Читать книгу: «Монах Ордена феникса», страница 31

Стены замка, вдруг, перестали быть пустыми – тысячи голов высунулись из-за острых зубцов, ощетинилась стена тысячами стрел, которые, описывая дугу, обрушились на пехоту черной острой массой, втыкаясь в глаза, череп, щит, шею – везде, где не хватало стали для защиты. Лучники Алексии дали ответный залп – малоэффективный, поскольку стрелять приходилось не сверху вниз, а снизу вверх, и пехота, унося раненных, отступила.

Взошедшее над Леванией солнце сгорало от любопытства, как сгорало, вот уже более пяти ста лет, зажженное уставшим от мрака Агафеноном на колесах своей колесницы, посмотреть, что там дальше будет происходить в битве между посланником Агафенона и Алексийским воеводой. И было немало удивлено тем, что ночная чернота была уничтожена массовым пожаром, прекрасно осветив черноту ночи и лишив солнышко работы и смысла существовать. Перед главными воротами крепости горело все, что могло гореть, воняло дымом все, что могло вонять, и прочихавший всю ночь Альфонсо проклинал всех, кого мог вспомнить, дабы облегчить свою жизнь, избавив от раздражения.

Он вышел на стену ни свет ни заря, и все равно оказался на ней одним из последних людей, оказывающих влияние на ход битвы со стороны замка, увидел под замком огненное поле, почти, впрочем, уже потухшее, почувствовал запах горелого мяса и захотел есть.

– Чего там выглядываете? – недовольно буркнул он, влез в самый центр толпы, хотя мог встать и с края, растолкал всех локтями, и моментально ослеп от едкого дыма.

– Поле жгут, Ваша светлость, – ответил Эгель.

– Да ну, не может быть! А я подумал, затопить нас пытаются…

А потом он подумал, что, может и вправду догадаются, когда-нибудь… Но замок, вроде, стоит на вершине бугра.

– Все наши ямы открылись, – сказал Инженер, – теперь их хорошо видно…

И их было много. Сотни кубометров земли было выковырено из шкуры матушки Земли и отнесено… А куда, кстати, дели землю?

– Это не осада, это какая то ерунда, – сказал Эгель. Естественно, он не «ерунда» сказал, он выразился покрепче, в духе сурового воина, но суть не поменялась.

– На нашу крепость отрядили столько мало солдат, что они нас даже окружить не могут.

Где то далеко, в стане врага загудел рожок – звук был особомерзкий, поскольку прогудел с раннего утра и отнял у Альфонсо шанс позавтракать. И тут же ударил колокол на главной башне замка, началась суета, похожая на суету котят в мешке: вот все спали, а потом один чего то зашевелился и вот уже мешок, почти лопаясь, наполнен брыкающимися, толкающими, царапающими друг друга копьями и кончиками мечей котятами, наступающими чуть ли не на голову соседу. Долго и упорно боролся Альфонсо с искушением отправить половину населения крепости на бой с Алексией, дабы просто сделать укрепление посвободнее, но все же он набрался терпения и, соответственно, терпел. Враги скоро сами проредят его армию так, что мало не покажется.

Время замерло, сердца тысяч людей бились в волнении: в крепости все были уже на постах, но враги шли медленно, огромной толпой. В массе черных доспехов, со стены похожих на черных тараканов, блеснуло что-то светлое – это был таран, длиной метров десять и толщиной в полметра.

– Что у нас с дамбой? – спросил Альфонсо Инженера.

– Люди готовы открыть ее как только мы дадим сигнал – пять ударов колокола.

Дамбу построили далеко по течению реки, чтобы, не дай Бог, при окружении, она не попала в руки врага, и при ней всегда дежурили двое стражников, готовые открыть ее по сигналу просто так или отдать жизни открывая ее, если рядом будет враг, хоть о последнем условии они и не знали.

– Лучники, стрелы экономить, стрелять прицельно. Как только они положат таран на край рва, стрелять во всех, кто будет рядом с ним, – скомандовал Эгель.

