Читать книгу: «Миры Эры. Книга Первая. Старая Россия», страница 7

Первая страница из протокола о сопричислении детей Владимира Яковлевича к дворянскому роду (ГАОО)

Вторая страница из протокола о сопричислении детей Владимира Яковлевича к дворянскому роду (ГАОО)

Третья страница из протокола о сопричислении детей Владимира Яковлевича к дворянскому роду (ГАОО)

Первая страница дела о поместьях Мартина и Семёна Скорятиных из писцовых книг 1628-1629 годов (РГАДА)

Вторая страница дела о поместьях Мартина и Семёна Скорятиных из писцовых книг 1628-1629 годов (РГАДА)

Одна из страниц дела о поместьях Якова Скорятина и других людей из межевых книг 1683-го года (РГАДА)

Одна из страниц дела о поместьях Якова Скорятина и других людей из межевых книг 1683-го года (РГАДА)

Герб Скарятиных с описанием из "Общего Гербовника"

Так как нигде в документе не указывается откуда приехали три брата Скорятины сотоварищи, чтобы отбить землю, которую считали отцовской по праву, и владели ли они поместьями где-то ещё, да и нет пока никакой возможности установить степень родства между "нашим" Семёном – воеводой поморского ополчения в "Смутное время" – и этими Матвеем, Михаилом и Андреем, то остаётся принимать 1596-ой год, когда писана "Десятня новиков", за точку отсчёта (хотя есть стойкое ощущение, что Семён, названный, вероятно, в честь своего прадеда, был сыном одного из них и, соответственно, родным или двоюродным братом Бориса Михайловича из "Осадного списка 1618-го года").

Получается, что история древнего дворянства ветви Скарятиных, идущей от Степана, на момент революции насчитывала больше трёх сотен лет (а точнее, 321 год), чего не скажешь о поместье в Троицком, и тут я вновь вынужден поправить Ирину. Самое первое упоминание о сельце Троицком Ливенского уезда Красного стана датируется в протоколах, найденных в ГАОО, только 1721-ым годом. И этому есть логичное объяснение. Если посмотреть на карты Московии, созданные на протяжении XVII века, то можно увидеть, что эта местность, расположенная практически на равном расстоянии около 50 километров от пограничных в те времена городов-крепостей Новосиль и Ливны, была в самом сердце территории, подвергавшейся постоянным набегам с юга, совершаемым в основ-ном крымскими татарами. Поэтому казачество, преимущественно населявшее те земли и использовавшееся для защиты южных рубежей, получало в награду наделы в непосредственной близости от пограничных городов и сторожевых постов. Всё же остальное незаселённое или малозаселённое пространство называлось "Диким полем", не имевшим в ту пору каких-то чётких и общепризнанных границ (лишь в XVIII веке стало считаться, что граница проходит по реке Сосне, что южнее Ливен). Ведь даже в Одоевском уезде, находившемся много северо-западнее Новосиля и уже никак не относившемся к пограничным территориям, Яков Иванович Скарятин, правнук Степана, получает, согласно межевым книгам 1683-го года, новый участок "в пустоши Дикого Поля".

И только в 1715-ом году по Высочайшему указу Петра I, когда надобность для оборонительных целей в казаках отпала и их силы было решено использовать для обработки невозделанных земель, началось расселение из городов и окрестностей по всему отведённому новоявленным помещикам пространству. Именно в те годы и Яков Иванович в дополнение к своим владениям в "Одоевском уезде Богоявленского стана в разных деревнях" получает за какие-то заслуги поместье в Ливенском уезде, где и основывает сельцо Троицкое. А чуть позже, в 1721-ом году, все его вотчины были "справлены за сыном его Тихоном". Таким образом, можно с полным основанием считать, что Троицкое находилось в собственности рода двести лет, а не триста, как предполагала Ирина.

