Читать книгу: «Тёмных дел мастера. Книга четвёртая», страница 5

Глава 17

Между тем, что осталось позади нас, и тем, что находится перед нами, есть небольшое отличие, заключающееся в том, что находится внутри нас.

Ральф У. Эмерсон

Возможно, если бы всемогущие боги и подарили человеку такое полезное свойство – оценивать окружающую действительность ещё до того, как его голова стукнется об очередную границу жизненного восприятия, а не просто отмечать эти пределы в памяти уже после их непосредственного появления, то его жизнь определённо перестала бы иметь всякий смысл, пребывая в пучине постоянного всезнания. Или стала бы похожа на одну сплошную линейку с чёрточками и точками, где ноль с самого начала уже располагался бы на той же стороне, что и сотня, независимо от действий отмеряющего. Возможно…

Однако, как правило, для Фейр подобные суждения обычно совершенно не играли никакой роли, поскольку она всегда знала то, что и положено знать постоянно стремящейся только вперёд активной современной женщине. А также видела перед собой лишь намеченный к постижению судьбоносный путь, со всеми его планируемыми и даже не планируемыми поворотами. И её невозможно было переубедить, если разговор заходил о существования чего-то нелогичного или принципиально нереального.

Но всё же, как оказалось, за последние дни её восприятие изрядно пошатнулось. И виной тому оставался даже не тот факт, что на свете может существовать какая-то альтернативная магия (ведь последняя пара десятилетий могла смело именоваться «десятилетиями открытий» и всеобщего изобретательского авантюризма), а нечто совершенно иное. Некая совершенно бесподобная возможность для полностью элементарных натурфизических предметов прерывать воздействие магии просто так, без лишних усилий, по мановению руки. Или, скорее, лишь только по мановению руки, в то время как даже самые передовые войска сегодняшних подразделений секретных боевых групп королевства должны были задействовать для этого целую кучу зачарованных печатей, контрольных маячков и прочей подобной высокоуровневой магии. Ну или хотя бы использовать простейшее заклинание «Сиа Локк», остающееся тем не менее порождением всё той же магии, а не простых свойств какой-то изогнутой штуковины!

– …Это металл? – задала Фейр довольно простой вопрос Фейр своему спутнику, когда оба молча стояли на вершине плавно спускавшейся вниз грунтовой дороги в окружении абсолютной тишины наступавшего рассвета.

– Чего? – безэмоциональным голосом проговорил Гортер, не переставая вглядываться в далёкий пейзаж расстилавшейся впереди поселковой долины. Там повсюду виднелись уже не только новые заводы, но и обычные для современного времени двух-трёхэтажные дома, сложенные по большей части в классическом сентусском стиле.

– Должно быть, металл, – как-то отстранённо и в то же время уверенно продолжила говорить сама с собой девушка, не обращая внимания на слова бывшего следопыта. – По-другому и быть не может. Послушайте, мне наплевать, как вы его так сумели зачаровать, чтобы он мог развеивать заклинания. Но хотя бы рассказать мне об этом вы могли?

– Х-хе, не пойму я тебя, девочка, – только и усмехнулся в ответ на её упрёки Гортер, натянув на лицо грубую улыбку. – То ли ты на самом деле думаешь, что старые века не оставили после себя совсем ничего, что могло бы ещё как следует вразумить вас, новое поколение, и показать заодно, как много полезных вещей вы забыли. То ли даже после увиденного воочию ты до сих пор считаешь свою магию единственным средством, которое может править миром.

– Конечно, так и есть! – опять запротестовала Фейр и впервые с начала разговора на мгновение заглянула собеседнику прямо в лицо. – Ведь как бы далеко мы ни обращались в прошлое – все эти века являлись безнадёжно отсталыми, пока человек не изобрёл магию. И не позволил ей распространиться по миру. Или вы сейчас станете утверждать, что ваши восковые свечки были прогрессивнее наших постоянно работающих световых кристаллов?

