Читать книгу: «Белоручка», страница 6

Правда, там будет ещё и Минусов, а с ним Бабкин не очень хотел встречаться. Была у Аркадия Васильевича перед ним какая-то робость или виноватость. И это даже несмотря на нарциссический характер. Впрочем, поразмыслил Бабкин, даже из этой встречи можно будет извлечь нечто полезное. Может быть, даже про Анфису удастся узнать что-нибудь эдакое.

– Ничего особенного, – крикнул Бабкин в сторону ванной. – Приглашают самых видных. Договориться хотят.

– Ты пойдёшь? – крикнула из ванны Анфиса.

– Подумаю. У меня дела.

– Какие дела?

– Есть некоторые.

– Странно, что меня не зовут, – заметила Анфиса, выходя из ванной уже при параде.

Бабкин игриво улыбнулся.

– А ты попроси своего – пусть похлопочет. Там написано, что можно пригласить ещё.

– Как журналиста меня туда не пустят, – ответила Анфиса.

– Зачем? Как часть городской элиты.

Бабкин говорил это в насмешку, но Яцко задумалась серьёзно.

– А это неплохая мысль. Видишь, иногда с утра ты бываешь очень даже сообразительным.

– А ты уже собралась уходить? – как бы расстроившись, напомнил Бабкин.

– Да, пора.

Она вошла на кухню и поцеловала его в гладкую щёку.

– Я тебе вечером напишу. Пока!

Анфиса вышла в прихожую, надела туфли, лёгкий осенний плащ, взяла небольшую дорожную сумку и вышла, хлопнув дверью.

Бабкин удовлетворённо выдохнул.

 
                                         * * *
 

В квартире в Спасском тупике, в самой большой комнате из двух, что сдавала древняя бабушка вместе со всей обстановкой времён её молодости, сидели двое. Это были молодой человек и девушка. Они увлечённо смотрели на экран не вписывающегося в общий интерьер современного плоского телевизора, подключённого к игровой приставке. Молодого человека звали Игорь Эдуардович Иудин, а девушку – Агата, но не Кристи, хотя её так иногда называли в компании близких друзей, а Комиссаревская.

– Постой, постой, – театрально умоляя, стонала девушка, поднимая куда-то вверх игровой контроллер, словно от этой манипуляции маленькая фигурка футболиста на экране могла бить мячом по воротам соперника точнее. – Кривоногая пьянь! – крикнула с досадой Агата, когда её футболист пустил мяч много выше ворот.

– Почему пьянь? – поинтересовался с улыбкой Иудин, не отрываясь от экрана – теперь в атаке была его команда.

– А кто ещё так может бить?! – негодовала Агата.

– Не знаю, на пьяницу он не похож, – спокойно возразил Иудин.

– Да это и так понятно, что тут рассуждать… Клуб из какой страны?

– Италия, – проинформировал Иудин, который превосходно разбирался в футболе.

– Ну, я так и… – восторжествовала было Агата, но осеклась, потому как её игрок в это время сделал подкат и выбил мяч на угловой. – …знала! – завершила свою фразу девушка. – Италия – родина лучших терпких вин и сыров. Как тут не спиться?! Я бы спилась сама.

– Всегда думал, что лучшие вина – из Франции.

– Чепуха! – возразила Агата, наблюдая, как её вратарь поймал мяч после углового удара. – Шампанское – может быть, и то вряд ли. А так это обыкновенная реклама и стереотипы о странах: Франция – вина, Италия – пицца, Япония – суши, Шотландия – виски, Россия – водка. И всем наплевать, что лучшая водка не всегда русская.

– А та, что у Стаса на день рождения пили, разве плохая? – осведомился Иудин.

– Та? Ну… так, ничего.

– А она наша.

– Хорошо. Но это не важно. Я в водке не особенно разбираюсь, на самом деле я больше по части вин. Короче говоря, вина Франции ничем не хороши. А даже плохи. Лучше иногда взять бутылку чилийского или испанского, нежели французского.

– Но ты же не была во Франции, – продолжал спорить Иудин, отвлекая девушку от игры. – Может быть, где-нибудь на просторах страны, среди лугов, где растёт белый виноград, насыщаясь оранжевым солнцем, какой-нибудь фермер по имени Жак угостит тебя бокальчиком своего вина, хранящегося в старой бочке в каменном погребке, и ты ошалеешь. Скажешь, что берёшь все свои слова назад, что каешься и готова теперь всю жизнь ходить по России и всем рассказывать, что вина Франции лучшие во всём мире.