Ровно на расстоянии полета стрелы, Алексийцы побежали, прикрываясь щитами. Бежали люди с лестницами, бежали с тараном, крик тысяч глоток потряс небо, землю, крепость. Со стены крепости стреляли лучники – стрелы скромными черточками, жиденьким дождиком, полетели на осаждавших так, что таран скоро оказался утыканным стрелами, как еж. Десять человек, что его тащили, часто теряли двух трех – таран падал, подбегали новые солдаты, и бревно, с железным конусом на конце, продолжало свой путь, падая, периодически, через каждые два – три метра.

Латники прыгали в ров, не всегда удачно, но всегда с громким грохотом, брели, по колено в грязной жиже, выкарабкивались, принимали десятиметровые лестницы, приставляли к крепостной стене. Потом догадались перекинуть лестницу через ров, попытались по ней пробежать, но она не выдержала веса и сломалась, быстро доставив всех пятерых пехотинцев на колья на дне рва.

– Как они с такими хрупкими лестницами на стену полезут? – спросил Альфонсо Инженера.

– Прислоненная к стене под тупым углом лестница не испытывает таких изгибающих нагрузок, поскольку вектор силы, в основном, уходит на силу сжатия, а не на изгиб. Причем, чем тупее угол, тем меньше сила изгиба и больше сила сжа…

– Все, заткнись, – раздраженно оборвал его Альфонсо. Все, что он понял – это то, что его обозвали тупым, но в этом он был не уверен, иначе болтался бы Инженер уже в петле на стене, испытывая растягивающие его шею нагрузки.

Тем более первая лестница коснулась стены, по ней полезли пехотинцы, обнажив мечи.

– Багры готовься, – скомандовал Эгель, а Альфонсо сказал:

– Подожди…

Лестница была длинновата, кончики ее торчали над стеной крепости – и это была ошибка – так лесенку легко можно было оттолкнуть бревном. Нет, конечно, не так легко, бревно было метров десять в длину, и держали его десять человек.

Альфонсо взял камень – килограмм пятнадцать, (их приготовили специально для того, чтобы кидать сверху на врага) и швырнул прямо в лицо первому пехотинцу, который уже почти залез наверх. Пехотинец как раз посмотрел вверх, именно для того, чтобы заорать от ужаса в предсмертном крике, инстинктивно поймать камень, который продавил ему грудь до самого позвоночника и потом, уже сбивая с лесенки лезущих за ним солдат, рухнуть на землю.

– Лесенку забирайте, – крикнул Альфонсо и лестница поползла вверх, оставив тех, кто хотел попытать удачу вместо погибших, удивленно смотреть наверх.

– Пускай новые строгают, – пояснил Альфонсо Феликсу, хотя тот ничего и не спрашивал. Впрочем, скоро Алексийцы догадались делать лесенки короче, и тогда их приходилось вытаскивать веревкой с привязанным к ней крюком. Очень быстро на стене появилась стопка лестниц, занимая много места и мешая в этом и так, по истине, непроходимом столпотворении.

Таран переправлялся через ров интереснее. Сначала его положили поперек рва, часть солдат использовала его, как мост, продираясь с боем через торчащие в нем стрелы. Пятеро пехотинцев, под градом стрел, подняли его на плечи, потащили к стене, пока остальные пятеро спускались в ров… Люди падали, пронзенные стрелами, на них летели камни, смола, проклятия. Вспыхнул пожар, копошащиеся в нем люди погрязли в адской боли, криках, забегали по дну рва горящие, вопящие факелы. Лучники Алексийцев принялись усердно обстреливать стену над воротами; один из лучников упал на стену со стрелой в глазнице. Рухнули еще пятеро: двое бились в агонии, трое умерли сразу.

– Снимите с них доспехи и сбросьте со стены туда, к врагу, – приказал Альфонсо.

– Ваша светлость, – Эгель посмотрел на герцога злобно, но сдержался, видимо, из последних сил. Как и большинство воинов, связанных с постоянным и плотным общением со смертью, он был ужасно суеверен, потому возмутился, до глубины души:

– Это не по правоверному. Не по христиански! Мы их похороним, потом…

– Где? Где ты их похоронишь?!! Нам тут самим не развернуться. Кидай, давай!!