На протяжении XVIII века территория владений потомков Тихона Яковлевича – вначале его сына Василия Тихоновича вместе с супругой Аграфеной Ивановной из рода Щербачёвых, а позднее и его внуков Фёдора, Ивана и Николая Васильевичей – неуклонно расширяется, покрывая огромные пространства в Ливенском уезде, а к концу века, после изменения административного деления России, и в Малоархангельском уезде только что образованной Орловской губернии. Растёт и село Троицкое, являющееся центром этих владений, увеличившись почти в два раза по "числу душ мужеска и женска пола" между переписями населения, отражёнными в ревизских сказках 1763-го года (217 человек) и 1782-1783-го годов (419 человек). Да и вообще к тому времени семейство Скарятиных прочно занимает второе место по степени богатства в Малоархангельском уезде, имея шесть населённых пунктов с 2055-ю крепостными крестьянами и дворовыми людьми и уступая лишь князьям Куракиным. После образования Малоархангельского уезда в 1778-ом году Василий Тихонович на два года вплоть до своей кончины становится его первым предводителем дворянства. Кроме того, именно с него начинается история службы нескольких поколений рода в лейб-гвардии Измайловском полку, сформированном в 1730-ом году. Сам Василий Тихонович к 1763-му году вышел в отставку прапорщиком, а его потомки перещеголяли "первого гвардейца": сыновья Фёдор и Иван дослужились до капитанов, Николай – до поручика, а внук Яков Фёдорович – аж до полковника. О последнем – "замечательном и высококультурном человеке", как его характеризует Ирина, – стоит рассказать особо.

Фёдор Васильевич, отец Якова Фёдоровича, прожил очень недолгую жизнь, оставив на руках своей жены Елизаветы Николаевны пятерых несовершеннолетних детей – двух сыновей: Якова и Василия (причём являвшихся погодками, а возможно и близнецами), – и трёх дочерей: Аграфену, Марию и Александру. Брат покойного Иван Васильевич по мере сил помогал ей справляться с хозяйством и поднимать детей на ноги. Судьбы Якова и Василия сложились совершенно по-разному, хотя оба они с младенчества были записаны в списки Измайловского полка, как это было принято для детей дворян-гвардейцев во времена правления Екатерины II, и ещё до вступления по достижении совершеннолетия в действительную воинскую службу в чине подпоручика "автоматически" прошли через все унтер-офицерские звания от подпрапорщика до прапорщика. Однако Василий становиться военным не пожелал и в 1797-ом году, не прослужив ни дня, был отправлен в отставку, после чего постоянно обитал в Троицком, где в результате многомесячной любовной связи с дворовой девицей Ксенией прижил от той дочь Софью, которой по прошествии 19-ти лет было суждено выйти замуж за такого же бастарда Андрея Петровича Римского-Корсакова, а позже стать матерью двух замечательных людей: мореплавателя, географа, гидрографа, писателя и реорганизатора системы военно-морского образования Воина Андреевича и всемирно известного композитора, дирижёра и музыкального педагога Николая Андреевича. Причём стоит отметить, что Софья Васильевна получила надлежащее представительнице дворянского сословия воспитание и образование усилиями именно Якова Фёдоровича, ставшего её опекуном после скоропостижной смерти брата в 1803-ем году – меньше, чем через год после её рождения. И именно Яков Фёдорович не только дал согласие на венчание воспитанницы со своим старинным другом, потерявшим перед этим первую жену, но и убедил того совершить обряд в Троицком, а не в тихвинском имении жениха, о чём свидетельствует запись в метрической книге Троицкого храма: "15 сентября 1821 года – села Троицкого Господин по Министерству Внутренних дел коллежский советник и кавалер Андрей Петров Римский Корсаков второбрачно сочетался с Малоархангельской округи села Троицкого Господина Скарятина воспитанницею девицею Софией Васильевою. При браке были поручители: по жениху – полковник и кавалер Яков Фёдорович Скарятин, граф Михаил Юрьев Велегурский; по невесте – из дворян Николай Петров Киреевский, гвардии ротмистр, и кавалер Михаил Юрьев, кои к обыску и подписались с причтом" (что полностью опровергает растиражированные во множестве книг и статей, посвящённых биографии прославленного композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова, измышления о якобы бегстве его будущих родителей из-под надзора отца Софьи, не желавшего этого брака, и их тайном венчании в Петербурге). Более того, молодожёны после свадьбы надолго поселились в Троицком, и их первый сын Воин родился и был крещён там же летом следующего года.

