Читать книгу: «Одинокий страж», страница 5

Там, где свидетелей нет

Кровь и голоса

Рогатое ре́вище в стыке дорог —

На перекрестье

кровь,

Втоптан в пыль отломанный рог,

Дикое буйство —

вновь

Рев повис над любым ремеслом,

Над железом, что под рукой

Стянуто гайкой – словцо послом

Ярого гнева

с клюкой,

Будто забвение дней в ночи,

Рев на крестах дорог,

Теплый огонь из родной печи

Жаром болезным

лег

На все видения знойных часов,

Где ревище утро рвет,

Хворь отодвинет дубовый засов,

Скажется горьким мед.

Но зов любовный

сквозь рев-голоса,

Что валят сознанье в ров,

Кажется утром, где ноги роса

Омыла —

любовный покров.

Рев присмирел и высохла кровь,

Расправил плечи пастух,

Хлестнул ближайших —

день начался вновь

От слов, что связали двух.

Чистое утро

Глаза без взгляда —

взгляд без лица,

Смывает течение то и другое,

Потоку речному не видно конца —

Один тот же путь, что как горькое горе,

Имеет начало, но будто всегда

Уж было текущим —

навечно притекшим,

Зеленые травы в теченье —

вода

Свершение дней в пустоте быстротечных,

Где нет ни людей, ни коней на мосту,

Нет даже меловой горы

из забвенья

Существ, что из панцирей лишь пустоту

Оставили знаком хрустящего бденья.

Напомнят о бреге на Лысой горе,

Которая тысячи лет в поезжанье

Под звездами неба —

в прошедшей поре

Еще не рождается конское ржанье —

Ни лиц, ни копыт, ни моста над рекой,

Ни взгляда на все, подлежащее взгляду,

Лишь первый прохожий, нарушив покой,

Ступает на мост,

прозревая награду.

2020

Вестница-ива

Упавшая ива

в грозу,

Чернея на темной дороге,

Хозяйки взглянувшей слезу

Позвала, как будто бы ноги

У дерева павшего есть —

Издали темную крону

Сюда принесли, чтоб весть

Пред окна —

полночному схрону

Забытых печалей явить

Все полузабытые страхи

И темным пятном закрестить

Следы на белевшей рубахе.

И в сумраке павших ветвей,

И молний расщелинах ночью

Явить непришедших гостей,

Древесно представших воочью.

Полночно стихает печаль,

В дрожаньи ресницы и крона,

И теплой руки на плечах

Касанье —

в грозе оборона.

Под утро в надежде светло,

Нестрашно лежит наважденье

И только ночное виденье

Вдруг стукнется птичкой в окно.

2020

Случай и день

Во дни потопа, выпустил Ной голубя на поиски земли. И когда обессилел голубь, судак высунул голову из воды, голубь смог отдохнуть, чтоб вернуться с обнадеживающей вестью.

Нет слова —

двинулись зубья валов

Внутри молотилки, где мастер с ключами

Взревел, будто пара понесших волов

Ярмо на него —

над худыми плечами

Нависла неволя – хрипи в борозде,

Сечет хворостина по ребрам и выям,

Моргают глаза в каждодневной вражде

Погонщика-отрока —

пахоту выем,

Как волк требуху —

морда вместо лица,

От солнца всходящего вдоль до заката

Дичание, где вместо слова —

словца

И брань на судьбу по-бедняцки богата.

До бойни недели скотины длинны,

И нет воскресенья для топчущих поле,

В утробе машины без чувства вины

Ревет машинист, слепо стиснутый

болью.

Но шкив приводящий ножом рассечен,

Обрывки распластаны гадом весенним,

Дождется хозяина вздрогнувший челн

И сон судаком из воды —

во спасенье.

2020

Дорога без языка

Свидетель надежды и плача

Дорога —

зелень средь солонца,

Себе изменяет с самою собой —

В сторону дома,

означа

Возвращенье родного лица,

В сторону-высылку —

на убой,

Выпотрошенных из домов.

