Читать книгу: «Чужие Дети», страница 7

Консультант: Но реальная жизнь человека – это не только тренировки, но и постоянно меняющиеся разные ситуации. Нужно текущую наиболее важную ситуацию распознать (“угадать мелодию”), выбрать лучшую программу поведения. Тут будет большая конкуренция: во-первых, между распознаванием ситуаций (что именно происходит), во-вторых, между программами поведения (как действовать). К тому-же ещё две области психики конкурируют между собой… Не так ли, Инженер?

Инженер: Я помню твою просьбу о том, чтобы разматывать клубок психики за ниточку поведения. Так что давайте перейдём к “доминанте” – программе, которая по факту выиграла внутреннюю конкуренцию, захватив рычаги управления поведением человека, и которая объективно реализует его контакт с внешней средой.

Алексей Ухтомский: “Господствующий очаг возбуждения, предопределяющий в значительной степени характер текущих реакций центров в данный момент, я стал обозначать термином «доминанта». При этом я исходил из убеждения, что способность формировать доминанту является не исключительным достоянием коры головного мозга, но общим свойством центров; так что можно говорить о принципе доминанты как общем modus operandi (образ действия) центральной нервной системы. <…>

То, что всплывает на поверхность нашего сознания из того, что глубже сознания, уже на самом пороге оказывается сложным и многообразным синтезом. Кто же является образователем этих синтезов в нашей организации?

Работа доминанты здесь совершенно ясна. Всякий интегральный образ, которым мы располагаем, является достаточным продуктом пережитой нами доминанты. В него отлилась совокупность впечатлений, приуроченных к определенной доминанте, которая имела в нас свою историю. По этим остаточным продуктам прежняя доминанта может быть восстановлена до большей или меньшей полноты. Когда прежняя доминанта восстанавливается по своим кортикальным компонентам, она может быть пережита экономически как мимолетное “воспоминание” с ничтожной инерцией. И тогда она без изменения, как постоянный и однозначный интегральный образ, скроется опять в складах памяти. Но она может быть восстановлена и пережита вновь с почти прежнею полнотою, с оживлением работы во всей соматической констелляции. Тогда она вновь надолго занимает своею инерцией работу центров, подбирает вновь биологически интересные для нее раздражения из новой среды и обогащает мозг новыми данными. После такого же оживленного переживания доминанты соответствующий образ сказывается вновь переработанным и уходит в склады памяти более или менее глубоко переинтегрированным. <…>

Старая доминанта возобновляется или для того, чтобы при новых данных обойтись при помощи старого опыта, или для того, чтобы по новым данным переинтегрировать старый опыт. <…>

Наше знание о хронотопе всегда есть пробный проект предстоящей конкретной реальности по предваряющим признакам. Правда или ложь проекта решается конкретной проверкой. Если предваряющие признаки оценены неправильно, неправильно предугадано их предсказание – тем хуже для нас. <…>

Еще раз, возвращаясь к принципу наименьшего действия в поведении человека, так часто можно слышать и чувствовать горький упрек: что ж, перед ним открыта дорога, все достижения перед ним, чего же он не идет, почему уклоняется и чего еще ждет? С точки зрения ближайших и контактных рецепторов, в самом деле, чего же ждать, когда перед вами путь наименьшего сопротивления, когда все дается в руки? Но вот высшие, эти наиболее дальнозоркие в пространстве и времени (в хронотопе) этажи предупреждают: очень возможно, что этот путь наименьшего сопротивления приведет к весьма большим бедствиям для того, кто тебе дороже всего; они останавливают, тормозят, вступают, может быть, в весьма тяжелую борьбу, в конфликт с низшими центрами и, очевидно, далеко уклоняют поведение от пути наименьшего действия. То, что я сейчас вам сказал, начертил на моей схеме, – это ведь общее место в работе центральной нервной системы. И вот высшие этажи, эти наиболее дальнозоркие и наиболее ориентирующие нас в хронотопе органы, предвидят предстоящую реальность задолго, у больших людей они могут предвидеть в истории за сотни лет, ибо хронотоп гения чрезвычайно обширен, и именно гениальные деятели в своем индивидуальном поведении для себя чаще всего идут по пути наибольшего сопротивления, для того, впрочем, чтобы достичь намеченного предмета наилучшим способом и открыть другим это достижение с наименьшей затратой сил. Нервная система отнюдь не начинает с наименьшего действия как заданного даром, она приходит к нему как к достижению, в конце. Наименьшее действие, когда оно задано с самого начала, приводит только к редукции и упадку; а когда оно достигается в конце, то только для того чтобы началась новая текущая деятельность, новая задача, новая борьба с сопротивлениями. Все дело в том, насколько мощна та доминанта, которая владеет поведением, насколько она преобладает над отрицательной тенденцией к покою, к самоудовлетворению, к подушке. С общебиологической точки зрения мы понимаем, что доминанты с их экспансией и влекли к упражнению, к обогащению организма новыми возможностями, они и лежат в основе образования новых рефлексов. <…>