– Может быть, – согласилась Агата, – но только фотографам платят не так много, а поэтому то, что ты описал, может никогда и не произойти. И пока этого не случилось… Хотя…

– Что?

– Ну, если ты на мне женишься… Как-нибудь попозже… Но даже не подступайся ко мне, пока не станешь большим политиком, – откажу и прогоню с позором… И тогда, может быть, я и поеду за твой счёт на красном кабриолете дегустировать вина к самым известным виноделам Франции.

Иудин усмехнулся.

– Что смешного? – удивилась Агата. – Не женишься? Ну и ладно. Сама как-нибудь всё устрою.

– Да нет, просто смешно, – на мгновение оторвавшись от экрана и посмотрев на девушку, ответил Иудин.

– Да что смешного? – возмутилась Агата, тоже оторвавшись от игры, хотя её команда вновь была в атаке.

– А то, – пояснил Иудин, – что тебя тут же свинтят французские жандармы за пьяную езду. Если, конечно, ты до этого не разобьёшься сама на своём красном кабриолете, заранее нагрузившись вином на ферме всё того же Жака.

– Ах, ну да, – усмехнулась и сама Агата. – Как-то не подумала. Действительно, мне надо идти учиться водить автомобиль.

– И потом, – вдруг заговорил серьёзно Иудин, когда его команда уже отобрала мяч и большими силами пошла на ворота соперника, – когда я стану большим политиком и буду у всех на виду, когда у меня будет просторная квартира, меня будут приглашать на встречи к различным шишкам, в том числе со второй половинкой…

Нападающий под управлением Иудина вошёл в штрафную.

– Уж извини, но ты должна понять, что мне будет нужна совсем другая женщина.

Фигурка футболиста ударила ногой, и пятнистый снаряд влетел точно в сетку ворот Агаты.

– Постатней и помоложе.

Последние слова Иудин говорил с улыбкой, но было уже поздно.

– Дурак! – выкрикнула Агата и швырнула в Иудина игровым контроллером.

– Постой, – смеясь крикнул вслед убегающей на кухню Агате молодой человек, но та, разумеется, не послушалась.

Для Игоря Эдуардовича так и осталось неясным, обиделась ли Агата на то, что в будущем он хочет сменить её на другую красотку, когда добьётся жизненных успехов, или на то, что он забил ей гол.

Иудин был слишком молод – если не по годам, то по духу – для решения столь трудной задачи. Ему было двадцать три, и он был горячим романтиком и идеалистом с ребяческим задором, а не холодным интеллектуалом. Он относился к тому типу людей, которые лет до сорока продолжают верить в то, во что единожды поверили ещё в шестнадцать. И, к сожалению, когда доживают до солидного возраста, не отказываются от своих идей, отчего начинают выглядеть весьма комично.

Впрочем, пока в Иудине было всё складно и хорошо. Молодым человеком он был симпатичным, открытым, азартным. Придерживался левых социалистических взглядов и был уверен, что все люди братья и не должны терпеть несправедливость, будь то в социальном, политическом, религиозном или экономическом плане. Иудин не мог с определённостью сказать, что всё это значило и почему так должно быть, ибо, как уже было замечено, он не был интеллектуалом, зато Игорь Эдуардович прекрасно знал, как этого добиться. Он был лидером движения «Красный рассвет». Название своему движению он дал в честь одноимённого американского фильма, который поразил и возмутил его при первом просмотре до глубины души. В той ленте было всё: и грубая пропаганда, и низкопробное исполнение, и до невозможности фантастический (в смысле оторванности от реальности) сюжет. Иудин временами даже пересматривал ненавистный фильм в компании друзей за бутылкой пива, чтобы и посмеяться, и позлиться одновременно. Сюжет фильма строился на том, как злые русские коммунисты, выряженные в карикатурную военную одежду, больше похожую на наряд бездомных гестаповцев, на парашютах высаживаются возле средней школы в США. Зачем и как они сумели это провернуть – не совсем ясно. Но задача оккупантов, очевидно, была в том, чтобы отобрать у великих американцев их капиталистические достижения и свободы. Однако отважные школьники не капитулировали перед пьяными русскими солдатами и организовали партизанский отряд, чтобы дать по зубам красной гадине.