– Может, и не стану, – немного задумчиво проговорил старый охотник. – Но свечку любой здоровый человек с рабочими руками мог всегда слепить из пчелиного воска. А вот магия ваша без знаний и постоянной покупки всяких вещей работать уже не станет. И когда у тебя закончатся деньги – то нечем будет платить государству за новую магию. Неоткуда будет получить знание. А если ты даже и способна сама создавать эти свои… световые кристаллы или, как оно было в моё время, «световые шары», то без денег твои усилия всё равно ни к чему не приведут. Что эти ваши новомодные кристаллы, что прежние поганые «световые шары» – и те и другие стоят денег, ведь так? Но если раньше эти деньги ты платила просто за то, чтобы твоё заклинание работало, покупая себе либо образование с книжками всякими да палочками, либо подыскивая наёмного магуса, то сейчас, посмотри: одни и те же чёртовы кристаллы у всех. А это значит, что одни и те же чёртовы затраты! Денег куда больше стали тратить, чем было в моё время. Сколько сейчас у вас цена за один такой кристалл? Беляков пятнадцать, наверное? Чёртовы грязные монеты…

– Странно… – только и промолвила на эту его очередную поучительную лекцию Фейр. – То вы показываете абсолютно нулевые знания в устройствах современных принципов магии, то вдруг рассказываете такие вещи…

– Да это потому, что я и рад бы не знать обо всём таком, детонька! – резко и до боли надрывно заговорил Гортер – Я и рад бы продолжать доживать остатки своей жизни по завету отцов. Но, едрить его мать, это же вы мне всё не даёте! Это же из-за вас, магусов, я в своё время стал волей-неволей дела эти порочные постигать, о которых раньше и не… *Х-х-х-х*… – выдохнул вдруг на последней фразе матёрый охотник.

На короткое время повисло молчание.

– Послушай, – продолжил он уже спокойно. – Я и правда никогда не хотел влезать в эту вашу магию больше, чем оно вообще было надо мне для работы. И я правда не хочу понимать того, чего всем сердцем так не люблю.

– Тогда расскажите мне о том, в чём вы разбираетесь! Расскажите о том, чем владеете! – так же внезапно, хотя и намного более несдержанно, чем умудрённый летами Гортер, заговорила девушка – Давайте! Расскажите о своём чудо-луке! Что это за вещь вообще такая?! Как он вообще может…

– Ладно, я всё понял, понял, погоди, – задумчиво провёл ладонью по бороде старый охотник, когда заметил на лице у спутницы растущее напряжение. – Но знаешь что-о… – протянул он затем, кивнув мельком в сторону трёх негодяев, до сих пор отдыхавших под воздействием его лишающего сознания самодельного порошка. – Давай-ка я сначала расскажу тебе одну северную легенду. И если после этого ты всё ещё захочешь узнать от меня – старика – какие-то другие вещи, то тогда я и их тебе тоже с радостью поведаю. Вот прям как есть – всё на духу открою! Что скажешь?

– Эн певес? – на этот раз куда более серьёзно и сосредоточено проговорила сквозь сомкнутые зубы Фейр, многозначительно посмотрев спутнику в глаза.

Но, конечно, Гортер не понял ни значения этой фразы, ни того, что хотела услышать от него в ответ девушка.

– Х-мс… Это значит «без шуток» по-гилийски, – раздражённо пробормотала она, выдохнув через нос, когда заметила пустое выражение лица бывшего следопыта. – Давайте рассказывайте уже. А я пока о завтраке позабочусь.

– Хорошо, дочка. Только чур меня больше такими заграничными словами не перебивать, – кивнув, сдержанно ответил Гортер, поскольку шутить он с ней и так не собирался. Да и времени оставалось совсем немного: скоро предстояло отправляться в путь.

Правда, для Фейр его последнее обращение сыграло примерно такую же роль словесного раздражителя, как и её собственная предыдущая фраза на гилийском, обращённая в адрес старого охотника.

