спокойным, подумал Ярослав.

– Ну, хлопчик-кацапчик, идати¹⁸, – ухмыльнулся майор и указал пальцем на замызганный краской табурет.

Долговязый подтолкнул Ярослава вперед и захлопнул за собой дверь. Конвоиры остались в коридоре.

– Розкажи нам, будь ласка, скыьки тут ваших по-наiхало i що ти тут робиш¹⁹, – продолжил главный.

– Я не разумею по-вашему, – дерзко ответил Ярослав, вполне понимая суть сказанного.

– А я тебя научу! – вмешался капитан и ткнул ему пистолетом в затылок. – Что ты тут делаешь и кто с тобой сюда приехал?

– Да это, блин, ошибка какая-то! Я клянусь, все было не так…

Ярослав собрался с мыслями. В этот момент к нему приходило понимание: если он покажет все, что так ярко чувствует внутри, – его съедят, унизят, уничтожат. «Не кормите свой страх», – прозвучали в памяти слова Жоры. И твердо, уверенно, будто на одной из своих презентаций, Ярослав начал свою странную нетривиальную историю. В который раз он рассказывал эту курьезную правду про компанию, комбинат и людей, которые были свидетелями их мирных похождений. Изрядно раскрасневшийся майор демонстративно потирал массивное лицо руками и натянуто улыбался. Он даже не пытался смотреть на отловленного повстанца и, наконец, лениво поднявшись со стула, громко взвизгнул уже по-русски:

– Хватит, не дури мне голову! Если будешь, падла, сотрудничать, может быть, обменяем вас тогда. Если нет.

Майор приблизился к Ярославу и присел на край стола:

– Хорошо, давай по другому… – продолжил он и, склонив голову, взглянул ему прямо в глаза. – Кто ты такой, мразь? Откуда прибыл?

Он схватил Ярослава за горло и принялся душить. Глаза мгновенно налились кровью, а пена слюны стала собираться в уголках губ. Но Ярослав не сдавался. Никому и никогда он не позволял разговаривать с собой в такой манере. Ответная ярость перекрыла страх, рассудок на мгновение помутился.

– Убери руки, маразматик, – прохрипел он и изо всех сил попытался подняться.

Но стоявший позади капитан шлепнул его пистолетной рукоятью по затылку и ловко усадил на место. Ярослав почувствовал, как потемнело в глазах и силы разом покинули тело.

– Будешь рыпаться – пристрелю как собаку! Это ты разумеешь? – выпалил капитан и приставил Ярославу к голове пистолет.

Тот сразу пришел в себя и успокоился. Показывать характер все же было неразумно. А майор, впечатленный неожиданным демаршем задержанного, заметно смягчился:

– Так значит, документов нет, ничего нет? Так?

– Я же все рассказал. И назвал людей, которые в любой момент подтвердят цели нашего пребывания на Донбассе, – тяжело пробормотал Ярослав.

– В Украине, – поправил его долговязый.

– Имя твое и тех, кто был с тобой, – продолжил допрос майор.

– Хорошо, еще раз. Мое имя Ярослав, Ярослав Стрельников. Мой коллега, Олег Коваль, сидит сейчас в вашем подвале. Двоих других я знаю ровно сутки, и они нас вчера точно так же допрашивали. Это не шутка, они думали, мы ваши диверсанты.

– Они вас приняли за диверсантов и выдали зброю²⁰, так? Ты сам-то в это веришь? – громко расхохотался майор.

– Звучит странно, но мне больше сказать нечего. Единственное, нам бы с консульством российским связаться.

– Свяжут вас, конечно, свяжут… Когда разведка подъедет. И в Гаагу написать подсобят, – сострил капитан.

Гвардейцы переглянулись и издевательски загоготали. Ярослав успел уловить, что сюда должны были прибыть высшие силы. А пока они кому-то нужны, ничего с ними, по-видимому, не случится. Данное предложение слегка добавляло ему уверенности.

– Я ж кажу тоб1, тут шкому вiри немае, Ярослав, Олег.. Рюриковичу бля, – продолжил на украинском долговязый. – Це вата! Тут вс пов'язану а виразку лжу-вати давно треба було.²¹

– Ну, значить, лжувати тепер будемо. Вирiзати,²² – ухмыльнулся майор, поглядывая на пленного.

