Читать книгу: «Тёмных дел мастера. Книга четвёртая», страница 6
Но зато в новый миг, за ним следующий, парень – детина крепкий – уж кулак свой занес. И проломил тому магу кулаком лысу голову – сам не зная, что в первый раз так случилось под небом, когда кто-то без магии, без отрядов дружинных да без конницы сумел мага убить. Повезло, все подумали.
Но лишь стоило в день тот кузнецу самому всё про сына прознать, да за проделки его окаянные наказать по-отечески строгим словом неласковым, тумаками затем в хлев прогнав на всю ночь спать там с курами, как смекнул он, что всё оно не от просто так, должно быть, случилося. И на утро, забрав у того три осколка своих металлических, стал гадать кузнец у себя в пустой кузнице, какой сплав его так славно сработать смог.
А меж тем, пока он гадал, незаметно и ещё год пустой прошёл. Стал сынок вскоре отцу новой опорою. Потому как слабел уж кузнец глазами, да и сам-то дряхлел, и рука его иной раз подводила, когда бил он по подковам, ножам да серпам с мотыгами. Но зато в тени отца смело рос новый мастер на смену ему, прилежно все заветы отцовские слушавший. Да уже после проступка того более не озорничавший, потому как открыл ему отец вскоре тайну великую, что не его это был металл, а государем добытый. И тому ж государю обещанный, как лишь час придёт в оружие его славное выковать.
И вот уж в новый черёд колесо на дороге времён к повороту клонится – обзавёлся сын и своей семьёй, отчего дом их старенький снова криками ребячьими наполнился. Но не сдаётся кузнец, родовым заветам верный, как отец его, до того своему отцу покорный – всё куёт, всё стареет, ищет сил в себе.
И когда последний живой волосок в его бороде пеплом кузни стал сам собой оборачиваться, точно в саван веков и тело старческое пеленая – позвал тогда кузнец сына своего на порог, стерев со лба у себя последнюю испарину и наследника ею по лбу наградивши. Да так и помер затем у ворот кузни своей. Но к тому моменту уже знал обо всём сын, владел отцовской волею, как своею собственной. И лишь последний завет родительский на плечах у него висел, оставаясь невыполненным.
По завету тому от тех самых времён перестал род их зваться родом кузнеческим. И не взял больше в руки сын ни разу отцовского молота – но, за волею предков последовав, основал он свой род. Род княжьих лучников. Потому как, войдя затем в кузницу, обнаружил новый наследник в заре дня наступавшего на столе три предмета, как огонь, блистающих.
Первый – лук особый, из металла сделанный, который гнулся всё же при этом без излому, как хворостиночка, и стрелял с силой трёх таких. Второй – лёгкий диск в полруки с рукоятью особенной, назначенье которого было в порче любой магии, что творилась вокруг. А третий – особая плоская бляшечка, что могла своего хозяина, а ещё двух любых людей, коих за руку он возьмёт, от иной напасти защитить – магии внутренней.
И всё это почивший кузнец сыну своему уже давно разъяснил, но лишь здесь и сейчас тот всё понял. Потому как на плечи свои обязанность по договору с князем в одночасье взвалил – ту самую, что лишь честный человек способен был вынести. Взял в руки лук, покрутил да повзвешивал, потому как до этого лишь с обычным луком дозволял отец ему в леса за зверьём иногда ходить. А остальной весь скарб так в рюкзак и сложил, по пути в столицу решив разобраться с ним.
А до той поры завещал жене своей ни с кем больше новой жизни не искать, но ему одному верность до срока хранить, пока не устроится на новом месте он. И ещё, как бы худо ни становилось им – детей уберечь. Ведь теперь лишь дети его, как и было впредь, могли завет отца унаследовать, а уж сам их отец о деньгах позаботится, потому как у князя в отряде служить – дело всегда прибыльное. Лишь бы только деньги платил, не обманывал.
Да так и ушёл от них на следующий день отец вместе с торговым обозом по дороге на юг, не задерживаясь.
