Читать книгу: «Дар Грома. Лошади в культуре индейцев равнин», страница 7

Оседлые манданы и хидатса жили в относительно менее тёплом климатическом поясе, нежели кроу и черноногие. Выращивавшие кукурузу племена были единственными, производящими подходящее продовольствие для лошадей; они были также единственными, имеющими строения, чем-то напоминавшие конюшни. Эти народы использовали в качестве конюшен старые и пустые дома или держали лошадей в действующих земляных хижинах. Максимилиан пишет: «В зимних хижинах манданов есть особое место, куда лошадей ставят вечером и кормят кукурузой. Днём их выводят в прерию и кормят кустарниками и корой тополей». В зимнее время они также пользовались внешними навесами, как кочевые племена. Кони манданов часто были хорошие, откормленные, к тому же к оседлым племенам часто попадали крупные лошади из «белых» поселений, и украсть такого коня для кочевого индейца было делом чести. Поэтому манданы тщательно заботились о безопасности своих лошадей, из-за чего часто держали их в домах даже в тёплое время.

В отчёте Данбара о полуоседлых индейцах пауни можно прочитать, что зимой 1704 года пауни искали для лошадей богатые травой и водой участки земли, имевшие ещё и деревья. Если трава на участке заканчивалась, и другого было не найти, пауни срубали тополя и кормили лошадей корой до наступления более тёплых времён. При этом пауни не считались большими специалистами по лошадям и особенно заботливыми хозяевами. Точно такими же методами пользовались черноногие, ассинибойны, арикара и др. Только они еще добавляли в лошадиный рацион молодые веточки ивы.

Шошоны были менее внимательными. Вполне возможно, что их психология собирателей не предусматривала заботы о ком-либо вообще, а может быть, причиной этого было избыточное количество лошадей, получаемых ими с мексиканской границы.

Ассинибойны не особенно умели обращаться с лошадьми. По уровню знаний и заботы о своих пони они стояли на предпоследнем месте – перед кри, которые не только не заботились о лошадях, но и были с ними жестоки и грубы. Ассинибойны лошадей ели и плохо в них разбирались. В то время как в зимний период другие племена приносили или хотя бы срубали ветки и деревца тополей для своих пони, ассинибойны просто приводили их к месту, где росли деревья, и предоставляли самостоятельно добывать корм. Всё это приводило к тому, что лошади ассинибойнов часто гибли. Как результат, с наступлением весны воины устраивали набеги на своих южных соседей, которые зимой откармливали лошадей кукурузой. Поэтому ассинибойны и кри заслужили «славу» самых отъявленных конокрадов на всей территории Северных Равнин.

Категории лошадей

У индейцев существовали две основные категории лошадей: обычные и особые. В свою очередь эти категории можно разделить на следующие четыре типа.

1. Лошади как «валюта» или обменные лошади. Их ничему не учили и использовали как денежную единицу при различных торговых операциях или в качестве оценки благосостояния владельца. У богатых лошадьми команчей таких животных было большинство. Они ценились не очень высоко, так как их не использовали ни для перевозки грузов, ни для верховой езды. В голодное время у многих племен именно они шли в пищу первыми, а шкуры применялись для производства различных изделий. В начале зарождения конной культуры индейцев Равнин, разумеется, чисто «валютных» лошадей не было из-за малой численности табунов, но к середине XIX века этот тип встречался практически у всех племён Великих Равнин.

Вместе с тем стоит отметить, что в эту категорию могли попасть вьючные и верховые лошади, на которых просто преодолевали расстояния или перевозили грузы. Заездить, а также использовать для этих целей можно было любую лошадь, не попадавшую в категорию особых, поскольку заездка обычно не представляла для индейцев особой трудности.

Но в целом цены на лошадей сильно различались в зависимости от условий проживания племени, его потребностей и наличия того или иного товара. А также от времени записи. Например, в 1682 году Энри де Тонти дал индейцам натчезам «семь топоров и длинную нить крупного стекляруса» за четырёх испанских лошадей. Натчезы в это время были уже довольно хорошо обеспечены лошадьми, но изделия из железа и бисер ценились у них очень высоко.

В 1750 году команчи продавали пленных апачей, лошадей и мулов за французское оружие и сельскохозяйственные товары индейцам вичита на Ред Ривер. Равнинные оджибва меняли своих женщин на лошадей у равнинных кри. На Северо-Западе это было распространённым явлением и в1803 году.