Доминанта – это господствующая направленность рефлекторного поведения субъекта в ближайшей его среде. В порядке самонаблюдения мы можем заметить, каждый на себе, что, когда эта господствующая направленность есть, обостряется чисто звериная чуткость и наблюдательность в одну сторону и как бы невосприимчивость к другим сторонам той же среды. В этом смысле доминанта – не только физиологическая предпосылка поведения, но и физиологическая предпосылка наблюдения. <…>

Физиологическо-рефлекторное представление о духовной деятельности, в частности о мышлении, приводит к тому пониманию, что всякая мысль, в том числе и наиболее отвлеченная, есть более или менее реальный проект действительности. Тем, что я строю мысль, я строю действительность, – высказываю, какою она должна быть по необходимости. <…>

Я мыслю и рефлекторно действую потому, что предо мною существует конкретная действительность, а я преобразую ее в другую, столь же конкретную действительность. В моем мышлении, даже в наиболее отвлеченном (каково научное, например, математическое!), я всегда строю проекты действительности. Проектирую конкретное бытие, построенное согласно моим побуждениям! <…>

Эмоциональное волнение подчеркивает и укрепляет то возбуждение (восприятие или действие), по поводу которого оно возникает. Оно помогает восприятию или навыку закрепиться в душе и занять место самостоятельного деятеля в памяти. То впечатление, которое не связано с эмоциональным тоном в душе, обречено на более или менее скорое изглаживание из душевной жизни! <…>

Замечательно, что в душе могут жить одновременно несколько доминант – следов прежней ее жизнедеятельности! Они поочередно выплывают из глубины подсознательного в поле душевной работы и ясного внимания, живут здесь и подводят свои итоги некоторое время, а затем снова погружаются куда-то вглубь, уступая место своей товарке. Но при погружении вглубь, из поля всякой работы сознания, они не замирают, не прекращают своей жизни. Замечательно, что они продолжают расти и там, продолжают обогащаться, преобразовываться, так что, возвратившись потом в сознании, они оказываются более содержательными, созревшими, более обоснованными. <…>

Слепая сила синтеза, предполагаемая Кантом в основе рассудочной деятельности, конкретно выражается в возобновлении и смене все новых отдельных синтезов в сознании человека. Это – дологические, “явочные” продукты сознания и подсознательной организации.

Одаренность – большее или меньшее изобилие синтезов при прочих равных условиях. Вместе с тем, это большее или меньшее богатство доминант и быстрота их смены в организации. <…>

Наблюдать – значит, в конце концов, измерять и связывать между собою величины. Всякий ряд предметов и последовательность событий, которые мы оказываемся способными наблюдать, открывает тем самым принципиальную возможность его измерить и выразить в уравнении – дело за техническими средствами измерения и за удобными способами исчисления. И всякий сплошной поток событий может быть представлен как траектория в хронотопе (т. е. в закономерной связи пространственно-временных координат) или как «мировая линия». И траектория электрона в атоме, и траектория Земли в отношении созвездия Геркулеса, и траектория белковой молекулы в серно-кислой среде до превращения ее в уголь, и траектория человека через события его жизни до превращения в газы и растворы – все это мировые линии, которые предстоит детерминировать науке! А научно детерминировать – значит не более и не менее уметь предсказать, т. е. найти связи между составляющими величинами, выразить их в уравнениях и по уравнению знать ход дальнейших «точек-событий» в местах встречи данной мировой линии с другими подобными. Итак, все дело в наблюдателе, его положении в отношении наблюдаемых событий, его средствах наблюдения и исчисления! <…>

