Читать книгу: «Ось второго порядка», страница 2
В детстве она была очень маленькой, но подвижной и ловкой, потом же заметно отставала в физическом развитии от своих сверстниц, чтобы расцвести только к совершеннолетию.
Все говорило за то, что она влюблена в меня, но я… Я испугался! Поэтому наше первое увлечение друг другом длилось недолго, всего несколько месяцев.
А потом расстались. На три года.
СЛЕПЕЦ. Я три года жил без нее. И три года знал, что она любит меня. Через эти три (!) года я думал, что она девственна, и я буду ее первым мужчиной. Какие шутки может выкидывать СИЛА! Сейчас я думаю, что такой САМОНАДЕЯННЫЙ ПЕТУХ, как я, обязательно должен был ЕЕ ПОТЕРЯТЬ. Но я ВЕРИЛ, что это не так, а ВЕРА – это тоже СИЛА.
И – представьте – я почти не ошибся. Через три года я не стал ЕЕ первым мужчиной, но я стал ЕЕ мужчиной. Но… я подошел к ней так же, как ко всем своим ПРОЧИМ женщинам, уверяя себя, что ОНА – опять одна из многих, что для меня жена, как и раньше, берег и пристань.
Я захлебнулся. Я почувствовал разницу между сексом и любовью. Мой разум сопротивлялся, загоняя в угол любовь, все еще не веря в саму возможность невозможного. Надо признать – он стоял до последнего. Как затор льда в бурной горной реке. А когда затор прорвало…
Омут. Бездна. Безумие. Любовь.
ОНА – мое свободное время.
ОНА – стремление моих помыслов.
ОНА – вместилище самых дерзких моих мыслей.
ОНА – мое утро.
ОНА – мой свет.
ОНА – моя любовь.
ОНА – все.
Откуда взялась прагматичность? Откуда взялся разум? Из той же самой уверенности, что это НАВСЕГДА.
Что самое интересное, все это почти не сказалось на моих отношениях с женой, потому что они НЕ СОПРИКАСАЛИСЬ. Но опять это «почти». Потому что СПАТЬ с ней я уже не мог, оставаясь в норме во всем остальном, за исключением полного отсутствия свободного времени. Я жил только рядом с НЕЙ, коротая время между этими визитами.
А ОНА? Она приняла эту ситуацию. Потому что любила меня, потому что жила мной. И это ПРАВДА. И я уверился, что это НАВСЕГДА.
И это была ЛЮБОВЬ. И мы купались в ней беспечно.
Мы встретились вновь случайно, и увлечение перешло в роман, где Лина выступала в роли любовницы.
Были встречи. Поцелуи и шампанское в два часа ночи. Любовь и ревность. Встречи и расставания.
Я часто уходил, но всегда возвращался. Она занимала все мое свободное время. Впрочем, нет, не так: все, чем я занимался теперь в жизни, я делал в свободное время, а все остальное проводил с ней.
«Ты с ней счастлив?», – как-то спросил меня один из друзей.
«Она всегда рада мне», – ответил я.
Мы с ней поняли, что созданы друг для друга, но долгое время обстоятельства были выше нас – я, всегда превыше всего ценивший свободу, на этот раз спасовал и был очень долго зависим – как от жены, жизнь с которой давно вошла в привычку, так и от своего окружения.
Кто из НАС захотел БОЛЬШЕГО? Тогда мне казалось, что ОНА этого хотела ВСЕГДА. И я.
И было СЧАСТЬЕ. НАСТОЯЩЕЕ. И было это тогда, когда я, собрав немного вещей и оставив записку, УШЕЛ ОТ ЖЕНЫ. Нет, неправда, не так. Я привел ЕЕ домой, и она помогала собирать мне эти вещи, а потом мы летели к ней. И это и было – СЧАСТЬЕ И СВОБОДА.
Я ушел к ней.
А потом была ВОЙНА. Беспощадная. Те, кто учил меня преодолевать все, учил и мою жену. Мы оказались достойными противниками.
Первый ее удар был неотразим. Смерть лучшего друга – известие, придержанное до нужного момента.
