Читать книгу: «Записки рыболова-любителя. Часть 6. Ельцинские времена. Том 6.2. 1997–1999 гг.», страница 3

Запомнилось: болельщики у телевизоров во всех пабах с пивом орут (Британские Львы сборную Южной Африки по регби обыграли), наркоманка спит с открытым ртом на Лестер-сквере, народу гуляющего прорва (суббота!), попрошайки на ночь в спальниках устраиваются на крылечках и мелочь просят. У них её побольше, чем у меня купюрами. С живым гвардейцем народ вовсю фотографируется около Queen’s Garden недалеко от Трафальгарской площади. Погода была отличная: сухо, не жарко, иногда солнышко проглядывало.

29 июня, воскресенье

Проснулся в 6, в 7 пошёл завтракать вниз. Столовая на 12 человек. Француз требовал стакан для сока, а не рюмку (стопку) и гневно возмущался.

В 8 побежал по Gray’s Inn Street к собору Св. Павла (! – хотя зажат он весьма), оттуда на набережную Темзы и по ней к Тауэру (!!!) и Тауэр-бридж (!!). Фотографируя, добрался за 2 часа. У Тауэра купил Ирине «Лондон и его окрестности». Обратно мимо Банка Англии промеж небоскрёбов (!) мимо Музея Лондона (!) добежал за 1 час 10 мин. Погода была как и накануне – самое то по городу бегать. И спасибо Индонезии – за кроссовки!

Из гостиницы я должен был убраться в 11.00. Опоздал минут на десять, ещё 20 собирался. До Хитроу на метро добрался минут за 50, заплатив 3.50 ф. с. Очень медленно шла регистрация, так что я еле успел потратить на сувенирный английский чай последние металлические фунты (да ещё не на тот терминал пошёл сначала). Сумку красную не удалось в самолёт протащить, пришлось сдать в багаж. Вылет задержали на час из-за перегруженности Хитроу.

И вот уже над Францией (или Германией уже?) лечу. Бай-бай, туманный Альбион, увидимся ль ещё?

631. Июль. Главный редактор «Вестника МГТУ»

И ю л ь 1 9 9 7 г.

1 июля, вторник. Митя меня встретил в аэропорту, очень обрадовался книжке, тут же на автобусной остановке в полупотьмах стал её изучать. Мы впритирку успели добраться с одной пересадкой на метро до университета. Легли в 2, встали в 8.30. Я побегал, позавтракали, позвонили в «Премьер», «Анталес», «80 дней» насчёт билетов на Канары: – Рано ещё, – говорят. – Цены не определились. Потом я пошёл на физфак командировку отметить – безрезультатно, после чего позагорал часик на стадионе, а Митя бегал на работу.

Затем мы обедали в столовой, а до того пытались перекрыть кран горячей воды, и я ушиб голову. Потом я опять на физфак – удачно. Затем с Митей в «Сделай сам» купили напильник, присматривались к этажеркам на колёсиках. Потом на базар за жратвой, к девяти в лабораторию – с Милочкой и Ириной по телефону поговорили. Потом ужин с пивом, и распростились у метро – Мите вставать рано. А я отправился поездом в Мурманск, куда и прибыл благополучно сегодня (2 июля) около полудня.

Накануне, Сашуля говорит, с утра было +24 градуса до обеда, а потом задул северный ветер и дождь пошёл. Сегодня +12 градусов, нормально.

3 июля. В университете узнаю: меня, оказывается, уже главным редактором несуществующего «Вестника МГТУ» назначили, ректор приказ издал, а его самого сейчас нету. Я к Чечуриной: – Майя Николаевна! Как это так: без меня меня женили? Я ведь с ректором свои условия не обговаривал!

(Чечурина – проректор по экономическому образованию – вела со мной предварительные разговоры насчёт того, чтобы я возглавил общеуниверситетский научный журнал типа «Труды МГТУ», и я в принципе согласился на условиях полноценного обеспечения этой работы помещением, штатами, техникой – компьютеры, сканеры, принтеры, факс, электронная почта – и зарплатой).

