Читать книгу: «Моя служба на Тихоокеанском флоте», страница 9

Торпеда

Весна 1972 года была первой, которую я встречал вдали от родных мест – в Приморье, городе Владивостоке. Причина была в том, что я был призван во флот после окончания Хабаровского медицинского института и стал доктором на подводной лодке. Прошедшая зима мне не понравилась – с частыми ветрами, гололедом на улицах города, к тому же расположенного на сопках. Так что я не раз падал, поскользнувшись, на этих склонах. А чтобы меньше мерзнуть на ветру, не стал укорачивать свою длинную, до середины голеней, шинель. Правда, начало зимы в городе я не застал, так как в это время наша лодка завершала капитальный ремонт, проходила заводские испытания, т.е. я очень часто был на выходах в море.

В конце 1971 года был подписан акт о завершении ремонта, и наша лодка перебазировалась на место постоянной дислокации – в бухту Малый Улисс. Начались другие испытания – ходовые, швартовые, сдача задач боевой подготовки. Мы постоянно выходили в море и выполняли предписываемые в руководящих документах действия. Командир нашей лодки, капитан 2 ранга Сергиенко, недавно принял лодку. До этого он служил в городе Советская Гавань, вернее, в Заветах Ильича, где базировалась бригады средних подводных лодок 613 проекта. А наша лодка, такая же дизель-электрическая, но 611 проекта, была больше по водоизмещению, с большим числом торпедных аппаратов и численностью экипажа. Поэтому командиру пришлось привыкать к большим габаритам лодки, что было не так просто. Однажды лодка почти час швартовалась во время сильного ветра, почти полностью разрядив аккумуляторные батареи. Но все это было позади, началась сдача задач боевой подготовки.

Бухта Улисс, которую условно разделили на две – Большой и Малый, в те годы являлась местом стоянки военных судов. В Большом Улиссе базировались бригады ракетных катеров и спасательных судов. А в Малом Улиссе стояли подводные лодки 19-й бригады 6 эскадры лодок ПЛО, т.е. противолодочных сил. Командир бригады – капитан 1 ранга Бекетов, а командир эскадры – контр-адмирал Сысоев, герой Советского Союза. Было несколько причалов, ремонтная база, здание штаба и столовой, казармы личного состава, складские помещения, лазарет, т.е. все необходимое для обслуживания подводных лодок, поддержания в боевой готовности, как кораблей, так и их экипажей. Флагманским врачом эскадры был полковник м/с Чистоклетов, который был известен еще и тем, что имел личный автомобиль «Волга» 24 модели, в те годы очень редкой. В нашей бригаде лишь еще один мичман со звучной фамилией Мироедов ездил на такой машине на работу. А вот замкомбрига ездил на Запорожце. Имел автомобиль «Москвич 403» наш офицер Зуб, но это был автомобиль его отца.

Подводные лодки имеют на борту грозное оружие – торпеды. Огромные сигары, начиненные большим количеством взрывчатых веществ, при попадании в подводную часть любого судна, что военного, что гражданского, образуют огромную пробоину, куда устремляется забортная вода и судно тонет. Для затопления небольших по водоизмещению судов требуется одна торпеда, а вот на монстров типа линейного корабля или авианосца водоизмещением свыше 50 тысяч тонн требуется несколько торпед. Торпеда имеет диаметр 533 мм, длиной почти 7 метров. Такие же размеры имеет и труба торпедного аппарата, который выстреливает торпеды из своего чрева. Но торпедный аппарат играет и вторую роль. Основная его задача – направить смертоносный снаряд в корабль противника, а вторая – спасти членов своего экипажа в случаем аварии или повреждения в бою, когда подводная лодка оказывается на глубине и не может всплыть.

И хотя эта часть моего повествования не связана с торпедами, о которых я собрался рассказать, мне удобней именно сейчас вспомнить, как происходит спасение экипажей подводных лодок. Причем за то время, как я покинул борт подводной лодки и демобилизовался, т.е. за 40 лет, мало что изменилось. В этом я убедился совершенно недавно, посетив международный военно-морской салон в Санкт-Петербурге. На стенде, посвященному этому разделу – спасению экипажа субмарины – я увидел все тот же оранжевый костюм и знакомый до боли аппарат ИДА-59. Именно с этим костюмом и аппаратом связаны самые жуткие впечатления в моей жизни.