– Кого вырезать, своих? – уловив смысл, дерзко влез Ярослав.

Майор резко изменился в лице и свирепо взглянул на гостя:

– Кто тут свои? Ты, шо ль, москалик? – пренебрежительно ответил он. – Клоуны с лампасами или туземцы с гор? Или местное быдло с титушками?

– Теперь ясно, почему вас здесь не любят…

– Полюбят, когда вату повышвыриваем. Тут украинская земля, а вы ее заселили всяким сбродом. Придет время, и мы очистим ее от кацапни и быдла. Кубань и Крым очистим! А ваши поедут домой заселять просторы Сибири. Китайской земли, где все вы, западные монголы, будете сырье добывать для цивилизованного мира. Нам же нужны будут рабы!

Майор забагровел и снова забрызгал слюной.

– Что-то мне это напоминает, – окончательно осмелев, возразил Ярослав. – Не забудете на самой Кубани повторить? Вас там непременно поймут и поддержат. Покруче, чем поняли здесь.

Он нагло поднял голову и выдавил из себя язвительную ухмылку.

Получив мощную оплеуху, Ярослав пулей влетел обратно в каземат. Применение силы сыграло ему на руку, и он, демонстративно распластавшись на бетонном полу, кряхтя и охая, успел доложить разведданные.

– Всего четверо, больше не видел. Двое допрашивают в комнате, еще двое снаружи, – скороговоркой выпалил Ярослав.

– Эй ты, абрек! Подъем и на выход! – заорал капитан, тыча пальцем в невозмутимого Жору. Кавказец лениво поднялся и побрел к выходу. Дверь захлопнулась.

Ярослав удобно устроился на полу и закрыл глаза. Он был горд собой, горд за свое поведение, яркое и безрассудное. Он с трепетом восстанавливал в памяти недавнюю картину – как, словно в кино, смело шагал в каземат с высоко поднятой головой в сопровождении тех несчастных бойцов. Теперь он лежал и едва заметно улыбался, ловя на себе взгляды любопытных сокамерников.

– Ну что, – не выдержав, произнес он. – В правду, конечно, не поверили, зато обвинили во всех бедах великой Украины. Теперь ждут разведку и, видимо, тогда и будут решать, что с нами делать. Вот так. А заправляет здесь вчерашний крикливый…

За дверью вдруг раздались выстрелы. Короткими очередями, сменяя друг друга, затрещали автоматы. Казак мгновенно вскочил на ноги и прыгнул к двери, как встревоженный охотниками зверь. За ней творилось что-то интересное и многообещающее. Но лишь минута – и стрельба прекратилась, а издалека нарастающим звуком послышалось приближающееся шарканье. Ключ лязгнул в замке, дверь открылась. На пороге с автоматом в руках стоял Жора. Слегка возбужденный, он был похож на разбойника, который только что ухитрился удачно грабануть проезжающую мимо кибитку. Но затишье снова оборвали выстрелы. Кавказец вздрогнул. Из его груди вырвались пули и оставили на стене глубокие выбоины.

Олег и Ярослав, ошалев от столь стремительно развивающегося сюжета, с широко раскрытыми глазами наблюдали за происходящим – невероятным, но пугающе реальным. Из последних сил Жора повернулся, дал автоматную очередь и с грохотом повалился на пол.

– С-ста-ар я с-с-ста-ал, М-макарушка, – чуть слышно прохрипел он. – П-по с-самую г-га-арду з-заг-гнал, а-а-а он.

