Читать книгу: «Монах Ордена феникса», страница 33

– Как бы нам здесь не остаться с ними, – сказал Эгель.

– Фу, что за запах, – снова пискнула Алена.

– Мы на верном пути, – подумал Альфонсо.

Темнота пугала, тишина глушила, стены раздавливали, хоть их и не было видно, а трижды проклятые пауки падали сверху за шиворот и ленивые жирные крысы вообще не хотели уходить из под ног. Чтобы заглушить бьющий по голове гул шагов, путники сначала пытались разговаривать, но голоса звучали в этом склепе как то кощунственно, и все замолчали, даже Алена, которая сначала визжала периодически по разным причинам, потом вздрагивала, а потом потеряла сознание. Феликс нес ее на руках, рискуя оступиться и уронить ее в сточные воды, с такой нежностью и осторожностью, словно она была стеклянной, что совершенно не мешало ему иногда прикладывать принцессу головой об стену.

– Да разверни ты ее головой к каналу, а то сделаешь из нее дурочку, – не выдержал Альфонсо и врезался в столб. Это был последний столб – дальше шел только не обложенный кирпичом тоннель, который Альфонсо счел за хороший признак.

– Мы на верном пути, – сказал тогда он.

– Мы уже полдня на верном пути, – буркнул Феликс, – бедняжка совсем бледная…

Тоннель кончился тупиком, но Альфонсо это не смутило – с видом опытного лазальщика по подземельям, воткнул он свой любимый кинжал в потолок тупика; потолок развалился, комья земли полетели на голову герцогу, а сверху еще, вдобавок, грохнулась ошалевшая лисица, вскочила на ноги, попирая барахтающегося в земле монаха Ордена света, уставилась на стаю невиданных ею зверей. «Стая зверей» от неожиданности, тоже уставилась на два горящих в темноте красных глаза.

Лисица выпрыгнула из тоннеля, Альфонсо встал на ноги, отряхнулся, как мог и полез за ней.

– Вырыла, тварь, нору, нашла место, – ругался он, отплевываясь от земли – кормилицы, которая покормила его не тем, что нужно.

Чистый воздух – это богатство, яркое солнышко – это богатство, свобода – богатство, и это те ценности, которые начинаешь воспринимать таковыми только тогда, когда походишь несколько часов в вонючем, темном и страшном подземелье.

Солнце было уже очень высоко, Лес ударил по исстрадавшимся легким знойным воздухом и приятным, теплым ветерком, от которого очнулась принцесса. Она медленно, осмотрелась, распахнула огромные глаза, словно только родилась и прошептала:

– Ой, это Лес… Я думала, он другой…

– Вы в порядке, Ваше величество? – осведомился Феликс настолько участливо и заботливо, что Альфонсо закашлялся. Бесстыдного вора, бесстрашного разбойника, лихого ходока скрутила в бараний рог маленькая женщина, не способная сломать ему даже палец. Десятки матерых баб не смогли сделать то, что Алена сделала, вообще этого не желая.

– Благодарю Вас, граф Феликс, – пролепетала Алена, – все в порядке.

– Граф, – усмехнулся Альфонсо. Здесь, среди образованных желанием кустарника жить и размножаться зарослях, сидя в траве и глядя на деревья, титулы были очень сильно не к месту и вспоминать их было смешно и нелепо. – Главное, чтобы нас не нашел пан кабан, или кто еще похуже, виконт волк, например.

После небольшой передышки и перекуса без костра, стандартных ритуалов подготовки к дороге, от которого Эгель пришел в ступор, путники пошли дальше. Экипировка Альфонсо был обычной для него: арбалет, любимый кинжал, стрелы и коготь черной птицы, который болтался на поясе. Он шел со странным чувством нереальности происходящего: вот месяц назад он руководил обороной крепости, а вот идет по Лесу, как в старые добрые времена, и казалось, что тот герцог дэ Эстеда был кем то другим.

