Читать книгу: «Умница», страница 14

– Нина, я хочу вам сказать – вы сегодня какая-то…

– Какая?

– Ну… Я вас такой никогда не видел.

– Может быть, вы меня раньше просто не замечали, Павел Михайлович? – пошла в наступление Нина.

Самсонов встрепенулся, запротестовал:

– Да нет, я вас сразу…

Он умолк и потупился.

«Ну же, милый мой, хороший, говори, – мысленно умоляла его Нина. – Ты меня сразу – что?»

– Может быть, потанцуем? – неловко нашелся Павел Михайлович.

«Господи, дались тебе эти танцы», – подумала Нина и сказала:

– С удовольствием, Павел Михайлович.

Она с улыбкой протянула ему руку.

Однако в этот момент музыка прекратилась. На сцену выкатился конферансье. Он опять начал сыпать шутками, потом объявил какой-то дурацкий конкурс – кажется, нужно было кого-то изображать. Нина, которая была собрана и готова ко всему, как теннисист на чемпионате, приняла эту подачу.

Она поднялась. Самсонов вскочил:

– Вы куда?

Нина усадила его:

– Потерпите, Павел Михайлович. Мне хочется похулиганить. Вы не против?

Она взошла на сцену, шагнула к дирижеру оркестра, что-то ему сказала. Тот кивнул. Нина взяла микрофон и вышла на ярко освещенный центр.

– Уважаемые господа! Я не знаю, уместно ли это здесь, но я хочу спеть. Надеюсь, вы будет снисходительны.

Конферансье пытался что-то говорить, но Нина не обращала на него внимания.

Заиграла музыка. Нина запела. Она пела о том, что время мимолетно, часы тикают, а так хочется любви, хотя бы ненадолго, даже если это кончится печально. Она пела о том, что понятно всем женщинам, кем бы они ни оказались в жизни – продавщицами, секретаршами, водителями троллейбусов или руководителями компаний.

«Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани…»

Нина Шувалова не умела петь, но она и не пыталась, за нее пела проснувшаяся в ней женщина – пела о том, что она готова к любви, ждет любви, требует любви.

В зале сперва не понимали, что происходит, потом шушукались, потом смолкли.

Когда Нина допела, грянули аплодисменты.

Нина, не помня себя, на деревянных ногах спустилась со сцены. Павел Михайлович ждал ее стоя. Он не аплодировал и не улыбался, а глядел на нее серьезно, как никогда. Заглянув ему в глаза, Нина поняла, что добилась своего – теперь она для него не сотрудница аналитического отдела, а женщина, и впредь это будет так.

Аплодисменты не смолкали. Павел Михайлович досадливо поморщился.

– Нина, здесь слишком шумно. Поедем, посидим где-нибудь. Мне нужно с вами поговорить. Я знаю тут, недалеко, хорошее местечко. Согласны?

Они пошли к выходу. Кто-то подбежал, услужливо сунул Самсонову плюшевого льва.

– Вот, Павел Михайлович, забыли.

Они спустились и вышли на улицу, к выезду из гаража. Самсонов одной рукой обнимал подарок, а в другой держал, не отпуская, руку Нины – как будто он обрел ее после долгих поисков и теперь боялся снова потерять.

Внизу уже показалась машина, Коля выруливал на рампу.

Стоял теплый августовский вечер после жаркого дня.

– Павел Михайлович, давайте лучше прогуляемся, – предложила Нина.

Он живо откликнулся:

– И правда, я сто лет не гулял пешком.

Самсонов достал сотовый телефон.

– Коля, не нужно выезжать. Подожди нас в гараже. Я тебе потом позвоню… Да, подойди-ка сюда, забери у меня этого чертова льва.

Директорская машина остановилась, из нее выскочил Коля.

В этот момент у Самсонова из-за спины возник Синицын.

– Покидаете нас, Павел Михайлович?

Коля легко, вприпрыжку, поднимался к ним по рампе.

Вспоминая это потом, Нина никак не могла восстановить в памяти сам взрыв, хотя он, наверное, был оглушительным. Она помнила, как на ее глазах автомобиль директора подскочил на месте, из-под него вырвались языки пламени. Коля, который был уже в двух шагах от них, вдруг полетел на нее, сбил с ног. Они оба упали.

Нина лежала в своем роскошном вечернем платье на городском асфальте. В голове у нее шумело, все чувства притупились, двигаться не хотелось. «Слава богу, погода сухая», – мелькнула у нее абсурдная мысль.