Это было тяжелое зрелище, но Альфонсо был прав. Тела погибших полетели прямо на головы Алексийцев, прямо в костер. Впрочем, Алексийцы уже потушили пламя, притащили огромный, наспех сколоченный деревянный щит, которым и прикрылись от всего, что летело сверху.

– Ваша светлость, дамба открыта, – сказал Инженер.

Альфонсо кивнул. Где то там, в полукилометре от замка, вверх по течению реки, освобожденная вода стремительно бежит по реке, распугивая чаек глухим, грозным рокотом старого барбоса. Алексийцы вытаскивали свое злосчастное бревно, наступая в обожженные трупы и своих и чужих, напрягая последние силы, обливаясь потом в железной печке на ставшем злым и горячем летнем солнце.

Волна смела все их усилия в один момент. Полетели люди, державшие заднюю часть тарана, свалился горящий, избитый камнями щит, покатился, влекомый потоком воды, полетел в воду и сам таран. Атака захлебнулась. Точнее, часть атаки захлебнулась.

– Открывайте ворота, отряд под стену, – сказал Эгель.

Оставшиеся под стеной пехотинцы изумленно смотрели на другую сторону рва, с которой на них изумленно смотрели их коллеги. Те, кто был во рву, даже не пытались плыть, пригвожденные к дну массой доспехов. Пока несли толстые бревна, чтобы использовать их в качестве мостов, внезапно и вероломно открылись ворота замка, порубили всех алексийцев, бывших под стеной на глазах у их братьев по оружию, которым ничего не оставалось больше делать, как кусать от досады и отчаяния свои стальные локти.

Рожок протрубил оступление.

– Наконец то можно и пожрать, – подумал Альфонсо. Он ничего не делал, но сильно устал.

Второй день осады был прожит.

6

Ой да и не счесть было врагов лютыя, затмили они поле ратное черными телами своими; но не дрогнул ни единым мускулом Алеццо, не испугался рати черной, простел длань к небу ясному и изрек:

-Коль сами на погибель свою идете, так от меча и погибнете, так решил Агафенон Великий, и да будет так.

И бились о крепость вороги тридцать три дня и три ночи, но не могли победить духа воинов славных, пока не нашелся предатель среди воинов Алеццо, открыл он ворогам ворота тихой ночью за мзду невелику…

Сказ о жизни великого Алеццо дэ Эгента,

святого – основателя Ордена света

Часть 400 стих 127

Ранним, солнечным утром, не понятно для чего: то ли встретить рассвет в романтическом месте, то ли просто остынуть после душной ночи в каменном мешке с большой, круглой печкой по имени Иссилаида под боком, вышел на стену герцог Альфонсо дэ Эстеда. После неудачной попытки штурма осада застопорилась (целую неделю враги просто сидели на расстоянии полета стрелы и смотрели друг на друга) было одновременно и тревожно – спокойно и скучно. Маршрут герцога не был разнообразен – от главной башни, где, за неимением свободного места в замке, он ел и спал у себя в спальне до наблюдательного поста на башенке, где сидел дежурный лучник.

– Все спокойно, Ваша светлость, – доложил лучник. – Ночью, в темноте, опять делали вылазку и закапывали ямы.

Ямы были для воеводы степейцев не только болезненным напоминанием позора первого штурма, но и серьезным препятствием для штурма второго, тем более, они были удобными могилами для павших солдат, которые вздулись на солнце и причиняли запах тлена той или иной стороне, в зависимости от направления ветра.

Потом на башенку поднимались, в разное время, Эгель, Феликс, Бультекс и Инженер, и начиналось утреннее совещание, если не было штурма.

Сегодня Инженера не было.

– А где этот умник? – спросил Альфонсо хмурого Феликса, поскольку тот пришел раньше воеводы. Феликс пожал плечами. А потом пришел хмурый Эгель и у Альфонсо упало настроение совсем, хоть его и так было мало.

– Докладывайте, – коротко бросил Альфонсо. Хотя и так примерно все знал.