Феликс шел рядом с принцессой, стараясь уберечь ее от всего, что можно, и все время слышались фразы типа:

– Осторожно, Ваше величество, не наступайте сюда – это нора червя…

– Ой, осторожнее, это крапива, она жжется…

– Ваше величество, это чертополох, осторожнее… Ай, это шиповник. не касайтесь его, он стреляет иглами…

– Господи боже, куда же мне наступать то! – взмолилась принцесса, пройдя десяток метров, – везде опасности… Как же вы вообще в Лесу выжили, не зная всех этих опасностей.

– Случайно, Ваше величество, – хмыкнул Альфонсо, потом добавил: – и поверьте, опыт был весьма болезненным. Да и не про все опасности мы знаем, кстати…

А вот Эгеля никто не контролировал, на него никто и не смотрел. Да про него и забыли вообще. Может, не молчи он все это время, или, хотя бы, дыши погромче, этого бы не случилось, но причина не важна – набросился он неожиданно. Наброситься он попытался на принцессу, и это спасло всех, в совокупности со звериным рыком, который он издал прежде, чем напасть.

– Ведьма!!! – оглушил он Алену голосом, тяжелый меч сверкнул над ее испуганной головкой.

– Умри, тварь Лесная!! – орал Эгель уже с кинжалом в печени – Феликс отреагировал молниеносно, успев и нанести смертельный удар и оттолкнуть Ее величество в руки Альфонсо, который, едва обернулся и не успев ничего сообразить, все же поймал ее, рефлекторно обняв. Меч разрубил воздух, Эгель упал замертво.

– Что это? Измена? – вскрикнула Алена.

– Чертополох, – ответил Альфонсо. – Наступил, наверное. Почему ты за ним не следил?

– А ты? – огрызнулся Феликс.

– Потому что я главный.

– Вот и следил бы за ним, главнюк, – буркнул Феликс, пряча кинжал в ножны. А потом он хрюкнул… А хотя нет… А черт возьми…

Альфонсо с Феликсом даже сговариваться не стали: схватив принцессу, как мешок с венценосной картошкой, закинули ее на ветку дерева, едва успели вспрыгнуть сами, как огромная (по меркам этой местности) туша кабана вылетела из зарослей, вспорола клыками землю, злобно захрюкала, передними ногами вскарабкалась на дерево, противным и громким хрюканьем пытаясь, видимо, сбить сидящих на ветке путников.

– Ой мамочки, поросенок!– взвизгнула Алена и вцепилась в ветку дерева, так, как ее и закинули, согнувшись пополам лежа на животе поперек ветки.

Килограмм двести «поросенка» довольно успешно качали дерево, вырыли глубокие ямы клыками, пытаясь подрубить корни, но выбранное молниеносно, но отнюдь не случайно, дерево не поддавалось. Моталась Алена, вися на дереве, дразня болтающимися ногами кабана, но дальше качания дело не пошло.

– Скотина, иди траву пожри, – скрипнул зубами Альфонсо и, не выдержав беспомощности, выстрелил из арбалета в кабана. Он не целился: чего толку целиться, если глазки малюсенькие, а кость черепа и бока стрелой не прошибешь, но стрела, по не виданному закону подлости – удачи, попала прямо кабану в глаз, пропала в голове наполовину, и более того, убила его. Кабан способен пробежать сто метров с пробитым сердцем; этот кабан умер не сразу: приняв стрелу, он ринулся бежать, но врезался в дерево, а потом упал на бок и начал биться в конвульсиях, издавая противный визг на весь Лес. Ничего не видящая принцесса, судорожно вцепившаяся в ветку руками, ему «подпевала» в унисон.

– Поверить не могу, – сказал Феликс, – ты ему в глаз попал. Ваше величество, все в порядке, кабан мертв…

– В порядке!!! В порядке!!! – визжала Алена и рыдала одновременно, – а сколько еще кабанов там бродит, по кустам!!? Мы и ста метров не прошли, а Егель сошел с ума, и на нас напали!!! Я с этой ветки не слезу, никогда!!!

С этими словами она упала с дерева – прямо в объятия Феликса, прижалась к нему и начала реветь, содрогаясь в судорогах. Рожа Феликса выражала настолько много сострадания и блаженства, что нехотя Альфонсо заревновал его к принцессе, хоть и тяготился всегда ее вниманием.