Боль. Ярость. Вина. Тьма. Слезы.
Все остальное забыто. На мгновенье. Но этого достаточно, чтобы снова вызвать жалость.
Я – зверь в клетке.
Я мечусь между двумя женщинами.
Я слаб. Где моя СИЛА?
Я… я все еще верю в НАВСЕГДА.
Я пробую примирить их друг с другом…
Я пробую…
Я ошибаюсь!
Ситуация оказалась банальной – о том, что я «гуляю на стороне», знали большинство наших друзей, практически все, – кроме, собственно, жены. Впрочем, и от нее я не очень-то сильно это скрывал. Просто она не хотела об этом знать. Узнала в итоге лично от меня – тогда, когда я заявил, что ухожу. И ушел, с небольшим рюкзаком самых необходимых вещей, оставив практически все ей. Ее эта ситуация ввергла в настоящий шок – она, как женщина практичная, все спланировала на много лет вперед: когда рожать ребенка, когда второго… И тут – такое… После моего ухода она металась между ожиданием того, что я скоро вернусь (формально не разведены, все мои вещи – у нее) и вспышками ненависти к «изменщику» и, конечно, к сопернице.
И я возвращаюсь… назад, к жене, испугавшись ее войны. Я хочу расстаться с ней, но сделать это МИРНО. Глупец!
– Расстанемся на месяц, – говорю я Линочке. – Потом встретимся и все решим. Кардинально.
Я уверен в ее выборе. Я уверен в своем выборе. Я просто хочу подарить отсрочку жене, думая, что это ей очень нужно.
Жалость.
И вдруг. Вдруг я понимаю, что НАВСЕГДА кончилось. Что ВСЕ кончилось. Что я предал свою сказку. Что больше ничего не будет. НИ-КОГ-ДА!
Я поверил. Я успокоился. Я в борьбе за НЕЕ забыл о НЕЙ, увлекшись этой борьбой. Я снова начал верить в НАВСЕГДА. ЧЕРТОВА САМОУВЕРЕННОСТЬ.
Я был уверен, как когда-то. Я ошибся.
Отчаянье. Самобичевание. Тоска. Боль. Холод. Надежда.
Я иду на все. Я иду ва-банк. Я иду на ВОЙНУ.
Я иду к ней, но вижу пепелище. Поздно, дружок.
Я плачу на этом пепелище.
Поэтому, когда я, наконец, решаюсь уйти от жены окончательно, отношений с Линой уже нет. Они за гранью.
Поэтому от жены я ушел не к ней, а… в никуда. И начал жить самостоятельной жизнью.
Сам же уход сопровождался настолько бурным скандалом и ненавистью к сопернице со стороны жены, что мне просто пришлось остаться одному не только из-за того, что она не хочет видеть меня, но и от страха за нее – моя жена ее могла просто убить.
Но с годами выяснилось, что тот скандал имел локальный временный характер – со временем отношения с бывшей женой стали мирными и цивилизованными, даже дружескими. Но жил я по-прежнему один и с Линой не общался.
Разбитые надежды
Она не вышла замуж! У нее нет любовника!
ОНА ЖДАЛА МЕНЯ!
Чувства захлестывают. Я не знаю, как писать об этом.
Мы стали жить вместе.
Я чувствую, что это не любовь. Это – пепел любви.
Что делать? Я в отчаянье.
Я получил новую работу – редактором небольшой газеты. Лину устроил к себе верстальщицей. Правильное ли это было решение?..
В тот момент, когда я покрывал мелкими поцелуями ее лоб, совершенно неожиданно пришла мысль, что звук, издаваемый при этом моими губами, – не что иное, как щелчки, издаваемые мышью, когда на нее давит указательный палец.
«Это моя любовь подходит к концу», – подумал я. И, так как всегда считал себя человеком действия, то решил бороться за свою любовь.
Действия, предпринятые мной, были беспрецедентны. В первую очередь я решил, что любви нужно не дать шанса уйти: я отсоединил принтер и унес его на кухню, отсоединил от системного блока кабель Интернета, выкрутил дисковод.