Жизнь померкла в глазах абхаза, угасла вместе с последними хрипами, и леденящий холод покрыл его лицо. А Казак, как ни в чем не бывало, схватил оружие и, махнув ошарашенным «туристам» рукой, шустро выскочил наружу. Олег и Ярослав послушно двинулись за ним. На крыльце коттеджа, на мраморных ступенях лежало безжизненное тело долговязого капитана. Из его груди торчала рукоять армейского ножа, а худощавая кисть сжимала автомат. Казак наклонился, обшарил его одежду и, изъяв оружие, прыгнул внутрь дома. В конце коридора, у той самой комнатушки, где проходил допрос, лежали еще двое. Это были несчастные молодые бойцы. А на полу кабинета с перерезанным горлом распластался тот самый майор, с кем еще полчаса назад вел бессмысленный диалог Ярослав. Удивление застыло на его мертвом лице. Пол был обильно залит кровью. Двое автоматчиков, по-видимому, так и не успев помочь своему командиру, навсегда остались молодыми. Ярослав, как изваяние, замер посреди комнаты. Сердце его сжалось, голова закружилась. Страшной картиной застыло перед глазами увиденное. Он снова почувствовал непреодолимый ужас войны. Убитый майор, убитая молодежь, убитый капитан, что с торчащим в груди ножом делал свое дело до последнего вздоха, наконец, Жора, кому, должно быть, Всевышний предоставил возможность совершить последний подвиг.

– Что замерли? Оружие собираем, магазины, и уходим! Времени мало, господа офицеры, – хладнокровно скомандовал Казак.

Ярослав встрепенулся и поймал на себе испуганный взгляд Олега. Все было понятно без слов, но стра-

дать уже не было времени. Теперь они шли за Казаком, он остался их единственным проводником и телохранителем. Одним им не выжить. Они диверсанты. Диверсанты и убийцы, на чьих руках лежала кровь украинских силовиков. Мосты сожжены, и Казак – пусть представитель чужой и весьма далекой касты – был им жизненно необходим.

– Господи, упокой душу раба Твоего, Георгия. Прости ему все согрешения, вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное! Аминь, – прошептал Казак и склонил голову к груди кавказца. – Отдыхай, Жора. Ты был хорошим воином, и пусть твои предки гордятся тобой.

Олег и Ярослав, низко опустив головы, смиренно стояли у двери подвала. Ярослав почувствовал комок, подступающий к горлу, эмоции просились наружу. Ему было жаль этого потревоженного жизнью мудрого молчаливого Жору. Ему было жаль тех наверняка ни в чем не повинных солдатиков, которые больше никогда ничего не увидят и не почувствуют. Было жаль матерых бойцов, что сознательно выбирали риск и, возможно, смерть, жаль всех, кто с братоубийственной войной врывался в новейшую историю украинской государственности. На его глазах погибли Атос и Жора, был тяжело ранен Хохол, а теперь и эти четверо украинских гвардейцев… А сколько же пало в других кровавых стычках и сколько еще падет в будущем? Что бы на это сказали Гоголь или Булгаков? Или Богдан Хмельницкий, взирая с новгородского монумента в честь тысячелетия России на весь этот хаос, созданный для удовлетворения чьих-то темных и тайных желаний? Желаний тех, чьи изощренные политтехнологии во все века громили созданное историей равновесие, взаимоуважение, братство, веру, тех, кто никогда тут не был и с трудом представляет себе культуры населяющих эти территории народов, их начало и становление. А тех, кто еще вчера сидел за одним семейным столом, – нагло сталкивают лбами, выискивая в анналах истории тонкие противоречия и используя их как наживку… Украина жадно заглатывала крючок.

Глава 31

– За мной! – тяжело поднявшись на ноги, сказал Казак.

Группа спешно покидала населенный пункт. Автоматные магазины, рассованные по карманам джинсов, смотрелись курьезно, еще сильнее был контраст между дорогими туфлями Олега – и сложившимися обстоятельствами. Олег и Ярослав походили на бандитов, которых для внезапных разборок срочно сорвали с банкета. Формально они сейчас ими и являлись: здесь, на подконтрольных ВСУ территориях их неминуемо сочли бы вооруженными бандитами, повинными в убийствах военных.