– И хватит уже называть меня так!!! – прокричала она напоследок.

Однако Гортер уже начал.

Далеко… Далеко…

Когда-то, так далеко от дел настоящих, что сейчас уже про такое, пожалуй, помнят только звёзды на небе да скалы на тверди, было время, когда даже море набиралось по капле. А для того, чтобы ущелье скалистое по дну перейти, любому мужу иной раз требовалось столько же сил потратить, сколь и просто узнать верную дорогу до него. Без волков да разбойников, по пути часто рыскавших.

То было время наших отцов и праотцев, всех до единого живущих ещё в деревнях и сёлах, но не стонавших от тяжёлой доли своей, сколь бы сильно она их ни припирала. Потому что, скажу тебе по секрету, страдать тогда им от неё было ой как некогда! Ибо хлеба стояли в ту пору на полях везде, куда ни кинь взгляд, здоровущие. И для того чтобы под осень собрать только их одни, приходилось твоим бабкам весь день до заката серпами махать. А моим дедам за ними снопы скопом вязать. После чего к рассвету они менялися.

Ну, а что же до тех, кто закладывали потом свои города на торговых перепутьях холёных да на реках, вытачивая вокруг них сначала, как зубья острые, деревянный частокол, за которым в свой час шли уж и камень, и скобы железные – так и у этих свои заботы могли целый день занимать…

Хотя чем дольше они в тогдашних городах жили, тем чаще всё бедствовали. Потому как завидно много у них богатства там становилось в закромах да на карманах. А такое дело, как знаешь, и жульё и бездельников за собой порождает, после чего уже на тебя и соседние управители начинают недобро посматривать. А ведь чужое добро, оно никогда лишним не бывает…

…И вот однажды, когда на западные берега Кальста опустились зимы лютые, а соседи одному нашему тогдашнему князьку до боли спать не давали, задумал он по весне снарядить поход к границам земель своих. Чтоб и сил для новой войны, если что, сберечь, и деньжат лишних у тамошних племён северных наворошить, да чтоб себе их потом в казну и упрятать. Ибо бедствовали тогда его люди от постоянных войн шибко, а последняя зима так и вовсе, считай, из казны его всё забрала.

Сказано – сделано. И как только снега сошли, первой его командир сам лично княжеские отряды вести решил, пока они до границ своих последних не добрались и на временный постой там в одной деревне не встали. А когда уже собирались уходить, то обнаружился у них под носом вдруг кузнец один, с утра до ночи наконечники для плугов ковавший и ни в чём таком больше не ведавший. Разве что только в своих делах деревенских, да и то – с грехом пополам.

Семья его – семеро по лавкам, да уж больно грязна, скотина в стойле – корова одна, да уж больно худюща, а во дворе сад-огород стоит такой, что даже у соседей урожая на ветках весит вроде как погуще да поразмашистей. Но зато очередь к нему временами – и по двое, и по трое стоят у дома, лишь бы с хозяином договориться работу старую прямо из рук забрать, а новую – передать, пока старая, порой ещё в воде лежа, даже остыть не успела.

Насмотревшись на такое диво, пузатый княжий командир сам со всей свой ярой надменностью вознамерился работу его проверить. Да тут же и обомлел, когда саблю свою о плуг этого кузнеца сломал. После чего, ни минуты не мешкая, того себе в армию силой упёр за ворот, отвалив напоследок его домочадцам не добра, не злата – но хорошего тумака за то, что те было посмели перечить его решению беспрекословному. Хоть и пообещав вернуть доходягу к концу осени, если тот по пути-дороге себя не окупит как следует. На том у кузнеца прежняя жизнь и кончилась.