Сорок фунтов отвесил безмен,

Иконка —

пристанище на груди,

Верша навек пленила сомов,

Нет уловленным

перемен,

Паровоз дымит впереди.

Из песен родных одна

Колыбельно под стук колес,

Неслышимо для других —

Схватила своя война,

Неподступно ни для каких слез

Младенец у груди притих.

В дороге-судьбе пришлось,

В даль от тех, кто в земле,

От порогов стертых —

родной насест,

В путь язык – казенное помело,

Лучше бы немым угольком в золе

Тлеть невидимо никому в окрест.

Ни людей,

ни дорог,

ни лихой судьбы,

Ни безмена – мерил жизнь впереди,

Ни активиста —

наган в кулак,

Сплошь железо для судьбы-голытьбы,

Сплошь дорога —

гляди-не гляди,

Будто навсегда победил

враг.

2020

Пастушок и арифметика

Необъятны дроби вещей,

Где в знаменателе-солнце,

Слились молоко и небо,

Оба сверху к земле

Из высокого

полдня.

Чей голос разумно вещий,

Вещает на солонце?

Вещует природно небыль

Невидно —

свидетели-трели

Знойны с утра

сегодня.

Кругом колючки-цветки,

Горький запах мгновенья —

Хранитель-ангел в дремотах,

Пастух одиноким пленен,

Сгорают слова

без страха.

Без устали и легки

По краю степи виденья

Книги, что в переплетах

Теперь без глав и имен,

Всех ближе

своя рубаха.

Виденья святых имен

Лишились вечности в полдне,

Вонзились колючки в тени

Имен – в треске табачном

горят,

Заботе полдня

в служенье.

Пастух заботой пленен,

На самом глубоком дне

Посреди крыл и растений

Строит виденья в ряд —

В неопалимом

горенье.

2020

Дом в Тобольске

Подъем на Верхний Тобольск —

святые угодья,

Пушки навстречу, жерлища древней пальбы,

Невидимый путник вверх по склону поводья

Тянет —

ждут упертые в небо столбы.

Вниз склонились просторы небес,

раскидано торжище лавок,

Синих четок сплетения —

отсветы вниз к торокам,

Купчишка удалый исторгнет товар на прилавок —

Добришко сплывет, приставая к случайным рукам.

А потом синих четок, любуясь дарами,

Дальше в город, где место наполнил народ,

За блестящим стеклом никого в выцветающей раме

И никто не заметит печально приближенный год.

Там перила к ладони —

нестрашно в ограде решетки

Ограничили место, где точные лягут шаги,

И глазам в подступающем полдне не видно ни зги,

И темнеют в руках голубые плетеные четки,

Но Царевича взгляд, сквозь замерзшую наледь

на стеклах,

Рад найти у горы ледяной вольный бок,

В молчаливом рыданьи надежды и выдохов теплых

Ревом близится страшно спасающий Бог.

2021

Встреченная в степи

Каменной бабы одежка – прибитая пыль,

Дождь приголубит, неспящего взгляда не тронет,

Ветер обнимет —

волнами подходит ковыль,

Птица на темя перо неразумной уронит.

Стронуть не можно ни лемехом,

ни тросом,

Ориентир подорожный рядом – топо-

графический знак,

Вышка трехногая с задранным вверх носом,

Дней самозванка, в тучу упершийся зрак

Метит в соседство, как голый худой человек,

Скоком на трех ногах каменной бабе вослед,

Жерди-ходули дубовые —

каменный век,

Не выжить среди подстерегающих бед:

Молонья бьет метко и страшно в полночь,

Дерево тлеет – нет в рассвете истца,

Баба из камня неведомо чья дочь,

Не видно в молнийном блеске

ни праматери, ни праотца.

Но в хранящем приятии меж грудей,

Вода, словно жертвенно молоко,

Капли дождя косого ждут детей —

В ожидании

каменно-далеко.