Она меня успокоила: – Не волнуйтесь, ректор на все Ваши условия согласен, я с ним разговаривала. Только он очень хотел бы, чтобы к Международной конференции, которая в октябре в МГТУ состоится, вышел бы первый номер журнала. Представительский, так сказать.

– К октябрю это очень мало вероятно. Народ почти весь уже по отпускам разъехался. Кто сейчас статьи готовить будет?

– Я понимаю. Уж как получится. Но Вы постарайтесь.

Ну, ладно. Придётся начать этим делом заниматься – требования к рукописям сформулировать, самому статью образцовую написать. А там посмотрим.

4 июля. Интересно: погода ясная (ветер северный, слабый) а температура воздуха утром всего +6 градусов. К вечеру, правда, до +15 поднялась.

6 июля. А сегодня после обеда уже +24 градуса!

Проводил Сашулю в отпуск, в Москву, там они с Митей должны уладить все вопросы по поводу виз и билетов на Канары, а из Москвы Сашуля в Калининград поедет.

8 июля. Телефон дома поставили! «Народный телефон» – называется. За три лимона с лишним (шестьсот долларов). Обещали в течение года поставить, а поставили через полгода. Сбылась Сашулина мечта!

10 июля. Началась зубодёрная эпопея. Протезист велел весь верх убрать, а у меня там семь с половиной зубов парадантозных осталось (половину одного я сам в прошлом году дома себе выдрал) и два мудрости. Молоденькая, но решительная девица выдрала мне сегодня первые полтора зуба. Без проблем.

13 июля. Температура воздуха утром +6, вечером – +19 градусов. А четыре предыдущих дня – плюс 8—9 градусов.

14 июля. Плюс 12 – плюс 25 градусов. Четыре зуба верхних передних зараз выдрала мне девица. Не очень чтобы приятно.

15 июля. Ещё два зуба выдрал сбоку, а зубья мудрости мне девица не стала драть: – Оставьте, хорошие зубы.

Загорал на камнях на ближнем озере (+26 после обеда).

17 июля. Плюс 28 градусов!

18 июля. Плюс 25. Загорал на Семёновском озере.

Роман – прелесть! Я ему велел обзорную статью на английском для «Вестника» лепить из наших опубликованных и неопубликованных трудов, и он мне на это ответил:

– Как говорил Остап Бендер, дело я своё люблю, от работы не бегаю, давайте!

Я ему:

– Не уверен, что так говорил Остап Бендер, но ты мне каждый раз так отвечай! Молодец!

22 июля. Валера Яров (он в приёмной комиссии в этом году) Оке Микаэльсона из Лулео притащил ко мне в ПГИ. Тот на него случайно набрёл в поисках связей с университетом. Здоровый такой швед. Эколог. Сотрудничает с нашим областным комитетом по экологии, по-русски неплохо говорит. Я ему пообещал раздобыть бумажки с информацией о предстоящей осенью конференции северных университетов в МГТУ, кофеем попоил. Приятный парень.

25 июля. Был на приёме у ректора по вопросу моего редакторства. Высказал ему своё удивление, что в моё отсутствие меня главным редактором назначили. На это ректор ответил, что он так понял Майю Николаевну, что я своё согласие уже дал, а он, в свою очередь, на все мои условия согласен. И принялся уговаривать меня оставаться в университете на постоянной работе.

Я посетовал на преподавательскую нагрузку – большая, мол, очень, а я всё же хочу оставаться действующим учёным.

– Да Вы вправе сами себе любую нагрузку установить!

Я пообещал подумать. Посмотрим, как дела пойдут. Пока-то мне здесь нравится больше чем в ПГИ. И если всё обещанное в части оборудования, штатов и зарплаты будет выполнено, то никакого особого смысла возвращаться в ПГИ не будет. Даже если Терещенко откажет мне в совместительстве.

26 июля. Мите 22 года! В Мурманске сирень цветёт. Температура плюс 8—11 градусов.

31 июля. Инородное тело в рот засунули – верхнюю челюсть из пластмассы. Не сказал бы, что нравится. Но вид у зубов снаружи ничего.

