Читать книгу: «Своенравная рабыня», страница 8

– Крындец! Продукт зря перевела. Привидится же, – терла я расплывающееся по платью пятно. – А, хрен с ним! – и пошла переодеваться.

Всё что было потом помню смутно. То ли кровать на пути попалась, и я не устояла против ее чар, то ли было еще пару бокалов, и только после я чудом оказалась на кровати, а не, к примеру, под ней. Где-то на задворках памяти проскальзывали образы, совершенно выбивающиеся из общей картины: кто-то стучал в дверь или в стену, голоса в моей голове или за ее пределами, но кого-то я точно слышала, еще и пыталась их заткнуть, бросив чем-то. А что мне привиделось потом… Стыдно до кончиков волос. Ню-тюрморт. Восемнадцать плюс. Я, оказывается, еще та проказница. И фантазии у меня дай бог каждому вместо виагры.

А утречком болела голова и подташнивало. Зато в теле чувствовалась приятная расслабленность, как после массажа или… хорошего секса. Помню, как приоткрыла один глаз, узрела пол в нескольких сантиметрах от себя, опустила руку и пробежалась пальцами по холодной поверхности, затем увидела темно-синюю ткань на том же самом полу, которая вроде только что лежала неподалеку, а тут БАЦ (!) и уползла куда-то. Причем самостоятельно, без моей помощи. О том, что послышался шорох и звук открываемой двери, сообразила не сразу, поэтому и повернулась не сразу. Зато выходящего из комнаты мужика и одевающего на ходу на себя рубашку, я ни только увидела, но и мозг едва не взорвался…

– А х ты ж …!

Чуть ранее.

– Всё же пришел.

– А я хоть раз нарушал свое слово?

В полумраке длинного коридора стояли двое, мужчина и женщина, хозяйка дома и ее припозднившийся гость. Мужчина на мгновение скривился и оперся ладонью о стену, будто почувствовал боль, но его собеседница не заметила промелькнувших на лице изменений, она в этот момент отвлеклась на звонкий звук, нарушивший тишину и донесшийся из комнаты, около которой они стояли – там явно что-то разбилось.

– Нет. Ты всегда приходишь и всегда держишь слово, – ответила она, отвечая на автомате, но, не сильно вникая в свои же слова, ее интересовало, что могло разбиться на этот раз. – Но слухи разные ходили. Я не думала, что так скоро увижу тебя, – хозяйка перевела взгляд на гостя и пробежалась по нему взглядом, подмечая мельчайшие детали, от уставшего вида до пропыленной одежды и обуви. – Где твой кисар? – подметила она и отсутствие оружия, а без него ни один киреор из дома не выйдет.

– Отправил предкам в мир бестелесных теней.

– Не пора ли тебе прекратить беспокоить их? – усмехнулась женщина, понимая, что ее слова бессмысленны.

Мужчина улыбнулся и посмотрел на дверь. Где-то из глубин здания доносились голоса, смех, музыка.

– У тебя сегодня шумно, – то ли похвалил, то ли не понравилось.

– Са-ах переполнен в последнее время гостями. И ты сам знаешь в ком причина, – женщина тоже посмотрела на дверь.

– Она спит?

– Вроде. Но девочка решила тебя не ждать и выпила целый кувшин тайха́ской настойки.

– Кувшин?! – мужчина явно был удивлен. – Она хоть живая?

– Обижаешь! Крепкая. Завтра Миори ей голову полечит, а я травок лечебных заварю, благо Аверия у меня гостит, – сложившаяся ситуация забавляла хозяйку.

– Аверия Тадания у тебя?

– Где ж ей еще быть? В саду отдыхает. Она не любит шум. Миори с ней. Пусть поговорят, – мужчина снова смотрел на дверь и не слушал уже женщину, но его заинтересовали следующие ее слова: – Забыла сказать. Кое-кто ею очень интересуется. Настойчив. Нет, не он, – предугадала она вопрос. – Я помню наш договор. Не беспокойся. Смутьянку хочет заполучить Валеми́р, сын семьи Ригур. Не знаю, зачем она ему, но слухи о нем ходят разные.