2021

Одинокая ночь в лесу

Черные косы —

ночующая в лесу

Еще без единой сединки,

Косы в раннем утре уложены,

Вслед —

водица из кружки в ладонь,

Каменные ступени на землю из сна,

Тепло после тысячи легких шагов —

Вол белолобый руку лизнул.

Ярмо на две выи – пара

Цоб и Цобе,

Потом тюки —

табак своим на войну.

Белоликая, с высоким голосом

Теперь в лесу одинокая —

волки вокруг,

Молча волы лежат, копыта к мерзлой земле,

Бока с двух сторон тепло хранят,

И ночь смещается —

ползет со взлобков к реке,

Ни на одно мгновенье глаз не сомкнуть,

Слова молитвы сами к себе в близь,

И утра рассвет —

из полночных молений свет.

2021

Полдневный беглец

Намек на странствия —

библейские страницы

До слов прокинулись рекою и горой,

На дикой грушке из ковчега птицы,

Но по огрехам не страниц герой,

А беглый в форме бывшего матроса

Откуда и куда?

И кто прознал?

У жестких губ краснеет папироса —

Ларек ограблен —

позади вокзал,

А впереди настороженно

встречи —

Случайный взгляд то вслед, то поперек,

Доносчик-ворон сумрачные речи

Из поднебесья, прозревая, рек.

Бредет, не тронут ни одним приветом,

Обжился в мареве —

не показал лица,

Беглец, молвой рожденный первым летом,

Библейским летом, где нет ни конца,

Ни по-житейски найденного края,

Бежит гонимый странник смутных дней,

И в полдне близится невидимо видней

Он, этим утром

изгнанный

из рая.

2021

Преодоление

И как всегда на середине дня,

Даже чуть раньше —

на истоке полдня

Полдневный бес, в свои следы маня,

Показывал себя —

так и сегодня:

Взлетели птицы —

крик бросают вниз,

На небе туча выгнулась покосом,

И все сметает в сумрачную близь,

А существо из тучи с длинным носом

Нависло тяжко —

где веселье дня

И легких марева течений в окоеме?

Побежка в утре звонкого коня

И ласточек мелькание в проеме?

Полдневный бес без вида и шагов

Кругами близится и к сердцу тянет руки,

И только вера —

день хранить готов

В объятьях теплых —

не дает разлуки.

Притихнет бес – не смеет долго ждать

Своих минут —

слабеет смутный оклик,

И день серпом выходит вольно жать,

Чтоб в сноп тугой связать бесстрашный облик.

2021

Марфа-влюбленная

Безумие сотворено

чужим разумением —

Не в пустой простоте-молве,

Сперва простым опьянением —

В еще не проросшей траве

Намеки почвы на верность —

Порвется желанная вечность

С болью и кровью в родстве.

Будто бы в первой встрече

Библейских вечных людей

Без обещаний речи —

Верный клик лебедей

Лишь знак для людского ненастья.

Ни слова вслед, но зачатье

Ведомо телу —

плоть

Еще в бореньи и страсти

Провесила все на безмене,

Молозиво желтым на миткале,

Рожденный не ведает ни об измене,

Ни о словесной золе.

Безумие Марфы —

на мысли замок,

А то, что разумно, лишь призрачно рядом,

И месяц на свежий песчаный холмок

Глядит человечьим без разума взглядом.

2020

Ожидание

Поверить не может – плоти закон не-

правдив?

Ягненок дрожащий облизан,

певучий прилет

Попарно в гнездовья —

скворцы из библейских олив

Притихли ненастно и в нечет, и в чет.

А кровь, первоздано природная в лунные дни,

Вдруг разом отступит

люботе февральской вослед,

И пара на снежной перине —

в полночи одни,

Не встретится больше —

плоти взыскующей нет.

Но блазнится днями, ночами греховно видней,

И мартовских полдней водица сквозь снег протечет,

И полнится тело —

растет разом в ней и над ней,

Судачат соседи, как птицы —

вновь нечет и чет.