Пришлось остановиться на ночь здесь, разжигать костер, долго успокаивать ее Величество, объясняя, что звери боятся огня и к нему не подходят. О том, что некоторые ненормальные росомахи иногда и огня не боятся, они оба, конечно, умолчали. Альфонсо разделывал кабана, отрезая от волосатой животины самые лучшие куски мяса, Феликс, насколько мог деликатно объяснял принцессе, как выбирать место для туалета, соблюдая приватность и при этом находясь на виду, в какие кусты лучше не лезть, какую траву не брать, и как заправить одежду так, чтобы разного рода жучки не заползали куда не надо.

– Если увидите гадюку, Ваше величество, главное – не шевелитесь, тихонько скажите нам.

– А как выглядит гадюка? – робко спросила принцесса. Лицо ее было красным до самых кончиков ушей – после разговора о таких интимных вещах, как человеческая нужда. С Лилией в этом отношении было гораздо проще.

– Небольшая, метра два длиной, змея, черная, с зигзагом на спине.

– Небольшая двухметровая змея? – Алена оробела настолько, что даже скукожилась, испуганно посмотрела вокруг – в ее воображении, в лучах падающего во мрак солнца, змеи уже ползли со всех щелей, прямо к ней.

– Иногда три, – влез Альфонсо, преподнося остальным на кусках бересты куски ароматного, дымящегося мяса, – размер вообще не имеет значения, в ней столько яда, что она и дружину солдат укокошит.

– Спасибо, – через силу улыбнулась Алена, – мне стало легче…

Странное удовольствие находил Альфонсо в том, чтобы пугать принцессу. Возможно, это была месть за то, что он так неловко и глупо чувствовал себя в ее среде, и, попав в свою родную стихию, наслаждался ее страхом, поскольку чувствовал себя увереннее, чем даже если бы Алены не было. Это было подло и низко, Альфонсо это понимал, но… Приятно было все же осознавать, что сколько на шелковых простынях не спи, даже особу королевской крови жизнь иногда заставляет спать на голой земле посреди Леса. И это еще Феликс в нее влюбился, нарвал ей полыни, наученный горьким опытом, а так Алена проснулась бы еще и красная, как помидор, и весь день потом чесалась, после общения с лесными блохами. В общем, несчастная маленькая женщина отдувалась за всех богатых и зажравшихся вельмож, которым полезно было бы провести в Лесу хотя бы недельку, дабы Лес отшиб у них такое ненужное для жизни чувство, как снобизм.

Впрочем, Алена и не спала. Скорчившись на своем пледике, положенном на траву, она испуганно дышала, глядя в темноту и вздрагивала от каждого шороха, коих в Лесу множество. Сердце ее билось судорожно, даже чуть-чуть покалывало, а губы бесшумно и быстро молились Агафенону, прося его вывести его из этого ада живой и невредимой.

Зато следующий день – день бесконечной ходьбы, постоянного перепрыгивания через пни и поваленные деревья, продирания через колючие ветки, вымотали Алену до такой степени, что даже страх устал. Едва успев поужинать ножкой глухаря с диким чесноком, даже не успев ощутить вкуса еды, она провалилась в сон глубокий и крепкий с одной стороны и тревожный и чуткий с другой.

Затем дни потекли один за другим. Постоянная усталость притупила страх, даже выползшая из под пня гадюка не вызвала у принцессы сильных эмоций. Спокойно проползла черная колбаса мимо ног Алены, пока та, стоически стояла не шевелясь, только закусив губу, чтобы не кричать. Лес не просит соблюдать его законы, Лес требует это делать, и наказание за преступление против этих законов всегда одно – смерть. Зато и поощрение соответствующее – жизнь.

И чем меньше Алена боялась, тем больше сил давал ей Лес, побеждая природную робость, пробуждая придавленное светской условностью и строгими родителями природное происхождение. Все ближе и ближе, сначала краснея и дрожа всем телом, потом увереннее, присаживалась она к Альфонсо на привале у костра, все чаще и откровеннее глядела в его сторону совершенно определенным взглядом.