По плану боевой подготовки каждый член экипажа нашей лодки должен был выйти через торпедный аппарат в гидрокостюме с дыхательным аппаратом. Для этих целей придумали УТС – учебно-тренировочное судно. В нем есть отсек, где установлен обычный торпедный аппарат, т.е. труба, один конец которой выведен в небольшой бассейн, а второй в обычном отсеке. Моряки-подводники, облачившись в гидрокостюмы и дыхательные аппараты, по очереди, один за другим, втискиваются в эту узкую семиметровую трубу через открытую крышку аппарата в сухом отсеке. У каждого моряка в руках небольшой маховичок, нужный для того, чтобы подавать сигналы. Когда три человека оказываются в трубе торпедного аппарата, герметично закрывается задняя крышка торпедного аппарата и вся труба заполняется водой. Затем открывается передняя крышка в той части трубы, которая выходит в бассейн. И матросы один за другим вылезают в бассейн. Задача выполнена – три матроса на себе испытали, что это такое. В реале несколько сложнее. В трубе надо создавать такое же давление, как на глубине, где лежит аварийная подводная лодка. Ведь каждый метр глубины – это одна дополнительная атмосфера, которыми измеряют давление. И потом подъем на поверхность по специальному тросу, на котором есть мусинги – узелки, на которых подводник должен останавливаться на какое-то время, чтобы не заболеть кессонной болезнью.

И вот представьте меня, человека ростом 178 см, довольно крепкого телосложения, в этом резиновом оранжевом гидрокостюме, с аппаратом ИДА-59 на груди, с дыхательным мешком вокруг шеи, на толстых негнущихся подошвах со свинцом внутри (чтобы водолаз в воде занимал вертикальное положение головой вверх), втискивающегося внутрь этой трубы диаметром 533 мм, и ползущего вперед, к самой передней крышке торпедного аппарата. Представили? Трудно, правда? Сказать, что в трубе тесно, это ничего не сказать. Какой-нибудь пехотинец, преодолевающий полосу препятствий и ползущий под натянутой колючей проволокой, находится в лучшем положении, чем моряк-подводник в трубе торпедного аппарата. Да еще солдат дышит воздухом, которого сколько хочешь. А у нас есть только запас сжатого воздуха в дыхательном аппарате. А если он закончится, или заест клапан и воздух перестанет поступать? Да еще тогда, когда трубу уже заполнили водой. Что делать? Да, по инструкции надо бить этим маховичком тревогу, стуча по железу трубы. Но пока выкачают воду (чаще просто открывают заднюю крышку аппарата и вода выливается в отсек), а потом матросы потихоньку будут выползать задом назад, в отсек, сколько времени пройдет? Да еще матроса, у которого не работает дыхательный аппарат, надо освободить от гидрокостюма или, по крайней мере, отсоединить гофрированную трубку дыхательного аппарата от маски, чтобы он мог дышать атмосферным воздухом, на это тоже требуется время. Все время посчитали? Так что шансов спасти матроса от асфиксии примерно процентов 50%. Вот эти мысли и лезли мне в голову, пока я находится в трубе торпедного аппарата. Теперь вам понятно, почему я назвал состояние, в котором находился, самым ужасным в жизни? И какой я был счастливый, оказавшись в бассейне учебно-тренировочного судна! Интересно, артист Маковецкий, который играл одного из героев фильма «72 метра», был в трубе торпедного аппарата в гидрокостюме, в который его надели? Вряд ли, иначе он запросил бы вдвое больший гонорар за свою роль.

Ну а теперь вернемся непосредственно к теме моего повествования – о торпедах. В начале 70-х годов они были не такие совершенные, как в настоящее время. Мне при сдаче зачета на самостоятельное управление боевой частью, вернее, медицинской службы, надо было знать и сдавать флагманскому торпедисту устройство торпед и как они функционируют. Ведь главное – не выпустить торпеду из аппарата подводной лодки или надводного корабля, а чтобы она попала в корабль противника. Значит, надо придумать такое, чтобы торпеда сама, без участия человека, нашла мишень. И для этого придумали магнитные взрыватели, звуковые, вернее, гидролокационные, плывущие на шум винтов корабля или подводной лодки противника. И еще несколько видов, но я не буду писать об этом, не специалист по торпедному вооружению.