– Валемир, значит. Приходил?

– Да. В гневе ушел.

Мужчина призадумался, но в свои мысли посвящать не собирался.

– Приказать принести еды сюда или отдельно комнату предоставить?

– Я привык у себя, – он улыбнулся. – Ничего не знает?

– От меня точно нет. Но ты ж должен понимать, даже у стен есть уши. А ушки моих цветочков – продолжение их язычков. Может, кто и сболтнул лишнего.

– Постарайся, чтобы меньше болтали.

– Как скажешь. Еду принесу сама.

– Не надо. На утро подготовь с собой. Я рано уйду. А сейчас, если не обижаешься, хочу отоспаться.

Женщина тепло улыбнулась, коснувшись мужской щеки, и, не прощаясь, ушла. Он проводил взглядом изящный силуэт, растворившийся в темноте, словно часть ее, и, развернувшись к двери, распахнул ее резким рывком.

– Ах ты ж, кабелина!

Крик и нападение были столь внезапными и совершенно неожиданными, что мужчина не успел даже увернуться и получил подушкой по лицу. Злобное рычание, перемешанное с бранью, разнеслось по комнате и коридору. Мужчина хлопнул дверью за собой, подхватил валяющуюся у ног подушку, сжал в кулаке и шагнул к женщине, посмевшей на него напасть. Смутьянка стояла на коленях на кровати с еще одной подушкой в руках. Белокурые локоны выбивались из прически, глаза горели гневом, тонкие бретельки ночного платья кое-как держались на предплечьях.

– Да кто ты такой, чтобы … что… ик! – женщина озадачено прикрыла рот ладошкой. – – Ик, – донеслось приглушенно. – Подожди, – выставила она руку ладонью перед собой. Заозиралась в поисках воды и, отыскав кувшин на столике, пошатываясь, сползла с кровати и побрела к нему.

– Помочь? – с неприкрытым ехидством обратились мужчина к ней.

– Обойдусь! – бросила она и жадно присосалась к кувшину, но это оказалась не вода. – «Упс!» – был последний внятный проблеск мысли.

_______________________

«Отправил предкам в мир бестелесных теней» – фраза означающая убийство.

Глава 16

– Ну я ей устрою. Я ему устрою. Я им всем устрою! – вскрикнула и схватилась за голову, за свою больную голову.

Стук в дверь отозвался в висках мелкими молоточками. Но я смогла дотащиться до двери, распахнуть ее и рявкнуть… то есть хотела рявкнуть, но увидела Миори. Вовремя вспомнила, что девочка у нас – анальгетик на ножках. Подцепила ее за локоток и притянула к кровати. Завалилась и болезненно простонала:

– Головушка болит, помоги, – меня естественно не поняли, пришлось напрягать мозги и вспоминать устную местную речь.

Вскоре я словно заново родилась. Готова была девчонке руки ее волшебные целовать, но Миори задала неуместный вопрос:

– Зачем ты так много пила?

– Вашего ненаглядного наследничка встретить. Вот встретила, – пробубнила и осмотрела постель, от которой так и разило ароматом секса.

Миори не глупая, всё верно истолковала, вот только реакция какая-то странная: подскочила будто угольком пятую точку прижгло, глаза шо у бешеной рыбешки, онемела, окосела, да и оглохла видать временно. Моих слов она не слышала, пока я ее пыталась докричаться. В итоге выдала пищащим голоском: «Арияр…» – и ретиво так сбежала, я даже моргнуть не успела.

– Во дела.

Но за ней сразу же хозяйка нарисовалась и, прежде чем я начала орать на нее, она заявила, что ничего слушать не собирается, я сама его к себе подпустила, сама напилась, сама и виновата. Вроде-то да, но всё же обидно. И какой черт меня дернул налакаться, ведь знала, что придет.