632. Август. Дядя Серёжа Мороз умер. Памятник моим родителям

А в г у с т 1 9 9 7 г.

2 и 3 августа. Загорал на ближней горке у озера. Температура днём до 26 градусов поднималась.

6 августа. От тёти Тамары по телефону (поздравлял её с днём рождения) узнал, что дядя Серёжа Мороз умер от инфаркта, хоронили 25 июля. Ему было 84 года. Он научил меня фотографировать и привил любовь к этому делу. Без высшего образования, он был удивительно интеллигентным человеком.

7 августа. Сашуля прибыла из Калининграда. Изнервничалась там вся по поводу памятника моим родителям, но всё сумела сделать.

А в Москве она у Юры Саенко в гостях побывала! Обращалась к нему по поводу билетов на Канары (он по такого рода делам билетным теперь бизнесмен, некрупный, правда). С билетами он помочь не смог, а в гости пригласил. Тепло встретил. Жизнью доволен. Про науку не вспоминает. Новая жена, новая деятельность. Кто бы мог подумать?

У Маринки в Калининграде тоже новая семья. Тоже довольна. Сыновья же при отце. В том смысле, что в Москве. Они его и трудоустроили. Забавно.

8 августа. Температура воздуха плюс 18—27 градусов.

Сашуле – 54! Ходили с ней за Ленинградку, на правую горку. Нашли один маслёнок, две сыроежки, несколько горькушек. Нет грибов.

Разглядели с горки, что народ купается в озере у карьера, и пошли туда. Купались три раза, вода градусов восемнадцать, вполне приятно плавать.

Вечером Града и Татьяна Хвиюзова у нас в гостях.

11 августа. Иринке 32 года!

12 августа. Любе – 52!

15 августа. Митя получил приглашение в Италию на Школу по клеточной биологии! Он туда посылал заявку и тезисы доклада, мы с ним вместе ездили их отправлять международной почтой (где-то рядом с Ленкомом), когда я в Москве был (смотри запись от 18 июня).

Моё письмо Мите от 15 августа 1997 г.

Hellow, sonny!

We are very glad to know about the invitation for you to Italy, congratulate and wait for the further information from you. Both of us, mama and me are working now and plan to go tomorrow to the forest to pick up mushrooms if they will be there.

Kiss you, dad.

16 августа. Ходили с Сашулей за Ленинградку по правой трассе. Грибов нет. Набрали четверть корзины хороших красных сыроежек на болотах.

Ирина с Мишей, Алёшей и котом Тимкой. Калининград, лето 1997 г. Иринке 33 года

21 августа. С Терещенко насчёт моего возвращения в ПГИ беседовал. Сформулировал ему свои условия: 1) зарплата не ниже, чем в университете, то есть доплачивать за профессорство; 2) техника вычислительная на необходимом уровне; 3) никаких препятствий для работы по совместительству в университете; 4) хотя бы раз в год поездки на основные геофизические сборища независимо от наличия грантов; 5) городской телефон и прочие мелочи типа пользования институтскими факсом, ксероксом, почтой без унизительного писания служебных записок «Прошу разрешить…».

Терещенко отвечал, что понимает мои требования, но в отношении зарплаты не считает возможным выделять меня среди остальных сотрудников ПГИ. Это, мол, вызовет справедливое неудовольствие народа.

На что я возразил: – Выделяйте не меня персонально, а профессоров. Их всего-то двое в ПГИ – я да Лазутин.

Реакция его на это была такая: – Ещё чего не хватало: Лазутину зарплату повышать! И вообще: чего Вы себе цену набиваете?

– Ценен не только я сам по себе. Речь идёт не только о моём личном благополучии. Для меня прежде всего важны условия для развития нашей модели, для обхода наших конкурентов по качеству научных результатов.

– Подумаешь, модель! Какая от неё институту польза? Кому она в ПГИ нужна?

– Леонтьеву, например. Мы же с ним сделали совместную работу по интерпретации его оптических данных с помощью нашей модели.

– Ну, что это за работа? Тезисы какие-то коротенькие.