В 1803 году кроу были среди самых важных клиентов манданов и хидатса, покупавшими лошадей у племён Скалистых гор. Наблюдалась прогрессивная инфляция цен от предгорий Скалистых гор на восток и вниз по Миссури. Относительно кроу Ларок пишет: «Они в больших количествах и очень дёшево получают лошадей через торговлю с плоскоголовыми, часть же лошадей продают хидатса и манданам за двойную цену». В другом месте он отмечает, что плоскоголовые «имеют так много лошадей, что продают их за совершенно пустячные цены, а многих отдают просто так». Под «пустячными ценами» он, видимо, подразумевает 70—80 лосиных зубов. Двадцать или тридцать лет спустя манданы давали в обмен на лошадь сто или сто пятьдесят лосиных зубов (которые ценились как украшение). Но в 1803 году в обмен на лошадей кроу предпочитали получать ружья и патроны. Манданы были обеспокоены, что если белые откроют много торговых постов в районе Скалистых гор, то их торговля сильно сократится, и без того заносчивые кроу станут совсем независимыми от манданов. Хидатса также торговали с шайеннами и с другими кочевыми племенами, и часто строили козни против белых торговцев, потому что те сбивали им цены.

В 1805 году Ларок обнаружил, что хидатса и манданы уже наравне с кроу стремились выступать в роли посредников по продаже лошадей на территории Северо-Западных Равнин. За одну лошадь у кроу Ларок заплатил «200пуль для ружей, фланелевое одеяло, рубашку, половину боевого топора, 2связки вампумов (вероятно, речь шла о костяных трубочках для нагрудных украшений), 2 обычных топора, раковину для вампума (галиотис), 40 больших синих бусинок, 2 больших сумки ячменя и большую полосу красной шерстяной материи». На следующий день Ларок записал: «Я купил седло для лошади, которую я купил вчера, за них я заплатил пороху на 40 выстрелов, для тех пуль». Относительно бусин он позднее скажет, что «тот синий стеклярус они получают от испанцев, и он так высоко ценится, что лошадь дают всего за 100 бусин». Другое седло Ларок купил у манданов за 30 фунтов боеприпасов.

В том же году экспедиция Льюиса и Кларка покупала лошадей у шошонов. За десять или двенадцать лошадей они заплатили за каждое животное «топор, нож, платок и немного краски». В то время как для мулов, которых индейцы часто больше ценили за выносливость, обычная цена была «2 ножа, р убашка, платок и пара леггин».

Около 1810 года пиеганы давали за хороший лук с сухожилиями лошадь или ружьё. На реке Миссури, в 1811 году, Джон Бредбери отметил, что лошадь и одеяло были обычной ценой за лук оседжей, который высоко ценился. Среди кроу подарок из десяти стрел считали равным лошади – лошадей у них было много. Сарси давали за связку со священной трубкой от шести до десяти лошадей. Лошадь была обычной платой шаману за выбор имени ребёнку. Шаманам, практически у всех племён, за услуги платили одну лошадь или больше (атсина, ассинибойны, апачи). Платой за жизнь пленника у арикара была лошадь. Больше обычно не давали. В начале XIX века команчи предлагали семь лошадей за трёх белых пленниц.

В 1820 году Эдвин Джеймс, из экспедиции Стивена Х. Лонга, пишет об индейцах kaskaias или «Плохие Сердца» (так пауни и оседжи называли гатаков), что в их стране не было шестов для типи и они меняли лошадь на 5 шестов. То есть три лошади на шесты для одного типи средних размеров. Это были богатые лошадьми племена, жившие в зоне с малым количеством лесов. В то же время черноногие давали за новое украшенное типи для молодожёнов всего 4 собак, что явно не стоило одной лошади. Сарси, считавшиеся бедным лошадьми племенем и жившие на границе лесов, приравнивали стоимость лошади к семи собакам.

В 1833 году Максимилиан говорил, что монополия торговли манданов и хидатса с верховьями Миссури прекратилась, и им пришлось разводить собственных лошадей. Стоимость лошади возросла почти в два раза. У этих племён обычная плата за жену составляла от двух до десяти лошадей. Среди черноногих, блад и пиеган за жену давали от одной до двадцати лошадей (или одно ружьё). Если за невесту не было уплачено лошадьми, брак считался незаконным, и обе семьи чувствовали себя оскорблёнными. Молодые люди могли жить вместе, но их не считали супругами, и разъярённые родственники могли разъединить молодых в любое время, потому что дело было не в цене за девушку, а в проявлении уважения и доказательстве серьёзности намерений. Но если у незаконных супругов рождался ребёнок, и семья жениха давала семье невесты лошадь, то брак считали законным.