Долго ещё ему выпало потом скитаться, а порой и ехать в обозе, без конца охраняя его, пока самых княжьих чертогов не достиг бывший кузнец. А там на троне возьми уже да объявись другой правитель наследный. Посмотрел он на бумаги ветхие незнакомца пришлого, пораздумывал, в бумагах отца своего покопавшись ещё. Но – то ли от лени, то ли от порядков в своём княжестве других – так ничего и не сыскал. Махнул тогда князь на нового лучника, поставив его в свою первую лучную гвардию да сразу на войну после этого и отправивши.
Но не так-то прост оказался стойкий сын деревень северных – и в первую же сечу пострелял один врагов немерено, заодно мастерство своё хорошо на них отточив да оправивши, отчего внимание начальников своих на себя сразу и обратил. Стали тогда они его в новые бои посылать – но ничего не вредило молодому лучнику, и сделали они тогда его сначала десятником, а потом и сотником взвода целого. А бывший кузнец-хитрец всё втихую сражается да деньги семье своей каждый год, как положено, шлёт с надёжным гонцом.
Так и впредь шла у него работа военная, хорошо ладилась. И проходит уж десять лет кряду, как война вдруг кончается. Но к тому моменту матёрым лучником стал уж он, почти всех солдат-соратников своих переживши. Отчего и попал однажды снова к князю во внимание, величать королём которого теперь стало принято.
Посмотрел тогда на него сей король в упор, поразглядывал и спросил, чего хочет он: в граде стольном жить иль домой вновь к семье воротиться с почтением, но оставив здесь лук свой особенный, потому как металл на него лишь одолжен отцу его был. Но смолчал бывший кузнец, поскромничал, лишь отца своего рассказ схожий вспомнил. И заговорил вскоре о новом договоре с правителем, про который уж не забудут ни потомки короля, ни потомки семьи его.
И издал тогда король указ высечь в камне слова свои: что обязан отныне каждый старший сын из рода Устенов по пятнадцать лет жизни своей в армии потомков короля с честью служить. А за то ни один из грядущих наследников рода королевского не осмелится на лук тот особый своих прав предъявлять. И будет впредь уговор сей ими помниться. И во веки веков оставаться в силе, покуда обе стороны соблюдают его по совести.
На том и порешили…
Дослушивая конец истории Гортера, Фейр становилась всё мрачнее. Казалось, она мучительно пыталась вспомнить что-то, связанное с этим сюжетом. А когда старик дошёл в своём повествовании до финала, его голос неожиданно на минутку стих, и девушка увидела, что теперь он просто внимательно смотрел прямо на неё, не произнося при этом ни единого слова.
…А когда пришла пора – возвратился бывший кузнец на родину. Сын его уж окреп да подрос к тому времени, по завету отца стрелять хорошо научившися. И как только пробил заветный час – поведал тогда родитель сыну все секреты последние да так и отпустил того к королю на поклон с луком их родовым и отцовским благословением. Чтоб, когда минет срок, – возвратился он и продолжил дело их как глава семьи общее. А сам теперь занялся простою охотою, состругав себе лук обычный из ветвей ясеня.
– Это… это же была моя любимая сказка на ночь! От мамы. Её больше никто не знает! Даже отец… – в полном изумлении заверещала вдруг Фейр, точно так же пристально разглядывая обветренное лицо старика. – На самом деле я и сама уже давно забыла. Пока вы мне сейчас снова не напомнили конец. Но откуда вы можете её знать?!
– Потому что… – на мгновенье с отчётливо прозвучавшей горестью протянул Гортер. Но тут же осёкся и резко переменил тон на более нейтральный и, как даже показалось девушке, более чёрствый и холодный. – Потому что однажды твоя мать пару лет прожила на севере. И-и… у нас были общие друзья. Они ей и рассказали.
– Вы лжёте, – с омерзением в голосе ответила ему обиженная Фейр и тут же отвернулась.