Хорошо, что с ними был Казак. Он уверенно и почти незаметно вел свою группу через кусты, заборы, густой перелесок, растянувшийся вдоль пустынной дороги. Все было им на руку. Грозой минувшего дня небесная канцелярия ограничиваться не стала, и ночью снова шел дождь. Веяло прохладой и сыростью. Тонкие лучи утреннего солнца просачивались сквозь кроны деревьев. Перелесок благоухал, словно шикарный букет, собранный из множества прекрасных цветов, и пьянил сознание своих гостей. Соловьи исполняли утренние произведения. Там, за зарослями, за дорогой простиралась степь. Вольная степь, ярко озаренная солнечным светом. Ярослав жадно вдыхал волшебные ароматы. «Такая сказочная тишина!» – убаюкивал его внутренний голос, голос из ниоткуда, будто колыбель, успокаивающая уставший разум. Мимолетными видениями перед его глазами мелькали события последних суток. Как будто что-то разбудило его в это тихое утро и заставило куда-то бежать? Или это продолжение сна?

Перелесок редел, до них уже доносились звуки проезжающего транспорта, и Казак остановился. Конец грез. Впереди просматривалась автомобильная трасса.

– Слушайте внимательно! По моей команде быстро пересекаем дорогу. На той стороне зеленка. Мы идем дальше и закрепляемся там до темноты. Нас все равно будут искать. Здесь кругом поля, а зеленка ведет прямиком в Спартак, поселок, где должны сидеть укропы. Мы их обманем. Пойдем по темноте к ним вплотную, а там между аэропортом и Спартаком попробуем прорваться в Донецк. Все понятно?

– Да ни хрена не понятно! Веди уж нас, – усмехнулся Олег.

– Дома, идиот, ухмыляться будешь! – грубо ответил Казак. – Куда ты попрешься, баран, если меня подстрелят, а? Вы диверсионная группа, работающая на их территории. Их задача – отловить вас или уничтожить. После того как в чертовом доме найдут трупы – скорее уничтожить. Поэтому слушайте внимательно. Мы были в Опытном, а это объездная вокруг Донецка. Сейчас мы идем обратно к аэропорту, и если двигаться, как я сказал, то попадем прямиком в Спартак, к их логову. Такого маневра от нас вряд ли ждут, да и черт с ними. Зато между поселком и аэропортом есть небольшой участок, где мы могли бы проскочить. Всего два километра – и мы у наших позиций! Но там местами все открыто и днем идти нельзя. Только по темноте, ясно?

– Ясно, но где уверенность, что там еще позиции ополчения? – спросил Ярослав.

– Молодец, Москвич, соображаешь. После вчерашнего, думаю, позиции укрепили, и укропы туда не сунутся. А если не так, значит, увы, не повезло, просчитались. Воевать до последнего будем.

Казак усмехнулся и притих. Вдали послышался грохот тяжелой техники. Он все нарастал и нарастал. Троица засела в тревожном ожидании. Мимо по дороге проходила небольшая колонна украинской бронетехники. Встряхнув землю, она стала медленно удаляться.

– А может, и нет уже никаких позиций, – пробормотал Казак. – Ну ничего, как-нибудь…

Будто настороженный волк, он внимательно ловил отдаленные звуки. Гул бронетехники постепенно растворился в пространстве. Внезапно Казак вскочил на ноги и резко рванул вперед.

– За мной! – негромко донеслась его команда.

Олег и Ярослав ринулись за ним. Мигом перепрыгнув трассу, они снова очутились в перелеске. Ярослав возвращался в реальность, в которую возвращаться совсем не хотелось, но природа и завораживающая тишина отвлекали, уносили от нелепых обстоятельств. С одной стороны ровным полотном, убегая вдаль и сливаясь с горизонтом, зацветала бескрайняя степь. С другой, сверкая водной гладью сквозь ветви деревьев, серебрился пруд, затем еще один – каскад прудов, земля вокруг изрезана грунтовками. И ни души. А между небом и землей, поигрывая маковками деревьев, резвился легкий ветерок. Кругом была жизнь, и, несмотря ни на что, все цвело и благоухало, а неугомонный ветер играючи разносил ароматы по окрестностям. Группа двигалась вперед, нарушая утреннюю гармонию, ломая ногами хворост и тревожа сонные ветви. Они возвращались туда, откуда все начиналось, – в суровый мятежный город. Казак свернул в лесополосу и вскоре остановился. Из лесополосы открывались изумительные виды на степь, грунтовки и ту самую трассу, где проходила украинская бронетехника. Все было как на ладони, Казак, должно быть, заранее знал план местности.