В отличие от брата Василия, Яков Скарятин решил не отказываться от воинской службы, "проходя оную по порядку чинов" и став в 1799-ом году поручиком, а в 1800-ом – штабс-капитаном. Находясь в этом звании, он участвует в ночь с 11 на 12 марта (по старому стилю) 1801-го года в убийстве императора Павла I, будучи одним из множества заговорщиков. Данному событию посвящены десятки исследований и историко-научных работ, поэтому я не собираюсь углубляться в его детали, но на примере Якова Скарятина (которому на тот момент было всего 20 лет), задушившего царя то ли своим офицерским шарфом (согласно описанному Михаилом Александровичем Фонвизиным), то ли висевшим над кроватью Павла I его собственным (по мнению Николая Александровича Саблукова), а потом продолжавшего служить в лейб-гвардии Измайловском полку вплоть до сентября 1806-го года и ушедшего в отставку в чине полковника, можно смело сказать, что участие Александра I в том или ином качестве в заговоре против своего отца не вызывает сомнений. Об этом же свидетельствует и то, что никакой реальной кары, кроме удаления некоторых главарей и исполнителей заговора в их поместья с запретом им посещать обе столицы, так и не было новым монархом наложено. Несомненен и другой факт: все трое навалившихся на императора и душивших его – Татаринов, Горданов и Скарятин – были лишь романтически настроенным, юным и безмозглым орудием убийства в руках умудрённых интриганов. Дмитрий Сергеевич Мережковский в своей пьесе "Павел Первый" очень метко наделяет заговорщиков репликами, иллюстрирующими это. Вот отрывок из сцены, описывающей их собрание у Талызина:

"Голоса. Ура, свобода! Ура, Александр!

Скарятин (штабс-капитан – Талызину). Ваше превосходительство, ещё бы шампанского дюжинку.

Талызин. Пейте, господа, на здоровье.

Татаринов. Жжёнку, жжёнку несут, зажигайте жжёнку!¹⁸

Розен (стоя у стола, читает по тетрадке). Поелику подобает нам первее всего обуздать деспотичество нашего правления …

Скарятин. Что он читает?

Татаринов. Пункты Конституции Российской.

Филатов. Виват конституция!

Скарятин. Круглые шляпы да фраки, виват!

Татаринов. Пукли, пудру долой!

Филатов. Долой цензуру! Вольтера будем читать!

Скарятин. Банчишко метать, фараончик с макашкою!¹⁹

Татаринов. На тройках, с бубенцами, с форейтором – катай, валяй, жги! Ура, свобода!

…

Талызин. Всех-то пунктов сколько?

Розен. Сто девяносто девять.

Талызин. Батюшки! Этак, пожалуй, и к утру не кончите.

Розен (продолжая читать). По тринадцатому пункту Конституции Российской собирается Парламент …

Скарятин. Это что за штука?

Татаринов. Парламент – штука немецкая …

Филатов. Немец обезьяну выдумал!

Скарятин. А знаете, господа, у княгини Голицыной три обезьянки: когда один самец да самочка амурятся, то другой смотрит на них, и представьте себе, тоже … (Говорит на ухо)

Титов. Удивительно!

…

Татаринов. А слышали, господа, намедни, в Гостином дворе, подпоручик Фомкин доказал публично, как дважды два четыре, что никакого Бога нет?

Титов. Удивительно!

Талызин. Господа, нам нужно о деле, а мы чёрт не знает о чём!

Скарятин. А я тебе говорю, есть Бог!

Татаринов. А я тебе говорю, нет Бога!"