– Не только тезисы. Нормальная статья полноценная в JATP. И Ляцкий благодаря нашей модели КОСТЕПовский грант получил. И Черняков жаждет свои спутниковые данные по интегральному электронному содержанию с помощью нашей модели объяснить, у меня руки до этого просто не доходят.

– Ну, подумаешь, Черняков. Что у него там за данные!

– Я и ваши бы томографические результаты мог бы интерпретировать, если бы доверял им. Вы же знаете мои претензии к вашей методике. Так что вопрос использования модели в ПГИ упирается не в модель, и не в наше нежелание работать с институтскими данными, а в то, что эти данные существенно уступают тем, что публикуются в зарубежных журналах. А от Вас, как от директора института я до сих пор вообще не слышал каких-либо предложений хотя бы обсудить возможности использования модели в институте. Вон, с норвежцами мы только малую толику наших возможностей успели реализовать у них в обсерватории, а сколько пожеланий у них сразу появилось!

От скептицизма в отношении нашей модели Терещенко перешёл к нападкам на университет, какая, мол, это контора паршивая, бесперспективная, кому она нужна, кто на неё будет деньги тратить, и т.д., и т. п. Чувствовалась его глубокая обида на ректора, который, в сущности, вынудил его уйти из университета как не справившегося с обязанностями заведующего кафедрой судовых радиотехнических устройств. Терещенко кафедру пустил на самотёк, а кадров там сильных не оказалось. Один был у него настоящий помощник – Власов Пётр Петрович, да и тот внезапно помер. Уйдя из университета, Терещенко начал прижимать в ПГИ всех совместителей, на бывшей его кафедре работавших: работайте, мол, в своё свободное время, а с 8.30 до 17.30 должны в ПГИ находиться. Офонарел совсем.

Университет в моей защите, конечно, не нуждался. Я только заметил по этому поводу, что у меня там для работы условия лучше, хотя и свои проблемы тоже, конечно, есть, особенно с нагрузкой преподавательской. Но в целом, возвращаясь к основному предмету разговора, я свои условия возвращения в ПГИ сформулировал, а уж он, Терещенко, пусть решает – нужен я ему или нет.

Терещенко ответил, что как совместитель я ему не нужен. Я ему нужен как доктор наук в штате, это повышает вес института. Что касается моих условий, он должен подумать. На том и разошлись.

22 августа. Утром собрался за грибами, да встретил соседа Федю, который ночью аж к аэродрому бегал и ничего не нашёл. Он меня отговорил.

23 августа. Ездили с Боголюбовыми на 24-й километр Серебрянки. Нашли 33 подосиновика, 5 подберёзовиков, горькушки, сыроежки.

29 августа. Миша Волков подал заявление об увольнении из ПГИ: я его к себе на кафедру в доценты беру. Аналогичная ситуация – в ПГИ за доцентство не платят, а Миша к зарплате не равнодушен. Терещенко Мишу к себе пригласил и стал уговаривать не уходить. Оказывается, он его очень ценит. Предлагал сектор возглавить – наш! При живом его руководителе – Намгаладзе. Разряд обещал повысить. А если уйдёт, то совместительства ему не видать, пусть не надеется.

Миша заколебался. Прибежал ко мне советоваться. Я ему сказал:

– Смотрите сами. Вы же Терещенко знаете. Сейчас он Вам руководство сектором предлагает, а завтра этот сектор ликвидирует, если только я в ПГИ не вернусь, да ещё и Олег если в университет перейдёт. Кто в секторе останется? Он чисто формально будет прав: нет людей – нет сектора, нечем Вам руководить. А место доцента пусто не бывает, такую возможность не следует упускать.

Миша всё это прекрасно понимал и всё же колебался. Ему бы, конечно, хотелось и доцентом стать, и в ПГИ по совместительству остаться. Но выбрал он всё же университет. Не забыл как Терещенко его в старшие научные сотрудники прокатил.

31 августа. Ходили с Сашулей по правой трассе с 7.40 до 16.50. Принесли две корзины по 6.5 кг: 22 подосиновика, 16 подберёзовиков, 4 моховика, 1 маслёнок, горькухи, свинухи (!), чёрные грузди, сыроежки.