– Ночь прошла спокойно, Ваша светлость, – начал первый Эгель, – алексийцы снова делали выползку ночью, в темноте закапывали ямы. По Вашему приказу никто по ним не стрелял – берегли стрелы.

– Ага, дальше…

– С провизией все в порядке, Ваша светлость, вода в колодце не пересыхает, да там, вся речка так то должна пересохнуть, оружия всем не хватает – мало металла. Дров катастрофически мало. Лесенки, оставшиеся после первого штурма бережем на древки копий и стрел.

Феликс замолчал.

– Много людей в одном месте, Ваша светлость, – сказал Бультекс, когда увидел, что герцог перевел взгляд на него, – дрова кончатся, скоро придется есть сырую пищу – будет много болезней. Медикаментов нет, травы полезные – на вес золота.

Альфонсо повернулся в сторону лагеря алексийцев – сейчас эти гады вырубают его лес, жрут его дичь (если там еще не все сожрали), и лечатся его травами.

– Нужно делать вылазку из задних ворот, – сказал Альфонсо.

Он знал, что алексийский воевода со стороны черного входа в замок, оставил группу людей, которых было мало, фактически, они просто наблюдали за ними. За задними воротами тоже все было перекопано, но, поскольку там еще не нападали, то там ничего и не сожгли – трава там росла по пояс, манила своей зеленью и цветочным духом всех коров, лошадей, коз и прочей скотины, которые были заперты в крепости.

– Очень много дерьма, Ваша светлость, скапливается, – сказал Лекарь, вырвав Альфонсо из задумчивости. Он никогда бы не подумал, что будет решать такие вопросы, но в той толкучке, которая была создана в крепости, эта проблема была вполне серьезной, – Это вероятность кишечных болезней.

Отходы жизни деятельности как людей, так и скота собирали в бочки и сваливали за стену, где те и пахли, отнюдь не запахом роз. Одно было хорошо – тем, кто вздумает штурмовать крепость, придется либо разгребать все под стрелами врага, либо лазить по колено в навозе.

– Ваша светлость, – раздался крик снизу, с ведущей в башню лестницы. А вслед за криком вылез и Инженер, запыхавшийся и очень обеспокоенный:

– Ваша светлость, сигнал с дамбы – приближается крупная армия со стороны задних ворот. Я приказал уничтожить дамбу и вернуться в крепость.

И вот началось самое удивительное действо за всю осаду: открылись задние ворота, вышла цепочка пехотинцев, которая, став полукругом, защищала высыпавших крестьян. Быстро-быстро падала трава под острыми косами косарей, оставляя земле прическу в виде лысины, пока удивленные наблюдатели смотрели за этим действом. Много прошло времени, прежде чем армия алексийцев с другой стороны крепости притопала для того, чтобы хотя бы спугнуть обнаглевших осажденных, запасающихся сеном и соломой для скота.

А потом горизонт наводнила армия, пришедшая с запада, задымились костры лагерей, выросли палатки из шкур и ткани, запахло жареным мясом.

– Это очень интересно, – проговорил Эгель, глядя из-под поднятой к лбу руки на пришедшую армию.

– Чего интересного? – спросил Альфонсо. Ему было тревожно, поскольку теперь шутки и игры кончились: двух армий хватало для того, чтобы полностью окружить крепость, атакуя ее сразу со всех сторон. Много было людей в крепости для того, чтобы отбиться, но это было не надолго.

– Это не алексийские флаги, это степейцы… А вот и парламентер.

Повозка с одной лошадкой и двумя кавалеристами лениво приближалась к воротам, белея грязноватым флагом. Парламентер был тучен, с высоты стены краснел своим роскошным, вышитым серебром камзолом, голос его резанул Альфонсо ухо знакомыми интонациями:

– Добрый день, граф Альфонсо дэ Эстэда.

– Я давно уже герцог, Минитека, – крикнул Альфонсо, свесившись со стены над задними воротами.

– Поздравляю, теперь мы с тобой одного положения.

– А, так вас сильно понизили!

– Зато сейчас я не сижу в крепости, в ожидании неминуемой смерти.