В любом случае известно, что если в молодости Яков Скарятин ещё хвастался в приватных беседах своими заслугами в деле цареубийства, то с годами упоминал об этом всё реже и реже, а достигнув зрелости, полностью осознал совершённый им страшный грех, пытаясь всячески замолить его и исправить множеством богоугодных поступков. Но интерес к этой теме даже по прошествии тридцати с лишним лет не угасал, и Скарятина многие пытались разговорить и вызнать у него детали происходившего в ту памятную ночь, о чём мы читаем в дневниках Александра Сергеевича Пушкина. Здесь я позволю себе процитировать мною же написанный в качестве соавтора фрагмент из книги известного орловского историка и краеведа Александра Михайловича Полынкина "Кладезь орловских фамилий. Книга первая. Дворянские лица", посвящённый повести Пушкина "Пиковая дама":

"Некоторые исследователи творчества известнейшего русского поэта приходят к выводу, что в этой повести за сюжетом о картёжной игре скрыт исторический подтекст – тема борьбы за трон и связанных с ней дворцовых переворотов, а конкретнее – убийств Петра III и Павла I. Не вдаваясь глубоко в детали этих исследований, приведу только отрывок из работы В. М. Есипова 'Пушкин в зеркале мифов', изданной в 2006 году: 'Тема цареубийств всегда сильно занимала Пушкина, в частности в период опубликования повести, что прослеживается по дневниковым записям 1834 года:

28 февраля … На бале явился цареубийца Скарятин …

8 марта … Жуковский поймал недавно на бале у Фикельмон … цареубийцу Скарятина и заставил его рассказывать 11-ое марта. Они сели. В эту минуту входит государь с гр. Бенкендорфом и застаёт наставника своего сына, дружелюбно беседующего с убийцей его отца …

17 марта … Третьего дня … Сидя втроём с посланником и его женою, разговорился я об 11-ом марте. Недавно на бале у него был цареубийца Скарятин; Фикельмон не знал за ним этого греха. Он удивляется странностям нашего общества.

Далее, буквально через две записи:

7 апреля … Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семёрку и туза …

Это соседство упоминания о «Пиковой даме» с записями об убийстве Павла I представляется весьма симптоматичным' ".

Ещё одним удивительным и необъяснимым обстоятельством, связывающим Якова Скарятина с убиенным при его участии императором, является награждение первого орденом Св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийским крестом), случившееся в январе 1799-го года, то есть всего за два с небольшим года до трагедии в Михайловском замке и меньше чем через два месяца после утверждения Павлом I этого ордена в качестве практически высшей награды в Российском государстве. И причин удивляться две: во-первых, орден получает восемнадцатилетний подпоручик, вряд ли успевший к тому моменту как-то существенно проявить себя; во-вторых, как известно, первые пожалования данной наградой были знаком особой милости Павла I. Так или иначе наличие Мальтийского креста на груди некоторых мятежников (а Яков был среди них не единственным его кавалером) не уберегло удостоившего их сей регалии от смерти.

Продолжив службу в лейб-гвардии, Яков Скарятин удостаивается в сентябре 1803-го года звания капитана, а уже в декабре становится полковником. И в этом чине он попадает на русско-австро-французскую войну. Хочу опять процитировать самого себя фрагментом из книги Полынкина:

"В 1805-ом году он принял участие в заграничном походе против французских войск и героически сражался с ними в битве под Аустерлицем. Согласно описанию, приведённому в 'Истории Лейб-Гвардии Измайловского полка', изданной в 1882-ом: 'Таким образом, шесть батальонов гвардии поддерживали бой со всей французской армией и прикрывали отступление расстроенных русско-австрийских войск … 20-го ноября русская гвардия спасла союзную армию, удержав весь натиск полчищ Наполеона одними своими силами …' За 'отличие в сражении 20-го ноября' полковник Яков Скарятин в марте следующего 1806-го года был награждён орденом Св. Владимира 4-й Степени с бантом, причём он был единственным офицером Измайловского полка из участвовавших в баталии, кто был удостоен именно этого ордена, и среди всего трёх офицеров, получивших высокие награды за свою исключительную доблесть (полковники Талызин и Храповицкий были награждены орденами Св. Георгия 4-й Степени). В своём Высочайшем докладе Цесаревич Константин Павлович выделил именно этих троих, о других же офицерах Измайловского полка, между прочим, было сказано: 'в рассуждении всех прочих офицеров, я не могу из них одному перед другим приписать особенной похвалы, потому что все они равно исполняли долг свой'. И на этом военная карьера гвардейца подошла к концу, что было связано с серьёзными ранениями, полученными как раз под Аустерлицем".