Нуа-Киала обошла комнату, оценила по достоинству весь кавардак, в особенности мой плачевный вид и точно такой же плачевный вид постели. Ухмыльнулась (зараза такая!) и, скрестив руки на груди, подкинула дровишек в печку моих мучений:

– Хорошо ночь провела, – и ведь это был не вопрос. – А я уж голову ломала, как тебя в чувства привести. Даже подумывала подкинуть слезы грез.

– Это что еще за дрянь? – насупилась я.

– Да так, – отмахнулась она словами, а в глазах лисье лукавство.

– Не надо мне ваших местных дурманов.

– Точно. Ты и сама справилась. Жаль я не застала его, когда уходил. Доволен или нет, – и аж призадумалась, а меня словно взорвало от ее слов.

– Доволен или нет?! Да пусть спасибо скажет! Не была бы пьяной, лежал бы у меня смирненько, как бревнышко и дышать бы боялся.

– Кто?

Мне или показалось, или я ее очень удивила.

– Он! – и ткнула пальцем в сторону двери, словно он всё еще там, а перед глазами так и заплясали образы.

Но почему-то образы исказились. Я будто бы видела одного мужчину, а затем совершенно другого. Два лица – два брата. Меня передернуло. По коже пробежал озноб, и я, нервно поведя плечами, подтянула одеяло ближе к груди. Нет, не прикрываясь, я уже успела всё бесстыдство прикрыть. Я загораживалась от собственных мыслей, от себя.

– Ладно. Можешь отдыхать. И думай, что хочешь, – слова хозяйки прозвучали словно бы с подтекстом, но прочитать между строк я не сумела. – Вечером жду тебя в небесной зале.

– Зачем?

Она уже уходила, когда я спросила. Обернулась. На лице ни лукавства, ни ухмылки, ни даже улыбки. Я еще не видела, чтобы эта женщина смотрела столь холодно. Или скорее серьезно.

– Не забывайся, рабыня. Я и так позволила тебе слишком многое. И даю последний выбор: или по собственной воле займешься делом, или слезы грез станут твоей едой.

Я сглотнула, ком кое-как провалился вниз. Страх – вот что испытала в тот момент. Не верить не было смысла. Мне предоставили выбор: потерять волю над собственным телом и разумом или вступить в игру. И я выбрала наименьшее из зол: самый дорогостоящий, самый желанный ночной цветок дома Наслаждений. Запретный плод сладок – это неизбежно. Мужчины так слабы на лакомство, что готовы съесть даже ядовитое.

К нуа-Киала потянулась вереница мазохистов. А как иначе их назвать? Каждый знал, что его ждет, но всё равно приносил и свое тельце, и свои денежки. А я больше не допускала таких ошибок, как лишний бокал. Я вообще предпочитала вначале уложить очередного местного аристократа или просто богатенького мужчинку в люлю, и потом уж расслаблялась сама. Хозяйка довольна, клиенты довольны и я тоже очень неплохо себя чувствую. Единственное, что угнетало, ничего не менялось. По вечерам пир да пляски, потом пару минут на сюсюканье с каким-нибудь прощелыгой, пока до комнаты дойдем. Не отправлять же бедолагу в нокаут в одном из коридоров. Хотя и такие казусы были –слишком уж настырные попадались. Но, по сути, дни тянулись медленно и совершенно безвкусные. От дяди Лео ни вестей, ни уж тем более обещанного побега. Я иногда доставала его кольцо и записку – убеждала себя, что не приснилось.

А еще злилась на кое-кого. Получил, что хотел, и поминай, как звали. Сынуля Архов не оказался исключением из правил. Обидно. Обидней в двойне, что воспоминания о ночи с ним, пусть и смутные, не желали исчезать. Я словно чувствовала его незримое присутствие, я всё еще помнила его запах и крепкое тело. И да! Пусть мне будет стыдно, но я лукавила, когда говорила сама себе, что воспоминания мне отвратны.