Здесь Альфонсо не мог ничего возразить. Мысленно он сделал себе пометку попросить Феликса проверить, как там подземный секретный ход: не обвалился ли, не затопило его? Хотя, как проверить, он же замурован?

– Чего хотел, предатель? – крикнул Альфонсо.

– Хотел предложить сдаться. Тогда вам всем гарантируется жизнь, а тебе – спокойная жизнь, чин графа, небольшое имение… Зачем эта бессмысленная борьба, если вы все равно рано или поздно падете?

– Минитека, а ты за другую сторону крепости не заглядывал? Там, вообще то, стоит войско Алексии.

– Мы давно с Алексией в мире. Точнее, Степь это теперь алексийская провинция.

Переделка Великого континента началась. Крупные страны будут драться между собой, пока разбираются мелкие, а потом, оставшаяся крупная страна поглотит оставшуюся мелкую. И будет одна страна. Или, люди просто поубивают друг друга, не будет вообще цивилизации, а будет кучка разрозненных и одичавших племен, пока их уровень развития не дойдет до постройки новых городов. И снова будет Мировая война.

– Только попробуй согласиться, – вдруг, услышал он скрежещущий шепот Феликса. Нож сверкнул в руке у помощника, и его появление он прокомментировал так:

– Ты первым же улетишь со стены с перерезанным пузом.

Кто из них был сильнее, Альфонсо не знал: Феликс был моложе, Альфонсо – опытнее, но он и не хотел выяснять. Своего помощника он не боялся; сдать крепость было бы логично и правильно, но… В обещания жизни Альфонсо мало верил, тем более, его просто заставят воевать снова, просто уже на другой стороне, потом снова на третьей, пока удаче не надоест играться с ним и она не оставит свою игрушку с пробитым копьем черепом на радость воронам.

Тем более, из крепости всегда можно сбежать, и мало ли, что произойдет: чума, холера, или просто всемирное побоище обойдет Эгибетуз стороной. Кто знает.

– Ладно, герцог, вот мое последнее слово. Доверия к тебе у меня нет, кто вообще додумался послать тебя, человека, который меня обманул? – крикнул Альфонсо. И от крика у него заболело горло.

– Как знаешь, монах Ордена света, – сказал Минитека и парламентеры удалились.

– Вот теперь начнется, – проговорил Альфонсо.

И началось… Прямо с раннего утра, колокол тревожным и оглушающе противным боем вышвырнул Альфонсо из кровати, а когда он появился на стене, все уже были готовы к отражению нападения. Серая масса штурмующих словно лавина ринулась в атаку. Из-за ям перед воротами, похожее на рваное полотенце полотно наступающих пошло некрасивыми пятнами, обходящими ловушки, но в остальных местах поле было залито врагами сплошняком. Стрелы сыпались на нападающих пучками, в ответ летел целый рой дальнобойных стрел, по размерам почти сопоставимые с копьями; они были мало эффективны – попробуй, попади в бойницу размером с два лежащих друг на друге кирпича, но все же, время от времени, некоторые солдаты падали, пронзенные. Поперек рва ложились мостки – настоящие, не халтурные, как из лесенок; они прогибались под тяжестью бегущих по ним тел, но все же выдерживали. К обоим воротам побежали воины с тараном, накрытые щитами; огонь моментально сконцентрировали на них, враги падали, быстро менялись, снова падали, но оказались под воротами, с размаху ударили в дубовые створки, и их тут же начали заливать кипящим маслом.

Кругом царил хаос, сотканный из грохота доспехов, криков боли, крови, громогласных команд дружинников, и в этот хаос, особо выразительным соло, врезался душераздирающий крик горящих носителей тарана.

Враги наползали сразу со всех сторон – приставляли лестницы, ставя их в зловонную жижу, кувыркаясь, чуть ли не по пояс, в навозе. С другой стороны, туда было мягче падать, когда огромным камнем воина сбивали с лестницы.

– Камни кончаются, Ваша светлость, – доложил Инженер.

– Прикажи крестьянам ломать второстепенные постройки в крепости. Смолу берегите, ее тоже мало, бросайте только на большое скопление людей.