Какое-то время она больше не расспрашивала старика ни о чём, пока через пару километров не начала вновь искоса поглядывать на спутника.
– А что случилось с Вашими детьми? Их Вы тоже обучали своему мастерству, чтобы они могли так же метко стрелять наугад по укрытым заклинанием «невидимости» живым людям?
От этого её вопроса Гортер как-то разом помрачнел:
– Нету у меня детей. Я – последний Устен. Но не по своей воле я всю жизнь в дороге да в лесах провёл, поверь мне. Ведь уговор тот самый, про который я говорил, на камне высеченный, нарушил первым отец вашего нынешнего короля. Когда прежние войска все свои на старости лет заменил новыми магическими, чтоб его! А деда моего, который в ту пору единственным оставался, кто на поле боя мог ещё с вашими новыми магусами наравне тягаться – ни за что ни про что в один день вместе с остальными раньше срока в отставку и… отправил.
А когда отец мой к нему после этого дознаваться пришёл, сто земель на своих двоих прошагав, так королевские слуги ему тоже от ворот поворот дали. Хотя он и не был из нашего рода, потому что семью деда моего только дочкой одной Единый в своё время и наградил – матерью моей, значится. И потому очень дед хотел, чтобы я его место занял. Но отец мой первым всё рассудил, когда дед помер. Продал наш лук фамильный, гад.
– Но, похоже, вы его всё-таки вернули, – продолжила за старого охотника Фейр. – Та история с гномом…
От этого прямые брови Гортера на мгновение нахмурились:
– Она что, тебе и про это рассказывала?! Ах она, курва!.. Вот же тоже мне, клялась, что вовек никому…
– Ну хватит уже! – снова недовольно лязгнула своим звонким голосом его спутница – Можете больше не прикидываться. Теперь я точно знаю, почему ваш облик показался мне в первый день таким знакомым! Я знаю, кто вы, мистер «лучник с севера». Ну, то есть теперь я хотя бы знаю, что это на самом деле были никакие не сказки, и мне известно, как вас на самом деле зовут. Хотя мама мне вашу внешность почти никак не описывала… Только про доспехи и лук… А я всегда думала, что это она всё сама сочиняла… О Вейс, мне же тогда всего четыре года было! Но как же я могла всё забыть?!
– Это потому, что вам, молодым, уже давно нет дела до мудрости своих отцов и дедов, – нравоучительным тоном вновь напомнил ей Гортер. – А между тем я тебе говорил, что старое время хранит в себе куда больше ума, чем эта ваша новомодная магия. Тьфу!
Однако Фейр не особо обратила внимание на его последние слова. Сумбурность и смятение наполнили её душу до самых пределов.
– Почему же вы мне ещё тогда не сказали? – пробурчала она себе под нос, однако настолько злобно и отчётливо, что матёрый лучник сразу её расслышал.
– Не думаю, что что-то изменилось бы.
– Но вы же меня как-то сразу узнали, хоть мы никогда не встречались! – прокричала ему Фейр уже куда более рассерженно почти в самое ухо и опять отвернулась в сторону. – И сказку эту зачем-то рассказали мне сейчас…
– Я узнал тогда не тебя, а твою мать… И только потом понял, кто передо мной на самом деле, – немного с горестью протянул в ответ бывший следопыт, также не оборачиваясь. – Да и что там теперь эта сказка стоит? Грош ей цена, если уйдёт она со мной в могилу.
Однако девушка уже ничего ему не ответила.
И всё же любопытство продолжало подогревать Фейр изнутри, поэтому, когда они проехали ещё пару километров, она решила снова осторожно нарушить молчание:
– Скажите, а вот стрелять так метко, как Вы… Это вообще тяжело? Ну, то есть, – уже более уверенно затараторила она, – как у вас получается с первого раза так попадать?! Без магии… Я бы никогда не подумала, что человек чисто физически способен на такое.