Так прошло около двух недель. Я довольно быстро освоилась, смирилась и просто ждала, не решаясь сбежать самостоятельно. Понимала, что сбежать из дома Наслаждений это и не полпути, а лишь выйти за порог. Еще предстояло бы выбраться за непреступные стены таху, укрыться от погони и без чьей-либо помощи, без денег и необходимых вещей добраться до пустоши. Следующий шаг – укрыться где-то на два месяца, пока не откроется канкхар и только тогда я смогла бы попасть домой. Или нет? Конечно же, нет. Ведь по ту сторону канкхара ждет обрыв, скалы и бушующее море и мне не преодолеть последний шаг к свободе без чужых крыльев.

Поэтому я жду. А в это время те, кто должны были мне помочь, куда-то исчезли.

– Адания-шая, вас ждут в саду, – заглянула в мою комнату одна из работниц.

– Кто? – спросила я равнодушно, не отрываясь от позднего ужина, пока мой очередной гость (замечу, довольно симпатичный парень) дрых на постели, развалившись звездой.

Работница скосилась на спящего красавца, но тут же смущенно отвела взгляд. Я невольно тоже глянула на парнишку и хихикнула – сие чудо природы спал не сладким сном, а видимо, порно картинки смотрел.

– Так кто там? – поспешила я отвернуться и засунула в рот ягоду.

– Я не уверена… не уверена, что знаю. Мне сказали передать, что вас ждет важный гость.

– Кто передал?

– Раб.

– Ясно, – я резким движением отодвинула от себя тарелку по столику и встала с кресла, в котором преспокойненько ужинала, не ожидая, что этой ночью ко мне нелегкая принесет еще одного тугодума. А слово «раб» меня еще и взбесило, поэтому ничего хорошего, так называемый гость, от меня бы не дождался. – Идем! – бросила я раздраженно и вышла из комнаты.

– Меня ждут на кухне, вы же найдете дорогу сами? – девушка или испугалась моего настроя, или ее на самом деле ждали неотложные дела, но она столь быстро сбежала, что я и возразить не успела.

В коридоре стоял полумрак, кое-где тени сгустились настолько, что казалось, будто они поглотили стены. До меня доносилась тихая музыка, но голосов не было слышно. Сегодня дом Наслаждений впервые за всё это время не стоял на ушах, большинство ночных цветочков нуа-Киала ушли в город, любоваться фейерверком, а сама хозяйка отдыхала в личных покоях. Мне же подкинули шустрого младшего сынулю чьего-то там семейства и благополучно забыли и обо мне, и о нем. Поэтому я ужинала поздно, поэтому и сидела в той же комнате, где и усыпила парня, подарив ему пару минут наиярчайших эмоций, навеянных мной, как подарок. Пожалела. Он выглядел таким счастливым и воодушевленным на подвиги, что мое бессердечное сердце на мгновение сжалилось. Я даже поцеловала его – в лобик. Теперь же предстояло встретиться еще с одним претендентом на мое сногсшибательное тело, жаль, что все с ног сшибаются так молниеносно, что даже скучно заморачиваться. Но с одной стороны, не хотелось злить хозяйку, а я уже убедилась, что и ее разозлить можно, и тогда в гневе нуа-Киала превращается в настоящую бабу Ягу; с другой стороны, спать я еще не хотела.

