Читать книгу: «Ось второго порядка», страница 3
От + до —
+: Радуюсь самой малости. Расцветаю. Живу. Таю. Дышу. Греюсь в солнечных зайчиках.
– : Умираю – то ванна, алая от крови, то петля, то прыжок в последней попытке взлететь.
Середины нет, середины быть не может.
НИ-КОГ-ДА
Накрутка резьбы
А ведь были! Были «звоночки» и раньше!!!
Первого «звоночка» звали Борис. Повод для ревности. Повод для смеха над ревностью.
Поэт. Этим все сказано.
Почему этот «звоночек» не загудел у меня внутри набатом?
Все просто. Просто была РАБОТА. Просто были ПРОБЛЕМЫ. Просто был РОМАН. Мое первое детище. Неуклюжее, немного уродливое, как сам я. И – любимое. Я за ним спрятался от всего. Я блуждал в его лабиринте…
А потом, вместе с РОМАНОМ, появился он.
Пишу – и плакать хочется. Ведь если ОНА – главная героиня, то ОН – главный герой. А я? Хм, как это у Булгакова? «Деталь в романе».
Даже здесь не могу не унизить себя.
Противно. Страшно. Очень страшно. Люблю.
Спираль
Молод, я бы даже сказал юн. Красив. И знает об этом. Имя – Ваня.
Дальше в описании пусто. Наверное, я не пришел к какому-то определенному мнению. С другой стороны – это, может быть, и не нужно.
Он родился одновременно с романом. (И если бы я знал, что вместе с ним и «умрет», то сжег бы роман немедленно!). Он родился в НЕЙ. И это – самое страшное.
Я писал роман. Я жил им, я им дышал. Я очнулся от него, и первое, что я увидел – моя любимая, спящая в объятиях другого. Банально. Но от этого не менее ужасно. Иногда я думаю, что я его создал сам, своими руками.
Так ли это? Кто знает…
Но идем дальше, смелее за мной!
Уровень чувств
И первое, что я увидел – моя любимая, спящая в объятиях другого.
Сергей Лукьяненко
Первое желание – набить морду, выставить – я подавил усилием воли, зная на практике, что этим делу не поможешь. Я вспомнил прошедшую ночь.
Роман. Водка. Увлечение Линочки Ваней. Без пределов. Принятие этого мной (ну, какой он мне соперник!). Я оставил их одних в комнате. Я ушел спать.
ОНА подходит к моей двери и плотно прикрывает ее – последняя вспышка-воспоминание. Проза утра.
Я ухожу. Я исчезаю. Я уезжаю далеко. Я не хочу ЭТО видеть. Я хочу вернуться и увидеть, ЧТО ВСЕ ВСТАЛО НА СВОИ МЕСТА.
ЭТОГО НЕ ПРОИСХОДИТ. Я СНОВА ВОЗВРАЩАЮСЬ НА ПЕПЕЛИЩЕ
Ужас. Пустота. Полное бессилие.
Я могу что-то сделать с НИМ, но не с НЕЙ!
Я люблю. Я ненавижу. Я в отчаянье. Я в бешенстве.
Я забываю обо ВСЕМ. Все мои проблемы кажутся мелкими и не стоящими внимания, кроме ЭТОЙ – главной.
Она хочет, чтобы я ушел. Совсем ушел.
Я не могу этого сделать. Я не верю в то, что ОНА действительно этого хочет.
Я плачу. Я в отчаянье. Я люблю. Я страдаю.
Я то ненавижу ЕГО, то – вдруг! – надеюсь, что он меня поймет.
И неожиданно понимаю, что он сильнее. В любой позиции, но не потому что он сильнее меня, а потому что ОНА выбирает его во всех ситуациях, когда мы втроем.
Я беснуюсь, я срываюсь на истерики. Я все делаю поразительно неправильно. Я впервые в жизни задумываюсь о самоубийстве.
Я очень хочу, чтобы ОНА оставалась со мной.
Больно. Слезы.
Уровень разума
Я разбился на части. На кусочки. На обломки.
Цельной картины нет.
Буду собирать.
Эмоции – к черту. Сейчас не об этом. Сейчас только о разуме.