633. Сентябрь. Первая лекция по физике программистам. Поездка Мити в Италию на школу по липидной сигнализации. Предложение аспирантуры у Даниелы Корды

1 сентября. Прочёл за Власкова первую лекцию по физике программистам – первокурсникам первого набора на новую специальность «Программное обеспечение средств вычислительной техники и автоматизированных систем». Специальность эту отлицензировал и открыл на кафедре высшей математики её заведующий Виктор Игнатьевич Середа.

Мы с ним быстро нашли общий язык в том, что в рамках этой специальности можно и нужно открыть специализацию типа «Компьютерное моделирование» с ориентацией на использование нашей модели для курсовых и дипломных работ и с включением в учебный план соответствующих дисциплин на старших курсах, главным образом, по компьютерному моделированию околоземной среды.

Собственно, это была реализация идеи Серёжи Лебле, которую он тут ректору высказал во время своего визита сюда. У них в Гданьске аналогичная специализация называется «Компьютерная физика».

Я добился увеличения часов по физике на новой специальности и пообещал Середе подготовить рабочие программы по спецкурсам (дисциплинам специализации «Компьютерное моделирование»).

6 сентября. Ходили с Сашулей по левой трассе. Очень хорошо было с утра за ручьём слева на горках. Принесли 1.75 корзины: 60 подосиновиков, 57 подберёзовиков, 21 моховик, 8 маслят, волнушки, горькухи, сыроежки и примерно 4 литра черники. Ходили с 8.20 до 19.40.

8 сентября. Очередной безрезультатный торг с Терещенко. Он мне повторил, что заинтересован во мне как в докторе наук, то есть как в номенклатурной единице, но и только. Большинство моих условий для него приемлемо, кроме зарплаты. Выделять меня он не собирается. Зарплата до конца года всем будет повышена, но что будет в следующем году – никому не известно. О совместительстве можно говорить до конца этого года, пока темы не закрыты. Новые темы возглавлять совместителям он не позволит.

Я ему ответил, что всё понял и приму окончательное решение после отпуска в октябре.

10 сентября. Отовсюду подосиновики тащат.

13 сентября. Плюс 9—13 градусов, переменно, ветер южный, слабый. Ездили с ПГИвским народом на Марфу, всё на тот же 11-й километр за Верхне-Туломским. Подосиновиков прорва (а поехали-то за брусникой). Набрали две корзины (8.5 и 7.8 кг) и полкороба (4 кг) грибов (140 подосиновиков), и ведро ягод (5 кг), в основном, брусника.

Сашуля корзину полную в лесу оставила, а я её нашёл. Это цирк был настоящий. Мы в одном месте остановились уже на обратном пути к автобусу, я там грибы перекладывал, а Сашуля ягоды собирал. А когда уходили оттуда, Сашуля почему-то решила, что я её корзину взял, хотя у меня обе руки были заняты. Показалось ей так почему-то.

Спохватились минут через пятнадцать, когда сблизились, и Сашуля обнаружила, что её корзины у меня нет. Чуть плохо обоим не стало. Жалко, ведь, и грибов, и трудов затраченных. А где её искать? С поклажей обратно возвращаться и не очень понятно куда.

Но интуиция меня выручила и вывела-таки на то место. Нашёл корзину!

16 сентября. Мальчишка озябший в сенях магазина, скрючившись, грибы держал в руках – продать хотел.

17 сентября. На заседании редакционно-издательского совета МГТУ приняли решение об отсрочке выпуска первого номера, не гнать его к конференции «Северные университеты». Маловато статей набрали, народ не раскачался ещё после отпусков, как ни старались мы с Яровым его расшевелить (Валера уже действовал как ответственный секретарь редакции, хотя штатного расписания ещё не существовало, и денег нам за эту работу пока не платили). И хоть наша статья (авторы – я, Олег, Миша, Сашуля и Роман) на английском была сверхобъёмной (60 с лишним страниц), остальные выглядели несолидно.