Но этого мне показалось мало, и я решил не останавливаться на достигнутом: нашел в кладовке мешок цемента, в большой кастрюле приготовил смесь и, сняв крышку, залил ее в потроха своей машины. Так, чтобы жесткий диск нельзя было вытащить. Только после этого, немного успокоившись, удалил все программы, оставив лишь текстовой редактор. В нем я удалил все файлы, почистил корзину и лишь после этого создал один новый файл: «Любовь.doc». Немного успокоился и тут же заснул.
Так я начал писать роман о любви.
Кажется, впервые в жизни со мной происходят только хорошие вещи. Впервые мне предложили работу по душе – дайте только развернуться! Я уже с блеском прошел «испытательный срок» и активно «пробиваю» в помещение редакции по-настоящему хороший компьютер, отдельный телефон, шкафы, шторы… Впервые я открыто общаюсь со своей любимой и весьма доволен тем, как она начала работать под моим началом. Я пишу много статей и (когда только успеваю?) уже дописываю последние строчки своего первого настоящего романа.
– Значит так: первую из них зовут Матильда, – Линочка смотрела лукаво. – Это тебе здорово повезло, что она проявляется чаще остальных, потому что именно она говорит тебе «Люблю, сю-сю» и все такое прочее. Она – лентяйка и неряха, конечно, но зато очень добрая.
– А как зовут ту, которая устраивает ссоры?
Я смотрел на нее насмешливо, стараясь подыграть этой очередной шутке.
– О, это страшная личность! – Линочка постаралась придать своему лицу серьезное выражение. – Мало того, что это редкостная стерва, так ей ко всему прочему доставляет удовольствие унижать других людей (тебя в частности!), делать им всевозможные гадости и все такое прочее. Ее зовут Кларисса.
– Это все?
– Нет, конечно. Опять ты меня недооцениваешь! Третью зовут Джейн. Это та, которая работает – например, может сутки просидеть за компьютером, занимаясь версткой твоей дурацкой газеты…
– Ну, во-первых, не только моей…
– Не перебивай, а то срочно стану Клариссой! Есть еще последняя, четвертая. Это та, которая все бросает и начинает заниматься уборкой в доме. К счастью, эта дура появляется настолько редко, что у нее даже нет имени…
– Так значит, – я подхватил ее на руки и закружил, – ты едина в четырех лицах?
– Именно так! – Линочка обхватила руками мою шею, с шумом повалила меня на диван и, оседлав, сделала страшное лицо. – Разве ты чем-то недоволен?
– Совсем наоборот! – я попытался опрокинуть ее на спину, но бесполезно. – Джейн, лапушка, нам пора на работу, не забывай, что в шесть у тебя сегодня курсы!
– Смотри, если ты всегда будешь так спешить, я заведу себе любовника из тех, которые никуда не торопятся!
– Ой ли?
Я засмеялся беззаботно. Впервые за много лет я подумал, что счастлив. Ну… почти.
И ошибся.
В этот день я заканчивал первую черновую правку своего детища и решил, во что бы то ни стало, сегодня распечатать на принтере первый его вариант.
Сегодня мы с Линочкой занимались любовью перед тем, как пойти на работу, и пришли туда довольно поздно. Я почти совсем забросил редакционные дела и посадил Линочку и подошедшего Ваню (моего внештатника) макетировать обложку романа из давно приготовленных картинок.
Когда я увидел Линочку и Ваню, склонившимися к монитору, мне вдруг непреодолимо захотелось обнять ее сзади за плечи, уткнуться лицом в ее волосы… Но я сдержался – с самого начала мы договорились не афишировать в редакции свои отношения, чтобы не привносить личный план в работу. Вместо этого я принялся в очередной раз перечитывать распечатки, которые делались по мере написания романа…
Линочке подходило время идти на курсы английского языка, которые она, по настоянию своего папы, посещала три раза в неделю. В такие дни она уходила из редакции немного раньше обычного. Взглянув на часы, я осторожно напомнил ей о курсах, но она отмахнулась:
– Твоей же обложкой занимаемся!