– Хм, – задумчиво поскрёб пальцами морщинистый лоб Гортер. – Если честно, я и сам не знаю… Помню, в детстве, ещё раньше, чем я научился ходить, мой дед уже достал для меня откуда-то маленький лук. И я просто так сначала вертел его в руках, приноравливался. А потом через пару лет, когда я из него первый раз хорошо стрельнул, то стало уже всё по-другому: полдня работа, полдня пускай стрелы в стог. И так каждый день. Пока пальцы не отсохнут. А дальше мы с ним каждую неделю на охоту стали ходить. На зайца, на утку, на соболя.
Пока дед однажды меня к одному своему другу плотнику не привёл. А у этого плотника сын – дядька взрослый был, моему отцу, скорей, в ровесники годившийся. И вот они с плотником нам тогда испытание и устроили: по жукам майским у сирени стрелять тоненькими стрелами. А каждая стела была ещё клеем смазана у наконечника, чтобы жук к ней лип от попадания и не землю не падал.
– Ну и что? – с интересом спросила Фейр.
– А ничего, – коротко ответил ей матёрый охотник, поудобней схватившись за поводья. – Клей только у него был. А у меня – просто стрела оказалась с тупым наконечником, вроде тех напёрстков твоих вчерашних. Однако ж я сам не помню, как всех жуков в тот вечер у плотника во дворе посшибал. У куста их больше не осталось. А сын его усатый только в одного и попал. Да и то когда дед ему с крыльца подсказал, как надо целиться было.
– Выходит, Вы лучше него в таком раннем возрасте стрелять уже научились? – чуть ли не констатировала спутница Гортера, на мгновенье отвернувшись от него.
Но старый лучник и не думал подтверждать её слова.
– Да не-ет, – назидательно протянул он. – Правда, и я так, как ты, сначала подумал! А потому на обратном пути деду это тоже сказал. А он тогда знаешь что мне в ответ? Лучник тот сын у плотника, говорит, был первосортный! В саму столицу однажды ездил и стрелой по стреле в центре мишени попал с двадцати метров. Ему за это пятнадцать золотых тотчас пожаловали. А вот по летающей туда-сюда мелюзге того же размера он, считай, попасть уже и не может.
– А Вы… – начала было говорить за спутника Фейр, когда почувствовала паузу в его словах.
– А я могу! – горделиво и упрямо дёрнул подбородком лучник, и обдувавший его слабый ветер на несколько секунд расправил длинные седые волосы старика, как своеобразное родовое знамя, словно отдавая должное его непоколебимой стойкости. – Потому что нельзя так просто взять, выбрать мастерство для себя, чтобы со временем, всего за одну жизнь, освоить его до конца. Чтобы мастером ты стал в нём, и нечему тебе было бы научиться. Всё равно не получится. Для этого не только сила твоя нужна, но и сила каждого из твоих предков – всех до единого. Которые точно так же, как и ты, в своё время этому мастерству учились у своих отцов да с молоком матери его по капле впитывали. Вот в чём всё дело, дочка. Вот в чём всё дело… Не много истины сокрыто в нашей одной жизни-то.
Дослушав его очередную историю до конца, Фейр теперь уже надолго замолкла, обхватив своё изящное тело обеими руками, после чего, немного сгорбившись в плечах и спине, обратила пустой взгляд в сторону.
Сердце подсказывало ей ни в коем случае не доверять этому охотнику за головами, действительно вполне способному на убийство. Но как она могла не доверять тому, кого когда-то так хорошо знала её мать?.. Правда, сам Гортер, при всех его внешних особенностях, всё же не выглядел как древний замшелый старик, возраст которого приближался к семидесяти, а больше походил на ровесника матери Фейр. Не говоря уже о том, что раньше девушка вообще считала его плодом своей фантазии, пока этот лучник оставался лишь персонажем маминых шутливых сказок. О таком обычно и не думаешь как о чём-то действительно серьёзном или реально существующем, пока лоб в лоб не встречаешься с их главным героем вот так просто – через уйму прожитых лет и одну ужасную катастрофу.