Забавно, что в состав редколлегии вошёл Пивоваров и оказался как бы у меня в подчинении. Со мной он теперь здоровался каждый раз при встрече, и даже улыбался.

18 сентября. Митя в Италию отбыл на Школу (по липидной сигнализации – одному из видов передачи информации по клетке). А перед этим телеграмму прислал: «Свяжись с Ла Костой». Оказалось, клуб «Сан-Антонио» считает, судя по компьютерным данным RCI, меня неплательщиком за коммунальные услуги! Сплошное расстройство. У меня же квитанция Ллойд Банка на руках об уплате! Я же её копию в Англию отсылал. Может, надо было ещё и прямо в «Сан-Антонио» послать? Придётся самому в Москве к Шилиной все документы тащить и просить её помощи.

Отчёт Мити о поездке в Италию на Школу по липидной сигнализации (18—26 сентября 1997 г.)

Наконец-то, добравшись до Москвы, я нашёл время для того, чтобы зафиксировать все впечатления от своей итальянской поездки.

Итак, 18 сентября, в четверг, я вылетал рейсом «Аэрофлота» в Рим, откуда в пятницу шёл автобус в институт «Mario Negri Sud». Таким образом, мне предстояло провести ночь в Риме. Ещё в Москве я пытался выяснить, какова там ситуация с гостиницами. Прежде всего я проводил поиск по «Интернету», однако там есть сведения в основном о дорогих отелях, не менее трёх звезд (с ценой за одноместный номер от 50—70$), а мне хотелось найти отель подешевле и рядом с вокзалом.

Алевтина Трофимовна Мевх сказала мне, что рядом с вокзалом огромное количество весьма дешёвых отелей, и что я легко смогу найти, где переночевать. На всякий случай я сделал себе ещё и студенческую карту, по которой мне могла быть предоставлена скидка в отеле, и взял адреса отелей, где такая скидка действительно существует. Пара таких отелей была рядом с вокзалом. Так что я летел в Рим, не особенно переживая по поводу ночёвки.

Больше же всего хлопот мне доставил мой постер. Я решил делать его примерно таким же, какой был у Маши Гончар на конгрессе по молекулярной биологии в Сан-Франциско (она летала туда в конце августа), а именно отдельные листы на цветном картоне. В целом это выглядит неплохо и вполне конкурентоспособно. Но оказалось, что в Москве очень сложно найти цветной картон, точнее, листы большого формата. Единственное, что я видел в канцелярских магазинах – наборы для школьников, однако там картон разноцветный, а мне нужен был однотонный.

И только за день до отъезда я нашёл фирму, которая торгует картоном (и бумагой) любого цвета и текстуры, и продаёт даже по одному листу. Там я и купил три листа чёрного картона (можно было бы купить любого цвета, но для этого надо было ехать на склад на другой конец Москвы, а на это времени у меня уже не было) размером 70 на 100 см. И в ночь перед вылетом я занимался кройкой этого картона и наклеиванием на него фрагментов моего постера.

В целом вышло неплохо, но над чем я не подумал, это над однообразием линейных размеров этих листов. Некоторые листы были в портретном формате, некоторые в альбомном, а в некоторых ещё отдельно от листа с рисунком была и подпись к нему. В результате у меня было листов пять формата 25х35, пара 35х35 и один 25х50. Конечно же, это не помещалось ни в дорожную сумку, ни в рюкзак, и я вёз свой постер в отдельном пакете.

Из Москвы мы вылетели в семь часов вечера. Должны были лететь на A310, но, наверное, билетов купили немного, и нам подали Ту-154. Большинство пассажиров, в том числе и мои соседи, были итальянцы. Лететь до Рима почти четыре часа, то есть прилетали мы в 9 часов вечера по местному времени. Лететь в Ту-154, конечно, не очень удобно, а у меня ещё и постер в пакете перед носом болтается. Но в конце концов добрались, садились уже в темноте, так что ничего я практически не разглядел, к тому же и сидел не у окна.