А чуть позже добавила:
– Вообще окончание первого романа стоит отметить – такое бывает раз в жизни!
Я поморщился: «Приятно, конечно, что обо мне так пекутся, но…». А вслух сказал:
– Буду отмечать, только когда закончу – лазерный принтер удалось выпросить только на сегодня, а у меня после того, как вы закончите обложку, еще правки часа на два.
– Но именно сегодня на вахте дежурят наши друзья, да и я курсы все равно пропускаю, – стояла на своем Линочка.
– Тогда начинайте без меня, когда закончите с обложкой. Денег на спиртное я дам, конечно… Присоединюсь как только закончу. Хорошо?
– Ура! – закричали они в голос вместе с Ваней.
А я подумал, что это даже хорошо – они уйдут пить за мой роман на вахту, что находится всего двумя этажами ниже. Что ж, пусть выпьют – это делу не помешает, а мне удастся спокойно, в одиночестве выправить и распечатать текст. А потом и выпить не грех.
С обложкой они возились долго, зато получился довольно интересный коллаж. Я за это время выправил на бумаге свое произведение – осталось только внести изменения в файле и распечатать. Заварил свежий кофе и с удовольствием принялся за работу.
Время летело незаметно. Время от времени снизу раздавались телефонные звонки, где все более нетрезвые голоса спрашивали то: «Когда соизволит спуститься гражданин писатель?», то: «Где наш именинник?». На что я отвечал лаконично: «Закончу – спущусь».
…Закончил я только к одиннадцати вечера, зато спустился гордый, с только что отпечатанной объемной пачкой бумаги и коллажем на первой странице.
– Осталось только сшить – и готово.
В моем усталом голосе звучала удовлетворенность.
Над этим романом я работал с переменным успехом уже больше года, и только последний месяц роман «полетел» к концу на крыльях. И вот – наконец – все.
– Пойдем, Ваня, возьмем еще бутылочку. Грех мне сегодня от вас отставать, – добавил я, нашаривая в кармане оставшиеся купюры.
Но неожиданно вмешалась Линочка:
– Сходи с Максимом. Что тебе обязательно Ваня? Мы тут беседуем. – В ее голосе слышались пьяные нотки. Мне никогда не нравилось, когда она «выпивала лишнее», и я нахмурился. Но – тут я не дома: выговор не сделаешь. Да и что, собственно, такого?
К счастью, Ваня сам вызвался идти, и мы быстро сбегали к ближайшему ночному киоску, вернувшись с парой бутылок молдавского кагора, который давно предпочитали прочим дешевым винам.
Охранники – Максим и Александр Борисович – тут же усадили меня за небольшой столик в их «охранной будке». Все подняли «бокалы» за «будущего великого писателя», потом за роман, потом… Вскоре Линочка поднялась, попросившись в туалет, я поднялся было с ней, но она остановила меня взглядом: «Не нужно со мной ходить». Вскоре поднялся Ваня и отправился в ту же сторону. Тосты продолжались уже втроем – Александр Борисович показывал фокусы: «Спорим, сигарету узлом завяжу, потом развяжу и закурю…». У меня же на душе почему-то кошки скребли. Потом я, вспоминая этот вечер, понял, что ходили они «в туалет» около часа. Но тогда я на это не обратил внимания.
Расходились уже поздно. До двухкомнатной квартиры, где мы жили с Линой, было рукой подать – пятнадцать минут ходу. Ваня жил далеко, а денег на такси, конечно же, не было – на пачку сигарет бы насобирать в складчину… Однако на бутылку водки деньги почему-то нашлись.
Гость в доме – все внимание ему. Как закон. Поэтому быстренько приготовили бутерброды, разлили по рюмкам водку, включили на «видике» хороший фильм. Устроились втроем на диване.
Когда бутылка почти опустела, меня стало непреодолимо клонить в сон. Я пытался как-то встряхнуться, даже умылся холодной водой – ничего не помогало. Тогда я с трудом доплелся до спальни и повалился на кровать.
ОНА подходит к двери и плотно прикрывает ее – последняя вспышка-воспоминание.