Человек подходит к миру и к людям всегда через посредство своих доминант, своей деятельности. Старинная мысль, что мы пассивно отпечатлеваем на себе реальность, какова она есть, совершенно не соответствует действительности. Наши доминанты, наше поведение стоят между нами и миром, между нашими мыслями и действительностью. Неизбежно получается та доминантная абстракция, о которой я говорил вчера. Целые неисчерпаемые области прекрасной или ужасной реальности данного момента не учитываются нами, если наши доминанты не направлены на них или направлены в другую сторону. И тут возникает, очевидно, ежеминутно в нашей жизни, следующее критическое обстоятельство: мы принимаем решения и действуем на основании того, как представляем действительное положение вещей, но действительное положение вещей представляется нами в прямой зависимости от того, как мы действуем! Очевидно – типическое и постоянное место нашей природы в том, что мы оправдываем наши поступки тем, что они соответствуют реальному положению; но, для того чтоб поступок вообще мог совершиться, мы неизбежно абстрагируемся от целостной реальности, преломляем ее через наши доминанты. Мы можем воспринимать лишь то и тех, к чему и к кому подготовлены наши доминанты, т. е. наше поведение. Бесценные вещи и бесценные области реального бытия проходят мимо наших ушей и наших глаз, если не подготовлены уши, чтобы слышать, и не подготовлены глаза, чтобы видеть, т. е. если наша деятельность и поведение направлены сейчас в другие стороны. <…>

Мой главный интерес издавна в том, как конструируется человеческий опыт, т. е. как это происходит, что приблизительно в одних и тех же данных внешнего мира Дмитрий Карамазов строит совсем другое миропредставление, чем его отец Федор, чем старец Зосима, чем Мармеладов или чем братья – Иван и Алексей. Дело в том, что мироощущение предопределяется направлением внутренней активности человека, его доминантами! Каждый видит в мире и людях то, чего искал и заслужил. И каждому мир и люди поворачиваются так, как он того заслужил. Это, можно сказать, “закон заслуженного собеседника”.”

Писатель: Мы, друзья, однозначно заслужили друг друга в собеседники. Продолжим в следующий раз? До новой встречи!

13 Наука о душе

Инженер: Вот и подходит к концу наше исследование, антропологическая инициатива, в рамках психологии, науки о душе. По факту, мы опирались на синтез трёх областей исследования человека:

1. Русские мыслители от философии, физиологии, психологии и педагогики;

2. Гештальт-подход в организационном развитии;

3. Информационные технологии и кибернетические системы.

Консультант: Ну прямо – “инженер человеческих душ”!

Инженер: Ты смеёшься, а ведь я и правда недавно ненадолго почувствовал себя “избранным”! Перебирая в памяти ключевые события последних сорока лет, заметил, что ни одно из них не было зря, и все ложатся в логическую цепочку. Каждое событие было не просто так, в каждом был заложен “тайный” смысл и польза, которую я понял только сейчас, когда мы с вами обсуждали и писали эту книгу. Но потом пришла рефлексия второго порядка, и я, не скрою – с лёгким разочарованием, осознал, что таким “избранным” может стать любой человек, обращающий внимание на свой личный жизненный опыт (кладовую развития, которая всегда с тобой). Но нужен собеседник, другой человек. Нужен диалог. И, может быть – главное, нужно ощутить важность, понять смысл того, зачем этим заниматься.

Писатель: А зачем ты занялся теорией, наукой? Ты же вроде бы инженер, больше практик по определению. Что тебе об этом говорит твой “уникальный” личный жизненный опыт? :)

Инженер: И ты туда же. На самом деле, любая практика, при необходимости её передачи от человека к человеку, превращается в теорию. Однажды, наша преподавательница по функциональному анализу Тамара Васильевна Андреева, узнав, что я собираюсь после окончания университета пойти в программисты, с сожалением отметила – “Жаль, что не в науку”. Так значит: был потенциал!

А вот вам другая история из студенческой жизни. Наш профессор Малаховский Владислав Степанович периодически приглашал в гости своего немецкого коллегу – профессора Мюнхенского университета Рудольфа Фрича. И вот однажды этот профессор из Германии читал нам лекцию про аффинные плоскости (не спрашивайте меня, что это такое, я уже не помню). Так вот, он рассказывал нам теорию и показывал примеры аффинных плоскостей первого, второго и третьего порядка. И в конце лекции первого дня задал нам, студентам первого курса математического факультета, домашнее задание – попробовать самостоятельно найти и изобразить аффинную плоскость четвёртого порядка.