Действия.
Первое – уехать, может быть, она одумается и все кончится, как дурной сон.
НЕТ, не получилось. Может быть, я сделал даже хуже. Пока меня не было, он занимал мое место. И не страшно, что в кровати – в душе.
Меня выгоняют, от меня хотят избавиться. Мне предпочитают кого-то другого.
Но на уровне разума я могу бороться. До конца, до последнего. Я могу считать ситуацию. Любую. Меня этому учили. Я хочу быть с НЕЙ. Любой ценой. Я не думаю о завтрашнем дне. Я вытаскиваю всегда конкретную ситуацию. Я пытаюсь говорить с НЕЙ языком разума. Я выигрываю стычки.
Вообще-то изначально Ване здорово повезло – мне он очень напоминает МЕНЯ в его возрасте (мы с ним одного и того же знака Зодиака), и из-за этого я никак не могу начать относиться к нему хотя бы как к противнику. Как-то в голове не укладывается.
Все это множится и нарастает с каждым днем как снежная лавина. И мне то кажется, что я ЭТО просто все себе напридумывал, то я предполагаю самое НЕВООБРАЗИМОЕ, то есть то, чего я не знаю и поэтому опасаюсь – МАГИИ. Я четко представил себе его с кем-то колдующим над Линочкиной (и моей?) фигуркой из воска с приклеенными к ней ЕЕ волосами (это хотя бы объясняет то, почему Линочка, НЕ ЗАМЕЧАВШАЯ его целый год (!) вдруг при одном его виде совершенно теряет голову, а я (профессионал хренов!) НИЧЕГО не могу с ним сделать. А когда ОН рассказал мне, что был (или есть?) в секте САТАНИСТОВ, воображение додумало остальное. Тем более, что знакомый биоэнергет подтвердил «сглаз» Линочки. Правда ли это?
Не знаю. Не уверен.
Однако вполне могу предположить, что он (как и большинство из нас) не тот, за кого себя выдает, хотя бы потому, с какой ловкостью, нарушив клятву, «ушел» от разговора.
Может быть, прав биоэнергет, говоря, что ЗА НИМ КТО-ТО стоит?
Хоть режьте меня, не может быть столько СОВПАДЕНИЙ, что-то тут нечисто.
Что это? Неужели сюжет для нового романа? Слишком близко мне все это, слишком дорого обходится «материал». И конца я не знаю, и даже ГЛАВНОГО ГЕРОЯ.
Есть только простые истины: я люблю, я хочу быть любимым. Я хочу защитить ЕЕ (и себя?) от надвигающейся угрозы.
Как?
Кто может мне в этом помочь?
Что делать?
Если бы я знал – то не писал бы это, а может быть, писал бы иначе.
Трудно спуститься с пьедестала Создателя романа и увидеть, что в жизни ты всего лишь простой смертный, увидеть «любимую, спящую в объятиях другого».
Финал
Получил от Лины записку с условиями, на которые я должен пойти, если хочу остаться с ней.
Это «то, чего я не должен делать»:
– Шоу с самоубийством;
– Вламывание в зал (комнату) без разрешения;
– «Постройка» любовников;
– Привод посторонних людей без разрешения;
– Ломание чего-либо в квартире специально;
– Невыпускание из квартиры;
– Хватание руками и ногами;
– Падеж на колени;
– Нытье по поводу чувства любви ко мне (о моей любви к тебе без разрешения);
– Отказ от работы по хозяйству (по просьбе);
– Физическое насилие;
– Грубое обращение с гостями в квартире;
– Жалобы на ситуацию посторонним людям (родителям);
– Распивание спиртных напитков в квартире без разрешения;
– Побудка по утрам без предварительной договоренности;
– Возвращение в квартиру сразу после ночного дежурства (по договоренности);
– Неоплата коммунальных услуг (по просьбе, в течение 3-х дней), при наличии денег;
– Избиение (физическое и психическое) подозреваемых в любовной связи на всей территории земного шара.
Я остался у разбитого корыта.Кажется, пришло время начать новую жизнь.