Феликс тоже смотрел на Альфонсо совершенно определенным взглядом, только далеким от старого, доброго любовного влечения, а полный старой, доброй ревностной ненависти. И это было плохо.

– Еще прикончит меня, – думал Альфонсо, пытаясь отстраниться от принцессы, избежать якобы случайных прикосновений, найти себе занятие, лишь бы рядом с ней не сидеть. Убить в Лесу кого-то – проще некуда, Лес любит убийства, он питается ими, и спокойно спрячет труп, сохранит тайну смерти до конца веков, и никто никогда не узнает, что Орден света загнулся по тому, что главного (и единственного, пока) его основателя прикончил ревнивый друг из-за женщины, которую тот даже не любил. Сам Альфонсо так бы и сделал, будь он на месте Феликса, по этому и подразумевал такую возможность. Позже он узнал от самого источника такой опасности, что был очень недалек от истины – Феликс почти собирался прикончить Альфонсо уже в конечной точке пути, но не сделал этого. Почему? Потому что в приступообразных проблесках разума вспыхивала мысль, что это бесполезно – принцесса не достанется никому из них, по этому просто ходил, едва сдерживаясь, чтобы не завыть от отчаяния, злобно сжимая зубы до ломоты в челюсти. Принцесса с каждым днем становилась все грустнее и молчаливее, по ночам, стараясь делать это бесшумно, плакала по своей любви, которую неумолимо отбирало пролетающее вихрем время. В итоге поход скатился к походу трех угрюмых, молчаливых и грустных путника, которые вечером смотрели на костер и в тишине пережевывали каждый свою боль. Кроме Альфонсо, конечно, тот пережевывал свои опасения. А хотя боль тоже – что стало с его Иссилаидой в этом осажденном замке? По идее, ее не должны были бы тронуть враги – она не вельможа и не королевская кровь, но война есть война. Тем более, она беременна. Как там ребенок?

Алене про змей не сказали – накормили фиалкой, отчего у нее онемела челюсть и пропали тактильные ощущения, сказали идти след вслед, а поскольку зверобоя в месте выхода на дорогу было хоть отбавляй, то на шевелящуюся не по ветру траву можно было даже не смотреть.

Солнце скинуло одеяло тьмы и облило Стену города своим светом, обнажив страшную правду. Черные птицы селились и здесь, по этому прямо над городскими воротами стекали на вниз землю ручейки крови, лежала под Стеной половинка человека, больше похожего на огромный кусок кровавого фарша с двумя белыми пятнами глаз в области головы. Феликс спрятал голову принцессы у себя на плече, заставив ее отвернуться, а Альфонсо затрясло: словно только вчера вылез он со Стены, словно прямо сейчас слышит он этот жуткий гул, проникающий в самую душу и выворачивающий ее на изнанку. С грохотом опустили подъемный мост, вереница телег, всадников и пешего люда потянулась в город, стараясь не смотреть на итоги кровавой кормежки Черных птиц, отводя взгляд в сторону.

– Кто такие, куда идете? – строго спросил стражник ворот и взял таблички у всех. Для Феликса это был знаменательный момент: впервые он предъявлял не свой изначальный кусок дерева с постыдным именем, а золотую, инкрустированную изумрудами пластинку, на приобретение которой ему пришлось тайком обобрать пару поселений. Но зато сейчас он мог стоять с прямой спиной, наблюдать, как стражник моментально становится уважительнее и не позориться перед принцессой.

– Мы посланники Его величества, короля Эгибетуза: Ее королевское величество принцесса Эгибетуза Алена аск Перегильд, герцог Альфонсо дэ Эстэда и граф Феликс ибн Эдмундов, пришли с предложением союзничества к Его величеству королю…

Сказав это, Альфонсо сделал шаг, после которого не было пути назад. После этих слов Феликс тяжко вздохнул, теряя все, чего не имел. После этих слов все завертелось быстро и суетно: подали экипаж, назначили стражу, быстро в богатой карете повезли в королевский замок. Когда Альфонсо вылезал из кареты, красная дорожка ко входу в замок была постелена, королевская чета уже стояла на парадной лестнице, готовясь к встрече со столь высокопоставленными гостями. Множество вельможных особ увидели непритязательный вид послов, но даже через мужскую одежду, даже с всклокоченной прической, с пыльным лицом, принцесса Алена внушала дамам зависть к ее красоте, а мужчинам восхищение и обожание. Принц так и вовсе пожирал принцессу глазами, и Альфонсо подумал, что задуманное им предприятие получится.