Я думал весь день, вечер и полночи. Мозг кипел как чайник на плите. Я ходил по комнате из угла в угол. Рисовал и зачёркивал. Зачёркивал и рисовал снова. В итоге “что-то” получилось. Я перепроверил несколько раз – вроде бы оно! Нарисовал начисто, лёг спать (но не помню, удалось ли заснуть в ту ночь). С утра я в возбуждённом состоянии повёз рисунок в университет и перед лекцией дрожащими руками передал мой результат на строгий суд профессора… Знаете, что он сказал? Он сказал, что я действительно нарисовал аффинную плоскость четвёртого порядка, но… но не так как у него!

Инженер: Мама недавно нашла в альбоме этот рисунок с автографом профессора Фрича.

А потом я стал программистом… Но судьба так распорядилась, что занялся я техническим перевооружением в промышленной автоматизации и разработкой человеко-машинных интерфейсов, а также промышленной кибербезопасностью. А это кибернетика, это Норберт Винер. Кстати, когда Норберт Винер приезжал в СССР, он встречался и с Петром Кузьмичом Анохиным, и с Николаем Александровичем Бернштейном, которые оба разработали концепции обратной связи до своих зарубежных коллег. Читая Анохина, я наткнулся на Алексея Алексеевича Ухтомского (физиолог, князь из рода Рюриковичей) и влюбился в него, как в родную душу. Читая Алексея Алексеевича Ухтомского, как будто с ним разговариваешь…

Затем в жизнь пришёл менеджмент, организационное развитие. За ними гештальт-подход и знакомство с Константином Витальевичем Павловым и Шоном Гаффни. Гештальт-подход в организационном развитии подарил чтение новых авторов, среди которых – Эдвин Невис, Курт Левин и Лев Семёнович Выготский. Последние два исследовали психологию как науку, ссылаясь в том числе друг на друга. Оба строили философию и метод исследования человека. Были практиками, но уделяли большое внимание теории. Мне это очень близко. Надеюсь, что я ответил на твой вопрос.

Курт Левин: “<…> нет ничего более практичного, чем хорошая теория. <…>

В последние годы в позиции американской психологии произошли очень заметные изменения. В течение 20-х и начала 30-х годов психологи были в общем и целом скорее враждебны теории. Руководимые наивным метафизическим убеждением, они были склонны считать “сбор фактов” единственной задачей “научной психологии” и чрезвычайно скептически относились к идее психологических законов в области потребностей, воли и эмоций, то есть в любых областях, кроме восприятия и памяти.

Сегодня появился определенный интерес к психологической теории, частично благодаря усилиям некоторых психологов (в частности, Толмена и Халла в психологии животных). Потребность в более тесном слиянии различных областей психологии требует инструментария, который дает возможность лучшей интеграции. Практические задачи психической гигиены и образования требуют концептуального инструментария, который позволяет делать предсказания. Ни одно из этих требований нельзя выполнить без теории. <…>

Как психологов нас интересует получение нового знания о психологических процессах и более глубокое проникновение в их суть. Это является и всегда было руководящим принципом. Теория, математизация и формализация – инструменты для этой цели. <…>

Психология не может пытаться объяснить все с помощью одного конструкта, такого как ассоциации, инстинкт или гештальт. Нужно использовать ряд конструктов. Однако они должны быть взаимосвязаны логически точным образом.”

Артур Робертс: “Эти размышления возникли в силу попытки расширить наше теоретическое внимание и направить его вовне, в более широкое поле. Диалектическая эволюция психотерапии к настоящему времени кажется ясной: мы колеблемся между теориями и методами, которые сосредоточены на глубинах психики (психоанализ), теориями и методами, занимающимися поверхностью поведения (бихевиоризм) и теориями и методами, которые связаны с высотами опыта (гуманизм). Это троичное разделение психологии предоставляет богатые идеи беспристрастным психологам всех направлений, которые достаточно независимы, чтобы перенимать друг у друга то, что необходимо; каждая отметка на оси ординат (глубина-поверхность-высота) создает по-своему ценные и верные идеи и инструменты. Но при этом нам ничего не удалось разглядеть за пределами одного линейного продольного измерения. Основная метафора (глубина-поверхность-высота) все еще сохраняет свое монолитное влияние. Мы так и не вышли за ее пределы и в концептуализации остались прикованы к психологии, сведенной до одной полярной оси (интересно отметить, что каждая отметка на оси рассматривает высоту других степеней в уничижительном свете: бихевиористы неодобрительно относятся к бесплодным фантазиям “глубинной” психологии; психоаналитики питают презрение к приспособленческим практическим целям “поверхностной” психологии; обе считают наивным безосновательный оптимизм классического гуманизма).