Утром я проснулся на кровати один. С трудом поднялся и заглянул в соседнюю комнату. Там, мирно посапывая, в обнимку спала парочка.
Я долго смотрел на них, соображая: «Бить морду? Глупо. Разбудить? Не лучше!».
Так ничего и не придумав, я неслышно оделся, вышел из квартиры и пошел привычной дорогой на работу. В редакции сел в одиночестве, задумавшись.
Из этого состояния меня вывел телефонный звонок. Звонила мама – дома умерла от болезни подруга детства и одноклассница.
Решился – чиркнул записку. Оставил ее в редакции и поспешил на ближайший рейсовый автобус.
Вернулся я домой вечером в понедельник, мрачный, но решительный. Последние дни я не мог ни о чем думать, кроме предстоящего разговора с Линочкой.
Я пришел в пустую квартиру и ходил из комнаты в комнату, как зверь по клетке. «Ярость – плохой советчик», – говорил я себе, пытаясь объять в единое целое свои желания – мне хотелось, несомненно, помириться с Линочкой (а разве мы ссорились?), хотелось как-нибудь наказать ее, заставить понять, что поступила она неправильно, заставила страдать близкого человека.
Когда она зашла, я сразу понял, что это Кларисса, и что легко и гладко разговор не пойдет.
Так и вышло. Первым делом она упрекнула меня в неожиданном исчезновении (записку она прочитала только в понедельник, утром). Я попытался возразить, но лавина упреков росла, и вся история с Ваней была погребена этой лавиной. В общем, все вылилось в отвратительно-грязный скандал. Я едва удержался от того, чтобы не залепить ей пощечину…
И тут в гости пришел Ваня, а я в бессильной ярости заперся в своей комнате. Через дверь мне были слышны их разговоры. Больше всего мне хотелось выйти и вышвырнуть его вон, я еле сдерживал себя.
Он ушел сам. Ушел поздно. И примирения снова не получилось, и снова был скандал. И снова – запертые двери.
Ночью я, тихо, как вор, прокрался в ее комнату. С нежностью гладил ее обнаженные плечи, чувствуя, что сейчас у меня есть шанс. Проснувшись, она посмотрела на меня, и это были глаза Матильды. Ее руки обвили мою шею, и долгожданное примирение состоялось. Заснули в объятиях.
Я проснулся первым, с ощущением хрупкости своего счастья. Мир вокруг казался мне натянутой струной, готовой лопнуть от малейшего прикосновения. Прошептал еще спящей Линочке: «Я люблю тебя», поцеловал ее в теплую щеку и выскользнул из постели.
Несмотря на внутреннее напряжение, настроение у меня было приподнятое. Умывшись, я вышел из дома в ближайший магазин за продуктами. Подумав, к обычному набору продуктов прибавил фрукты и букетик цветов. А когда вернулся – застал проснувшуюся уже Линочку, которая пила на кухне кофе в компании… Вани.
Я чертыхнулся про себя и едва не выронил из рук сумку с продуктами. Все только начиналось.
Ваня, к счастью, забежал ненадолго. Его отношения со мной всегда были легкими, и на этот раз мы поболтали почти непринужденно, а когда тот собрался уходить, я напросился его проводить – нам было по пути. На улице я повел разговор в открытую:
– Ваня, я хочу, чтобы ты не приходил к нам в гости какое-то время.
– Хорошо. Конечно, – ответил тот весело. – Я все понимаю.
И пришел снова – в тот же вечер.
– Если он не уйдет, мне придется его выкинуть, – мой свистящий шепот Линочке в ухо.
– Не надо, пожалуйста. Я… я попробую сама.
Она заперлась с ним на кухне, и вскоре он ушел. Воцарилась напряженное молчание. Я подошел и попытался обнять ее, но она неожиданно отстранилась.
– Он больше не придет.
В ее глазах сверкнули слезы.
– Ты жалеешь об этом?
– Знаешь – да. Я действительно очень увлеклась им. А ты… ты заставил меня выгнать его!