Согласно обнаруженным в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) бумагам, уже в сентябре 1806-го года он подаёт на имя Александра I прошение, в котором пишет: "за имеющимися во мне болезнями от воинской службы уволить для определения к статским делам". А полковой лекарь в прилагающемся к прошению свидетельстве конкретизирует: "за имеющее удушье и лом в бывшей переломанной ноге продолжать службу не может". Получив монаршее благоволение, Яков Фёдорович отправляется в своё орловское поместье, где разворачивает бурную деятельность по его обустройству во всех смыслах этого слова. Тем более что к этому моменту свою смерть уже встретили не только его брат Василий, но и родные дядья Иван и Николай Васильевичи, а сёстры либо вышли замуж, либо удовлетворились денежными отступными, поэтому он оказывается единственным наследником необъятных территорий, занимавших суммарно около двадцати одной с половиной тысячи гектар, более двух десятков сёл и деревень, свыше трёх тысяч крепостных крестьян и дворовых людей – всё это в четырёх уездах Орловской и Курской губерний. Там в конце октября 1806-го года его догоняет ещё одна награда по Высочайшему рескрипту – золотая шпага с надписью "за храбрость".

Приказ об отставке Василия Фёдоровича Скарятина с воинской службы в чине подпоручика (РГВИА)

Приказ об отставке Василия Фёдоровича Скарятина с воинской службы в чине подпоручика (РГВИА)

Фотография ордена Св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийского креста), которым Павел I за два года до своей гибели наградил Якова Фёдоровича Скарятина (орден хранится в Орловском краеведческом музее)

Рескрипт о награждении Якова Фёдоровича Скарятина орденом Св. Владимира 4-й Степени (РГВИА)

Рапорт об увольнении Якова Фёдоровича Скарятина от воинской службы по болезни (РГВИА)

Прошение Якова Фёдоровича Скарятина об увольнении от воинской службы по болезни (РГВИА)

Свидетельство лекаря лейб-гвардии Измайловского полка о болезни Якова Фёдоровича Скарятина (РГВИА)

Рескрипт о награждении Якова Фёдоровича Скарятина золотой шпагой с надписью "за храбрость" (РГВИА)

К моменту выхода в отставку Яков Фёдорович Скарятин уже больше года женат на Наталье Григорьевне, урождённой княжне Щербатовой, представительнице знатного и древнего княжеского рода – одной из отраслей Черниговских Рюриковичей. Согласно замечательному генеалогическому труду Геннадия Александровича Власьева "Потомство Рюрика. Tом 1. Князья Черниговские", она являлась отпрыском варяжского родоначальника в двадцать седьмом колене. Однако кровь не только этого полумифического предводителя, призванного откуда-то славянами, кривичами, чудью и весью на княжение, но и многих других славных мужей, оставивших яркий след в истории, попала в вены Натальи Григорьевны и позже была передана через её сыновей следующим поколениям, включая и нас с Ириной. Её мать, Анастасия Николаевна, была из рода Долгоруковых, "смежного" роду Щербатовых (обе эти ветви пошли от родных братьев: Ивана по прозвищу "Долгорукой" и Василия по прозвищу "Щербатый", – сыновей Андрея Константиновича, князя Оболенского, и не единожды вновь породнялись между собой за прошедшие с тех пор века). А род Долгоруковых был исторически очень тесно связан с родом Голицыных, берущим своё начало от отпрыска великого князя литовского Гедимина, Михаила Ивановича по прозвищу "Голица". И связан не только через междинастические браки (как в случае Натальи Сергеевны, урождённой княжны Голицыной, являвшейся бабушкой Натальи Григорьевны по материнской линии), но и через совместные государственные дела и придворные интриги. Стоит вспомнить хотя бы состав Верховного Тайного Совета, фактически наделённого властью управлять Россией в момент династического кризиса 1720-1730-х годов: четверо Долгоруковых, двое Голицыных и лишь ещё двое старых членов, начинавших вместе со светлейшим князем Меншиковым и оставшихся в Совете после его опалы и ссылки – Остерман и Головкин. Эти двое последних избежали репрессий и после известной аферы Долгоруковых и Голицыных с "Кондициями для Анны Иоанновны", в результате которой все шестеро понесли заслуженную кару: либо были казнены, либо умерли в заточении, либо долго пробыли в ссылке вместе со своими детьми и родными. В число последних входил и "верховник" Алексей Григорьевич Долгоруков – прадед Натальи Григорьевны, умерший в ссылке в Берёзове Тобольской провинции (по иронии судьбы, там же, где и сосланный ранее его усилиями Александр Данилович Меншиков), и его сын Николай Алексеевич – соответственно, её дед, которого в ссылке пытали и даже усекли кончик языка, что, однако, не помешало ему, вернувшись по указу императрицы Елизаветы Петровны, получить назад часть отцовских конфискованных земель и имений, жениться на упомянутой Наталье Сергеевне Голицыной и дослужиться до чина бригадира.