Одна в ожиданье – ни ангел навстречу, ни дед,

Житейски мудреный ее пожалеть не идет,

Не радует в праздник семейный смущенный обед

И петел-заботник, гоня наважденье, орет.

Растет полноты дословесный природный прилив,

Зачатие рода на суд —

рассуждает грешок,

Младенец толкнулся, не ведая ждущей земли,

И треснул при родах наполненный тестом горшок.

2021

Вспомненное отчаянье

И даже река не бессмертна.

Куга зеленая по венчик в течении,

Верше приблудной ловитва воды в попеченье —

Уходит

водица

под землю,

Волнами безмолвно: «Тебя не приемлю» —

Никто поцелуем нежным не припадает к руке —

Берег не брат —

служка пыльной отравы

Тянет случайное к бедной сестрице-реке.

Упряжь ременная рвется, лопнул хомут,

Возница склонился к колесам —

ездок неудалый,

А утром был прям и уверен —

Гвоздок – с утра о себе в подорожной судьбе,

Не то что других не доставил

до места —

Себя самого вмуровал в прибрежную жижу,

Твердит среди хляби «Себя ненавижу» —

Была же подручно надежа-невеста.

По ступицы в топь – ошинованы сталью колеса,

Застыл средь полдневных непознанных смут,

Отстал от привычных дорожных веселий,

Ослеп среди блеска застывшего плеса,

Сквозь сито дорожное горстку моста не просеял —

Тут даже от неба,

плывущего в водах,

спасенья не ждут.

2021

Одинокая боль

Вдруг подкова под босой ногой,

Только из горна́ —

схватила болью,

Огненно вцепилась —

брошен всеми

Перед болью жгучей весь нагой,

И кузнец посыпал белой солью

На ожоги —

в трапезе весенней

Слезы жалости обыденных ясней.

В фартуке брезентовом кузнец

С именем невыросшим Тимошка,

Рядом сверху смотрящий отец:

«Ты смотри, что в кузне под ногой»,

Боль одна сменяется другой,

Паутина заплела окошки,

Молот утомился

наконец —

Звоны уступают разговорам,

Боль доступна подступившим ворам

Слов,

где нет ни жара, ни огня.

Но ожог не отпускал меня:

Знойный полдень тешится бесовски,

Боль проходит —

жалуясь по-свойски,

В паутинной копоти стена —

Слезы высыхают

у горна.

2021

Мимо черных сосен

Сгоревшие сосны —

чернеющий сад,

Рождающий копоть и запах,

И каждый живой устремится назад

На черных обугленных лапах.

Ни зубья пилы, ни топор бедняка,

Ни глаз вороватого гостя

Не тронут стволы и любая рука

Застынет, как звук на погосте.

И только вой ветра меж мертвых дерев —

Навечно

смола

закипела —

Похож на прощальный стихающий рев,

Ты раньше прекрасней всех пела,

Теперь почернела лицом и в тоске

Уходит из дома, чтоб бросить,

Печаль одиноко топить в молоке,

Что в розовой кружке подносят.

Идет мимо сосен —

в шагах-молотьбе,

Вдыхает печаль из сожженных

И шепчет за всех, погоревших в судьбе,

Друг к другу пожаром склоненных.

2020

Память

И я услышал в дне —

совсем другом,

Небезопасном, но вполне в пределах

Наполненных в края житейских вёдер,

Где вёдро просветленьям место —

Цвели сады без слезных омываний,

По желобам текло тепло муки,

Цыгане кочевали по страницам,

Горела степь осенними ночами,

Дни жили днями —

вечности не зная,

И будто все мы были дети дней.

Где запах от костров цыганских бдений?

Где ржанье лошади тревожное в ночи?

Где вздох медведя?

Зверь гнетет

меха

походной кузни —

Кто верит нынче вздохам прирученным?

И только ночь, одежды не меняет,

Все помнит, будто в зверя превратилась

И бодрствует под ржанье кобылицы,

Из темноты зовущей стригунка.

Ничто в ночи не верит самой ночи,

Плененное забвением и мраком