У нас до тех пор, пока лодка не была введена в число действующих, т.е. в первую линию Тихоокеанского флота, на борту были учебные торпеды, т.е. не имели боевой части. Между прочим, в боевой торпеде взрывчатого вещества от 200 до 400 кг. Представляете, какой силы взрыв произойдет, если торпеда попадет в корабль, а еще лучше, если под днищем, взрывной волной корабль подбросит, и если он не такой уж большой, просто разломит напополам.

В очередной свой выход в море наша субмарина должна была выполнить торпедную стрельбу по подводной лодке условного противника, роль которого играла друга лодка нашей бригады. На борт, как и положено, поднялся посредник и проверяющий, заместитель комбрига, тот самый, что имел «Запорожец». Мы с ним часто вместе выходили в море, так как в нашей эскадре был большой недокомплект докторов, а выйти в море без врача на борту лодка не может. Вот и посылали всех свободных от выходов в море на данный момент начальников медицинских служб в море на «чужих» лодках. А заместитель комбрига – это третья по должность в бригаде, после самого командира бригады и начальника штаба. Вот и посылают замкомбрига очень часто в море, чтобы следить, как выполняется боевая задача. Он знал, что у меня есть небольшая складывающаяся доска для игры в нарды, которые, наряду с домино, очень популярны на лодках. Да еще свою доску я украсил рисунками парусника, подводной лодки в бушующем море, других кораблей. И часто во время выходов, когда позволяла обстановка, замкомбрига приглашал меня в свою каюту поиграть в нарды.

Задачу мы выполнили успешно, замкомбрига похвалил нашего командира за успешную стрельбу. Поэтому вечером, когда мы возвращались из полигона для торпедной стрельбы в базу, за ужином в кают-компании было приподнятое настроение. Командир посмотрел на меня и сказал:

– Доктор, не будет ли вредной вторая порция сухого вина?

– Никак нет, товарищ командир.

– А как посмотрит начальство, если мы выпьем вторую порцию вина по случаю успешной торпедной стрельбы? – обращаясь к замкомбрига, спросил командир.

– Начальство не возражает, тем более по такому поводу. Но как спишут двойную порцию вина?

И командир, глядя на меня, ответил:

– Наш доктор найдет такую возможность, – и широко улыбнулся.

(Прим. – на подводных лодках этого класса за продовольствие отвечает помощник, но на нашей лодке это была вакантная должность. Командир, до этого плавающий на средних лодках, где за продовольствие отвечает начальник медицинской службы, попросил меня заняться этим вопросом. Пока вакантная должность помощника не была укомплектована).

Я дал команду вестовому, и через несколько минут на столе появилось несколько бутылок сухого вина «Рислинг», страшного дефицита в те годы. Обычно во время кратковременных выходов в море офицеры не употребляли вино, предпочитая, чтобы при прибытие в базу им давали бутылку вина домой из расчета 80 граммов сухого вина в сутки. Так же им выдавали шоколад в небольших, по 15 грамм, упаковках, который входил в ежедневное меню в море, так называемый автономный паек. В те годы стоимость автономного морского пайка составляла 4,5 рубля в день, а просто морского, из расчета которого организуется питание личного состава на берегу, всего 1,5 рубля. В автономный паек входили дефицитные копченые колбасы, языки и сосиски в банках, напоминающих тушенку, но с другой маркировкой. Были в меню соки, которые выдавали ежедневно матросам и старшинам из расчета 180 грамм в сутки на человека, разнообразные компоты в стеклянных и жестяных банках. И многое другое, в том числе шоколад.