Что же касается бабушки Натальи Григорьевны по отцу, то та была из княжеского рода Урусовых, ведущего свою родословную вместе с родом Юсуповых от основателя Ногайской Орды Едигея, приходившегося зятем хану Золотой Орды чингизиду Тохтамышу. В жёны ему досталась дочь Тохтамыша Джанике, чей мавзолей в Крыму, в средневековом городе-крепости Чуфут-Кале под Бахчисараем, ныне является одной из известнейших туристических достопримечательностей на полуострове. Несмотря на семейные узы, Едигей и Тохтамыш постоянно воевали друг с другом, а также с другими великими полководцами того времени: Дмитрием Донским, великим князем литовским Витовтом (внуком Гедимина) и Тамерланом, – иногда вступая то с тем, то с этим во временные коалиции. В конечном счёте в одной из битв с Едигеем Тохтамыш погиб, а позже и сам Едигей был убит одним из сыновей Тохтамыша. Тем поразительнее осознавать, что из пяти упомянутых воителей-современников только Хромой Тимур (Тамерлан) не приходился Наталье Григорьевне прямым предком.

Уйдя вглубь веков по всем родословным линиям, ведущим к Наталье Григорьевне, я был поражён и богатым набором известных фамилий её прародителей вдобавок к указанным выше: Хворостинины, Хилковы, Волконские, Лопухины, Бельские, Шуйские, Змеёвы, Сукины, Мстиславские, Пильемовы-Сабуровы, … – и среди них количеством участников наиболее знаменательных событий российской истории: сподвижников Петра I в его делах, начиная с потешных полков; военачальников, противостоявших польско-литовским оккупантам и отрядам обоих Лжедмитриев, Лжепетра (Илейки Муромца) и Болотникова в "Смутное время"; воевод, бравших Казань и ходивших на Ливонскую войну при Иване Грозном; воинов дружины, бившейся с Мамаевым полчищем на Куликовом поле … Не лишним будет упомянуть и о том, что, двигаясь всё дальше и дальше по каждой из родовых ветвей, составляющих раскидистое Рюриково древо, я смог выяснить, что прямыми предками Натальи Григорьевны были все самые известные древние русские князья, чьи прозвища говорят сами за себя: Красное Солнышко, Мудрый, Мономах, Великий, Святой, Долгорукий, Большое Гнездо, Невский, Калита, Красный, упомянутый ранее Донской, Храбрый, Удатный, Галицкий, – а также множество других, прозвищ не получивших. А за счёт женитьбы некоторых из них на представительницах европейских династий, список прародителей дополняется и конунгами шведскими (Эрик VI, Олаф I, Эмунд, Инге I), и князьями польскими (Мешко I и II, Болеславы I и III, Казимиры I и II, Владислав I) да чешскими (Борживой I, Вратиславы I и II, Болиславы I и II, Ольдржих, Бржетислав I, Конрады I и II, Лютольд), и надьфейеделемами венгерскими (Арпад, Жольт, Такшонь, Михай, Вазул, Андраш I), и великим жупаном сербским Урошом I, и маркграфами австрийскими (Леопольды I и II, Адальберт, Эрнст), и герцогами Швабии (Фридрих I, Конрад III) да Саксонии (Людольф, Генрих I и ставшие первыми императорами Священной Римской Империи Оттоны I и II), не говоря уж об императорах Византии (Василий I, Лев VI, Константин VII, Романы I и II) и последнем англосаксонском короле Англии, погибшем в битве с нормандцами при Гастингсе, Гарольде II. Остаётся только удивляться, насколько богаты и безграничны возможности генеалогических поисков в современном мире – было бы желание.