– Пока все, отдыхаем, – сказал он, располагаясь на земле. – До вечера будем здесь. И по сторонам посматривайте. Сегодня нам гости не нужны.

Чуть переведя дух, продолжил:

– Сами-то как? Как настроение? Вижу, не очень. Ну ничего… Дай бог, бизнесмены, прорвемся, потом всю жизнь вспоминать да рассказывать будете.

Он громко засмеялся и закусил травинку, ожидая реакции. Олег не выдержал:

– Слышь! Ты только что товарища боевого своего хоронил, а теперь ржешь, как сивый мерин. А чуть раньше твой товарищ четырех человек перебил – и тебе все весело?

Казак посмурнел и взглянул наверх:

– Да, Жора другом мне был. Отличный боец! Жаль его оставлять, но с ним нам было не уйти.

– Ты что, вообще людей не жалеешь? – завелся Олег.

– Каких? – улыбнулся Казак.

– Своих, чужих, всех!

– Для Жоры я уже ничего не могу сделать, а укропы по ту сторону сейчас – враги: или ты их, или они тебя. Я сюда не с гуманитарной миссией ехал, я ехал воевать. Я, Жора, Атос, Хохол, ВСУшники. Тут, если защищать себя или кого-то, – нужно убивать. А Жора. Жора мой друг, мы многое с ним прошли. Но он боец, воин, и погиб как воин! Царствие ему Небесное.

Казак снова поднял наверх голову, перекрестился и растянулся на земле.

– Я теперь о живых думаю. Ради них мы все ехали сюда…

Он закрыл глаза и затянул песню:

Не для меня придет весна, Не для меня Дон разольется, Там сердце девичье забьется С восторгом чувств не для меня.

Не для меня цветут сады, В долине роща расцветает, Там соловей весну встречает, Он будет петь не для меня.

Ярослав обнял автомат и внимательно рассматривал новоиспеченного босса. Колоссальная выдержка и настоящий трезвый расчет этого вечно прищуренного человека впечатляли. Все это вкупе передавало его попутчикам жизненно необходимую веру в счастливый конец. Он потерял вверенную ему группу, всю целиком. Блицкриг в аэропорту закончился провалом, многие из тех, с кем он участвовал в операции, погибли. Он, конечно, догадывался об этом, но этого было уже не исправить. Позади и вправду уже ничего не существовало.

– Как твое имя, Казак? – оборвал концерт Ярослав. – У тебя же есть имя?

– Казак.

– Не ври, Жора тебя Макарушкой назвал.

– Да чего перед смертью не скажешь, – буркнул тот.

– Помрешь сегодня, а свечку мне за Казака прикажешь ставить? – съязвил Олег.

– Кабы за вас никому свечки не пришлось ставить! А Жора – это отдельная песня.

– Нет, ну так не пойдет! Расскажи лучше о себе. Кто ты, откуда… Может, и вправду сегодня… О ком мы всю жизнь вспоминать да рассказывать будем? – не унимался Олег.

Казак приподнялся, облокотился о дерево и глубоко задумался.

– Долгая история. Я без рода своего ничего не значу, – наконец произнес он.

– До вечера время есть, – добавил Ярослав. – Мыто о себе уже раз десять рассказали.

Казак снова призадумался и принялся ковырять щепкой землю.

– Макаром меня зовут. Лукин Макар Степанович, 70-го года рождения. Родом из Вешек, – сухо отчитался он.

– Где это? – осведомился Ярослав.

– Шолохова же знаешь?

– Ну.

– Так это и есть его станица родная. Станица Ве-шенская, или просто Вешки. Земляки мы с ним, – сказал Казак и притих.

– Круто! Это и правда длинная история! – усмехнулся Олег. – Ну что ж, вечер, пора идти дальше?