Иудин, разумеется, понимал, что это дешёвая агитка, что она смешна и неактуальна, что на неё не только не стоит обращать внимания, а можно даже удивляться, как лента ещё жива и не стёрта из всех источников как позор голливудского кинематографа. Но что-то его задело.

В школе, когда ему не раз приходилось вступать в драки из-за позорного намёка на его необычную фамилию, а иногда и бывать в них битым, он сумел сколотить небольшую банду. Эта банда организовалась как-то сама собой, когда Иудин прославился на всю школу своей незлобивостью, но в то же время безжалостностью по отношению к обидчикам. А сильные личности всегда притягивают к себе людей, особенно в школе, когда дети, ещё не умеющие контролировать свои инстинкты, невольно начинают сбиваться ради самосохранения в стайки. И вот с тех пор Иудин, поначалу сам того не замечая, начал руководить небольшой горсткой сверстников. Затем к группе начали присоединяться ребята постарше, и в конце концов Игорь решил, что пора придать своей шайке хоть сколько-нибудь организованный и структурированный вид.

Именно тогда, ещё в школе, зародилось движение «Красный рассвет». Сперва оно ничем примечательным не выделялось. Так, хулиганили, ездили в Москву и Санкт-Петербург на матчи футбольного клуба «Спартак». Кстати, Иудин стал поклонником этой команды не спонтанно и не за красивые цвета. Он, подобно князю Владимиру, выбирал лучшую и остановился на клубе, названном в честь предводителя римского восстания рабов, как на не имеющем никакой ведомственной принадлежности. Его шайка участвовала в драках между фанатами, где не раз отличалась наглостью, за что пацаны, как провинциалы, частенько и расплачивались. Но никакой политической подоплёки в их действиях тогда не было. Только позднее, учась в педагогическом институте, Иудин решил придать организации социалистическую окраску. Он вдруг посчитал, что именно таким путём ему следует воплощать в жизнь свои идеологические мечты. И «Красный рассвет» занялся политической деятельностью. Митинги, протесты, драки с полицией – всё это не обходилось без «Рассвета». Организация стала боевым крылом протестного движения в Рошинске. И тогда ей заинтересовались правоохранители и служба безопасности.

Иудина принялись вызывать на беседы, а иногда и допросы, связанные с правонарушениями членов его движения. Раза два он и сам сидел по пятнадцать суток под арестом за мелкое хулиганство. Но всё это он считал несерьёзным и видел в романтическом розовом свете, принимая происходящее как необходимую жертву ради достижения глобальных, общечеловеческих целей в победе над несправедливостью и неравенством.

Игорь Эдуардович был почти что красив. В его лице прослеживался образ, характерный скорее для западного типа. Глубоко посаженные живые и хитрые карие глаза над широкими, будто индейскими скулами. Небольшой нос с горбинкой, когда-то перебитый в драке. Чуть приоткрытый рот, дышавший с присвистом, словно у его владельца насморк. Губы скорее женские, чувственные, чуть неровные от постоянной усмешки, но чётко обрисованные. И бритая голова. На предплечье красовалась татуировка в виде звезды с перекрещивающимися серпом и молотом, когда-то сделанная по пьяному делу, но потом даже полюбившаяся Игорю.

Иудин сидел в комнате перед экраном телевизора, где только что закончился виртуальный футбольный матч, и подумывал, не выйти ли на балкон покурить, а затем отправиться на кухню и успокоить Агату, но тут в дверь позвонили.

Он поднялся и пошёл открывать. На пороге стоял его товарищ Женя Мороз, глуповатый и низкорослый молодой человек с прямыми чёрными волосами, длинным носом и короткими и жидкими офицерскими усами. Он был ровесник Иудина. С ним Игорь познакомился ещё в школе и с тех пор сдружился. Мороз почти боготворил своего друга и ходил за ним по пятам. Сложно было встретить Иудина на каком-нибудь мероприятии без его верной тени.

– Ты с Агатой? – опасливо поинтересовался Женя.

– А ты как думаешь? – спросил в ответ Иудин, впуская друга в прихожую.

– Думаю, что да.

– Правильно думаешь, – вздохнул Игорь.

– Поругались, что ли? – проявил проницательность Мороз, который, несмотря на невыдающиеся умственные способности, имел на удивление прекрасную интуицию и чувствовал настроение людей.