Шёл он после с обозами княжескими далече, шагал по путям неизведанным мимо Чартанских гор, пока войска княжеские не стали больно на восток забирать – в земли кочевничьи, что далёки да холодны, а летом жарки да кусачи. Вот только лето в тех краях стояло обычно не долго. Но даже и за такой срок успел он больно полюбиться новому командиру делами своими. Поскольку, как только покинул их прежний воевода, обратно до князя вернувшись вскорь, кузнец сей чуть ли не всему отряду успел в походной кузне по новому топору да копью выковать. Работал иной раз на постое молча и день и ночь – то ли от дум своих тяжких, то ли от безысходности.

А когда железо и бронза у войск королевских закончились и ковать было уже не из чего – чинил он доспехи и шлемы им, правил рукой своею всё до последней трещинки, клепая их порою так здорово, что солдаты такого вовек в своих кузнях столичных не видели. Пока в назначенную пору не заморосили над ними промозглые северны дожди, и тогда встала королевская армия у реки на последнюю стоянку свою, потому как нашли они наконец то, что искали.

С тех земель диких уж больно часто заходили за границы их княжеские, а оттуда – и на соседние, до самых гилийских перевалов, порой в сторону долуков, жившие здесь иные народы непонятные, которые ничем, кроме молока своих лошадей, не питалися да детей своих, по слухам, зверям на воспитание отдавали. Но не устрашились воины своей главной задачи и, напав на первое племя, вернулись от них вскоре с победою. В чём немало было и заслуги кузнеца ихнего, доспехи каждого воина перед битвой так старательно и долго латавшего.

Пойдя вниз по реке, нашли они дальше у устья её много добычи иноземной, у других княжеств да племён в своё время награбленной. Но недолго длились радости их, потому как вслед за дождями подоспела и зима – а зимой в тех местах ни пешему, ни конному было с непривычки долго не протянуть. И поняли быстро старшины отрядов княжеских, что пора им домой вертать, иначе ждёт их впереди верная гибель. Однако не успели всё ж они договориться между собою в срок, ибо смерть к половине из них потом совсем от другого пришла. От жадности.

И вот как оно случилось так.

…На одной переправе без имени захватили они в бою языка безродного. И без пыток тот сразу сознался им, что, по слухам, от местных племён подхваченным, лежат тут такие сокровища царские во гробницах их жрецов-безбожников, о которых мало доселе кто слыхивал! Но не к добру то знание им аукнулось, потому как разделились тотчас же на обратной дороге войска княжеские: на тех, кто уходит и кто оставаться решил.

А когда под конец дошла очередь и до отряда, где кузнец наш дни свои коротал, – повели отчего-то бесы главаря их лихого не в ту сторону, и остался он со вторыми всё ж.

Ну а местные кочевые народы, считай, только того и ждали от них. И, поднакопив побольше силёнок, решили княжьих наглецов непременно догнать. Ведь легче им теперь сладить-то с половиной отрядов уж было, отчего много тому командиру ещё пришлось повидать на своём пути кровавых сражений. Прежде чем однажды не разбил неприятель людей его почти наголову.

Но успели всё ж лазутчики верные до того отыскать сокровища, и в сражении том не погиб кузнец. Потому как вместе с охраною да с припиской от главаря своего вольнодумного был за пару дней отправлен последним обозом в стольный град монарший. Где их князь беспокойный, точно флюгер на маковке, уж цельну пору крутился по дворцу в ожидании…

Но от того, дело ясное, не было много радости молодому кузнецу, ведь вернуть его в деревню по концу всех военных дел обещалися, да так и не воротили. А потому вознамерился он одной ночью сбежать от княжьих солдат.

Однако вместе с ним везли они ещё в обозе такой странный металл один, что мерцали его грани, как радуга. И когда настал заветный час – не смог кузнец позволить себе навсегда распрощаться с ним, продолжая вместо того молоточком без устали три дня пробу брать. Пока так и не уснул с металлом этим в обнимку. А проснулся как – то стоял уж их обоз на самой что ни есть центральной площади города.

Походил вокруг добрый князь, порассматривал, что его молодцам удалось добыть у врага в запасниках, посчитал расходы свои да опись добычи в золоте. А ещё последними словами недобрыми помянул под конец тех собак паршивых, что на обратном пути своевольничать вздумали.