– Лукин Степан Семенович – хорунжий Войска Донского, – выдержав паузу, спокойно продолжил Казак. – Мой прадед. В дворянах мы не значились, но службу предки несли исправно. Чин хорунжего был серьезным. Офицеры ведь в штабах не сидели, они казаков за собой водили. Но среди дворянских зато значился некий Краснов Николай Иванович, генерал и сын генерала. Умер он, правда, когда мой прадед еще босиком по станичке рассекал. Их род был самым известным в верховых станицах, хотя и сынок его родился уже в Петербурге. И вот сына красновского-то история и отличила. Звали его Краснов Петр Николаевич. Что там говорить, очень отважный был человек. В его дивизии на Юго-Западном фронте мой прадед воевал, и даже участвовал в Брусиловском прорыве, за что и стал георгиевским кавалером. А дальше, в гражданскую, мой прадед был убит где-то под Тулой в знаменитом походе Деникина на Москву. Письма писал, мол, вот-вот, большевики свои манатки собирают – но нет… Не увидел мой прапраотец того ужаса, когда Махно терзал их тылы, а против Деникина собрали все силы Красной армии. И, слава богу, не увидел он виселиц, расстрелов станичников и смерти жены от тифа. А сына своего новорожденного только разок на руках потискал, когда в 17-м домой заглядывал. Вот таков был Лукин Степан Семенович, казачий офицер с георгиевским крестом на груди.

Ну а деда моего, сироту, Лукина Макара Степановича, воспитывала двоюродная тетка прадеда на хуторе близ Вешек. Подальше от раскулачивания, расказачивания. В конце 30-х он женился и в Финскую на фронт укатил. Заделал отца моего – и укатил. Так его больше никто и не видел. Письма тоже писал. Сначала финны, потом немцы – да так и пропал старшина Лукин без вести где-то в Восточной Европе. Такие дела… А у немцев, кстати, воевал генерал Краснов. Да, тот самый Петр Николаевич Краснов – бывший атаман Всевеликого Войска Донского, а потом и начальник Главного управления казачьих войск в составе вермахта. Вот тебе и развела судьбинушка земляков! У каждого своя правда, черт побери! А что ж отец мой? А отец мой, Лукин Степан Макарович, похоже, был единственным мирным в нашем роду человеком.

Казак тихо засмеялся и, выдержав драматическую паузу, продолжил:

– Жил с матерью в Вешках. Закончил сельскохозяйственный техникум в Миллерово, да так и проработал в совхозе механизатором. Трудяга был. Но я до сих пор помню его папаху и штаны с лампасами. Нашего коня, на котором учил меня держаться, старый фотоальбом, образа в углу хаты, где он молился. Отец всегда был в душе казаком. Пил редко, но уж когда выпьет, то рот не закрывался. Вот тогда я и слушал его байки о героях, о предках наших. Эх. Умер он пару лет назад, 82 ему было. А так – две сестры у меня старшие, обе замужем, и куча взрослых племянников.

Казак усмехнулся и замолчал. Будто что-то тронуло его внутри – и расхотелось рассказывать. Но, с досадой запустив щепкой вдаль, он все же продолжил:

– Отец мне как-то сказал, что я ношу имя без вести пропавшего красноармейца, старшины Лукина Макара Степановича, которого отец мой никогда не видел.

Казак затих и снова устремил невеселый взгляд наверх.

– Ну а с тобой-то что случилось? Как ты во все тяжкие пустился? – бесцеремонно оборвал молчание Олег.

– А что я… – нехотя проворчал Казак. – Отец всегда хотел, чтобы я учился, но и казаком по духу оставался. Закончив десятилетку, я отправился в Новочеркасск. Там в политехнический поступил на строительный. Все бы ничего, но Союз развалился, конфликты начались. Институт я так и не закончил, чуть-чуть не дотянул. Зато людей много новых узнал. Новочеркасск же – столица Донского казачества. Ну и понеслась. Приднестровье, Абхазия, Югославия. Всюду был, куда съезжались добровольцы. Когда затишье случалось, возвращался домой и понимал, что у сестер своя жизнь и никому я там не нужен. А так – работал то тут, то там, жил с родителями и с нетерпением ждал следующей командировки. Любой, где мог бы быть полезен. В такие места, братцы, закидывало, о которых даже по телевизору не говорили, и знать не нужно. Эх, дьявол, курить завязал, а хочется!