Иудин в ответ скривился и покачал ладонью, как самолёт качает крыльями.

– Эх, а я вот… принёс.

Мороз поднял пакет, который держал в руках, отчего там что-то весело звякнуло.

– Водка? Я не буду.

– Пиво, – обиженно пояснил Женя. – Может, и Агате тоже, чтоб смягчилась?

– Попробуй. А знаешь что, ступай-ка ты на кухню пока, покажись и предложи, а я потом подойду, – заговорщицки понизив голос, сказал Иудин и вернулся в комнату.

Мороз какое-то время потоптался в тёмной прихожей и, разувшись, двинулся на кухню.

Агата сидела за столом и ела апельсин, нетерпеливо отдирая дольки.

– Привет, – сказал Женя, присев напротив.

Агата ничего не ответила, а только брезгливо посмотрела на гостя. Мороз ей никогда не нравился.

Агата была красивой миниатюрной девушкой с густыми, но короткими рыжими, почти в цвет апельсина, волосами, зелёными глазами и детским, всё в веснушках, лицом. Впрочем, не только лицо у неё было ребячьим, но и характер тоже – каким-то по-детски пёстрым, жизнерадостным, иногда противоречивым и капризным, а подчас необыкновенно добрым и даже сердобольным. Агата, например, не могла пройти мимо бездомного кота, из-за чего всегда носила в сумке небольшой пакетик с кормом. А вот собак побаивалась и недолюбливала, ибо по своей простоте и наивности считала, что они только и делают, что круглый день бегают и убивают несчастных васек и барсиков. Хотя и псов она при случае подкармливала тоже. Наверное, именно благодаря такому своему характеру она и полюбила Иудина, считая его в глубине души эдаким бродячим котом, но очень гордым и благородным. И если она не будет о нём заботиться, про себя решила она, то тот обязательно пропадёт и замёрзнет где-нибудь под забором в лютую зиму.

– Пиво будешь? – неловко спросил Мороз, доставая из пакета бутылку.

Агата вновь презрительно посмотрела на гостя, но спросила:

– Какой сегодня повод?

– Игорь разве не сказал?

– У Игоря каждый день повод разный. Я не обязана знать обо всех его победах.

– Письмо же! Нас заметили, с нами считаются! – восторженно воскликнул Мороз.

– А-а, – только и протянула Агата, но добавила: – Давай. Конечно, с апельсином не комильфо, но с вами поведёшься…

Мороз суетливо передал бутылку девушке.

– А остальное положи в холодильник, – деловито приказала Агата, взглянув на часы, чтобы прикинуть, когда закончится эта пирушка, если они начнут прямо сейчас. Времени было семь часов вечера.

Мороз сложил бутылки в холодильник, оставив на столе лишь две – для себя и Иудина. Последний как раз вошёл в кухню, а вместе с ним появился запах табачного дыма.

– Ты окурок не на улицу выбросил? – не глядя на Иудина, спросила Агата.

– Нет, в банку, – рапортовал тот.

– Правильно. Соседи уже ругаются. Вчера меня выловила та, что под нами. На третьем живёт. Грозилась, что если не прекратим, будет звонить твоей хозяйке, чтобы выселила. Они с ней, кажется, подруги.

– Ерунда, – отмахнулся Иудин.

– У тебя всё ерунда.

– Ладно, ребят, давайте выпьем за наш успех, – торжественно произнёс Мороз, стоя уже с открытой бутылкой.

– Постой, я из кружки, – сказала Агата и полезла за пузатой пивной кружкой, когда-то, видимо еще в советские времена, украденной из пивной.

Когда все были готовы, на кухне раздался звон двух бутылок и одной кружки, наполненных пивом.

– Не знаю, – заговорил Иудин через какое-то время, когда общие фразы были произнесены, а вопросы заданы. – Я не считаю приглашение победой. Это мягко говоря. О серьёзном успехе говорить пока рано.

– Да что ты! – возразил Мороз, который до ужаса хотел попасть на Театральную улицу, дом 2. – Мы к этому долго шли.

Иудин отмахнулся.

– Но сходить, положим, надо, – озвучила своё взвешенное решение Агата.

– Сходить сходим, – заверил Иудин, делая глоток из бутылки. – Я только говорю, что это ничего не значит. Я не считаю это успехом.

– О чём они будут с вами говорить, как думаешь? – спросила Агата, которая, выпив половину кружки, стала мягче и опять увидела в своём Игоре благородного бродячего кота.