Добравшись лабиринтами полутемных коридоров до небольшой овальной залы, где в укромных нишах, лишь частично прикрытых занавесками, уединились те из гостей, кто всё же добрался сегодня до дома Наслаждений, я прислушалась к потрясающим звукам, сливающимся в единую музыку плотского голода. По телу пробежали мурашки. Не озноб. Скорее смесь любопытства и зарождающегося где-то на задворках сознания желания. Стянув полы своего халатика на груди, я осмотрелась, стараясь не отвлекаться на стоны и шорох, и вспоминая, какой из трех арочных проходов ведет к закрытому саду. Но в какой-то момент мне показалось, будто за мной наблюдают, смотрят в затылок из темноты. Почудились тихие шаги, дыхание, молчаливое присутствие. Я прикрыла глаза, успокаивая сердцебиение расшалившегося без причины сердца, а непослушная голова подкинула образ мужских рук, протягивающихся ко мне – вот-вот и меня обнимут со спины. Вздрогнула, широко распахнула глаза и, чертыхнувшись, уверенно пересекла залу, выбрав ближайший из проходов. Однако не сразу вошла под арку, прикрытую по бокам плотной тканью – в коридоре было намного темнее, чем везде. Горело всего два светильника где-то на середине, а дальше темнота сгущалась, но застекленная дверь, вроде единственная во всем здании, подсказала, что я выбрала верный путь – сад под прозрачным куполом. Мне довелось побывать в саду лишь раз и то пару минут – любимое место нуа-Киала, место лишь для избранных гостей.

– Ладушки, – подбодрила я себя вслух. – Пора заканчивать сегодняшний рабочий ночер и идти спать.

Мягкий ковер скрыл звуки моих шагов. А когда шла по нему, вспомнила о причуде хозяйки о холодных полах под ее голыми ступнями. «Интересно, почему здесь ковер?» – подумала я и толкнула дверь в сад. Стекло немного зазвенело, когда дверь дернулась, но тут же затихло. А вместо звонкого звука появился тихий перелив воды искусственных фонтанов, шелест листьев, загулявших под напором сквозняка, негромкие похлопывания по куполу – снаружи начинал моросить дождь. Я остановилась на входе, выискивая того, кто прислал за мной. Но кроме естественных звуков самого сада ничто не говорило о постороннем присутствие живого двуногого существа.

– Эй! – стараясь не сильно кричать, позвала я. В ответ никто не ответил. – «Никого?» – подумала и вошла внутрь.

– Нуа-Киала, вы здесь? – прикрыла я дверь и вновь осмотрелась. – Странно, – я начинала нервничать. – Здесь кто-нибудь есть?

Медленно двигаясь по дорожке из плит, я видела только вазоны с кустами, тонкие деревца и каменные фигуры любовников, замерших в самых необычайных, но красивых позах и выглядящих так, словно вот-вот оживут. В глубоких нишах догорали светильники, а вокруг них пританцовывали тени. Около фонтана, созданного по подобию переплетения ручейков, тоже никого не оказалось, а я уж решила, что возможно гость не расслышал моего прихода из-за воды или задремал.

«Ну что ж, раз никого, пойду и я», – успела подумать и развернулась идти назад.

– Адания-шая, а я успел заскучать, – и к моему горлу прижали лезвие.

– Боги всех миров, сжальтесь, – прошептала я, замерев на месте и боясь лишний раз вдохнуть.

– Ты как всегда говоришь на своем непонятном языке, – за моей спиной раздался смешок. – Умоляешь?

– Да, – ответила я.

В мелодраме я бы гордо вздернула подбородок, сжала кулаки и плевалась бы проклятиями, показывая, что никто меня не сломает и с мерзкими нападающими я не торгуюсь. Я была бы гордой и прекрасной, как богиня. Но это в мелодраме. На самом деле я погружалась в самую пучину страха, когда еще немного и паника возобладает над рассудком, и я ни только буду умолять, я сделаю всё, что мне прикажут.

– Не дергайся!

Я вздрогнула и почувствовала, как лезвие полоснуло кожу, обжигающе и так больно, что из глаз потекли слезы, а мое плечо крепко сжали.

– Я не шевелюсь.

– Вот и не думай. И руки держи внизу.

– Хорошо.

Вначале ничего не происходило. Или напавший не знал, что делать дальше, или возможно чего-то или кого-то ждал, но не об этом я тогда думала. Мои мысли спутались, мозг обрабатывал тьму ненужной информации. То, что должно было быть важным, перемешалось с мусором, поэтому я молчала. Казалось, мимо пролетает вечность или время исчезло, само понятие времени исказилось. И прежде чем снова услышала голос, я уже едва держалась на ногах, в любой момент могла потерять сознание и, скорее всего, моя жизнь бы оборвалась очень быстро лишь потому, что нападавший бы полоснул меня по горлу, решив, что я вознамерилась сопротивляться. Но он заговорил и вернул мне шаткое состояние внутреннего равновесия, будем говорить так – дал моральную пощечину.