Она медленно села. Рядом с мостовой поднимались Коля, Павел Михайлович и Синицын. На автомобиль было страшно смотреть. Искореженный до неузнаваемости, он полыхал огнем. В гараже выли сирены десятков задетых ударной волной машин.

Все вокруг было усеяно стеклом и какими-то обломками. Павел Михайлович продолжал сжимать большого игрушечного льва. Из плюшевой спины зверя торчала железка длиной в полруки.

Глава 6

– Нина, как вы?! Вы целы?

Самсонов подхватил ее, поднял с асфальта. Второй раз Нина плыла по воздуху на его сильных руках. Опять рядом с ее лицом было его лицо, с крупными чертами и серыми глазами. На этот раз в его глазах было настоящее беспокойство и забота о ней.

Самсонов бережно поставил ее на ноги.

– Как вы себя чувствуете, Нина? Нигде не болит? Голова не кружится?

Нина плохо соображала и только отчасти понимала, что произошло, но при этом чувствовала себя прекрасно. Ликование от своих женских успехов и предвкушение чего-то гораздо большего у нее не проходило. Она даже не испугалась.

– Павел Михайлович, со мной все в порядке. Что это было? – спросила она.

Самсонов выпрямился.

– Вы хотите знать, что это было? – переспросил он. Его лицо исказилось от гнева. – Это была подлость, вот что это было! Подлость и беспредел. Сволочи, подонки!

К ним, прихрамывая, приблизился Синицын.

– Павел Михайлович, вас не задело? Ну, слава богу. А вас, Нина Евгеньевна?

Самсонов резко обернулся к нему:

– А, вот и ты! Ты где был? Почему недоглядел?

Начальник службы безопасности сокрушенно развел руками:

– Я в отчаянье, Павел Михайлович. Кажется, мы принимали все меры, но, выходит, этого недостаточно. Кто же знал, что они на такое пойдут…

Директор «Градбанка» в ярости сгреб своего заместителя за лацканы пиджака и, притянув к себе, заорал ему в лицо:

– Ты должен был знать! Это твое дело – знать!

Самсонов тряс некрупного Синицына, как грушу; тот практически болтался в воздухе, едва касаясь носками земли.

– Слушай, Синицын, слушай внимательно! – продолжал бушевать Самсонов. – Делай, что хочешь: не ешь, не спи, землю рой, но обеспечь безопасность. Если еще раз оплошаешь – если по твоей милости проект сорвется или… – Самсонов взглянул на Нину, – или мои люди пострадают, я тебя своими руками задушу. Я не шучу, ты меня знаешь.

Он отпустил Синицына. Тот был помят и имел покаянный вид, но, как показалось Нине, не был особенно напуган.

Синицын оправил пиджак.

– Зря вы так, Павел Михайлович, – негромко сказал он. – Я ведь тоже ваш человек, и предан вам. Поверьте, я сделаю все, что в человеческих силах…

– Пошел вон! – рявкнул на него Самсонов.

Синицын вздрогнул, потупился и молча удалился в сторону горящей машины.

«В самом деле, зря он так», – подумала Нина.

Самсонов обернулся к шоферу:

– Коля, ты как? Цел?

Обычно улыбчивый, Коля был серьезен. Теперь было видно, что это уже не мальчишка, а мужчина.

– Да все нормально, – отозвался он. – Не пойму вот: где был заряд? Я же все осматривал. В бензобак его засунули, что ли?.. И большой, черт, килограмма три, не меньше.

– Вот что, Коля, – сказал Самсонов. – Ты у меня больше не работаешь. Я твоей жене обещал, что твой сын не останется сиротой. Так что пиши заявление и уходи. Про автоклуб твой я помню – зайдешь ко мне потом, поговорим.

Коля взглянул на шефа с обидой:

– Что же вы, Павел Михайлович, меня за паскуду держите? Вы же знаете, я в Чечне был, а там учили своих не сдавать. Так что никуда я не уйду, пока тут все не утихнет. И не просите.

– Ну, извини… – проговорил Самсонов. – Но не будь же ты дураком! Ведь пропадешь ни за грош. Жалко мне тебя…

– Пропадать не хочется, – серьезно сказал Коля. – Но, если я уйду, придет другой пацан – его не жалко? А я все-таки кое-что умею.

– Так-то оно так… – пробормотал Самсонов. Он был явно тронут. – И все равно ты дурак, Колян.