– Ваше Величество, – он поклонился всей королевской чете сразу, миг послушал глухо бьющееся сердце, затем продолжил, – простите нас за наш непритязательный вид – нам пришлось выбираться из страны тайно, под покровом ночи.

– Ничего страшного, герцог, – ответил король. Безусловно, он уже был осведомлен о том, кто к нему приехал, – Ваше появление для нас – это удовольствие. Чувствуйте себя здесь, как дома.

– Принцесса Алена, теперь я в полной мере понимаю, насколько бессильны были попытки людей описать вашу красоту, – выдохнул принц на волне вдохновения. Прежде, Алена покраснела бы от смущения от этих слов. Но сейчас она лишь слегка поклонилась.

– Вы слишком любезны, принц, – грустно сказала она.

Алена весь день была задумчива, грустна и словно была не в себе. Прощание с любимым Альфонсо словно казнь для осужденного, висела над ее душой смертельным приговором, и по этому она не смотрела ни на замок, ни на флаги, ни вообще вокруг. Только случайно, перед входом во дворец , скользнула она взглядом по распятому на двери полотну герба, сначала не обращая на него внимания, но потом, вдруг, замерла.

– Что это значит? – изумленно- испуганно спросила она.

Альфонсо не ответил. Феликс опустил взгляд.

– Простите, Ваше величество, мы прошли долгий путь, и принцесса устала, она не в себе, – сказал Альфонсо королю.

– Ничего, конечно, стража – проводите принцессу в ее палаты…

– Стойте! – закричала принцесса, – куда в палату!? Это не Эстерия, это Лага, это же не та страна!!

– Ну-ну, деточка, не горячитесь, – сказала королева, – вам у нас понравится, у нас прекрасная страна.

– Нет… – Алена прошептала это совсем не слышно, – герцог Вы меня предали… Вы предали моего отца, весь Эгибетуз…

– В первый раз, что ли, – подумал Альфонсо с горечью. Он не думал, что все пройдет так гладко, как прошло: что принцесса не поймет, что все это время они шли в другую сторону, что не увидит флаги другой страны, что ее не придется тащить силком. Теперь, когда принц Лаги увидел свою будущую жену, король ни за что не отпустит невестку, ведь мнение женщин в таком вопросе не играет никакой роли. Любовь – это слишком роскошно для королевской особы. Возможно, узнай Аэрон о таком предательстве, он отправил бы на войну с Лагой всю свою армию, но король Эгибетузский уже скорее всего мертв. Как и весь Эгибетуз.

– Сколько Вам заплатили за меня, герцог? – холодно и спокойно, глотая ручьем текущие слезы, проговорила Алена.

–Пока нисколько, – спокойно сказал Альфонсо, глядя прямо ей в глаза.

– Сволочь. Скотина. Предатель…

– Довольно, – король поморщился, видя, что спектакль начинает затягиваться. Он покосился на вытянувших головы от любопытства вельмож и сказал:

– Вы видите, принцесса утомилась, проводите ее…

Всю дорогу, пока стража вела ее под руки в свою очередную золотую клетку, принцесса проклинала Альфонсо, заодно и полностью уничтоженного, поникшего и почерневшего Феликса, который, отлично ориентируясь в Лесу, не мог не знать, что они не туда идут и был посвящен в детали плана.

От щедрых подарков короля Феликс отказался и, оказавшись в Лесу, вздохнул с облегчением и несвойственной для него грустью. У Альфонсо на душе скребли кошки, но все же он не без восхищения рассматривал подаренный благодарным королем лук из прочнейшего самшита с позолоченной рукоятью, блестящий на солнце бриллиантами и сапфирами меч и прекрасного качества боевой топорик, который не преминул метнуть в дерево и, промахнувшись, едва не потерял.