Сам я к алкоголю относился не очень хорошо, пил редко и мало. Да еще не так давно первый раз в жизни злоупотребил. Как это получилось? Заканчивался ремонт крейсерской подводной лодки 629 проекта на судоремонтном «Дальзаводе» . Из-за долгого ремонта штатного врача на лодке не было, и когда начались заводские испытания, на эту лодку послали меня. На такой большой по тем временам лодке, ракетной, которую потом можно было увидеть в заключительных кадрах фильма «Командир счастливой Щуки», у врача отдельная каюта с двумя кроватями. Вторая – для изоляции инфекционного больного. Пока своего врача не было, эту каюту занял помощник командира. Это как раз тот, кто отвечает за продовольствие. Мне выделили положенное мне место с этим помощником. В море он нес вахту, которую моряки называют «собакой», с 4 до 8 часов утра, т.е. тогда, когда очень хочется спать. Этот помощник, сыграв побудку личного состава в 6 или 7 часов (уже запамятовал точно), с бутылкой сухого вина приходил в нашу каюту. Он будил меня и предлагал составить компанию. Я – лейтенант м/с, он – капитан 3 ранга. Я не мог отказать. Но пить натощак, хоть и немного, вредно, у меня началась изжога. Я стал отказываться, но помощник нашел выход – стал приходить с закуской. Я еле дождался окончания заводских испытаний.

На этот раз был организован праздничный ужин, который затянулся надолго. По его завершению замкомбрига, лукаво глядя на меня сказал:

– Доктор, зайди ко мне в каюту, что-то мне нездоровится.

– Есть, товарищ капитан 1 ранга, – как положено по Уставу, ответил я.

И через пару минут уже был в его каюте с доской для игры в нарды. Вообще это была не его каюта, а каюта старпома, капитан-лейтенанта Янина. Такая уж доля у старпомов – уступать свою каюту «старшему на борту», как правило, командиру бригады или его заму, начальнику штаба. И наш старпом перебрался в каюту замполита, капитан-лейтенанта Кудлаева. А каюта командира неприкосновенна. Там есть сейф с секретными документами, да и вообще, командир, что на военном, что на гражданском судне – представитель советской власти, именно на него ложится полная ответственность за сохранность корабля и его экипажа.

Через несколько дней командир вызвал меня к себе в каюту. Спросил:

– Доктор, как у нас на борту с сухим вином?

– Да все нормально, товарищ командир, ящик вина есть еще.

– Надо получить еще. С нами выходит комбриг, надо организовать питание на высшем уровне. Посмотри, что надо еще сделать, получить, и готовь заявку, я подпишу.

Вот это да, сам комбриг Бекетов будет на борту. Я слышал о нем, как об очень строгом, даже придирчивом командире, поэтому постарался все предусмотреть по своей части. Обошел всю лодку, выглядывая, к чему может придраться комбриг по медицине. Сам он долгие годы плавал на лодке, был командиром и знал все тонкости службы. Особое внимание я уделил камбузу, одежде обоих коков, чистоте всей посуды и пищевых котлов. Под сурдинку получил на складе сервиз фарфоровой посуды для кают-компании, который уже месяц не мог получить. Обрадовался, когда на лодку из отпуска прибыл старший кок, который очень вкусно готовил. Получил и кое-что из продуктов, еще один ящик «Рислинга».

Я не раз на утреннем построении видел Бекетова, и когда он открыл межотсечную дверь и появился во втором отсеке, где командиром является начальник медицинской службы, я громко скомандовал «Смирно!» и приложил руку к пилотке на голове, отрапортовал:

– Товарищ капитан 1 ранга! Командир второго отсека лейтенант медицинской службы Щербаков.

– Вольно, – сказал комбриг, прикасаясь к зимней шапке с кокардой, и протянул мне руку. Я подал ему руку, поздоровался и уступил проход, по которому он вместе с командиром лодки прошел в каюту старпома. Потом наш командир выглянул из этой каюты и сказал:

– Доктор, сообрази чаек на двоих в кают-компании.

Все было выполнено в лучшем виде. Командир с комбригом уединились в кают-компании и примерно полчаса о чем-то беседовали, попивая чай с некоторыми деликатесами. Потом комбриг ушел в каюту старпома, а командир прошел в центральный пост. Я увидел, как наш баталер занес в каюту старпома кожаную куртку-альпак, кожаные штаны на меху и такие же сапоги. Через некоторое время Бекетов, экипированный как вахтенный офицер, проследовал в центральный пост. И скоро в динамике раздался голос командира:

– По местам стоять, со швартовых сниматься…

Начался наш выход в море во время флотских учений, одной из условий в них была атака группы подводных лодок крейсера «Александр Суворов». Учения проводил заместитель командующего Тихоокеанским флотом. Несмотря на то, что они проводились в акватории залива Петра Великого, воды которого считается нашим внутренними водами, гарантировать отсутствие в них американских подводных лодок никто не мог. Как правило, вражеские субмарины всегда присутствовали рядом, где проводились подобные учения.