У разных племён за невесту платили по-разному, нередко это зависело от статуса и жениха, и невесты. Например, у апачей за невесту давали, как правило, одну или двух лошадей. Четыре или пять лошадей с сёдлами считались большим подарком, хотя случалось, что за девушку, особенно дочь вождя, могли дать двенадцать и более лошадей, так как её статус был высоким. Точного числа не было, обычно жених предлагал то количество лошадей, какое считал достойным, но без излишнего бахвальства. За дочь Дьябло – вождя одной из групп западных апачей – семья жениха заплатила восемь лошадей и скот. Для западных апачей это было очень дорого.

У навахо и апачей родственники жениха распределяли подаренных лошадей среди родственников невесты. Могло даже случиться так, что её родители получали всего одну лошадь или даже ни одной. Одну лошадь также получал сват за свои услуги, поскольку зачастую он не был родственником жениха. У апачей, если семьи хорошо знали друг друга, и присутствие свата было простой формальностью (часто можно было обойтись ибез него или прислать родственника), посредник брал лошадь и оставлял её у дома невесты. Если семья принимала дар, то утром торжественно и при свидетелях происходила церемония заключения соглашения. При отказе лошадей возвращали к дому жениха или привязывали в стороне от дома, чтобы сват или жених мог их забрать.

Приемлемой платой среди индейцев Равнин и навахо обычно считалось пять лошадей, иногда больше, а богатый команч мог заплатить и двадцать. У кайова семья невесты могла прийти к семье жениха и забрать всё, что им понравится, даже типи, в котором те жили. Но и в этом случае подарок в виде лошадей был обязателен.

Вторую жену было получить проще, чем первую. Во-первых, часто она была сестрой первой, и установления взаимоотношений с семьёй невесты уже не требовалось, а, во-вторых, даже если они не были сёстрами, воин уже имел репутацию семьянина и охотника, и доказывать свою дееспособность ему не приходилось. Поэтому семье невесты лишь посылали подарок, как правило, меньше первого, и просили отдать девушку. Сарси не имели точного числа, сколько лошадей нужно дать за невесту. Так было у многих племён, потому как в данном случае речь шла не о покупке, а о подарке из уважения. Лошадь выступала скорее как символ престижа.

В это же время стоимость двух наборов для трубки или два хвоста белоголового орла равнялись одной лошади. У оседжей и канза, у которых водилось много лошадей, а лысый орёл признавался редкой птицей, за один набор хвостовых перьев давали двух лошадей.

У лакота, приблизительно в то же время, за одну лошадь предлагали хороший лук с колчаном и двадцатью стрелами либо кремневое ружьё, либо два женских платья, отделанных лосиными зубами, либо заготовку для щита, либо два набора хвостовых перьев орла. Боевых и охотничьих пони, как правило, не продавали, но цены на них были почти в десять раз выше! И в более позднее время цены на лошадей у двух соседних племён разнились. Например, кроу оценивали своих лошадей в 60—100, а черноногие —в 20—60 долларов, в то время как зарплата ковбоя на Диком Западе составляла около 10—12 долларов в месяц, а 30 долларов получал исключительно хороший бригадир.

Самой ценной вещью на Равнинах признавалась шкура белого бизона. У некоторых племён продающий шкуру мог запросить любую цену, иногда целая деревня вынуждена была привозить ему товары. И все же в разное время в разных племенах цены сильно разнились. За шкуру белого бизона манданы и хидатса предлагали от пяти до пятнадцати лошадей, а также чайники, ружья и другие вещи. Арикара давали пять лошадей. Убийство молодой самки белого бизона почиталось на уровне военного подвига. Старые коровы или самцы бизонов стоили меньше. Шкура пятнистого бизона ценилась также высоко.

Если муж уличал жену в измене, то, помимо немилосердного её избиения, он мог убить или забрать её лошадей. В подарок разгневанному супругу обидчик мог предложить от одной до нескольких лошадей. Однако среди команчей и черноногих, владеющих большим количеством лошадей, наказание для обидчика было более суровым. Черноногие отрезали носы изменницам, а также могли продать последних белым. Команчи же своих женщин белым не отдавали.