– Ты думаешь, Лага меньше всего пострадает в Мировой войне? – спросил Феликс.

– Думаю да. У них мощная армия, патриотичное население и за свою землю будут драться до последней капли крови. Это при том, что король Лаги мудр и полезет в драку только в самом крайнем случае. Если у Алены и есть шанс где то выжить, то там его больше всего.

– Не знаю, ее проклятие до сих пор стоит у меня в ушах…

– Найдем Волшебный город, попросим богов помочь нам избежать войны, а там вызволим твою принцессу и живите долго и счастливо, – сказал Альфонсо.

– Если Волшебный город вообще существует, – задумчиво добавил Феликс и замолчал.

8

Если он вообще существует. Это был болезненный и животрепещущий вопрос, который больше не поднимался ни во время подготовки, ни во время путешествия в деревню фимиам Аббусино. Смысл было преодолевать тяготы пути, если ты не веришь в конечную его цель? Альфонсо не давал думать о том, что возможно, они тащатся невесть куда зря даже себе, Феликс, частично лишенный разума своей любовью, вообще хватался за Волшебный город, как за спасительную соломинку.

Лес баловал своей погодой – солнечной и теплой, и было очень странно брести по почти сухому болоту, дарующему, теперь, облегчение прохлады, и вспоминать, как осенью, замерзшие и обреченные на смерть, боролись они с щуками и накрывало их волной селевого потока. Подгнивший, почти развалившийся плот так и валялся возле камыша, теперь уже на сухом месте.

– Это чертово корыто даже весеннее половодье не смогло сдвинуть, – насмешливо сказал Альфонсо, едва его увидел. Он не признавался себе в том, что скучает по Лилии, как и не допускает мысли, что с ней поход был веселее. И безопаснее. Она хотя бы знала, какие травы рвать, а какие нет – познания остальных путников в этой области оставались весьма ограничены. После ряда экспериментов, наевшись чего-то горького, просидев в засаде несколько часов в кустах, пережив несколько приступов острого отравления, Альфонсо и Феликс решили больше не рисковать, и ограничились тем, что приправляли свои мясные блюда только диким чесноком и укропом. Еще осмелились раздербанить кедровую шишку.

Зверье на них не нападало, более того – не голодные и не такие агрессивные, как осенью, они старались избегать путников, носивших на шее по бутылочке Крови богов. Однажды только на них напоролась стая волков, но кроме, больше испуганного, чем грозного, рыка, конфликт развития не получил и все мирно разошлись.

– Мы, похоже, где то рядом с деревней, как там ее называли? – сказал Феликс. И тут же, прямо перед его носом, в дерево воткнулась длинная стрела, задрожала хвостовым оперением, словно предупреждала: «не шевелись».

– Косой,– крикнул Альфонсо в кусты в ту сторону, откуда, как он думал, стрела прилетела.

– Или, скорее всего, косая, – добавил Феликс.

Позади себя они услышали шорох шагов, но оборачиваться не стали – если шаги прирожденных Лесных охотниц слышны, значит, они сами хотят чтобы их слышали, и точно держат на мушке.

– Кто такие? – раздался позади низкий, грудной голос, – зачем пришли?

– Осинка? – спросил Альфонсо, не оборачиваясь.

– Нет, Березка, ее голос, как из бочки, – ответил ему Феликс.

– Эта которая та толстая?

– Да, эта которая если на тебя залезет, то в сознании не отпустит.

– Заткнитесь, мужики!! – рявкнул позади голос и придал веса словам, треснув обоих по спине плечом лука, – березка, кстати, похудела, если что… Ведите их к Великой.