Температура в это время была градуса 23 (а в Москве – 18, день был довольно тёплый). Я без проблем прошёл все контроли и пошёл на станцию (она соединена с основным зданием аэропорта закрытым переходом). Я успевал на последний поезд до центрального вокзала; он идёт без остановок, преодолевая расстояние 33 км за 30 минут. Билет в один конец стоит 15.000 лир – примерно пятьдесят тысяч рублей (1 лира = 3.2 рубля). Лиры (300.000) я купил ещё в Москве.

Электричка похожа на ту, в которой мы ездили в Испании, то есть такие же самолётные кресла и кондиционирование. Расписание, правда, соблюдается хуже, особенно днём (в последнюю мою поездку она опоздала с отправлением минут на пятнадцать). В общем, на вокзал (Termini station) я приехал почти в одиннадцать часов вечера.

Ещё в Москве я купил карту Рима и знал, куда надо идти в поисках отеля. Я собирался пойти в отель, где точно есть скидка для студентов. Он находился на улице, параллельной путям, второй от вокзала. Отель я нашёл быстро, но мест в нём не было. Однако, действительно, практически все здания иа этой улице были отелями, большинство из них 1—2 звёздочные. Поэтому я, не задумываясь, пошёл в следующий отель, но там тоже не было мест. То же самое в третьем, и в четвёртом.

Я почувствовал, что ситуация становится неприятной. Время – половина двенадцатого; отели, судя по всему, забиты, и где ночевать – непонятно. Но делать нечего, и я продолжил свой поиск. В целом я ходил по окрестностям вокзала часа полтора, с дорожной сумкой, рюкзаком и пакетом с постером. Я обошёл больше двадцати отелей, и ни в одном из них не было места, ни за какую сумму. Я был совершенно измотан, возненавидел Рим и проклинал себя за то, что доверился информации своего шефа о лёгкой возможности найти жильё рядом с вокзалом.

Где-то в районе часа ночи я вернулся на вокзал, где, слава Богу, можно было найти свободное кресло в зале ожидания. Там было человек пятьдесят, многие были, видимо, в такой же ситуации, как и я. В общем, я провёл примерно такую же ночь, как в прошлом году в пулковском аэропорту после Испании.

В пять-пятнадцать открывались вокзальные камеры хранения, я закинул туда свою сумку и отправился гулять по Риму. Автобус в институт уходил из аэропорта в час дня, с вокзала я собирался отправиться электричкой в 11.22, так что времени у меня было почти шесть часов. В полшестого утра было ещё совсем темно, но на вокзале жизнь уже начиналась, отправлялись первые поезда. Оказалось, что в целом на вокзале ночь проводило огромное количество людей, в основном молодёжь. Не знаю, то ли они туристы, то ли бездомные, понять сложно.

Я двинул в направлении площади Республики, где должен был находиться фонтан с подсветкой. Мне, однако, не повезло – фонтан ремонтировали. Я пошёл по направлению к центру по абсолютно пустынным улицам. Правда, уже открывались газетные киоски и кафе (где-то около шести часов). Светать начало около семи. В это время я вышел на площадь Венеции к великолепному Monumento Vittorio Emmanuelle, на мой взгляд, самому красивому архитектурному сооружению Рима.

Выглядит это как какое-то здание, но на самом деле это памятник первому италианскому королю (объединённой Италии) Виктору Иммануилу II. В принципе это дань не столько королю, сколько символ единства нации. Кроме того, мемориал включает Могилу Неизвестного Солдата – в память о воинах, погибших в Первую Мировую Войну (монумент был воздвигнут в начале двадцатых годов). Описывать его сложно, да и изображений его я привёз много. Пожалуй, из всех зданий Рима он мне понравился больше всего.

На площади Венеции я перекусил в кафе. Заказал кофе; оказалось, что порция cafе у них означает чашечку объемом миллилитров тридцать. Лучше заказывать каппучино, там объём нормальный. Вместе с кофе я съел сандвич и рогалик, всё это обошлось в 4.500 лир. Рядом с монументом Vittorio Emmanuelle я увидел первые римские развалины – форум Траяна. Не сказать, что это производит огромное впечатление, поскольку не очень чувствуется отпечаток времени. Вообще, выглядит это так, как советские фундаменты на брошенных стройках (я, конечно, утрирую, но, действительно, большого впечатления это не производит).