На лице у Коли появилась знакомая улыбка.

– Да, вот и Настена говорит, что я дурак. Видно, уж таким уродился.

Из ресторана стали высыпать люди – почетные гости «Градбанка». На улице они попадали в завесу дыма от горящего автомобиля. Слышались недоуменные возгласы, возбужденный гомон.

– А ведь, наверно, сволочь, которая это устроила, где-то тут, – пробормотал Самсонов. – Какая же мразь…

Гости наконец осознали, что произошло. Возгласы переросли в сплошной гвалт, акционеры и партнеры устремились к директору – полюбопытствовать, позлорадствовать, посочувствовать.

– Коля, бери любую машину и увози Нину, – сказал Самсонов. Он обернулся к ней: – Нина, уезжайте и сидите дома, пока я вам не позвоню. Не нужно вам здесь…

– Павел Михайлович!.. – пыталась возразить Нина.

– Никаких разговоров! – отрезал Самсонов. – Хватит с меня одного героя… Да ведь вы и работу свою уже сделали, остальное – моя забота. Так что отдыхайте.

– И вот что, – добавил он. – Вот визитка моего врача. Позвоните, скажите, что от меня. Пусть посмотрит, нет ли у вас сотрясения или еще чего-нибудь.

– Слушаюсь, Павел Михайлович. Я понимаю: вам нужны здоровые сотрудники, – попыталась пошутить Нина.

Самсонов пропустил это мимо ушей. Он гнал Нину от себя, но сам же не отпускал ее, удерживал за руку, медлил.

– Нина, ужасно, что вам из-за меня пришлось пережить такое. Не могу себе простить… Но зато вам наука: сами видите, что вам лучше держаться от меня подальше, – криво усмехнулся он.

Как никогда раньше, Нине хотелось броситься ему на шею и крикнуть, что она любит его, жить без него не может. Обвить его руками и не отпускать. И пусть хоть взрывают.

– Не беспокойтесь за меня, Павел Михайлович, – просто сказала она.

– Я беспокоюсь, – серьезно возразил он.

Он привлек ее к себе и поцеловал в щеку.

Это был всего лишь дружеский жест, выражение заботы, но все-таки это был поцелуй – их первый и, вероятно, последний.

– Ну, идите, – отпустил он ее.

Нина улыбнулась, повернулась на каблуках и побрела к ожидавшему ее Коле, опять упустив шанс признаться своему мужчине в любви.

Нина сидела дома. Впервые за долгое время у нее не было никакой работы. Ее мозг и нервы, успевшие за последние месяцы привыкнуть к огромному напряжению, теперь бездействовали, и от этого было чувство пустоты, неудовлетворенности.

Нина перебирала в памяти различные моменты своего общения с Самсоновым. Для нее это было чем-то вроде излюбленного телесериала, который она уже не раз видела, но с удовольствием смотрела снова, все время находя в знакомых сценах что-то новое. Главной серией, кульминацией всего сериала, была, конечно, последняя. В ней сероглазый герой наконец заметил скромную, но полную внутренних достоинств героиню, он был готов к тому, чтобы приоткрыть свою броню и впустить ее в свое сердце, но… Но в этот момент какие-то злодеи устроили взрыв.

Умом понимая, что Самсонов с его шофером Колей, а заодно с ними и она едва избежали гибели, Нина почему-то об этом не задумывалась и совсем не переживала – будто это в самом деле было всего лишь эффектной киносценой, устроенной умелым пиротехником.

О чем она переживала – так это о том, что взрыв произошел не вовремя. Еще немного – и между ее возлюбленным и ею были бы сказаны какие-то важные слова, и потом все уже было бы по-другому… А теперь реальность грубо заявила о себе, Павел Михайлович вспомнил, что его окружают враги, и ему нужно быть настороже, не позволяя себе даже минутной слабости. Он опять спрятался в свою броню и теперь уже не раскроется – по крайней мере, до конца всей этой истории с проектом.

А что потом? Нина не сомневалась, что «Градбанк» с ее возлюбленным во главе выиграет конкурс. Победа сделает Самсонова звездой банковского мира, фигурой международного масштаба. Он будет вращаться в самых высоких сферах, где уже не одна Марина, а десятки профессиональных красавиц будут добиваться его внимания. Какие же тогда шансы будут у нее, Нины? «Никаких», – со вздохом призналась она самой себе. Ее вернут в аналитический отдел, где ей самое место. Пробила полночь, бал кончился, Золушке пора возвращаться на кухню.