Иудин почесал небритую щёку.

– Не представляю, – ответил он.

– Но тон будет точно более дружелюбный, чем у следователя, – с улыбкой заметил Мороз.

– Это как сказать, – возразил Иудин. – Следователю от тебя всегда что-то нужно: признания или показания против кого-то. Да ещё прямо сейчас и прямо здесь. Он заигрывает с тобой, хочет изобразить, что он твой лучший друг и что его единственная мечта – спасти тебе жизнь. Чтобы ты сошёл с кривой дорожки и прочая чепуха. А для этого ты должен открыться ему, сознаться, повиниться, как на исповеди. Это только потом понимаешь, что тебя обманули и теперь ты и твои товарищи в его власти…

– Это как с Порфирием, – вставила Агата, у которой главным увлечением, кроме фотографии, которой она зарабатывала на жизнь, были книги. Она читала много и с упоением, правда, надо признаться, не всегда всё понимала. Чтение ею книги было сродни тому, как если бы она в одну минуту окинула взглядом огромную картину, поразилась бы ей, но ровным счётом не поняла, что на ней происходит, и не разглядела детали.

– Да, что-то в этом духе, – подтвердил Иудин, поводя в раздумье бутылкой по воздуху. Он стоял у окна и ораторствовал, словно на митинге. – Тут же, я подозреваю, мы будем на равных. То есть попытаются договориться. В любом случае это собрание с первого раза ничего не даст. Или же, если не будет согласия, пригрозят. Или же, напротив, начнут задабривать.

– А согласия не будет? – поинтересовалась Агата, хотя и знала ответ.

– Только не от меня, – криво улыбнулся Иудин.

– Не для того, Игорь, мы всё это затевали, верно? – повернувшись на табурете к своему лидеру, спросил Мороз.

– Да нет, – отмахнулся Иудин. – Тут просто надо понимать, что с этими товарищами у нас нет ничего общего. Что может ждать синица от крота? Над чем вместе они смогут работать? Так и здесь.

– И всё-таки сходить надо, – повторила Агата.

Иудин вздохнул.

– Будь уверена. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, что будут говорить наши коллеги. Так сказать, товарищи по партии.

– Минусов придёт, – подмигнув, ехидно вставил Мороз.

– Вот. Откуда знаешь?

– Да все знают. Все гудят. Ждут прорывов, денег…

– Какая пошлость, – отрезал Иудин.

– А ты сухариков не принёс? – вдруг спросила Агата, обращаясь к Морозу.

Тот пожал плечами в ответ.

– Сходи, пожалуйста, – попросила она и, поднявшись, направилась в комнату, по дороге крича: – Я тебе сейчас денег дам, купи что-нибудь к пиву. Тут же недалеко…

– Я знаю, – вздохнул Женя, вопросительно и жалобно глядя на Иудина.

Тот кивнул и добавил тихо:

– Купи ещё бутылку вина Агате. И пива. Всё равно не хватит.

– Какое вино?

– Какое-нибудь итальянское. Красное сухое. Сам посмотри.

– Хорошо.

Когда Мороза выпроводили из квартиры, Агата тихо подошла к Иудину сзади, пока он стоял на балконе и курил, и обняла его за плечи.

– Игорь, а это правда, что сказал Женя о деньгах?

Иудин помедлил с ответом.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – ответил он. – Но нет.

Агата убрала руки.

– Я не хочу на тебя давить, – сказала девушка, садясь на подоконник и взяв сигарету у Иудина, – но, может быть, стоит подумать?

– Не стоит, – отрезал Иудин.

Агата затянулась сигаретой и отдала обратно.

– Ведь в этом нет ничего страшного.

– Это только так кажется.

– Но ты же сам говорил, что можно брать деньги хоть у чёрта, если они пойдут на благое дело.

Иудин облокотился на ограждение балкона и посмотрел вниз.

– Ты знаешь, Агата, тут другой случай.

– Но ведь это даст тебе некоторую финансовую независимость, – осторожно продолжала убеждать его она.

– Если, выбирая между позором и войной, вы выбираете позор, то получите и войну, и позор разом, – вольно процитировал Иудин известный афоризм.

Наступило короткое молчание.

– Ну разве не противно сидеть на шее у родителей? – тихо спросила Агата.

Иудин обернулся с улыбкой.