Одна из дорог, уходящих с площади, упирается в Колизей. Издалека в утренней дымке он казался особенно величественным. По правой стороне дороги находился центр античного Рима – капитолийский и палатинский холмы. Вообще центр Рима достаточно ровный, а исторические холмы не очень высокие. Более высокие холмы на противоположном берегу Тибра, но и там хватает ровного места (например, весь район Ватикана). Однако на исторические холмы я не пошёл, а отправился к Тибру.

Надо сказать, что в целом центр Рима не очень красив. Здания построены весьма просто, покрашены в основном в разные оттенки коричневого цвета и выглядят довольно обветшало (трудно определить их возраст). Всё это не идёт ни в какое сравнение с северными городами, например с Гданьском, где каждый дом по своему индивидуален (в рамках «Ганзейского стиля»). Здесь всё это грубее, тяжеловеснее и однообразнее.

Улицы Рима не очень широкие, поэтому очень популярным средством передвижения являются, как и в Испании, мотороллеры. К тому же на них и в пробках передвигаться гораздо быстрее. Правда, на основных магистралях достаточно сильная загазованность, так что некоторые мотоциклисты ездят в масках.

Автомобили же в основном самого малого класса, таких моделей в Москве практически не встретишь. Подавляющее большинство, конечно же, «Фиат», есть также «Форды» и «Рено» (опять же самых малых классов). Очень много автобусов – это, наверное, самый распространённый тип общественного транспорта. Кроме автобусов, в Риме ходят трамваи, а также есть две ветки метро. Я, правда, так и не воспользовался ничем, поскольку исторический центр на самом деле весьма компактен.

Впрочем, я немного отвлёкся. К Тибру я вышел, когда солнце совсем взошло. Тибр тоже не производит впечатления. Река не очень широкая, мутноватая, течение достаточно быстрое. Зато очень красиво с реки смотрится купол Собора Святого Петра за холмом. Я прошёл немного по набережной Тибра, перешёл его по другому мосту и вышел к огромному полю (метров триста длиной и сто шириной), во времена древнего Рима бывшего стадионом (Circus Maximes). Я прошёл вдоль этого поля, по левую сторону от меня был палатинский холм; вход туда был ещё закрыт (я проходил там около восьми часов утра). Обходя его, я в конце концов вышел к Колизею. Действительно, это величественное сооружение.

Далее я пересёк эсквилинский холм и вышел к местному рынку. Он весьма похож на наши барахолки, где-то есть просто развалы всякого тряпья, где-то продают нормальные вещи. Особо выгодно там покупать большие чемоданы (раза в три дешевле, чем в Москве) и, конечно же, всякие футбольные вещи (особенно клубные футболки – тысяч сорок рублей). Впрочем, футболок у меня пока хватает. Меня поразила огромная разница между ценами на фрукты – на рынке они в целом в четыре раза дешевле, чем в центре (персики, виноград – тысяч 6—8 рублей).

От рынка я прошел к вокзалу. Поскольку я гулял рано утром, народу на улицах практически не было, и только у вокзала уже было большое столпотворение. Было только девять часов, и я отправился в другую сторону (весь центр находится к западу от вокзала, а я пошёл на восток) – в район университетского городка и центральной больницы. Там я побродил ещё час, затем вернулся, поел в вокзальном Макдональдсе и поехал в аэропорт.

За час до назначенного времени отбытия автобуса я был в зале прилёта и стал искать человека с соответствующим знаком (как было указано в приглашении). Однако среди множества встречающих представителей FEBS не было. За двадцать минут до времени отправления я начал беспокоиться. Может быть, я нахожусь не в том месте сбора?

Я решил позвонить в институт, и уточнить детали отправки автобуса в институт. За десять минут до времени отправки ещё никого не было, и я купил-таки телефонную карту за 10.000 лир. Пока я искал свободный автомат, наконец-то объявилась девушка с FEBSовским плакатиком (фактически в назначенное время отправки). Она показала, где находится автобус, и я отправился на посадку.