Но не слишком долго величавый князь буянил на площади, потому как после первых же слов возник у него за спиной рябой старикашка оборванный. И, порыскав в солдатских обозах последних, отыскал он там какой-то шар хрустальный – да тут же с ним и пролетел через всю толпу, только его и видели.

Но народ здешний уже слишком хорошо знал того беса юродивого, потому как был это самый сильный маг на все окрестные княжества и губернии, что ходил у правителя их сейчас во служении.

А вот какой другой странный груз молодцы государевы из обоза извлекли – оказалось для них удивлением, ибо был это на вид совсем обычный холоп, но с припиской до князя и большим куском хладной глыбы в руках, без которой он выходить наружу напрочь отказывался.

Почитал князь приписку, пораздумывал, воеводу своего главного позвал, раз уж тот сам бедолагу этого из деревни безымянной в сей поход отправил, и солдат своих верных про него поспрашивал. А когда все они дружным голосом ответили, что кузнец здесь сидит перед ним тот самый, особенный, только оголодавший больно да за время похода заросший, пожелал у него князь тогда сам спросить: чего душа его хочет – в княжьих кузнях служить иль домой к семье с сумой золота на добром жеребце возвратиться?

Погрустнел тут кузнец от слов князевых и сказал, что хотел бы отныне он пуще всех благ земных тем металлом, что рядом с ним всю дорогу лежал, заниматься – ковать да испытывать. Но без кормильца тогда не продержится вся семья его деревенская, ведь ходил он в поход слишком долго. И потому пусть же светлый князь смилуется, раз уж дело такое, отпустит кузнеца домой. Но с рудою за пазухой. Потому как сейчас – грош цена металлу этому.

А когда придёт час – возвратится назад в стольный град сей кузнец в броне да с оружием, коих ни на одной другой земле не сыщется. И служить будет в них князю до конца дней своих. Чтобы долг уплатить за доверие.

К тому времени, как Гортер завершил рассказывать эту часть своей незамысловатой истории, Фейр уже закончила все дела по сборке походного снаряжения – благо везли они с собой совсем немного. И теперь, наскоро позавтракав вяленым мясом и суховатой краюшкой хлеба, напрочь отказавшись от других нехитрых припасов старика, девушка сидела в задумчивой позе рядом с напавшими на них вчера рабочими, внимательно оглядывая погружённые в глубокий сон суровые мужские лица. Точнее, лица только тех двоих, которым ещё повезло отделаться малой кровью, поскольку третий их товарищ лежал сейчас перетянутый самодельными бинтами в другой части лагеря, и его Фейр удалось вырвать из лап смерти лишь в самый последний момент. Благо в кармане одного из нападавших вовремя нашёлся контрафактный кристалл с сильным заклинанием врачевательской магии.

И всё-таки, даже несмотря на то, что кристалл не треснул во время активации, девушка до сих пор находилась под сильным впечатлением от событий прошлой ночи.

– Как же вам удалось создать такой состав, который действует не хуже наших заклинаний усыпления? – медленно, однако вполне звучно проговорила она через какое-то время. А затем добавила: – Удивительно. Нет, даже больше, чем удивительно! Это что, какая-то особая трава такая? Не знаю ни одной подобной.

Поначалу Гортер старался просто не обращать внимания на её отвлечённые высказывания, продолжая максимально красноречиво рассказывать заученную им наизусть еще в детстве северную легенду, хотя на самом деле рассказчик из него всегда был неважный. Но через какое-то время такое отношение его спутницы стало потихоньку выводить бывшего следопыта из себя, отчего он даже на несколько секунд умолк, так чтобы она обратила на него своё внимание. Правда, когда этого так и не произошло, Гортер решил уже напрямую обратиться к ней:

– Ты ведь пообещала меня не перебивать. Эй, ты вообще слушаешь?