– Как скажете, Ваша светлость.

Потом на врагов начали падать раздетые трупы их противников, лопаясь на островерхих шлемах и осыпая штурмующих кровавым душем и гирляндой распоротых внутренностей. Часть таких солдат, увешанных кишками, красных, с ног до головы и уже обезумевших, все же залезла на стену, завязался жестокий бой. Напавших все же скинули вниз, лесенки, по традиции, вытащили на стену, скидывая их во внутренний двор, не считаясь с судьбами тех, на чьи головы они падали. И на этот раз дров оказалось много.

Возня перед воротами не прекращалась до последнего; полотно подъемного моста изрядно трещало, но не сдавалось, сыпало на горы мертвых и постоянно умирающих живых хлопья сажи со своего обожженного бока там, где дерево не было обито железом, которое, кстати, штурмующие пытались оторвать.

Бой окончился только после полудня, оставив со стороны штурмующих горы свежих трупов, и залитую кровью стену со стороны замка. Бультекс бегал от раненного к раненному, давая указания по лечению; то тут, то там, прямо на стене, пилили руки и ноги, зашивали раны, раздевали, добивали и скидывали со стены тех, кто был обречен. Горы окровавленных доспехов мерзко звеня вырастали на стене и Альфонсо, на правах руководителя, пошел к себе в спальню в башне, просто для того, чтобы отупело смотреть в потолок, отходя от видений отрубленных голов, размазанных камнями внутренностей, валяющихся в навозе, криков, запаха крови и обгоревших тел.

– Гелик, дай распоряжение графу Феликсу пересчитать, сколько погибших…

– Слушаюсь, Ваша светлость…

Иссилаида вошла тихо, как тень, нерешительно остановилась у кровати, а потом, попытавшись аккуратно в нее сесть, плюхнулась так, что подлетел Альфонсо.

– Можно, Ваша светлость? – робко спросила она.

Альфонсо не ответил. Ему не хотелось как и не издавать звуков, так и не слушать их, даже свой собственный голос раздражал бы. Иссилаида чутьем пришибленной этот момент уловила и тоже молчала, только сопела, как корова.

Вот оно – лекарство от смерти. Альфонсо молча, пачкая испачканной в крови рукой (в бою он не участвовал, но где то все равно испачкался (о чем не знал, сначала)) рубашку своей купленной любви всей своей жизни, погладил ее живот, там, где зарождалась новая жизнь.

Солнце поднималось высоко в небо, обещая новый день и обещая, что быть ему солнечным. Смрадные испарения от навоза, трупов, крупные, зеленые мух, настолько ленивые, что почти не летали, встретили Альфонсо на стене, усилив его и так сильную тошноту. На стене сидел, печально глядя в даль Феликс – несчастный страдал о своей принцессе, и совершенно не обращал внимания на смрад и мух, при этом, пряча от всех свое творение, царапал что-то на березовой бересте угольком, хотя Альфонсо точно знал – писать он не умеет. Раньше бы Альфонсо спросил, что это он делает, но сейчас он ненавидел его также, как ненавидел всех – боль в живот не давала ему спать, есть, пить, жить и дышать. Еще трясло от температуры, а желудок не минуты не хотел ничего в себе держать. Альфонсо не выдержал, свесил заднюю часть тела со стены, посмотрел на Феликса – тот тактично отвернулся.

Когда Альфонсо, дрожа и держась за живот, принес свое тело на башню, хоть и жутко хотелось лечь, все уже собрались и смотрели на герцога с сочувствием: с бесящим, бессмысленным и унизительным сочувствием.

– Что у нас? – спросил Альфонсо.

– Степалексы (так Эгель называл теперь своих объединенных врагов) готовятся к нападению. Всю ночь шли приготовления.

– Вот скоты, – проскрежетал зубами Альфонсо, – мало им было.