2. Вьючные и верховые лошади. Их насчитывалось довольно много. Вьючные лошади (под этим термином мы часто будем подразумевать и обычных верховых лошадей) использовались для перевозки грузов и людей или для охоты на мелкую дичь, которая была повседневным, рутинным делом, в отличие от охоты на бизонов, носившей сезонный характер и требовавшей специального обучения. Вьючные лошади паслись в основном табуне, а при необходимости их отлавливали и впрягали в волокуши или седлали. В последнем случае лошадь выступала в роли транспортного средства, от неё требовалось только покрыть некоторое расстояние, например, от лагеря до места охоты, и обратно. Для этого не требовалось обучать лошадь каким-либо особым приёмам. В таком качестве могли использоваться и состарившиеся «бизоньи» лошади, уже неспособные к колоссальному напряжению охоты, но бывшие ещё в силах перевозить всадников или грузы. Зачастую для бедных индейцев вьючные лошади были единственными друзьями. К тому же на таких лошадях учились ездить дети с самого раннего возраста, или им доверяли перевозить грудных детей в специальных колыбелях, имевших жёсткую деревянную конструкцию и козырёк, предохраняющие в случае падения. Известны случаи, когда старые вьючные лошади даже спасали маленьких детей во время внезапного нападения врагов, и тогда про них рассказывали истории и пели песни, как про храбрых воинов.

Долгое время существовало мнение, что лошади пришли на смену привычно использовавшимся до того времени собакам. Это не совсем соответствует действительности. Осведомители хидатса заявили Уилсону, что собака травуа была в их умах «очень древняя», в то время как лошадь несла ощущение того, что «появилось совсем недавно». Правда и то, что многие племена давали лошади название, находя безусловное, в их глазах, сходство с собакой. Так, дакота называли лошадей shunka wakan (магическая собака), а сарси – chistii (семь собак). Уильям Батлер обращает внимание на то, что ассинибойны употребляли для лошади несколько названий; возможно, это были и диалектные формы, как, например, у их родственников сиу, которые использовали несколько названий для бизона. Батлер утверждает, что слова shoathinga и thongatchshonga у ассинибойнов имеют значение «большая собака». Гро вантры (они же атсина южной Альберты – бывшими некогда частью арапахов) называли лошадей itshoumashunga (красная собака), черноногие (сиксика) – ponokamita или ponokomitaiksi (лосесобака), индейцы кри – mistatim (большая собака), апачи использовали древнее слово jlin (собака), а для собак вскоре придумали новый термин (chunee). Корень «собака» для наименования «лошади» найден среди индейцев бивер (tsattine), билокси, хидатса, кайова, неперсе, ото, омаха и др. Команчи величали лошадь «собакой богов» и почитали наравне с койотом. Койот считался древним тотемным символом и культовым героем, он был напрямую связан с волком и собакой. Введение лошадей в «собачье семейство» автоматически обеспечивало им связь с древними культовыми символами и давало место в религиозных представлениях команчей.

В 1738 году ла Верендри описал ассинибойнов из региона Ред Ривер в Манитобе: «Они заставляют собак даже таскать дрова, чтобы разводить костры. Их лагерь часто располагается в открытой прерии, на большом расстоянии от лесных массивов… Женщины и собаки несут весь багаж». При этом мы доподлинно знаем, что лошади у ассинибойнов уже имелись. Почему же, если лошади были в лагере, их не использовали вместо собак и женщин?