– Да слушаю, слушаю. Нудятина это всё какая-то, история ваша, – строптиво промолвила Фейр, наспех поднявшись с колен. – Может, уже начнёте складывать свои вещи? У того, кому вы порвали щёку, кровотечение вроде бы почти остановилось.

– Хе-хе, ну давай начну, – немного расстроено ответил ей матёрый лучник. И тут же продолжил: – А я было подумал, что ты сначала захочешь вызвать для этих доходяг какую-нибудь городскую стражу своей магией. Что, неужели передумала?

– Да нет на самом деле, – отстраненно пробормотала Фейр. – Будь мы сейчас поближе к столице, я бы, наверно, именно так и поступила. Но пока мои зачарованные печати до сих пор почему-то очень слабо работают, и сигнал постоянно прерывается. А тащить эти три раненых сонных туши обратно к их начальству – будет пустой тратой времени, потому что… смотрите, – и, указав рукой в сторону одного из оставшихся далеко позади магических заводов, девушка обратила внимание Гортера на медленно приближающуюся к ним повозку, запряжённую двумя хорошими лошадьми.

– До этих людей я всё же смогла достучаться сегодня под утро через «канал»… И на самом деле я рада, что вы не стали убивать вчера напавших на нас работников, – добавила девушка. – Даже с учётом того, что у одного из них был с собой незаконный кристалл с боевым зарядом. А вместо этого позволили мне даже залечить и перевязать раненых. Теперь я вижу, что Вы действительно весьма необычный человек, мистер Гортер… Исключительно необычный, если говорить начистоту. Но всё-таки кто же Вы такой на самом деле? И как смогли попасть из лука по этим бездельникам, когда каждый из них находился под воздействием «невидимости»? И не нанесли им при этом ни одной смертельной раны, не считая последнего. Признайтесь, Вы ведь использовали провидческую магию?

– Х-хмф, – только и выдохнул через нос бывший следопыт, но ничего не ответил, а просто подошёл к седлу и привычным движением забросил его на спину лошади.

– Подождите, – вдруг окликнула его Фейр. – Не стоит. Узнав о ночных похождениях своих работников, руководство этого завода согласилось выделить нам в дорогу одну из рабочих телег. Взамен на то, что с нарушителями они потом разберутся своими силами. Интересные здесь промышленники обитают, да? Они и с регулярной стражей тоже обещали договориться, когда она доберётся сюда… Хотя, признаться, этого бы мне сейчас хотелось меньше всего. Так что давайте просто подождём, пока за нами приедут из столицы.

– Какая же мозговитая спутница мне попалась… – прохрипел на это Гортер с удивлением, слегка изменившись в голосе. – Но нет. Либо мы сами доберёмся до Кальстерга, либо застрянем здесь ещё очень надолго.

И Фейр впервые было действительно нечего ему возразить, поскольку так они рисковали потерять след преследуемого Гортером преступника навсегда. Хотя она и не утратила твёрдого желания явиться в Кальстерге к дверям ближайшего отделения стражи с повинной, поскольку не желала, чтобы этот инцидент бросил тень на их сыскное агентство. А ещё девушка не желала доверять людям, которые обещали ей самостоятельно договориться со стражей, только бы Фейр молчала о случившемся происшествии.

Вот почему через каких-то полчаса, приладив к Гортеровой лошади новую упряжь и побросав в неё свои нехитрые пожитки, они уже довольно бодро катили вперёд – примерив на себя совершенно иную роль расслабленных путешественников, которым больше не нужно весь день трястись в седле, равно как и заботиться о прокорме своей четвероногой труженицы. Потому что вдобавок к новому грузовому приобретению, которое Фейр обещала в дальнейшем вернуть, услужливый начальник завода даже позволил себе отдать им в довесок целых три мешка превосходного овса для кобылы.

– …Слушайте, тут у вас рядом тянутся дымогонные пути. Поэтому будем весьма благодарны, если скажете: не проходил ли по ним недавно хоть один состав? – процедила ещё тогда сквозь зубы подоспевшим работникам девушка, с заметным недоверием относясь ко всей их бригаде.