Глава 2. Желание изменить жизнь
Когда готовишься к тому, чтобы коренным образом поменять свою жизнь, нужно первым делом устроить инвентаризацию прежней жизни. Эта инвентаризация нужна для того, чтобы понять, что из прошлого тебе пригодится, а что – ненужный мусор. Однако, прежде всего, нужно понять, чего ты хочешь от этой – новой – жизни, чему хочешь ее посвятить?
От выбора цели зависит очень многое. Например: если ты решил стать культуристом, нужно отказаться от вредных привычек, записаться в спортзал, чтобы иметь доступ к «железу», пересмотреть рацион питания и режим дня, завести нужные знакомства… Так же – с любым другим выбором.
Это самая сложная вещь на свете. Очень простой пример: Джеймс Бонд – известный супергерой – прекрасно принимал сиюминутные решения, которые позволяли ему выживать и выходить победителем из самых безнадежных ситуаций. Но при этом задания ему давал мистер М., без них он хирел, размягчался и не знал, куда себя девать.
Если внимательно посмотреть на структуру общества, можно легко заметить, что большинству людей подобные решения и вовсе принимать не приходится. В детстве за них решения принимают родители, учителя, друзья из компании. Позже – преподаватели, работодатели, жены (мужья), члены диссертационного совета, начальники, коллеги, психиатры, друзья, любовницы… Список бесконечен.
Я отнюдь не исключение. До того момента, как я принял решение поменять свою жизнь, так все и было: родительский дом, потом школа плюс родительский дом, плюс улица. Друзья. Потом поступление в вуз и отчисление из него в начале второго курса. Потом работа – та, что не нравилась. Потом снова вуз (не тот, что хотелось, а тот, куда смог поступить). Общежитие, друзья, любовницы. Потом работа, начальник… Снова друзья. Книги, фильмы, музыка, телевизор. Хобби (спортивный туризм, путешествия автостопом), жена, потом развод, новая работа… Незаметно с момента окончания школы прошло около 10 лет.
Нет, нельзя сказать, что они прошли впустую или совсем уж бесполезно. У меня натура непоседливая и – не в пример многим – я всегда умел разнообразить свою жизнь, в какой-то мере даже превращать ее в приключения – отдельные случаи можно было бы даже смело использовать для приключенческого (или детективного) романа. С той лишь разницей, что роман логичен – имеет начало и конец, имеет завязку и развязку. Кульминацию. Ниточки там связываются в картинку. В жизни все не так: истории или длятся так долго, что уже теряешь начало, либо (что чаще) вовсе не связываются никакими ниточками: то, что, казалось бы, должно иметь продолжение, обрывается, едва начавшись, ружье, появившееся в первом акте, к третьему не только не стреляет, но и вовсе исчезает с поля зрения… В общем, получается все длиннее, банальнее, а кроме того, более хаотично и непредсказуемо.
Однако вернемся к решению изменить жизнь. Это совсем не значит, что в один прекрасный день (вечер, утро) я подошел к зеркалу (шкафу, газовой плите, девушке, собаке) и тут меня осенило: буду менять свою жизнь (с завтрашнего дня, с этой минуты, с этой недели, с понедельника). Вовсе нет.
В реальности все бывает иначе. Жизнь меняется, когда, например, поступаешь в институт, уезжаешь в другой город, меняешь работу… Или когда уходишь от жены: другое жилье, отсутствие любимого кресла, кота, завтрака, книжной полки, радиоприемника…
Получается, что в этом случае начало новой жизни диктуют внешние обстоятельства, с внутренней потребностью никак не связанные. Бывало, правда, и другое – когда я, например, очень захотел съездить в Европу. Там пришлось многое менять: нужно было найти деньги, позаботится о паспорте и визе, об атласе и расписании, многое узнать и просчитать. Но потом оказалось, что это не я себя менял, а поездка меня: паспорт я получал не потому, что этого хотел, а потому, что таково было условие, поставленное государством. В результате получалось опять, что не я себя менял, а меня меняли обстоятельства. Правда, в соответствии с моими собственными целями, но не все ли равно…
Однако на этот раз мое желание коренного изменения жизни было продиктовано совсем другой причиной.