Вот такой "коктейль генов" с добавленным в него скарятинским компонентом получили шестеро сыновей Якова Фёдоровича и Натальи Григорьевны. И надо признать, что это обстоятельство вылилось в неординарность каждого из них. Все они обладали поистине большими талантами и многого добились в жизни.

В старшем сыне Фёдоре с ранних лет проявился дар художника, который он постоянно развивал, несмотря на службу сначала в драгунском полку, откуда он попал под четырёхмесячный арест по делу декабристов, закончившийся освобождением под личный и строгий надзор своего дяди, знаменитого героя наполеоновских войн Алексея Григорьевича Щербатова, а позже – в лейб-гвардии Уланском полку, поучаствовав в русско-турецкой войне 1828–1829-го годов и в Польской кампании 1831-го года. Затем при содействии дяди он перешёл в адъютанты к его другу, московскому военному генерал-губернатору Дмитрию Владимировичу Голицыну, и, находясь в Москве и получив поддержку своего патрона, вскоре стал одним из основателей Училища живописи, ваяния и зодчества.

Следующий по старшинству, Григорий, сделал блестящую военную карьеру, дослужившись до генерал-майора. В молодости, по ходу службы в Кавалергардском полку, он входил в группу четырёх офицеров, которых особо выделяла императрица Александра Фёдоровна, исполнявшая обязанности шефа полка. Был знаком с Пушкиным и Дантесом, первым сообщил о дуэли Александру Тургеневу. В тридцать лет стал флигель-адъютантом императора Николая I. Позже участвовал в боевых действиях русского пехотного корпуса, помогавшего австрийским войскам в подавлении венгерского восстания.

Третий сын Владимир (дед Ирины), напротив, очень ярко проявил себя на статской службе, начав свою карьеру госслужащего в Московском архиве Коллегии иностранных дел, затем ненадолго в канцелярии московского генерал-губернатора, а после окончания Московского университета в канцелярии Его Императорского Величества. Входил в комиссию Михаила Михайловича Сперанского, участвовал в сенатской ревизии Сибири. В возрасте 33-х лет ушёл в отставку, но через 12 лет вернулся, успев перед этим трижды избраться на трёхлетние сроки орловским губернским предводителем дворянства. Поработав недолгое время в почтовом департаменте и Министерстве внутренних дел, был назначен новгородским губернатором и в этой должности организовал пышные празднества по случаю 1000-летнего юбилея легендарного призвания варягов на Русь. После побывал и гражданским губернатором Санкт-Петербурга, и гофмаршалом двора великого князя Александра Александровича. Пиком карьеры стало назначение егермейстером Императорского двора.

Следующим сыном в семье был Александр, которому уделялось особое внимание со стороны родителей по причине его слабого здоровья. Получив отличное образование дипломата, он бо́льшую часть жизни провёл в Италии, сначала на посту русского консула в Неаполе, а позже и в качестве секретаря русского посольства при папском дворе в Риме. Он был разносторонней и высокодуховной личностью со стойкими моральными принципами. Увлёкшись музыкой эпохи европейского Возрождения, стал разыскивать старинные ноты и собрал редчайшую коллекцию, составившую 90 рукописных томов. После его смерти та была доставлена в Россию и передана в дар Московской консерватории его дочерью.