Аббусино открылась, как и в прошлый раз, неожиданно, но теперь она была обнесена забором покрепче, все деревья вокруг него были срублены, и перелезть по ним в деревню теперь было нельзя. Путники пришли днем, по этому деревня была практически пуста, кроме нескольких сонных, обмякших охранниц, любопытство которых просто исказило их расслабленные монотонной охраной лица, но долг не давал покинуть пост. Это была жестокая пытка для женщин – не дать возможности удовлетворить свое любопытство (это при том, что мужиков могли начать делить между собой без них), пришлось даже немного поплакать, но совсем чуть-чуть.

Великая вышла в легком, летнем платье и соломенных туфельках: как всегда причесанная, накрашенная, пахла фиалками, от запаха которых Феликса завалило воспоминаниями и он поморщился. Лицо Великой вспыхнуло удивлением, потом радостью, но только на миг. Статус не позволял королеве испытывать эмоции, а нутро фимиам не умело их скрывать, и на протяжении всего диалога, в жестокой битве между природой и человеческими предрассудками побеждала то одна, то другая сторона.

– Гнилое Пузико! – радостно сказала Великая.

– Зачем пожаловал? – холодно добавила она.

Феликс небрежно поклонился. Альфонсо поклонился уважительно, но на него никто внимания не обратил.

– Мы мимоходом. Идем в Волшебный город, – сказал Феликс так, словно не с королевой разговар вал, а с подружкой.

Великая дернулась, как от удара, долго боролась с собой.

– Зачем? – безразлично -испуганно спросила она.

– Ваше величество, – вклинился Альфонсо в разговор, начиная подозревать, что разгоняющаяся телега их диалога скоро улетит на обочину, – мы направляемся искать Волшебный город и просим у Вас приюта и крова буквально на пару дней. Потом он подумал о том, что если сказать «приют», то можно было не говорить «кров», ведь, по сути, это одно и то же, по этому первую часть ответа Великой пропустил.

–… рогим гостям. Располагайтесь здесь, как дома, если только, конечно, вы не притащили с собой стаю озлобленных волков.

– Безмерно благодарны Вашему гостеприимству, – поспешно ответил Альфонсо, поскольку увидел, что Феликс открыл рот. Он явно собирался сказать что-то язвительное, и это могло осложнить поход, который и так прошел подозрительно гладко. А так не бывает в жизни, по крайней мере, в жизни Альфонсо.

Лилия сидела на земле на корточках, около дома, и учила маленького ребенка сажать цветы. Дети цивилизованных богатых вельмож с детства были лишены счастья бегать по улицам с голой попой, и уж тем более по уши в грязи; измазанный мальчик был настолько счастлив и так много смеялся, что невольно приходила мыль о том, сколько всего люди потеряли, ступив на путь цивилизации.

– Писилин, зачем ты топчешь гиацинт? – спросила Лилия грозно – шутливо, и тут увидела подошедших путников. И замерла с пучком цветов в руке. И тут же превратилась в сопливо – мокрый плачущий от радости вихрь, который налетел на Альфонсо (в основном) и немного зацепил Феликса. Она была беременна, и Альфонсо это покоробило – Тупое рыло времени не терял, и от этого Альфонсо почувствовал странную ревность, от которой скривило душу и растянуло губы в радостной улыбке.

– Ребята! Альфонсик, Пузико, как же я рада вас видеть!!

– Если позволите, мадам, я теперь не, как вы изволили выразиться, «Пузико», а граф Феликс ибн Эдмундов, – важно проговорил Феликс.

– О-о-о-о, – проговорила Лилия, – Ваше превосходительство, теперь к Вам и на сраной козе не подъедешь?

– Только на чистой, – рассмеялся Феликс.

– Приютишь нас, ведьма? – спросил Альфонсо.

– А то ж. Только теперь ваша пристройка переделана под детскую. Ну чего стоите, живо в дом. Писилин, идем, тебя помыть надо, может, хоть до обеда чистым походишь…

Тупое рыло вернулся с охоты днем с несколькими глухарями и пучком какой-то травы; Альфонсо ожидал увидеть ревность и злость в его глазах, но встреча получилась очень душевной, причем такого проявления своих собственных теплых чувств Альфонсо не ожидал. Он был рад вернуться, и рад искренне, что было для него очень странно.