Дело было так: накануне памятного мне вечера я напился как никогда. Вообще-то пьющим меня можно назвать только с большой натяжкой. Недостатков за жизнь у меня накопилось, конечно, предостаточно, но страстная любовь к выпивке в их число не входит. Но тогда повод напиться, несомненно, был: во-первых, у меня начались проблемы на работе, во-вторых (что принципиально!) едва не размазал по асфальту здоровенный джип. И то, и другое произошло по моей собственной глупости, что особенно обидно.
У первой глупости есть имя – ее зовут Аглая. Ни в коем случае не Аля какая-нибудь или (не дай Бог!) Алена, – а именно Аглая. Черт его знает, что это имя означает, не суть. Она работала в той же редакции газеты, что и я, но в другом отделе. Отделы наши почти не связаны между собой, но имеют общего начальника. Аглая – тетка крутая, принципиальная, а когда дело касается работы – просто волк, притом старше меня лет эдак на десять… я таким почему-то нравлюсь. И почему-то мне это обычно выходит боком.
Пару месяцев назад, во время традиционной пьянки (кажется, у кого-то был день рождения), она неожиданно опрокинула на меня рюмку белого вина и, вместо извинений, окатила смехом. Да так, что у меня мурашки побежали по коже. Кажется, это было впервые, когда я ее разглядел как следует: прямая, тонкая, с черными волосами и пронзительными татарскими глазами, которые смотрели язвительно, с вызовом. Я извинился за ее неловкость и долил в ее рюмку вина, а потом мы танцевали. А после, когда ехали домой в одной машине, она предложила зайти к ней в гости. Предложила шутливо, конечно, но с вызовом в глазах куда большим, чем ранешний. Я даже испугался: женщины старше меня, а особенно такие уверенные в себе, всегда немного пугали. Так же шутливо я отказался и уехал домой.
А после этого все два месяца при каждой встрече с Аглаей мне казалось, что в наших отношениях есть какая-то тайна, нам одним известная: обычные слова и взгляды имели для нас непонятный другим, загадочный смысл. Казалось, я ей нравлюсь, и это наполняло меня скрытой гордостью… Два месяца – до тех пор, пока наш общий начальник не объявил о своей отставке: я уже знал, что этот ушлый дядька подыскивает более хлебное место, но все равно известие было неожиданным. Отношения с ним были у меня запанибратские, и я даже (грешным делом!) думал, не посоветует ли тот большому руководству присмотреться к такому, хотя и молодому но, несомненно, талантливому человеку, как я…
Не посоветовал.
А сразу после его ухода на эту должность поставили Аглаю. Я уже подумывал о том, каким образом наши «тайные» отношения скажутся на службе, как мне сообщили, что новая начальница требует моего увольнения. Уволить, правда, не уволили (редактор не утвердил), но жизнь мне сразу показалась штукой совершенно невозможной. Надо же было так ошибиться в человеке!
Шлепая по осенним лужам к автобусу, я вспоминал ее последние слова, сказанные, когда я заглянул-таки к ней проверить информацию. Она была совершенно спокойна: «Ничего личного, старик!». «То есть как „ничего личного“, почему?!» – мысленно вопрошал я, так ничего и не сказав вслух. Потом – по дороге к автобусу – долго вел с ней содержательнейший диалог. Телепатический. «Это что же значит – я был и остаюсь плохим работником что ли?! Или… Что значит: „ничего личного“?».
Виртуально я рвался поговорить с ней «начистоту», она же в ответ улыбалась и сверлила меня раскосыми глазами, сверкающими и яркими…
И в этот момент я неожиданно почувствовал, что на меня откуда-то сбоку накатывается темнота – неотвратимая и мертвая. И в тот же момент какая-то нечеловеческая сила схватила меня сзади за куртку, приподняла в воздух и швырнула в грязь. От неожиданности и возмущения я даже дар речи потерял. Может быть, и к лучшему: здоровяк в рабочей одежде, проделавший со мной этот кульбит, был явно не намерен что-либо выслушивать – он хотел сам высказать все, что он думает обо мне и обо всех придурках вроде меня… И тут я увидел удаляющийся черный автомобиль, который меня оказывается едва не сбил. Черт знает что происходит…
Здоровяк, который уже прокричался, оказался на деле не таким злым, как на словах (его речь в основном состояла из отборного мата). Он помог мне подняться и даже немного почистил от грязи куртку, а я (с трудом) смог выдавить «спасибо» и поплелся дальше – пешком, держась подальше от дороги. Мир, казавшийся мне еще вчера таким прочным, рассыпался. Я шел, глядя на носки своих перепачканных ботинок, не обходя лужи, казавшиеся мне осколками этого мира. Одновременно я испытал какое-то доселе недоступное мне облегчение: еще вчера мне нужно было думать о карьере, зарплате – бороться, выживать… Вчера. Наверное, этим же придется заняться и завтра: купить газету «Работа», упасть на телефон… Все равно уволят – чего ждать-то… Но это – завтра, а сегодня можно просто брести по осеннему городу – час за часом.