Между тем начавшая меняться ещё со вчерашнего дня погода продолжала плавно собирать на небе сплошной ковёр, состоящий из тонкой завесы белёсых облаков. Невесомые скопления мельчайшей измороси в воздухе ясно говорили о том, что огромный и величавый Кальст определённо находится где-то впереди, уже совсем неподалёку. Опавшая листва больше не металась под ногами их лошади со случайными порывами ветра, а аккуратно стелилась вдоль становившейся всё более опрятной и чистой дороги, основное покрытие которой уже давно превратилось из грунтового в плиточное. А вскоре грозило перерасти и в монолитно-бетонное, наподобие того, которое Гортер уже видел в Варгосе. Хотя холодный речной воздух, веявший временами, казалось, со всех сторон, всё равно продолжал оставаться для старого лучника достаточно тяжёлым и как будто даже немного подпорченным.
Тут мимо них впервые за долгое время, спеша по своим делам, громко прокатилась по плитам чья-то блестящая карета, и бывший следопыт наконец понял, что снова оказался где-то рядом с большим городом. Хотя, в отличие от Варгоса, данная местность совершенно не изобиловала разного рода свалками, что встречались ему до этого практически по всему северу. И это выглядело откровенно странно, поскольку именно здесь Гортер предполагал застать самые высокие и обширные горы столичных бытовых и магических отходов. Особенно если учесть недавно виденные им на пути вереницы заводов и объёмы работающих там людских масс.
– Скажите, а чего для Вас вообще в этой природе хорошего? Чего она Вам так нравится? – в какой-то момент совершенно безэмоционально проговорила Фейр, заметив, что её спутник снова уставился куда-то вдаль, думая о чём-то своём. – Вот я, например, выросла в городе. И никогда не думала о природе как о чём-то особенном. Ну деревья, ну животные… В конце концов, для людского общества это всегда оставался лишь ресурс. А ещё, как нам объясняли в академии – постоянный источник опасности и угрозы, с которым человек изначально боролся ради своего выживания. И потому просто обязан продолжать бороться в будущем, если не хочет погибнуть.
– А как своими мозгами думать, вас там, случайно, в этой ах-деми-и не учили? – попытался открыто уязвить её самолюбие Гортер, не на шутку оскорбившись от таких её слов.
Однако девушка продолжала оставаться совершенно безучастной к его попыткам снова затеять ссору, смотря в одну точку и словно не замечая недовольства спутника. Хотя отчасти сама, как всегда, являлась его причиной.
– Что? Всё злишься на меня из-за того, что я сразу не рассказал тебе о своих догадках про вашу с матерью вылитую похожесть? – решил тогда немного изменить схему беседы матёрый охотник, поскольку уже давно, с самой юности, знал, как надо было вести себя в подобной ситуации. – А между прочим, ты даже сейчас остаёшься похожа на неё гораздо больше, чем сама думаешь.
– Да как вы смеете! – тут же гневно обернулась к Гортеру засуетившаяся Фейр, однако в следующую же секунду поняла, что старик просто хотел таким образом подловить её и заставить хоть как-то реагировать.
– Знаешь, у твоей матери ведь тоже никогда особой причины не было и дальше бродить вместе со мной во времена нашей молодости, – тихо добавил бородатый лучник, смиренно разглядывая свою морщинистую ладонь. – В основном, конечно, именно из-за её характера. А еще потому, что она с самого начала была не против использовать эту вашу магию. И вообще была очень твёрдая, как кремень… Намного раньше меня поняла, чего вообще от нашего совместного блуждания по северным краям хочет. И какие простые связи в этом деле видит. И только лишь мне самому тогда виделось в том нечто иное… Даже венчаться ей предлагал… От ведь дурень был!.. Однако знаешь что: даже такие вещи со временем проходят!