– Противно, – согласился он. – Ещё как противно, но такова жизнь. Сперва мне было противно от самого себя, когда я не поступил в Москве в авиационный институт… Впрочем, не особо и старался, не я туда хотел, меня направили… Потом – когда меня отчислили из нашего, педагогического. Тоже ох как было противно! Затем противно было, когда я не стал работать, а просто потихоньку принялся жить на деньги, что ежемесячно давал мне отец. Но что я могу поделать? Разве же я так устроил эту жизнь, в которой, будь ты хоть сто раз гением и работягой, всё равно поначалу станешь получать лишь жалкие крохи.

Впрочем, Иудин, рассуждая так, несколько лукавил. И Агата это знала, просто она хотела иного.

Начать следует с того, что Иудин имел кое-какие доходы от своей политической деятельности. Если изложить вкратце, то он иногда «продавал» членов своего движения для проведения того или иного политического мероприятия. Как для массовости, так и для физической защиты. Скажем, тому же Престольскому.

Что касалось денег отца, то Игорь Эдуардович был того мнения, что его содержание Иудину-старшему не доставляет особенных хлопот. Отец его жил и работал в Москве очень давно. Он был владелец фирмы, кажется, по производству или перекупке мебели из Польши. Конкретнее Игорь сказать не мог, так как родители развелись, ещё когда ему было тринадцать лет, и с тех пор он видел отца лишь дважды: когда поступал в авиационный институт и когда возвращался домой, провалив вступительные экзамены в оный. С тех пор Иудин-старший начал, что называется, подкармливать своего непутёвого отпрыска, хотя сам имел уже другую семью и даже двоих детей. Он завёл привычку переводить на счёт Игоря в банке ежемесячно определённую сумму. Считал ли он это своим долгом или же это было поползновение его души – неизвестно. Когда же мама Игоря умерла – с ней случилось несчастие, она сгорела в квартире, – отец повысил пособие. Но так, чтобы сыну хватало только на самое необходимое. Иудину-младшему с его характером и стремлениями этого было вполне достаточно. Квартира же, в которой сгорела его мать, когда он был на даче с друзьями, так и осталась непригодной для жизни. На ремонт денег не было, а продавать её Игорь не желал. Какое-то время он скитался по общежитиям, друзьям, пока наконец не решился связать свою жизнь с Агатой, которая, в общем-то, и оплачивала жильё. Но Иудин вовсе не поэтому с ней сошёлся – в нём было к этой девушке чувство, но какое-то странное и непонятное.

Отец, бывало, звонил Игорю. Интересовался, как дела, журил за отчисление из педагогического, но никакого особенного интереса к жизни своего сына не проявлял. Скорее это были лишь дежурные звонки, впрочем, очевидно, имеющие большую ценность для Иудина-старшего.

– То есть ты недоговороспособен? – поинтересовалась Агата, зная ответ.

– Не в этом дело.

– А если предложат работу?

– Тем более, – ответил Иудин.

Агата покачала головой и ушла с балкона.

– Ты пойми одну вещь, – страстно заговорил Игорь, когда они вдвоём вновь очутились на кухне, – не для этого всего я хочу делать своё дело. Не ради денег и должности. Достаточно будет отступить хоть на полшага сейчас, и всё. Уже ничего не поправить. Ничего абсолютно. Я хочу добиться полного демонтажа.

Агата смотрела на молодого человека и с каждым его словом вновь и вновь проникалась к нему сочувствием, ощущая, как он прав и как верно выражает общие мысли.

– Сейчас мы не умираем с голоду, верно? – шагая из угла в угол, продолжал Иудин.

– Это потому… – хотела вставить Агата, но Игорь её перебил:

– Потому или поэтому – не имеет значения. Изменится ситуация – тогда будем думать. Сейчас надо делать дело, и больше ничего. Использовать момент, если такой даётся. Когда его не будет, дело другое. Можно рассматривать варианты. Только этот, сегодняшний, не упустить, понимаешь? И не каждому выпадает такой шанс! Это тоже надо учитывать…

Раздался звонок, который оборвал монолог Иудина.

Агата улыбнулась.

– Ладно, ступай открывать. Ты ему про вино сказал?

– Конечно, – улыбнувшись в ответ, заверил Иудин.

– Открывай тогда.

Игорь поцеловал девушку в нежную щёку и пошёл открывать входную дверь.