Но, пока те подтаскивали своих развязанных, однако всё ещё крепко спящих товарищей за спины к освободившимся заводским лошадям, ни один из них не ответил Фейр утвердительно.

– Странно-о, – безэмоционально протянула себе под нос молодая сыщица.

Хотя на самом деле такой поворот событий не слишком удивил Фейр, поскольку её спутник и так предсказывал нечто подобное, отчего сейчас она ещё сильнее чувствовала и без того острую необходимость во что бы то ни стало заставить его говорить вновь.

– …А что было дальше? – попыталась она для начала продолжить играть по его правилам, поскольку до столицы им оставалась ещё никак не меньше одного дня неспешного лошадиного ходу. Да и кобыле, несмотря на запасы овса, нужно было давать время на восполнение сил, а для этого, как объяснил девушке Гортер, необходимо было искать по пути достаточно чистые водоёмы. Ведь теперь лошадь уже не могла обходиться остатками последней зеленеющей травы под каждым встречным холмиком и любой придорожной лужицей, как происходило совсем недавно в полях. Хотя, по мнению Фейр, по какой-то непонятной причине старик слишком уж сильно пёкся о здоровье животного.

– Что, и правда так хочется узнать? Ты же говорила, что моя легенда, как там… нудятина, – с огоньком в глазах передразнил её Гортер.

– Да, но делать-то пока всё равно больше особо нечего. Рассказывайте дальше уРаРРвапиеиРассказывайте уж дальше про своего кузнеца… – пробормотала Фейр, размеренно потянувшись.

И старый охотник продолжил сплетать заученные строфы в единый рассказ.

Вот прошли ещё три недели весенние, и прибыл наконец княжий полк небольшой в деревню знакомую, привезя кузнеца да металл вместе с ним в стальном коробе, от которого лишь сам кузнец ключ и имел. Посмотрел честной люд, поразнюхивал, что за гость к ним в деревню пожаловал, а кузнец к ним с расспросами про семью свою: где они? Да жены-то уж нет, умерла давно. Долго чахла она всё от голоду – да к Единому и отошла душой прошлой осенью.

Стал кузнец тогда снова расспрашивать: где сыны мои трое да девочка? Нет сынов, в лесу потерялися. Лишь один из них у знакомых рос. А девчушку на речке мороз схватил… Утонула с вёдром как-то в проруби. Не нашли её тела, как снег сошёл.

Двинул в сторону тогда кузнец домов тех указанных, у знакомых сынишку забрал в тот час же. Но не смог не прогневаться на солдат, на князей и на весь их поганый род, в городах своих жизнь прожигающий, когда честным людям и так тяжко жить. А они, супостаты, ещё семьи без нужд берут да ломают в угоду страстям своим. Но в том не был кузнец на всех них похож – и от клятв своих, как бы горько ни было, юлить не стал, от речей своих прежних отказ искать. А лишь взял он сынишку последнего, взял короб из обоза, взял грамоту – и в хату к себе направился, потихоньку ища новой жизни там.

…Год прошёл, два прошло. Вот уж третий год всё кузнец ищет, как бы устроиться, и хозяйство поднял, хоть и шаткое, на старых сельчан особо не сердится. Потому как самим им всем тяжко пришлось той зимой: ведь скотина повымерла от хвори, дикарём каким-то притащенной. А семья его, без коровы оставшись вдруг, до последнего с хладом свой бой вела. Но не сладила, не смогла одна всё ж его жена на своих руках целый дом тащить – и, как только слегла, тут же вслед за ней стали дети искать любого спасения от судьбы худой, да вот не сложилося.

Все, кого сберегли, были девочка да сынок младшой – только он теперь выжить и смог.