Вскоре, однако, я почувствовал слабость во всем теле и начал жалеть себя.
Я напился.
Было это так: Валерка притащил водку, целый литр. В другое время я его просто послал бы с таким предложением, потому что водку терпеть не могу. Но сегодня – вроде ничего, даже в самый раз. Пил, правда, молча, сосредоточенно закусывая копченой рыбой. Зато Валерка, как всегда, не мог молчать. Он рассказывал о чем-то странном:
– Слышь, братан, эти чурки, ты знаешь, почему они такие продвинутые? А я тебе скажу почему: они только на вид как мы, что бы там эти доктора ни говорили про «идентичность физиологии». Какая к черту «идентичность»! Водку не пьют – это раз (он опрокинул в горло рюмку, слегка сморщил лицо, толстые его щеки заметно порозовели). Жрут всякую дрянь – это два, прямо подзаправка топливом, а не жратва! И, наконец, с бабами у них полный бардак: куда это годно – совокупляться, извиняюсь, только для продолжения рода, ты мне скажи! Что тут остается? Правильно – науку двигать. У них же, гадов, даже книжек нет про приключения, какие ж они люди?
И вот так часа два. Я слушал его вполуха. «Чурки» – Валеркина любимая тема. Это инопланетяне из его любимого сериала. Вечно он так: посмотрит что-нибудь и начнет рассуждать так, будто и впрямь среди нас – куча инопланетян. В общем, по-трезвому слушать невозможно, только под выпивку.
Вообще Валерка тот еще фрукт: скала – не человек. Весу в нем десять пудов, столько же добродушия и неугомонности. Ко мне он приходит обычно со словами: «Опять кислячишь, жук?» – и тут же заполняет собой все пространство комнаты. Я поначалу, когда жил в общаге, думал, что это что комнатка у меня маленькая. Однако и в квартире все оказалось точно так же. Если я когда-нибудь стану жить во дворце, ему и там тесно покажется…
Кроме фантастических сериалов он любит выпивку и баб. По этому поводу от семьи он давно ушел и потому живет в общежитии. Тут у него, что ни дверь, то любовница. Зарабатывает он столярным делом, причем зарабатывает хорошо: хватает и на бывшую семью, и на пресловутых любовниц. Если хочется быстро и качественно надраться – лучше кандидатуры не придумаешь.
А на все мои беды он реагировал правильно:
– Все рассосется, не кислячь!
Глава 3. Чатуранга
С работы я не уволился. А вместо этого назначил на вечер свидание с девушкой, которая мне давно нравилась: в парке, на одной приметной лавочке.
Девушка на свидание не пришла, и я, раздосадованный (как всегда бывает в подобных ситуациях) раздумывал: подождать еще, или уйти, а если уйти – то куда.
Ветер гонял по парку опавшие листья. Мне они казались символом увядания, я чувствовал себя совсем старым и никому не нужным. Так тоскливо делалось – хоть вой. Я сидел, полный мрачных мыслей, и уже подумывал уйти, когда на соседнюю лавочку присела любопытная пара – мужчина лет пятидесяти и молодая женщина.