Метафоры глубины-поверхности-высоты прочно укоренилась и является столь удивительно непреодолимой, что затмевает другие возможности для понимания поведения и опыта. В то же время многие мыслители (среди них Гудмен и Перлз) помогли нам заглянуть за пределы психологии, ограниченной одной осью, сейчас нам необходимо внести свой вклад в развитие этого движения. С помощью понимания поведения и опыта в перспективе поля мы сможем расширить психологию до новых измерений. Мы можем начать подниматься из исключительных глубин психологии к всеохватывающей ее широте – психологии, которая смотрит вовне, внутрь, вверх, вниз, вправо и влево и существует вместе с нами во времени. Двигаясь в этих направлениях, мы сможем более гибко переходить от понимания человека самого по себе к его пониманию как неделимой части большего мира.”

Лев Выготский: “Из такого методологического кризиса, из осознанной потребности отдельных дисциплин в руководстве, из необходимости – на известной ступени знания – критически согласовать разнородные данные, привести в систему разрозненные законы, осмыслить и проверить результаты, прочистить методы и основные понятия, заложить фундаментальные принципы, одним словом, свести начала и концы знания, – из всего этого и рождается общая наука. <…>

Но фундаментальное понятие, так сказать, первичная абстракция, лежащая в основе науки, не только определяет содержание, но и предопределяет характер единства отдельных дисциплин, а через это – способ объяснения фактов, главный объяснительный принцип науки.

Мы видим, что общая наука, как и тенденция отдельных дисциплин превратиться в общую науку и распространить влияние на соседние отрасли знания, возникает из потребности в объединении разнородных отраслей знания. Когда сходные дисциплины накопляют достаточно большой материал в сравнительно отдаленных друг от друга областях, возникает надобность свести весь разнородный материал в единство, установить и определить отношение между отдельными областями и между каждой областью и целым научного знания. Как связать материал патологии, зоопсихологии, социальной психологии? Мы видели, что субстратом единства является прежде всего первичная абстракция. Но объединение разнородного материала производится не суммарно, не через союз «и», как говорят гештальтпсихологи, не путем простого присоединения или сложения частей, так что каждая часть сохраняет равновесие и самостоятельность, входя в состав нового целого. Единство достигается путем подчинения, господства, путем отказа отдельных дисциплин от суверенитета в пользу одной общей науки. Внутри нового целого образуется не сосуществование отдельных дисциплин, но их иерархическая система, имеющая главный и вторичные центры, как Солнечная система. Итак, это единство определяет роль, смысл, значение каждой отдельной области, т. е. определяет не только содержание, но и способ объяснения, главнейшее обобщение, которое в развитии науки станет со временем объяснительным принципом. <…>

Нам и остается принять это имя. Оно прекрасно подчеркнет то, что мы хотим, – объем и содержание нашей задачи. А она ведь не в создании школы рядом с другими школами; она охватывает не какую-нибудь часть или сторону, или проблему, или способ истолкования психологии, наряду с другими аналогичными частями, школами и т. п. Речь идет обо всей психологии, во всем ее объеме; о единственной психологии, не допускающей никакой другой; речь идет об осуществлении психологии как науки.

Поэтому будем говорить просто: психология. Будем лучше пояснять эпитетами другие направления и школы и отделять в них научное от ненаучного, психологию от эмпиризма, от теологии, от эйдоса и еще от всего, что налипло на нашей науке за века ее существования, как на борту корабля дальнего плавания. Эпитеты понадобятся нам для другого: для систематического, выдержанно-логического, методологического разделения дисциплин внутри психологии: так, мы будем говорить об общей и детской, зоо- и патопсихологии, дифференциальной и сравнительной. Психология же будет общим именем целой семьи наук. Ведь наша задача вовсе не в том, чтобы выделить свою работу из общей психологической работы в прошлом, но в том, чтобы объединить свою работу со всей научной разработкой психологии в одно целое на некоей новой основе.”