А что насчёт твоего вопроса – так это, считай, почти то же самое дело. Ведь если однажды тебя вдруг забросит в незнакомые земли за пределами города, то ты, наверно, и сориентироваться-то толком не сможешь! Вот до чего у вас, молодых, дело дошло… М-да-а…
– Вообще-то я как раз из такой провинциальной местности возвращалась, когда ваш преступник на наш дымогон напал! – сварливо напомнила ему Фейр.
Но старый охотник только помотал головой.
– Это ты про какое-то большое тамошнее село говоришь? Как там его?..
– Невионн. Почти как небольшой город уже, – напомнила ему девушка. – Хотя места вокруг него остаются по большей части всё такими же малообжитыми. И вот, кстати, именно по ним я и шастала, выполняя своё задание! Даже каблук себе чуть не сломала, когда под конец обратно на дорогу выбиралась. Но задачу выполнила.
– Вот видишь… – многозначно проговорил Гортер и сделал небольшую паузу. – А у нас в деревне на целых сорок вёрст вокруг раньше стояли одни леса, да еще луга с мелкими речушками на юге. А на севере – сплошные обрывы шли с отвесными изломами, до самых Чартанских гор. И не как сейчас, ты не думай: людей тогда с повозками только на главной дороге можно было увидеть. А дальше считай что только наши деревни и стояли последние. Дворами своими прямо в лес за каждым домом выходили.
Но вот только наработаешься ты за день в огороде или находишься с дедом по лесам этим, бывало, до ломоты в ногах, а потом присядешь уставший на завалинке – и настолько сладко тебе сразу становится оттого, что просто лето вокруг стоит. Аж слов не хватает… И берёза у нас во дворе зелёная, как здоровенный остов такой, небо собой подпирает, а через её листочки солнце тебе иногда в глаза так и слепит. Особенно когда ветер ей ветки топорщит. А потом откуда ни возьмись у тебя вокруг головы начинает шмель летать, досаждать, но ты на него особо не обижаешься, потому что и он этому лету принадлежит. И нету вокруг ладнее места, чем твой родной дом, и нету ничего вкуснее, чем мамкин квас холодный, который она специально в погреб с вечера холодиться поставила да в крынку тебе немножко отлила. А когда пьёшь ты его – то самоей сутью своей жизни пропитываешься без слов. Как будто вот он, весь мир, на ладони.
И пусть даже потом батька тебя опять в лес за ягодами криком посылает с соседом сходить, а ты вместо этого на плотину к мельнице бежишь рыбу в садок втихаря собирать, пока мельник снова воду не пустил – вот она где вся радость твоя.
Да и живи ты как хошь, ведь на самом деле! Торгуешь – торгуй! охотишься – охоться! Землю пашешь – паши хоть целый день! Но вот к чему гадить-то самому себе под дверь? К чему рубить столько деревьев, что их до самого горизонта уже не остаётся? К чему столько заразы выбрасывать, чтобы травить ею бывшие поля плодородные, от леса когда-то отнятые под пашни? К чему, в конце концов, нужна вся эта ваша магия, если от неё и вам самим худо, и природа вокруг только страдает?! – громко вскрикнул в заключение бородатый лучник.
Но Фейр, конечно, не удостоила его немедленным ответом, уставившись вместо этого на собеседника слегка выпученными глазами. Их выражение ясно говорило Гортеру о той же самой отстранённости и безучастности, которую он уже однажды читал в глазах того престарелого жителя Варгоса, без шума решившего передать Гортера в руки властей, когда бывший следопыт просто разговаривал с ним на схожие темы.