Пятый сын Дмитрий (мой трижды прадед) стал продолжателем дела отца, посвятив свою жизнь развитию хозяйственной деятельности в поместье и в особенности конезаводчеству. Постоянно проживая на Орловщине, он трижды на трёхлетние сроки избирался малоархангельским предводителем дворянства, снискав на этом поприще любовь и уважение дворян уезда, которые, дабы выразить ему своё почтение, собрали деньги на изготовление памятного серебряного кубка, украшенного родовым гербом и тремя покрытыми платиной горельефами, изображавшими Ополчение, Освобождение крестьян и Земство, ибо, как писалось в газете, "во время этих трёх замечательных событий для России, Д. Я. Скарятин служил предводителем дворянства и принимал в них живейшее участие. В горельефе, изображающем Земство, на первом плане рельефно выдаётся фигура самого предводителя дворянства Д. Я. Скарятина, замечательная по сходству и отчётливости исполнения. Несколько сзади виден стол с зерцалом. Вокруг стола восседают представители всех сословий". Кроме того, имел он и другие обязанности: почётного мирового судьи и председателя съезда мировых судей уезда, председателя уездной земской управы, – удостоившись трёх орденов и прочих знаков отличия.

Самым младшим сыном являлся Николай. Получив домашнее образование, он по достижении совершеннолетия поступил унтер-офицером в лейб-гвардии конный эскадрон, где за три с половиной года дослужился до поручика, но был вынужден уволиться "вследствие ушиба ноги, от которого он долго страдал и лечился в чужих краях". Спустя 10 лет он вернулся, поступив в Одесский уланский полк, чтобы принять участие в Крымской войне и обороне Севастополя, где показал себя одним из лучших офицеров, не посрамив честь отца – героя Аустерлица. После окончания Крымской войны, пробыв недолго адъютантом главнокомандующего 2-ой армией генерал-адъютанта Лидерса, он окончательно покинул воинскую службу. Проведя несколько лет в своём имении в Курской губернии и тоже побывав предводителем местного дворянства, он был причислен к Министерству внутренних дел, а уже на следующий год назначен исполняющим обязанности казанского губернатора. Будучи вскоре утверждённым в этой должности он находился в ней более 12-ти лет, сделав очень много в деле благоустройства и самой Казани, и губернии в целом. При нём на улицах Казани сохранялся образцовый порядок, какого не бывало ни до, ни после; оперативно и чётко работали службы правопорядка и пожарная бригада; был всего за 10 месяцев перестроен после пожара городской театр; первой после столиц появилась конка; всесторонне поддерживались Казанский университет и все виды творчества в студенческой среде. По его приказу в Чистополе на месте захламлённой территории был разбит прекрасный парк, существующий до сих пор и носящий название "Скарятинского сада".

Но не только шести сыновьям и внебрачной дочери умершего Василия Фёдоровича Софье дарили свою любовь и заботу Яков Фёдорович и Наталья Григорьевна. В их усадьбе жили и воспитывались ещё и шестеро детей трагически погибшей сестры Натальи Григорьевны Анны. К тому же Яков Фёдорович никогда не отказывался выступать в роли восприемника (крёстного отца), покрестив немалое количество детей у соседей-помещиков, у священников Троицкого храма и даже у своих дворовых людей и со временем подключая к этой активности жену, сыновей и воспитанницу Софью. Нёс он на себе и бремя разной общественной деятельности: несколько раз избирался предводителем дворянства, был почётным смотрителем уездного училища (пожертвовав для него двухэтажное каменное здание в Малоархангельске и постоянно поддерживая денежными взносами), церковным старостой, посредником полюбовного размежевания земель (в том числе помогая улаживать споры с соседями и матери известного русского писателя Варваре Петровне Тургеневой). Самый большой финансовый вклад в строительство орловского Петропавловского кафедрального собора был тоже сделан им. При этом Яков Фёдорович с молодых лет и до запрета масонства в 1822-ом году был "вольным каменщиком", состоя вместе со своими ближайшими друзьями, включая уже упоминавшихся выше Андрея Петровича Римского-Корсакова и Михаила Юрьевича Виельгорского, в различных масонских ложах и даже проводя их заседания в специально построенном для этой цели в Троицкой усадьбе домике, сообщавшемся, согласно рассказу Ирины, подземным ходом с Большим Домом.