Алексей Ухтомский: “И вот я думаю, что наука о сложнейшем из событий мира, о человеческом поведении, т.е. наука, задающаяся однозначно детерминировать жизненную траекторию каждого из нас, не может освободиться от социологизмов, я нарочно подчеркиваю «социологизмов», но не «психологизмов», ибо психологизмы преходящи так же, как сами психологические теории, социологизмы же останутся, как бы ни менялись социологические теории, поскольку каждый из нас самым реальным, самым материальным образом есть лишь элемент и участник сообщества. Ибо все мы из сообщества рождаемся, в сообществе рождаем, и пока находимся на гребне жизненной волны, то не иначе, как вынесенные на нее великим морем сообщества в его историческом течении. <…>

Жизни, требующей разъяснений, – тьма. Того, кто разъясняет, – единицы. Только эти единицы истории – гениальные люди – помогают нам разъяснить жизнь. Очевидно, что нельзя требовать, чтобы гениальный человек занялся исключительно разъяснением моей, вашей жизни, каждого из нас в отдельности. Для этого потребовалось бы по гениальному человеку для каждого из нас.

Оттого эти гении истории и созданное ими “знание”, “наука” роковым образом разъясняют жизнь лишь “в общем виде”. Для нас, для каждого из нас в частности, остается задача воспользоваться для себя этими “общими” разъяснениями. Но сокровищница, которой – мы чувствуем – надо служить, сокровищница общего знания, которую мы несем для будущих людей – эта наша “наука”, – это постепенное “разъяснение жизни в общем виде”, – это наша цель, наша лучшая человеческая задача, как бы мало, быть может, ни могли мы внести в нее от себя. <…>

Теперь <…> как укладываются мои представления о доминанте с тем, что только что изложено о хронотопе в понимании Минковского, Эйнштейна и других. Мне кажется, что инстинкты моего мышления совершенно те же! Ибо я, по природе, прежде всего реалист и динамист, как они. Вот что я записал себе в одну из самых тяжелых минут моей жизни 31 мая 1927 г. “Идея хронотопа в том, что событие не создается, не определяется сейчас пришедшими факторами, – последние приходят лишь затем, чтобы осуществить и выявить то, что накопилось и определилось в прошлом. Сейчас только подытоживается то, что было и складывалось. Человеку странно и обидно думать, что это не он сейчас решает, что делать;

но, всматриваясь в ход событий, он начинает понимать все более, что то, что решается сейчас, в действительности было предрешено задолго! Ничто прежнее не проходит бесследно. Сейчас все учитывается. Выявляется в действии то, что скрывалось внутри. Пришло время, чтобы обмакнулась трость изречения и подписала ту хартию, которая писалась давно: то, зачем ты пришел, – делай скорей. Предрешенное прежними событиями, но требующее созревания и условий извне, чтобы сейчас открыться в действии и для всех выявиться, – вот хронотоп в бытии и доминанта в нас”. Мне кажется, из этой записи вполне ясно органическое и принципиальное тождество физического представления о хронотопе с моим представлением о доминанте. В нервных элементах еще более подчеркнута зависимость каждого момента времени от предшествующих, – историчность, сцепление настоящего с предшествующим, – чем это видно в области данных электромагнитных явлений! Прошедшее в нас влияет на последующее еще через десятки лет! И допущенная когда-то тайная мысль, казалось забытая и ушедшая, может выявиться в виде настоятельного и решающего фактора через много лет в критический момент. Ничто в нас не проходит бесследно! Отсюда вывод, что нам надо тщательно и бдительно работать над собой, все время дисциплинировать себя и свои мысли, держать себя все время под контролем. Об этом хорошо знали знатоки человека, как Шекспир, Достоевский. Какие прекрасные картины в этом направлении встречаются у них! <…>

Установить “закон”, которому в самом деле подчиняются факты, это значит уловить нечто постоянное в вещах, нечто такое, что не изменяется от времени; в предельном своем понятии закон есть по существу нечто не зависящее от времени, нечто вневременное! Таковы законы геометрии, как их успел разглядеть в пестроте вещей художественный взор древних греков. Таковы законы механики, как их уловило созерцание Галилея. Таковы принципиально и все законы, которые разыскиваются с тех пор физиками, химиками, биологами. <…>

Из известных до сих пор фактов синтезирующая мысль строит проект действительности. Хорош ли он, скажет будущее: будущее приведет к столкновению с фактами, еще не изученными и подлежащими учету. Но если проект так или иначе сложится, это значит, что для него были достаточные основания, лежащая за ним доминанта и установка имела данные для себя. И строя проект (интегральный образ действительности), человек побеждал, борясь за осуществление этого проекта, т.е. строил будущее. Через человека бытие строит свое будущее, ибо человеку дано не только строить проекты по прошлому, но и бороться за внесение их в будущее.”

Писатель: До новой встречи, друзья мои!