Мужчина был одет подчёркнуто небрежно. Костюм, когда-то дорогой, нещадно измят и обношен – казалось, этот человек не обременяет себя тем, чтобы следить за своим внешним видом. Волосы примерно в том же состоянии, что и одежда – давно не стриженные и столь же давно не общавшиеся с расчёской. Зато лицо привлекало: массивный череп, мощный лоб, говорящий о недюжинном интеллекте. В глазах с легким оттенком безумия, сверкал огонь. В такие глаза сложно взглянуть, а ещё сложнее потом отвести взгляд. Нос массивный, слегка кривой. Губы тонкие, язвительно кривящиеся при разговоре.
Мужчина беспрестанно курил и оживлённо беседовал со своей спутницей, вид которой являл полный контраст с ним. Лет двадцати, безупречно одетая в светлые тона, она была как-то по-детски красива. То есть красота её могла вполне привлечь фотографа, ищущего модель для обложки иллюстрированного журнала, но при этом её застывшее фотографическое изображение вряд ли имело бы что-то общее с ней реальной: детскость и наивность делала её беззащитной и хрупкой.
Поймав мой любопытный взгляд, девушка вдруг встала, подошла ко мне и произнесла совершенно неожиданную фразу:
– Не хотите погадать?
К гаданиям на улице, на которых здесь, как и в любом большом городе, зарабатывали деньги исключительно цыганки, отношение у меня отрицательное. Когда-то, будучи студентом, я потерял на таком гадании немалую по тем временам сумму и ничего, кроме разочарования, в ответ не получил. Позже, работая репортёром, я узнал о цыганах немало нелицеприятных подробностей, что лишь укрепило меня в первоначальном мнении. И хотя ни девушка, ни её спутник на цыган не походили, я посмотрел на неё с неодобрением и не сразу нашелся, что ответить. А девушка тем временем продолжила.
– Он, – она указала на своего спутника, – известный астролог и хотел бы вам погадать. Просто так, для практики.
Если бы девушка не вызывала симпатии, я наверняка встал бы и молча ушёл. Но девушка меня заинтересовала, а кроме того, сработала репортёрская хватка: всё любопытное или необычное можно превратить в текст – прямой источник дохода. Поэтому я слегка наигранно улыбнулся девушке, кивнул и подошёл вместе с ней к астрологу.
– Алексей Алексеевич, – представился тот, – а это, – он указал на девушку – Ирина.
– Виктор.
Потом он произнёс ещё несколько ничего не значащих, но располагающих к общению фраз и повторил уже сказанное Ириной. Да, он астролог, в этом городе проездом и не прочь погадать. Вообще-то это гадание стоит очень дорого, но сегодня он при деньгах и в хорошем настроении, поэтому готов гадать бесплатно – просто ради удовольствия.
Я постарался подойти к необычному гаданию с точки зрения журналиста, а не как человек, который хочет узнать о себе что-то новое. А гадание и впрямь оказалось необычным: судьбу астролог предсказывал не по руке и не по дню рождения, а по крестикам, которые попросил расставить в «матрице» – расчерченном на квадратики листочке бумаги. Поскольку гадание называлось «шахматным», этот расчерченный листочек, судя по всему, являл собой символ шахматной доски. А человек, которому гадали, то есть я, сравнивался с одной из шахматных фигур.
После того, как Алексей Алексеевич присвоил мне одну из фигур и – очень верно! – расписал качества моего характера, я начал расспрашивать астролога про другие фигуры, пытаясь понять гадание в целом, не зацикливаясь на свойствах именно моей фигуры.
Потом, когда я расшифровывал записи, которые делал при этом в блокноте, у меня получилось следующее: всех людей астролог делил на четыре типа, по шахматному принципу. Человек либо Слон, либо Конь, либо Король, либо Ладья. Каждый из этих типов в свою очередь имеет четыре разновидности, которые обозначаются камнями, то есть каждый Слон (или другая фигура) может быть Рубиновым, Хрустальным, Алмазным или Изумрудным. Каждая из фигур имеет свои свойства, каждый камень добавляет что-то к этим свойствам. Сам я оказался Хрустальным Конём. Конь говорит о креативности и непоследовательности, а хрусталь – о скрытых магических способностях. Гадание это астролог называл «Чатурангой» и утверждал, что изобрели его в древней Индии, причем задолго до появления шахмат. Более того, шахматы когда-то были не игрой, а именно гаданием.