Во-первых, редкие лошади служили индикатором зарождающегося класса племенной аристократии. Ими обладали лишь богатые, которые берегли лошадей для войны или охоты на бизонов. Во-вторых, собаки, в отличие от лошадей, обычно являлись собственностью женщины и использовались для выполняемых ею работ. Например, женщины племени черноногих признали своих собак и травуа как личную собственность. Среди хидатса собаки принадлежали всем женщинам и помогали вести домашнее хозяйство. Женщины кри имели в отношении собак подобные права. Роберт Х. Лоуи, однако, пишет: «В долошадные дни, я слышал, что богатый человек обычно имел много собак. Один кроу, как мне говорили, имел целых сто». Есть неопровержимые доказательства, что у кроу, манданов, хидатса, ассинибойнов и других племён вместе с покойником хоронили и его собак. Получается, что собаки составляли и собственность мужчины? Кажущееся противоречие легко разрешимо: формально собаки входили в собственность мужчины, как хозяина дома, но женщины использовали их при необходимости, мало того, они единственные, кто общался с собаками, – мужчины часто считали это ниже своего достоинства. В-третьих, перевозка грузов с помощью собак считалась больше традицией, нежели признаком бедности. Даже богатые люди и племена не брезговали собачьими «услугами». Индейцы были, по существу, консерваторами – собак травуа предпочитали использовать всякий раз, когда их присутствие было реально обосновано. Ассинибойны и кри и в 1808году перевозили большую часть вещей на собаках, а лошади употреблялись только для охоты на бизонов. Исключение составлял зимний период, когда собакам было тяжело таскать груз по снегу. Джон МакДоннелл замечает, что в 1793 году ассинибойны (стони) использовали собак в Манитобе и к западу от Виннипега. Все индейцы Равнин применяли собак травуа почти ежедневно, а лошадей менее часто просто потому, что так было легче и привычнее. При перекочёвках обычно пользовались как собаками, так и лошадьми. Кроме тех случаев, когда лошади не были способны везти груз, например, 9 апреля 1795года Дункан Макджииливрей сделал запись в Форте Джордж (140 миль к северо-востоку от Эдмонтона): «Этим утром прибыл бэнд из тридцати индейцев блад и десяти черноногих, они везли все свои пожитки на собаках, потому что их лошади, истощённые голодом, были слишком слабы для этого».

Собаки и лошади совместно применялись до самого заката эпохи Дикого Запада. Например, в 1834 году Джордж Кэтлин описал использование собак травуа у команчей. А самое раннее сообщение о совместном пользовании собак и лошадей на территории Северных Равнин даётся в журнале торговца мехом компании Гудзонова залива. В нём говорится, что 20 апреля 1779 года неподалёку от современного города Принц Альберт севернее реки Саскачеван прибыл бэнд «южных» индейцев «с вьючными лошадьми более тридцати штук и большим количеством тяжело гружёных собак». Но ещё в 1754 году Энтони Хендей отметил, что индейцы племени черноногих применяли лошадей для перевозки грузов, и, похоже, это было у них уже давней и постоянной практикой. Были ли в бэнде собаки травуа – неизвестно, но, скорее всего, были, просто Хендей обратил внимание именно на лошадей, а не на привычных собак.

Вне всяких сомнений, кочевые племена Равнин широко использовали собак травуа до самого начала резервационного периода. Хотя, зачастую, слишком интенсивное применение собак говорило о бедности племени в отношении лошадей. Правда, ассинибойны и кри никогда и не были богачами. Что же до черноногих, то даже богатые лошадьми люди часто при помощи собак перевозили небольшие предметы домашнего обихода, инструменты, украшения из кожи, мешочки с пеммиканом и т. п. Собаки, если вес был не слишком велик, могли идти в быстром темпе и не отставать от более тяжело загруженной лошади. Поэтому присутствие собаки травуа в двигающемся лагере было не обязательно признаком бедности. Собака травуа была также ценна для лёгкой работы неподалёку от лагеря: носила вязанки хвороста, корзины с ягодами или кореньями. И более ста лет спустя после приобретения лошадей собака травуа не потеряла своей ценности. Для крайне бедных людей собака продолжала оставаться самым ценным помощником. Для остальных она играла роль вспомогательного транспорта, особенно полезного для лёгкой работы около лагеря.

Например, по свидетельствам торговца Питера Понда, в 1774 году сиу в верховьях Миссисипи использовали лошадей и собак для того, чтобы «нести их багаж». Совместное применение собак и лошадей для перевозки грузов было отмечено среди различных групп дакота и ассинибойнов Миссури Кэтлином в 1832 году, Максимилианом в 18331834 годах, Сэмюэлем Хэнкоком, старым пионером из Орегона, в 1845 году и Фрэнсисом Паркманом в1846м. Джон К. Фримонт делает запись о встрече в верховьях реки Арканзанс в 1844 году с сиу и шайеннами, вместе с которыми были вьючные понии «караван собак, несущих багаж». Последние могли быть как собаками травуа, так и вьючными, перевозящими груз на спинах.