– Дрова на исходе, смолы осталось двадцать бочек, число погибших в битве – не известно, да и нет смысла считать их сейчас, накануне новой битвы. Но то, что потери врага как минимум в три раза выше – это точно, – сказал Феликс.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что их стало в три раза меньше, – пожал плечами Феликс и больше никто ничего не стал спрашивать. Да это и не имело значения, когда Инженер объявил о сдаче четырнадцати крепостей на западе, и падении двадцати семи на востоке, о чем его известил принесший письмо от короля голубь.

– Мы остались одной единственной не захваченной крепостью в тылу врага. Алексийцы двигаются к столице, и мы у них как заноза в спине, – сказал Инженер, а потом добавил:

– Король приказывает держаться до последнего как можно дольше.

Альфонсо выругался, даже не пытаясь сдержаться перед своими вассалами. Потому что всем было понятно, что вассалить скоро будет некому.

– Черт, скоро вся армия Алексии и Степи будут здесь, – сказал Эгель таким тоном, что Альфонсо услышал нечто вроде сильно замаскированного «А не сдаться ли нам? Игра все равно кончена»

Из оставшихся тридцати пяти воинов королевской стражи ни один бы и не подумал о сдаче – чувство патриотизма вколачивали им в головы с самого их благородного, дворянского детства. Насчет Эгеля Альфонсо был не уверен, да и насчет себя – тоже. Если бы не было Иссилаиды, точнее, ее ребенка (еще точнее, их ребенка) он бы уже давно бросил крепость и сбежал тайным ходом в Лес, наблюдая, как рушится цивилизация из укрытия вековых деревьев, но для Иссилаиды Лес был геенной огненной, адом на земле и страх оказаться там, если бы Альфонсо вздумал тащить ее насильно, лишил бы ее плода болезненным способом. С другой стороны, всегда можно зачать другого.

– Ваша светлость, -сказал Бультекс, – я принес вам порошок семян подорожника от поноса. А еще у нас, у некоторых крестьян, отмечены признаки чумы. Сейчас они изолированы в одном из подвалов замка, но я боюсь…

Крестьяне сидели на половинном пайке, при этом воду теперь не кипятили, поскольку берегли дрова. В большом скоплении людей болезни неизбежны, а чума… Чума это конец.

– Ну отлично, – буркнул Феликс, – теперь чумовое время будет у нас.

В прошлом году чума нас спасла, а в этом.... погубит, – подумал Альфонсо, и тут его осенило такой гениальной мыслью, что снова скрутило живот.

– Враг наступает, – крикнул Эгель.

– Да, звоните в колокол, – приказал Альфонсо.

Как с неистовой яростью штормовые волны, бьют своими хлыстами – брызгами бедный, одинокий маяк, уместившийся на клочке голой скалы посреди океана, так и Алексийцы остервенелыми волнами, рвались на стены крепости, расцветая кровавыми ранами на теле серой толпы. Раз за разом они взбирались на стену, раз за разом скидывали их обратно вниз, оставляя на стене крепости лужи скользкой крови, руки, ноги, головы. Защитники крепости спотыкались о валяющиеся трупы и доспехи– Альфонсо приказал крестьянам убирать их, и тут началась настоящая сумятица. К счастью, крестьяне, за полгода обучения, тоже кое – как научились махать мечом; не закаленные в боях воины, но все же и не трусливые мишени для копий.

Феликс рвался в самую гущу битвы, словно желая покончить с собой от тоски по принцессе; возможно он надеялся на то, будет воспет в былинах славным воином, возможно, думал, что чем больше прикончит врагов сейчас, тем меньше будет угрожать принцессе опасность потом; в любом случае, логикой и здравым смыслом его деаяния и не пахли. Зато мужество было на высоте, если бы не…

В одном из прорывов его ударили мечом по голове, уронили на стену, и, почитая за мертвого, принялись по нему топтаться. Богатые его доспехи, гордость, которую он наотрез, даже под страхом казни отказался продавать, безжалостно испачкали кровью и навозом, нещадно помяли, порубили мечом. Феликс вылез из стычки отнюдь не в геройском виде, держась за ребра, спотыкаясь на чужих внутренностях и сел в сторонке, совершенно перестав обращать внимание на бой.