Кроме того, в матрице каждому квадрату астролог присвоил цифру – как он пояснил, по принципу «магических квадратов». Он посчитал цифры в квадратах, которые я отметил, и вычислил из них «счастливые» числа. Числа оказались 7 и 13.
– Тебе везёт на седьмом этаже, в седьмой квартире, в воскресенье, – пояснял он. – А тринадцать – число, на котором всё меняется: оно не плохое и не хорошее, на нем нужно ждать перемен и принимать решения.
Во время разговора я периодически поглядывал на Ирину. Девушка сидела молчаливо и немного отстранённо: судя по всему, подобные объяснения она слышит не впервой. Быть может, ей даже скучно. Но при этом она, казалось, готова выслушивать это бесконечно – видимо, соблюдала «правила игры».
Когда гадание закончилось, я почувствовал, что эта пара настолько мне интересна, что вот так сразу расставаться не хочется. И в следующий момент как-то естественно и непринужденно оказалось, что мы вместе идём по улице, как старые знакомые. Оказалось, что Алексей Алексеевич и Ирина из другого города, и завтра утром у них поезд, а здесь они остановились у тетки Алексея Алексеевича и сейчас идут туда, и я иду вместе с ними.
Квартира Раисы Илларионовны (так звали тетю Алексея Алексеевича) встретила обилием кошек, которые вольно гуляли по всему дому, и никак нельзя было сосчитать точное их количество. Казалось, они повсюду и имя им легион.
Сама Раиса Илларионовна была женщиной лет шестидесяти пяти, живой и простой в общении. Язык не поворачивается назвать ее старухой. Встретила она гостя запанибратски, будто ей не привыкать видеть в своем доме незнакомых людей: выдала домашние тапочки, напоила чаем. Алексей Алексеевич доложил, что она – бывшая актриса и геофизик, а ныне поэтесса. И тут же завладел всеобщим вниманием. Он был неистощим – пел свои песни под гитару, читал стихи и прозу, рассказывал о своих поездках и изобретениях, встречах и планах на будущее, обо мне и о себе, об Ирине и о тёте, о своем непутёвом брате и шахматных турнирах, о службе в армии, загранице и борделях, новых самолетах и поисках места в жизни, об альтернативном образовании и гибели семьи Романовых…
Ночь пролетела незаметно. От такого обилия информации голова у меня была совсем лёгкой, ноги от бессонной ночи – тяжелыми и ватными.
«Человек он, бесспорно, талантливый и неординарный, – думал я об Алексее. – Притягивает к себе, как магнит, но в то же время есть в нём что-то отталкивающее – то ли манера свои „мелкие“ недостатки, такие как небрежность в одежде, выставлять напоказ, то ли то, что слишком он любит (и умеет) завладевать всем вниманием собеседника».
Утром я отвёз их на вокзал (Ирина была немного сонная и от этого больше прежнего напоминала ребёнка) и, дождавшись отправления поезда, поехал на автобусе домой – отоспаться и собраться с мыслями. Слава богу, была суббота – нерабочий день.
А «утром», которое началось, когда уже начало темнеть, я неожиданно вспомнил нечто важное. Так «долбануло», что даже зубную щётку вынул изо рта, так и не дочистив зубы. Сплюнул пасту, прополоскал рот и, задумавшись, прошёл на кухню, закурил.
Нет, просто «вспомнил» – сказано неправильно, скорее я вспомнил о том, что нужно что-то вспомнить. То, о чём думал утром, перед тем как заснуть.
Сначала вспомнил, что обещал себе написать статью о гадании, потом – о впечатлении от Алексея и Ирины. Сегодня Алексей казался мне человеком, которому для жизни, как воздух, как никотин его бесчисленных сигарет, нужно внимание людей. Он казался мне похожим на гениального актера, который живет тем, что ежедневно получает эмоции от оваций бесчисленных зрителей – и только так самоутверждается и чувствует себя в форме. Ирина же, в отличие от вчерашнего дня, когда она казалась мне почти ребёнком, вспомнилась почему-то печальной, даже несчастной.