Вообще травуа были более распространены в открытых областях Равнин, особенно Юга Равнин, в то время как на северных территориях индейцы предпочитали навьючивать собак, а не запрягать в травуа. К примеру, горные кроу использовали собаку на протяжении всего XIX столетия, предпочитая именно вьючную упряжь, хотя прежде пользовали травуа. Cреди аборигенов cобака была основным компаньоном их странствий, за исключением далёкого севера и некоторых частей Великих Равнин, где она временами становилась обузой.

Дж. Финн заявляет, что собака использовалась широко, но не везде, например, среди племён пуэбло не было вьючных собак. Однако есть и другие данные, к примеру, самым ранним можно считать отчёт от 1600года испанского капитана Каспара Пере де Виллагра. Он описывает собаку и лошадь травуа, которых видел в Нью-Мексико. Вес, несомый собакой, совпадает с данными других исследователей Северных и Южных Равнин и колеблется от 50 до 100 фунтов (22,5—45 кг), а в среднем достигал 70—80 фунтов (31,5—36 кг). Вес несколько варьировался от племени, породы собак и т. п. Груз же волокуш лошади мог быть 400 фунтов (180 кг) или даже 600 фунтов (270 кг)!

Кларк Уисслер высказал предположение, что лошадь травуа предшествовала верховой. Тогда лошадь просто заменяла собаку при перевозке грузов, а не выполняла функции помощника охотника (передвижение и преследование дичи), которым нужно было ещё обучать. Однако в этом вопросе исследователи полагаются исключительно на свою точку зрения. Но совершенно точно известно, что первые лошади приобретались, прежде всего, для охоты или ведения боевых действий, а также служили индикатором высокого социального положения. Разумеется, имеются и исключения: ассинибойны, к примеру, долгое время продолжали сражаться и охотиться пешком, предпочитая использовать лошадь только для передвижения и перевозки грузов. Вместе с тем существуют задокументированные свидетельства очевидцев, что у тех же ассинибойнов первые лошади использовались только для войны и охоты. Здесь, видимо, стоит расставить акценты: плохо ездившие верхом и не умевшие правильно обращаться с лошадьми, совсем недавно вышедшие из лесов, ассинибойны наверняка использовали первых лошадей для передвижений во время войны или охоты. Именно передвижений, но не более. Поэтому кажется вполне закономерным и их одновременное применение в качестве лошадей травуа.

3, 4. Охотничьи и боевые пони. Использование лошади в качестве транспортного средства никак не отражалось на её взаимоотношениях с человеком. Ничего нового или талантливого в этой области индейцы придумать не могли. Совсем иначе обстояло дело с лошадьми, которых индейцы долгое время тренировали для войны или охоты. Именно такой конь являлся наиболее ценным имуществом индейца, его другом и помощником, и именно во взаимоотношениях с ним индейцы Равнин сделали величайшие открытия, позволившие им стать одними из лучших наездников мира.

С самого начала появления лошадей индейцы Равнин видели в этих животных исключительно действенное средство для ведения боевых действий и охоты на крупную дичь, в основном на бизонов. Трудно переоценить военную значимость лошади, которая также стала стимулом для обширных и дальних походов. Индейцы многих племён Великих Равнин получили возможность устраивать набеги чаще, глубже проникать во вражескую территорию, а также благополучно избегать преследований врагов и возвращаться домой с большим количеством награбленного. С помощью лошади команчи успешно сражались с испанцами и мексиканцами на протяжении более века, превратив техасский Фронтир в очень ненадёжное место для белых поселенцев. На протяжении ста лет лошадь помогала этому, относительно небольшому и разрозненному, племени успешно оспаривать границы Мексики к северу от реки Арканзас с военными силами Соединённых Штатов – одного из крупнейших государств мира!

Передвижение с места на место играло второстепенную роль, которую индейцы отвели менее ценным вьючным лошадям. Боевых пони предпочитали беречь, поэтому по прерии индейцы передвигались верхом на обычных верховых лошадях, а бизоньих или боевых берегли для охоты, ведя в поводу. На ночь драгоценных животных привязывали к шесту у палатки хозяина. Шест располагался с восточной стороны, у входа в типи. Таким образом конь всегда находился под присмотром и под рукой. Также имело огромное значение, что Восток – направление священное. Например, у некоторых племён в сторону Востока воин клал своё оружие перед походом, выставлял свой щит, чтобы его освещали лучи восходящего солнца. Шест находился не у самого входа, а на расстоянии от пяти до пятидесяти метров. Например, навахо сначала выкапывали в земле ямку. Затем, с молитвами, туда помещали камни цветов четырёх направлений. И только после этого вкапывали шест. Считалось, что он приносит здоровье лошади и процветание её хозяину. К тому же убежавшая лошадь обязательно должна была вернуться к шесту, который её «притягивает». К вершине шеста часто привязывали ожерелье из белых раковин, а иногда и белый конский волос. Церемонии здоровья и богатства проводились именно у таких шестов. Лишь в некоторых случаях «особые» лошади постоянно находились на вольном выпасе, и тогда только голос хозяина мог оторвать их от родного полудикого табуна.