– Послушайте, я не знаю, на что Вы так взъелись, – попыталась всё же через пару секунд продолжить вести более-менее конструктивный диалог девушка, – но наше правительство во главе с Его Величеством Королём постоянно трудится над тем, чтобы страна элементарно держалась на плаву, давая её народу как можно больше благ и свобод. У нас уничтожается производимый мусор гораздо эффективнее, чем, скажем, это происходит в колониях Великого Гилия в Сунгхи. Конечно, ещё многое предстоит сделать и по этому вопросу тоже…
– Эх, не спеши надрывать глотку, девочка-а, – махнул рукой Гортер, снова уставившись вперёд на круп лошади. – Вижу я, что ничего ты не знаешь на самом деле, и судишь только по чужим словам. Веришь, нет, но в моё время такого истребления жизни вокруг ещё не было! Чтоб по всему северу мусор да целыми горами лежал… Хотя как же я прав оказался тогда, когда последний раз был в вашей столице и понял, что это королевство когда-нибудь и до такого дойдёт. Но насколько всё-таки быстро это время… слишком уж быстро… А в лесах от этого знаешь что творится? Лучше тебе и вовсе не знать!
– Да, но большая часть людей живёт в городах, – предприняла последнюю попытку оправдать свои жизненные ценности Фейр. – И до ваших лесов им всем как до сиреневой звезды, в общем-то.
– Чего-о? – недовольно пробурчал бывший следопыт – Это им наплевать, что ли, ты хочешь мне сказать?! Так они ж все как один – все-е, деточка – от этих лесов зависят! И от рек с озёрами тоже, и от…
Однако тут до начавшего было с новыми силами упорно отстаивать свою точку зрения старика внезапно дошло нечто совсем иное. И от этого открытия он чуть ли не со всего размаху влупил по лошади поводьями – до того хлёстко, что она не только мгновенно приободрилась, но и дёрнулась скакать дальше по дороге в ускоренном темпе. А через какие-то секунды и вовсе перешла на галоп, хотя волочившаяся за ней телега, конечно, не давала кобыле возможности разогнаться до полной скорости. И всё же, спустя всего пару минут, она уже мчалась почти без оглядки, пока спутница Гортера безуспешно пыталась выведать у него, зачем это ему вдруг приспичило так гнать. Но бывший следопыт совершенно не обращал на неё и доли прежнего внимания.
Проносясь мимо целых участков совсем недавно начавшей появляться по обочинам дороги кустистой растительности, матёрый лучник вскоре выехал к довольно обширной зоне криво растущих осин и других деревьев, обосновавшихся в этой местности. Часть из них он заприметил вдалеке ещё с утра – до того, как дорога принялась постепенно уводить телегу путников к лежащей впереди туманной низменности. И благодаря этому Гортеру оставалось лишь всё время следовать вдоль пологих скатов по прямой, неотвратимо приближаясь к тому, что когда-то просто не могло не поражать его своим великолепным размахом и поэтичной чистотой серебристой глади. Однако теперь являлось лишь очередной сплошной помойкой, протаскивающей иногда за собой целые десятки метров плавающего мусора и растягивая его по берегам без какой-либо надежды на избавление или естественное природное очищение.
Кальст.
Некогда самая полноводная река страны, да и всего остального заграничного мира (известного Гортеру в основном, конечно, не более чем понаслышке), отныне в ширине своей не превышала и трети прежних огромных размеров. Отчего теперь опредёленно уступала и описываемой его дедом ао-шиньской Муань-те, и даже устью реки Сеалио, живописные пейзажи которой Гортеру однажды довелось повидать самому, рассматривая шикарные картины на стенах в нижнем зале загородного дома одного из южных сентусских аристократов.
Нынешний Кальст представлял собой довольно удручающее зрелище, поскольку воды его определённо поменяли свой цвет. А распространяющаяся всё дальше от берега густая болотная растительность грозилась однажды просто схлопнуться на его середине, разделив некогда могучую реку на отдельные заводи и навсегда перекрыв её бескрайнее русло практически полностью.
Лишь сейчас старый лучник понял, откуда разносится тот затхлый запах, который он почувствовал совсем недавно, и теперь ни Гортеру, ни Фейр уже не представлялось возможным избежать этого явления на дальнейших участках пути. Так же, как и никому другому из следовавших вдоль речных берегов путников. Из-за чего матёрому охотнику, наоборот, даже очень хотелось, чтобы они, без сомнений повинные во всём творившемся здесь безобразии, как можно дольше продолжали вдыхать последствия своих каждодневных деяний. Пусть даже большинство из них творили эти действия во многом по привычке, неосознанно или по чужой указке, не зная, куда в конце концов попадают их нечистоты.