Наконец я вспомнил разговор – где-то между Кантом и адюльтером, – который выглядел сегодня исключительно важным. Алексей рассуждал о людях, деля их на тех, «кто играет» и «кем играют»: он рассуждал о том, насколько многого может на самом деле добиться любой человек, и насколько малое число людей этого добиваются.
– Вот ты, – говорил он, – мог бы стать миллионером или наёмным убийцей, а может быть философом или священником, но предпочитаешь оставаться обычным человеком.
Меня это задело. Я начал оправдываться, говорить, что я журналист (на что Алексей тут же едко заметил, что журналист – значит профессиональная проститутка, на что я даже не нашёлся сразу, что ответить), что я уже многое повидал в жизни, много где был и совсем не считаю себя «обычным»…
– Журналистика, а в особенности газетная, вообще вымирает, причем вымирает как раз из-за своей продажности, – говорил Алексей. – Если телевизионные новости от простоты восприятия продержатся ещё долго, то газеты будут со временем терять вес.
– Но в печатное слово-то ты хотя бы веришь? – спрашивал я.
– Конечно. Иногда это даже слово журналиста в газете. У каждого приличного журналиста бывают в жизни хорошие статьи, хотя бы несколько – сам когда-то работал в газете, знаю. Но это – лишь исключение, подтверждающее правило: большинство статей либо «заказные», либо откровенно «жёлтые». Первые направлены на формирование общественного мнения, вторые рассчитаны на сиюминутный интерес читающей публики. Заметь: люди, имеющие доступ в Интернет, газеты читают исключительно редко, а большинство людей их вообще не читают, а «просматривают». А слово – настоящее слово – можно найти в книгах, да и то не во всех.
– Эта точка зрения не новая, она опровергается временем… – начал было я.
Алексей в ответ лишь вздохнул:
– Тяжёлая у тебя профессия. Не позавидуешь никому, кто душу продаёт ежедневно, причём «кому хошь» и за гроши. Хотя… иногда ради нескольких «золотых» статей стоит всю жизнь проработать в журналистике. Иногда даже ради одной.
А потом он взял гитару и спел мне песню, которую назвал «Балладой о честном журналисте»:
…Не веря в предсказания убогой,
Колоду бросив, всё же посмотрел.
И выпала в расклад ему дорога,
А за дорогой длинною расстрел…
Были в ней такие строчки:
Открыв страницы верного блокнота,
Писал он кровью, золотым пером.
И выпала ему такая ночка,
Что весь блокнот покрылся серебром.
И конец:
Так кем он был, лежащий в поле чистом,
У самого сплетенья трёх дорог?
А был он просто честным журналистом —
Любой из нас там оказаться мог.
– Не обижайся, – сказал он, закончив петь. – Не так уж плохо я отношусь на самом-то деле к вашей журналистской братии, как видишь.
Тут разговор перескочил на путешествия: Алексей рассуждал о том, что путешествуют часто люди, которые чувствуют себя неполноценными – им мало самого себя, им нужен «я» вкупе с Эйфелевой башней или с Тауэром, или с Ниагарским водопадом. В общем, тема уже сменилась, об обычных людях больше не говорили.
Я вспомнил о возмущении, которое охватило меня после того, как меня назвали «обычным». Я понял, что речь вовсе не о том, миллионер я или журналист (одно другого, по большому счёту, стоит), а о том, из категории «играющих» я, или тех, «кем играют». И я тут же честно причислил себя ко вторым.
Слишком уж мы привыкли именно себя считать «исключительными», «не похожими на других», «уникальными». Если вдуматься, это совсем не так. Действительно, всю мою жизнь меня кто-то определял куда-то, кто-то решал, что мне делать и чем дышать, а иллюзия самостоятельного выбора приводила к тому, что я только такую жизнь и считал жизнью. Даже мучился, когда она была другой – например, когда сидел без работы. То есть, по сути, я тогда искал того, кто бы за меня эту жизнь определил. Самурай без сюзерена…
Встреча с Алексеем стала тем «пинком под зад», который как должен был дать мне необходимое ускорение, чтобы идти сворачивать горы, но так случилось, что обстоятельства изменили меня без моего участия и гораздо сильнее, чем я мог предположить.