Моего уха коснулось чужое дыхание, и я отчетливо расслышала в голосе превосходство и самодовольство. Конечно. Ведь адания-шая покорна, как настоящая рабыня.

– Я долго ждал. И знаешь, я никогда не отличался терпеливостью, – пальцы с моего плеча исчезли, но уже через секунду меня схватили за волосы, сжали в кулак и потянули голову назад. Я не хотела его видеть, надеялась, что если не увижу, то смогу убедить отпустить меня. Но мне пришлось посмотреть ему в лицо. И я узнала, – Страшно, адания-шая? Теперь ты боишься меня или всё так же глупа и самоуверенна?

– Ты?

– Узнала. Ты обещала запомнить и сдержала свое слово. Но я немного разочарован, – прошептал он, дернув меня за волосы и снова обжигая дыханием мое ухо и щеку. – Ты не узнала меня на торгах, не узнала и позже. Неужели шуара так сильно меняет образ в голове? Ты не запомнила моего голоса, запаха, глаз? А я помню всё. Каждую секунду рядом с тобой.

– Зачем ты пришел?

– Забрать то, что принадлежит мне – твою жизнь.

Меня отпустили столь же внезапно, как и напали, толкнули в спину. Я упала на колени и ладони, попав рукой на острый камень около фонтана. От боли вскрикнула, перед глазами замелькали звездочки, такие крохотные и суетливые, как живые блестки. Но и оставить меня в покое не собирались. Он не лгал. Он пришел забрать то, что считал своим, считал, что он хозяин, а я его рабыня, возомнившая, что могу дать отпор. И за свою наглость я должна заплатить. А ошейник, подобранный, как украшение, напомнил о моем истинном статусе – мою шею сдавило кольцом, я выгнулась дугой, хватая воздух ртом и цепляясь пальцами за тонкий металл на своей шее. И мне было на самом деле не страшно, я боролась инстинктивно, тело боролось, разум боролся, но душа, если она есть, а тогда мне казалось, что она всё же есть и она отдельна от тела, прекратила борьбу.

Вскрик, приглушенный и перешедший в хрип, не привел меня в чувства, не принес облегчения. И то, что меня отпустили, не облегчило страданий. Я еще долго пыталась справиться с каждым вдохом и выдохом, боль раздирала меня, раздирала даже в тех частях тела, которые не пострадали. Но я смогла отползти в сторону, смогла обернуться и, когда села прямо на холодные плиты, увидела призрака забирающего жизнь моего убийцы. «Ты же умер? Почему ты здесь?» – пронеслось в моей голове.

Позже в кошмарах я еще несколько ночей буду умирать, снова и снова. Я буду чувствовать ледяной холод, касающийся моей кожи, ошейник будет меня душить. Я буду просыпать от собственного крика или от чужих рук. Я буду видеть сумрачный сад под стеклянным куполом, а потом пустую залу и себя на возвышение в кроваво-красном платье, а затем пустошь и всегда чужие руки, тянущиеся к моей шее, всегда глаза, устремленные в ненасытной жажде убить меня. Я буду молчать, я не издам ни звука. Но это потом, а в ту ночь меня спас мертвец, вернувшийся с того света, и поступил он совсем неправильно, абсурдно – он обнял меня, прижал к груди и позволил рыдать. А в нескольких метрах от моих ног лежало всё еще горячее тело уже мертвого человека, чей взгляд не отпустит еще долго.

Я всхлипнула в последний раз, хватаясь за рубашку на чужой груди, разрывая ткань ногтями, и провалилась в благодатное беспамятство. Последнее, что я запомнила – тепло к мужчине, которого должна ненавидеть.