Боевые пони, особенно у бедных индейцев, или в ранний период, когда лошадей было ещё мало, часто применялись и в качестве охотничьих. Поскольку они стоили невероятно дорого, позволить себе иметь и боевого, и охотничьего пони мог далеко не каждый. С ростом численности табунов у индейцев появилась возможность выбирать одних пони для охоты, других— для ведения боевых действий. Но общее количество «особенных» пони по отношению к поголовью табунов оставалось невелико. Например, в XIX веке охотничьи или «бизоньи» лошади составляли не более 5—10 процентов от всей численности табунов, а истинно «боевых» пони было и того меньше. Однако к XIX веку индейцы уже ясно видели разницу между этими категориями лошадей.

Охотничьи или «бизоньи» лошади использовались для охоты не только на бизонов, но и другую дичь, а также для ловли мустангов. К концу XVIII века этот тип лошадей имелся практически у всех индейцев Равнин. Как правило, охотничьи лошади были обучены конкретной работе с конкретной живностью: повадкам бизонов и другой дичи (это называлось «чуять бизона»), аллюрам, способам уклонения, преследования, загона и многим другим вещам. Когда лошадей у индейцев стало предостаточно и появились люди, занимавшиеся воспитанием и тренировками охотничьих лошадей, «бизоньи пони», как правило, не участвовали в сражении. Хорошо обученное животное ценилось чрезвычайно высоко. За «бизонью» лошадь владелец мог получить от двадцати до ста обычных лошадей! Среди равнинных кри лишь одна из десяти типи имела хорошую бизонью лошадь. За владельцем такой лошади следовало множество семей, так как только он мог гарантированно обеспечить их существование. Они выполняли желания и просьбы владельца коня так, словно он был «король».

Методы воспитания, как охотничьих, так и боевых лошадей, и их значение в жизни воина и охотника были примерно одинаковыми. Поэтому в дальнейшем, говоря об индейских методах тренировок и работы с лошадьми, влиянии на индейскую картину мира и т.п., мы будем употреблять термин «боевой пони» в равной мере (кроме особо оговорённых случаев) по отношению к обоим видам лошадей. Кроме того, термин «боевой» – в смысле «подвижный, смелый, горячий» – можно отнести ко всем индейским лошадям этой категории.

У каждого племени были свои представления о том, каким должен быть боевой конь. Многие считали, что очень важна масть лошади, поскольку окрас имел отношение к мистическим представлениям и говорил о качествах пони, которым отводилась первостепенная роль: скорости, выносливости и т. п.

У индейцев Равнин есть огромное количество историй о боевых пони и конях-талисманах. Последние считались обладателями особой силы, приносящей удачу в бою. Наравне с боевыми и охотничьими лошадьми их обучали специальным трюкам, которые могли пригодиться во время сражения или преследования: ложиться, прятаться, спокойно стоять, не шевелясь при любых обстоятельствах, дожидаясь приказа хозяина, прибегать на зов или убегать, бить ногами, кусаться, уклоняться от ударов, не ржать при появлении других лошадей, делать переменки ног, подстраиваясь под стреляющего или заряжающего кремниевое ружьё, ловить всадника на полном ходу, если он потерял баланс, подскакивать к раненному, чтобы тот мог уцепиться за него и выехать из боя, и т. п. Лошадь известного предводителя апачей чирикауа Джеронимо была приучена прибегать на зов, поскольку, живя среди отвесных стен Сьерра Мадре, он часто спешивался и уходил в горы скрываться от многочисленных преследователей, а в безопасном месте подзывал своего коня. При этом он не был «заклинателем лошадей» и в этом отношении считался довольно заурядным человеком, к тому же жившим в конце XIX века в период постоянной войны с американскими и мексиканскими войсками и поселенцами, когда лошади гибли одна за другой.