Завеса из группы подводных лодок, в данном случае трех из нашей 19 бригады, в годы войны получила название «волчьей стаи». Автор этой тактики атаки нескольких лодок на конвой транспортов, немецкий гросс-адмирал Дениц, утверждал, что такая тактика едва не поставила на колени Великобританию, островное государство, которое нуждается в доставке из своих колоний и других стран огромного количества всевозможных грузов. Организовав «волчьи стаи», немецкие подводники топили больше 50% транспортов, которые следовали в порты Великобритании, особенно эффективно атакуя в первые годы войны, в 1940-41 годах. Потом американцы и англичане усилили охрану транспортов, организовали конвои под прикрытием надводных кораблей и авиации. В конце войны эффективность действий немецких подводных лодок резко снизилась, союзники топили больше лодок, чем немцы могли выпускать. Погибли за годы войны 3/4 немецких подводников. Такие потери не понес ни один род войск за всю войну. Именно снижение мастерства подводников привело к таким серьезным потерям. Но такая тактика атаки на одиночный военный корабль, даже хорошо вооруженный, может дать хороший результат. Потопление английского крейсера «Эдинбург» с грузом советского золота в Баренцовом море в годы войны яркий тому пример.

По плану учений наша подводная лодка должны была стрелять последней по проходящему на высокой скорости крейсеру. Эти крейсера с артиллерийским вооружением были красой военно-морского флота Советского Союза. Именно на таком крейсере в Англию была доставлена партийно-правительственная делегация нашей страны во главе с Хрущевым. Нашими водолазами была предотвращена попытка диверсантов прикрепить к днищу крейсера мощного заряда в английском порту. И еще одним поразил наш крейсер чопорных англичан – умением красиво швартоваться кормой к пирсу. Во всем мире никто так не швартуются, только русские.

Торпедная атака подводной лодки – это квинтэссенция в службе подводников. Для этого они повышают свое мастерство, выполняют многочисленные подводящие к этому задания и упражнения, занимаются на специальных тренажерах, где командир и его ближайшие помощники – торпедист, штурман, гидроакустик и другие, проводят условную атаку на корабль «противника». Я знаю это по рассказам своих коллег-офицеров нашей подводной лодки, по некоторым фильмам, так что ничего нового я не открою. Тем более что случай, о котором я хочу рассказать, произошел уже после успешной атаки нашей лодки.

Отстрелявшись, выполнив маневр по уходу лодки от противолодочных сил условного противника, наша "букашка" (Прим. – подводные лодки проектов 611 и 641 относятся к большим океанским лодкам и моряки их называют «букашками», от литеры Б. Наша лодки была Б-63 подвсплыла, и, подняв антенну выше уровня моря, получила шифрованную радиограмму. Когда наш шифровальщик, или «специально подготовленный специалист (СПС), принес расшифрованную радиограмму командиру, тот сразу передал её комбригу. Поступил приказ из штаба флота всплыть и включиться в поиски торпеды.

Теперь я хочу немного пояснить, что это такое. Все учения в мирное время проводятся по плану, в котором скрупулезно предусмотрено все. Какие основные и вспомогательные силы участвуют, в каком районе акватории моря, где примерно должны располагаться корабли. На торпедные стрельбы привлекаются торпедоловы, специальные небольшие, но мореходные суда, где есть устройства для подъема торпеды, которая весит около 2 тонн, на борт. Они чем-то напоминают рыболовецкие суда, которые через специальный слип поднимают рыболовные тралы с рыбой. Вышел торпедолов и на эти учения. Выпущенную торпеду с первой в завесе подводной лодки и с нашей он поднял на борт, а вот со второй лодки не увидел. На море было волнение, так что ничего удивительного в этом не было. Торпеда, пройдя определенное расстояние (никто не пускает торпеду прямо в борт судна – мишени, и уж тем более в борт боевого крейсера, торпеда проходит под ними) останавливается, хвостовая её часть с винтами опускается вниз, и из воды торчит её носовая часть, где зажигается проблесковый огонь и начинает работать радиомаяк. По каким причинам не работал этот радиомаяк, мне не ведомо, оставалось углядеть среди волн торчащую головную часть торпеды с огоньком.