Тяжело дрожала крепость, принимая на себя удары тарана по мощной двери – подъемному мосту – нечем было уже поливать наступающих и те беспрепятственно толпились под воротами. И ничего не могли сделать.

Сборной армии Алексии – Степи более не существовало. Внезапно и очень быстро серая каша нападающих превратилась в маленькие группки людей, изможденных, израненных и лелеющих одну единственную мысль – бежать. Напрасно бесился у себя в палатке Минитека, выражая это тем, что чуть чаще дышал и чуть шире открыл глаза – он снова потерпел поражение.

– Проваливайте! – орал Альфонсо вслед убегающим. В порыве угара битвы, еще не отпустившего его голову, он выплеснул весь придавивший его страх и напряжение тем, что со всей силы пнул чьи то внутренности, валявшиеся на стене и крикнул:

– И кишки свои заберите!!

Потом он сел также, как Феликс, схватился за живот и злобным рыком посылал далеко всех, кто останавливался помочь ему дойти до своей спальни.

– Отбились, твою мать, отбились! – кричал Эгель, размахивая мечом, разбрасывая в стороны кусочки прилипшей к лезвию кости и кожи.

– Заткнись Эгель!! – рявкнул Альфонсо, – распорядись отправить отряд больных чумой на вылазку добивать Алексийскую армию.

– Чумных, Ваша светлость? – изумился Эгель, – они же больные. И их мало, они все погибнут!

– Выполнять! – крикнул Альфонсо, – совсем потерял страх? Кто здесь герцог, холопина?!

Назвать Воеводу холопом было тяжким оскорблением. Но после кровавой бойни нервы у всех были на пределе, по этому Эгель не обратил на крики никакого внимания, как не обратил Альфонсо внимание на то, что тот не сказал «Да, Ваша светлость» Какая это глупость – титулы, кучка букв для поддержания болезненного эго их владельца. Костлявая с косой заберет тебя –да хоть бы и с помощью этой позорной дизентерии, и плевала она на титулы и положение.

«Чумовой отряд» был просто жалок, с одним единственным стягом, и то дырявым, своей сотней пеших людей, половина из которых были работяги и крестьяне. Даже с высоты стены были видны их растерянные лица, неловкие движение и полное не понятие, что делать. Альфонсо смотрел на них свысока и блевал; жутко хотелось куда то деться от мерзкого смрада, но деваться было некуда – он был везде.

Естественно, когда опешившие алексийцы увидели отряд, они даже мечи из ножен доставать не стали. Естественно, потерянные Эгибетузцы даже и не подумали напасть, они просто сдались.

– Сучьи предатели, – скрипел зубами Эгель, сатанея от невозможности наказать гнид. Он достал дальнобойный лук, одну единственную длинную стрелу – хоть одного, но он накажет; наказал бы, если бы Альфонсо, не остановил его слабым движением руки.

– Это даже хорошо, что они сдались, – просипел он пересохшим горлом.

– Почему? – удивился Эгель.

Боль в животе была нестерпимой, словно Альфонсо проглотил кинжал и он уплыл вниз живота, кувыркаясь там, разрезая, периодически, кишечник. Слабое дуновение ночного ветра из окна приносило тошноту, сверчки раздражали неимоверно, даже мелодичный, сотрясающий стены замка храп любимой Иссилаиды не услаждал слуха. Не помогало даже осознание того, что в крепости эпидемия дизентерии, и множество людей мучаются также, как он, только на голой земле, а не на кровати с шелковой простыней – единственным уцелевшим очевидцем былой роскоши. Угнетал также страх, что его сподвижники бросят его и сбегут через подземный ход, а его болезненное тело достанется Минитеке на потеху.

Ночь Альфонсо не спал. Утром в спальню попросился Феликс, на правах долгой лесной дружбы разговаривавший с Альфонсо запросто, да и на людях особо не трудясь проявить уважение сану, заорал так, что заглушил даже храп Иссилаиды, хотя казалось, что это не возможно:

– Ваша светлость, ты должен это видеть!!

– А-а-а-а-а!! Чего орешь!? Ты видишь, я болею? Я даже встать не могу…