Но нельзя на селе долго жизнь прожить без могучих рук да без стойких ног, а ещё без умения особого, что в народе умением твоим кличется. И оттого потихоньку вернулся кузнец за свою наковальню заросшую, чтоб ковать, чтоб латать и чтоб чистить от ржавчины, чтоб металл от его молота, как и раньше, пел. А заодно и жену себе нову взял, потому как хозяйка в доме – то была ещё одна и последняя вещь, что нужна каждому. Дабы смерти избежать и долгой славы снискать. Хотя бы в детях своих, Единым посланных.

Но не унимался кузнец, всё не щадил себя, зная, что на самом деле дарует ему волю к жизни истинну. Ни богатств, ни почёта никогда не желал и не чванился, потому как владел уже душой его тот самый металл, который он по ночам отныне тайно ковал у себя после всех дневных забот. Порой втайне от сына и от новой жены его скалывал, чтобы в печь, чтобы в жар – и потом тонким молотом аккуратно мять да кромсать, проверяя на качество. Но уж знали про то все домашние.

И тогда стал он брать с собой в кузню сына от прежней жены, теперь понимай как старшего, потому что были у него вскоре уже и ещё один сын да девочка, от другой жены уродившиеся. Но ковал кузнец вместе с ним только княжий чудо-металл, у шаманов северных отобранный, потихоньку сына ещё навыкам своим семейным каждый раз поучая да заставляя их оттачивать.

И вот уже десять лет прошло, постарел кузнец, повзрослел его сын – а металл тот особый всё никак не поддаётся мастеру. То слишком мягок, то ломок получается. И посланцы от князя уж забыли о делах его, перестали в деревню наведываться. А кузнец всё упорствует, и последние деньги в семье всё не впрок им тратятся, а лишь на медь, на железо да олово у торговцев заезжих обмениваются. Да при том, что хозяйство его как было хилым – так хилым и стоит год за годом, не спорится, когда все вокруг потихоньку знай разрастаются. И оттого каждый раз ворчит на мужа своего жена всё сильней, что ни лето, ни осень – жизни простой семейной требует и за то, что слишком сильно увлёкся кузнец, грубой бранью его осыпает. Даром что не на людях.

Но неотступен остаётся стареющий мастер от идей своих да желаний незыблемых, потому как вот уже в шестом колене он дела своих предков да праотцев продолжает, совершенствует, и как бы ни было тяжело ему – а завету их безропотно следует. Заодно и сынишке первому ум совращает, отчего не смогла уже терпеть их обоих кузнецова жена – взяла однажды детей своих за руки и от мужа ушла втихомолку подальше, к соседним хуторам. А муж её бывший даже и не заметил того: вот как работа всей жизни мужика за горло взяла, подставила.

И вот холод настал в их покосившейся хате вновь, но кузнец всё куёт, год, другой – ему всё равно. И работа их с сыном вроде как движется: стал металл особый иной раз волю к жизни подавать, когда один его сорт, в кузне созданный, гибкой веточкой обращался вдруг – иль твердел, аки перст Единого. Но другой его сорт так и стыл в бадье, оставаясь, как был, без особой разницы.

Но разницы не виделось лишь на первый взгляд, потому как ещё через пять лет забрёл к ним однажды в деревню бродячий маг-колдун, общим страхом овеянный. Колдовал, колдовал, деньги с народа собирал за зрелище, потешался своей силою истинной. Но когда на исходе дня кузнецов сын к нему с осколками металла последнего в отчаянии направился, чтобы совета спросить да ещё заодно и на иные темы пожаловаться – заревел вдруг колдун от бессилия, когда хитростью своею безбожной, бессовестной хотел у него кошель с пояса срезати.

А в ту пору маги ещё силою, сродни целой армии, обладали в руке одной. А в другой хитрость да знания вековые прочно удерживали. И, кичась грозным превосходством своим, захотел корыстный маг кузнецова сынка ошарашить, чтобы сбежать потом. Но не смог, не сумел он огнями да молниями сжечь и одной жалкой ниточки с рубахи парня, потому как все силы его в один миг закружилися и исчезли куда-то.