– Успокоились наконец? – с нарочитым укором обратилась к спутнику Фейр уже после того, как Гортер стал снова натягивать поводья, постепенно возвращая лошадь к прежней скорости. – И что Вас, чёрт подери, на этот раз так могло взволновать?
– Оно же не само собой… – тихо прошептал в ответ Гортер, но тут же вернулся к своему прежнему голосу: – Такое просто не могло случиться само! Это же Кальст, дочка! Это ж наше всё!.. Скажи, откуда могли взяться берега такие засушенные, а? Нет, ты посмотри! Здесь же километра полтора будет в длину от прежних берегов, да что там – все три!..
– Ох, что-то я совсем перестала Вас понимать… – утомлённо протянула девушка, пройдясь рукой по волосам, чтобы поправить растрепавшуюся причёску. – Мы же выехали к реке, так? Значит, до столицы остаются какие-то считанные часы дороги. Давайте правьте уже к границам Итхейнесской слободы, а оттуда я знаю, куда сворачивать.
– Вот для тебя, значит, как это дело выглядит со стороны? «Ничего особенного». Понятно, – горько, но при этом до боли грубо одним махом выпалил Гортер. И почти сразу же затем отвернулся от спутницы, уже по привычке уставившись в оба глаза на дорогу, как будто только она сейчас и продолжала существовать, а всё остальное абсолютно утратило прежнюю значимость.
– Ну вот в чём я-то здесь виновата, а? – наскоро оправдываясь, заявила в не менее упёртой манере Фейр. – Это, между прочим, был масштабный государственный проект Его Светлейшего Величества, начавшийся ещё до моего рождения. Следуя новейшим схемам, на всём протяжении Кальста создавались полностью автономные магорегуляционные мосты-плотины, часть из которых шла на обеспечение многих соседних районов первыми системами кристаллических световых комплексов. И именно благодаря этим комплексам снабжались потом бесперебойной магической подпиткой не только частные дома, но и многие городские улицы, между прочим! А кристаллы на них ежедневно подпитывались именно из этого самого генерируемого плотинами автономного магического поля. Чтобы освещать ещё и лечебницы, например, места общественного пользования… ну и так далее. Сейчас эти плотины, конечно, больше для конвейерного зачарования кристаллов используются. На это тратится очень много воды. Отчего Кальст больше не разливается.
Кстати, раз уж Вы мне снова напомнили: думаю, стоит попытаться связаться отсюда с мамой через «канал» ещё раз. Возможно, что центральный радиус от вещания ближайшей магорегуляционной плотины мне очень даже поможет.
– Валяй… – отчуждённо, если не сказать злобно ответил на это абсолютно ничего не значащее для него объяснение старый лучник.
Однако девушка быстро смекнула, в чём здесь состоял подвох с его стороны, и лишь осторожно покосилась глазами на лежавшее недалеко от неё в кузове телеги боевое оснащение Гортера.
– Да, очень смешно. Полагаете, я и в третий раз попалась бы на этот ваш фокус? – заносчиво проговорила Фейр.
После чего уверенно спрыгнула с телеги, поскольку та уже катилась далеко не на полном ходу.
– Только не гоните слишком быстро! – прокричала она Гортеру. – Я постараюсь всё закончить минуты за две, когда Вы будете-е… вон на том повороте. Притормозите там на всякий случай!
Наблюдая за её действиями, старый охотник лишь в очередной раз молча удивился той мгновенной сообразительности, что временами проявлялась в повадках этой егозы совсем так же, как когда-то и у её матери. Но возражать желаниям девушки исключительно из-за того, что она могла раскрыть его планы той, кого он при нынешних обстоятельствах совсем не хотел втягивать в свои дела, по какой-то причине не стал.