Наша лодка всплыла и заняла свое место в ордере. Три субмарины в надводном положении и торпедолов стали ходить туда-сюда именно в том районе, где должна быть торпеда. Бекетов с нашим командиром поднялись на мостик, и вместе с ними все наши сигнальщики с биноклями, все стали вглядываться в волны, в надежде увидеть заветный огонек. Потеря торпеды – это ЧП. Она через определенное время самоликвидируется, т.е. утонет. А стоит она совсем немало, за это командующий флотом по головке не погладит. Ведь торпеда из арсенала 19-й бригады. Через какое-то время комбриг произнес:

– Десять суток отпуска тому, кто первый увидит торпеду. Командир, дай радио на другие лодки бригады и торпедолов о моем решении.

– Есть, товарищ капитан 1 ранга, – сказал Сергиенко и приказал вызвать на мостик командира БЧ-4 РТС старшего лейтенанта Воронина, чтобы передать ему приказание комбрига.

В это время подошло время обеда. Вкусно приготовленные коками блюда были готовы к употреблению, фарфоровые блюда для первого и второго уже стояли на столе, вестовой был готов разливать все по тарелкам. Я еще полчаса назад снял пробу на камбузе, и был готов отдать приказ «Обедать», но требовалось разрешение «старшего на борту», т.е. комбрига Бекетова. Я поднялся на мостик, спросив разрешения это сделать, и обратился к комбригу:

– Товарищ капитан 1 ранга. Обед готов, проба снята. Разрешите обедать?

Бекетов обернулся к Сергиенко:

– А что, командир, и нам не грех подкрепиться. Заодно узнаем, какой у тебя кок.

И повернулся ко мне:

– Разрешаю обедать!

Я мигом скатился по трапу вниз, передал разрешение комбрига вахтенному офицеру, и по лодке прокатилось «К приему пищи приготовиться!».

Через некоторое время в кают-компании сидели офицеры подводной лодки и штабные офицеры, составляющие свиту комбрига. Вестовой только успевал подавать тарелки то с одним, то с другим блюдом. Я наблюдал за комбригом – понравился ли ему обед? Я не раз слышал вечное – «Война войной, а обед по расписанию!» Приготовленные на обед блюда Бекетову понравились, и он, обращаясь к командиру лодки, сидящему во главе стола, сказал:

– Ну, что, командир. Кок у тебя неплохой.

– Так точно, товарищ капитан 1 ранга. Я его недавно отпуском на 10 суток поощрил за это. – Правильно сделал, одобряю.

В это время в кают-компанию заглянул вахтенный офицер с сияющим лицом. Он чуть ли не прокричал:

– Товарищ капитан 1 ранга, торпеду нашли!

Все сразу зашумели, засобирались, хотя никто пока команду не давал. Командир повернулся к Бекетову:

– Разрешите выйти из-за стола, товарищ капитан 1 ранга.

– Разрешаю. Пошли на мостик.

Все, кому было положено по боевому расписанию, поднялись на мостик. Комбриг спросил:

– Кто первым заметил торпеду?

Вахтенный офицер, которым в эти минуты был старпом, сказал:

– Главный старшина Баннов.

– Где он?

– Убыл на боевой пост.

– А кто он?

– Кок, товарищ капитан 1 ранга!

– Вот это да! Дважды отличился. И обед хороший приготовил, и торпеду увидел. Отправляй его в отпуск, командир, – сказал комбриг, обращаясь к Сергиенко. Тот взмолился:

– Товарищ комбриг, он же только же из отпуска.

– Ничего не знаю. Я обещал, отправляй!

На этом я заканчиваю свой рассказ про торпеду, которую вначале выстрелили, затем потеряли, потом нашли и выловили в акватории Японского моря. Главное в море – не терять присутствие духа и веру в удачу.