Фимиамы закатили пир на весь свой микромир; в замкнутой деревушке, в которой появление заблудшего около чужой деревни другого племени – целое долго обсуждаемое во всех гранях событие, возвращение убийц Зверя стало сенсацией, причем, настолько грандиозной. что прибежали даже охотницы с самых дальних уголков охотничьих угодий. Резались целые кабаньи туши, благо, время года позволяло, костры горели пожарами, поварих, бурливших котлов и овощей было не меряно, приправы лежали стогами сена. Волки ходили обожравшиеся, осоловелые, что совершенно не мешало им скулить и клянчить добавки. Для Альфонсо, хоть он и прожил в деревне фимиам пол года, это зрелище все равно было диким: огромные, практически не убиваемые волки скуля выпрашивали еду у маленьких, по сравнению с ними, женщин, которых могли разорвать одним движением. Песико, тот вообще не отходил от Лилии, когда был не на охоте, а от Писилина (ее сына) взвизгивал, восторженно, особенно когда тот пытался оторвать ему лапу. И странным до определенного момента: до тех пор, пока вино и разгульный пир не сделали пьяных баб опаснее волков всего Леса всех вместе взятых. Такие пирушки в роли мужика Альфонсо помнил хорошо, и делал это с содроганием; сейчас, в роли мужчины, и не просто мужчины, а почетного гостя, ситуация стала немного безопаснее, но все равно. В какой то момент Альфонсо, тоже весьма нетрезвому, пришлось уединиться от эпицентра разгула фимиам. Он сидел на пороге лилиного дома, прекрасно понимая, что едва он оказывается наедине с самим собой, как появляется экс-ведьма и начинается тягомотный задушевный разговор о чувствах. На этот раз пришлось пойти на такие жертвы – нужна была информация по поводу Волшебного города.

Однако на этот раз вместо Лилии вокруг Альфонсо организовалась толпа детишек неопределенного возраста, которые беззастенчиво, пугливо и очень внимательно его рассматривали, раздражающе не произнося ни звука и не шевелясь. Чтобы случайно не инициировать разговор с детьми, Альфонсо усердно начал их игнорировать, достал из кармана рисунок земли, нарисованный, несомненно, богами, который принес из своего сарайчика. Он долго и внимательно рассматривал рисунок: пятна синие, пятна зеленые, желтые с белым пятна, какие то символы. Рассматривал бы и дальше, но тут поток детского любопытства сломал плотину детского страха.

– Мужчина (это было самое уважительное звание для мужского пола в деревне, можно было гордиться таким обращением), – пролепетал робко один из детей. Он посмотрел на рисунок так, как крестьяне смотрят на приготовление магического зелья, то есть со страхом и восхищением в глазах.

– А, правда, Вы убили Зверя? Мне мама рассказывала.

Детям не нужда правда. Детям нужны эмоции, пример для оттачивания своей храбрости, по этому следовало быть максимально героическим, то есть, посмотреть на спрашивающего максимально грозным взглядом, небрежно ответить, словно слова для тебя – это деньги и ты скупердяй, каких мало:

– Сходи в пещеру, проверь.

Это было эффектно: в пещеру никто не совался из соображений традиционного страха.

– А расскажи, какой он был?

– Да, да, расскажи, – нестройно зазвенели голоса позади отряда детей.

– Он был, – тут Альфонсо задумался, делая вид, что вспоминает столь малозначительный факт из огромной коллекции его героических подвигов, хотя на самом деле судорожно придумывал лютого монстра, и в голову ничего не шло, кроме одного слова:

– Он был огромный, метров (пять, – подумал он) десять в длину.

По детской стайке прошелестел изумленно-испуганный вздох; сколько это- десять метров, никто не знал, но это, несомненно, больше волка.

– А зубы у него какие были? – спросил то же самый храбрый мальчик.

– С мою руку.

Потом Альфонсо представил себе десятиметрового монстра с такими зубами, и понял, что описал непропорциональное чудовище – видимо, врать тоже надо с умом, не Великую книгу же сочиняешь. Но дети, как и верующие, не обременили себя анализом, и просто доверчиво и громко восхитились.