– Я…
– Молчи, пожалуйста – молчи! Мне нужно… Слушай, тебе уже дали комнату в общежитии?
– Завтра должны дать ключи.
– Давай поживем недельку раздельно, а? Я чувствую – мне это очень нужно.
Повеяло холодком, словно погасло что-то теплое.
– Хорошо. Неделю я выдержу.
Но выдержал я только три дня. Был выходной, и я решил зайти вечером в свой рабочий кабинет. Там лежала записка.
Витя!
Я принесла тебе зимнюю куртку и шапку. Если тебе еще что-то надо, напиши записку. На курсах с телефоном у меня теперь проблемы, так что позвонить не обещаю. Домой ко мне без меня не ломись – я поставила замок на внутреннюю дверь. Если хочешь что-то забрать – договаривайся со мной – сходим вместе.
P.S. Звонил Петров, предлагал тебе вторую работу. Просил перезвонить!
У меня все внутри оборвалось.
«Кончено. Неужели ВСЕ КОНЧЕНО?»
Уже почти не контролируя себя, я рванулся к ней домой.
– Я не хочу тебя видеть. – Голос из-за двери.
– Открой, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.
– Нет, уходи.
– ОН здесь?
– Нет. Неважно. Я не хочу тебя видеть. Ни-ког-да! Вещи принесу тебе на работу.
Уже не задумываясь больше ни о чем, я открыл своим ключом железную дверь и уперся во вторую – деревянную, ключа от которой у меня не было.
– Лина, открой, пожалуйста, всего несколько слов!
– Нет, уходи!
Я ударил в дверь плечом, затем ногой.
«Если он там, я его убью!», – такая мысль засела в мозгу.
Дверь начала понемногу подаваться, и я яростно бил по ней ботинком, еще и еще. Наконец, она открылась, и я, взъерошенный и запыхавшийся, весь в мелких щепках, ворвался в квартиру.
Ваня был там. Он ужом проскользнул мимо меня и выбежал в подъезд. Я бросился было за ним, но что-то меня остановило.
– Нет! – Глаза Линочки сверкали, как у львицы. – Не трогай его!
Я замешкался, и время было упущено. Я растерялся, не зная как себя теперь вести.
– Собирай свои вещи и уходи. Между нами все кончено.
Я молча закрыл входную дверь, которая осталась целой, не раздеваясь, прошел на кухню и нервно закурил. Линочка заперлась в своей комнате. Было слышно, что она плачет.
Плач
Постой, не уходи.
Мы ждали лета – пришла зима.
Виктор Цой
Мой город пуст уже давно,
Остались храмы и витрины.
Полуистлевшие картины,
Полуиспитое вино.
Мой город пуст уже давно.
Дмитрий Лысенко
Перечитывая в сотый раз записку, я сидел в пустом редакционном кабинете и писал:
«Милая, господи, „если тебе еще что-то надо!“. Да ты мне ВСЯ нужна, я жить без тебя не могу. Я просто тебя люблю. Видимо, безнадежно. Все уже безнадежно».
Страх. Мусор в голове.
Магнитофон, «видик» – вещи ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННЫЕ, а радио порождает шум, мусор, как и постоянно включенный телевизор. Зато заглушает страх. Дает иллюзию надежды и какое-то подобие «сладенькой водички», избавляющей от скуки.
В убогой каморке, где я уже несколько дней работал сторожем (СУТКИ ЧЕРЕЗ ДВОЕ решил совмещать с работой в редакции, чтобы увеличить семейный бюджет) радио преследовало меня постоянно. Жвачка для мозгов, как когда-то для моего деда книги (он их глотал целыми стопками без всякого видимого эффекта, я ни разу от него не слышал, чтобы он хотя бы пытался рассуждать хоть об одной из них). А выключить страшно.
Тишина. Шорохи. Мысли.
Страх.
Я боюсь оставаться наедине с самим собой, и это я понял именно в «сторожевой каморке», работая без напарника. Начинаешь копаться в самом себе – и вдруг чувствуешь, что наружу вылезает что-то ЧУЖОЕ.
Меня мучают приступы любви.