И все-таки Нина не верила, что это конец. Может быть, она, как все влюбленные женщины, выдавала желаемое за действительное, но у нее было ощущение, что у этого чудесного сериала еще будет продолжение. Ощущение было слабым, как огонек ночного светляка, но оно не угасало.

Делать ей было решительно нечего. Отсылая ее, Самсонов сказал, что ее работа закончена, и это действительно было так. Из того материала, которым она располагала, был выжат максимум.

«Ну, что же, буду возвращаться к своей прежней жизни», – сказала себе Нина. Но возвращаться не получалось. Она сходила на теннис, который в последнее время пришлось забросить, но игра не доставляла ей прежнего удовольствия, казалась примитивной, однообразной. О партнерах и говорить нечего – они были ничтожествами по сравнению с одним крупным неловким мужчиной, который даже не умел держать в руке теннисную ракетку. Нина удивлялась, как это она раньше надеялась найти спутника жизни среди всех этих попрыгунчиков в шортах.

Нина бросила теннис и сидела дома. Какое-то время ей удавалось занять себя работой по дому, который она изрядно запустила. Но скоро все было перемыто и начищено до блеска, и делать опять стало нечего.

Нина целыми днями валялась на диване, перелистывая любимые детективы. Чтобы занять голову, она стала придумывать для них новые продолжения и развязки, но скоро и это наскучило.

Бледные образы книжных героев улетучивались, когда ее мысленному взору являлось родное лицо с крупными чертами и серыми глазами. Нина повторяла слова, которые в разные моменты говорила возлюбленному, добавляла к ним те, которые не посмела сказать, за него произносила ответы, разыгрывала сцены, в которых они открывали друг другу свои чувства, и потом все было очень хорошо.

Однажды вечером Нина обнаружила, что целый день пролежала, глядя в потолок, погруженная в эти фантазии. «Я так с ума сойду, – сказала она себе. – Нужно что-то делать».

На следующее утро она позвонила Ариадне Петровне.

– Чего тебе, Шувалова? – Голос начальницы звучал неласково.

Нина заговорила, пытаясь объяснить, что уже десять дней сидит дома и не знает, как ей быть.

– А что шеф говорит?

– Павел Михайлович сказал, чтобы я ждала звонка.

– Ну так и жди.

– Но, Ариадна Петровна, мне совершенно нечем заняться…

– Так на что ты жалуешься? Я бы с удовольствием с тобой поменялась, а то у нас тут дел выше крыши.

– Но… Может быть, Павел Михайлович просто забыл обо мне?

– Не забыл. Все, Шувалова, отбой, некогда мне.

Начальница повесила трубку.

Нине стало не по себе. Она представила, в каком авральном режиме работает весь «Градбанк» в эти последние недели перед подачей заявки на конкурс, и только она одна почему-то бездельничает. Придя когда-то в «Градбанк» с глупым желанием мстить, она теперь уже считала этот банк своим. В особенности ей был небезразличен проект «Зарядье XXI», не говоря уже о его сероглазом организаторе…

Самсонов сказал, что ее работа закончена. Так ли это? Все ли она учла, нет ли где изъяна? Подумать об этом была ее обязанность, директор был слишком занят другими делами, мог и упустить что-нибудь.

Нина стала перебирать в памяти все, что она делала по «Зарядью». Оказалось, что десять дней вынужденного безделья пошли ей на пользу: мозг отдохнул и отвлекся, она была способна по-новому взглянуть на вопросы, которые уже были поставлены и решены. Но и на этот новый, свежий взгляд решения оказывались правильными, ей не в чем было себя упрекнуть.

А потом она кое-что вспомнила. В самом начале, когда она впервые поднялась на двенадцатый этаж и грозный директор «Градбанка» приобщал ее к проекту «Зарядье», он поставил два вопроса: все ли сделано, чтобы выиграть конкурс, и – стоит ли его выигрывать. Потом вторая половина задания как-то забылась, Самсонов так вопрос больше не ставил, огромные выгоды от участия в проекте казались самоочевидными, так что все разговоры были о том, как победить. Но ведь не зря же Самсонов так выразился, значит, у него были сомнения.

Конечно, на всех этапах ее работы вопрос о рисках задавался автоматически, и все эти риски были должным образом оценены… Или не все?

Нине вспомнилось, как Самсонов однажды сказал: «Кажется, мы все учли. Ну, разве что на землю упадет комета».

Никакая комета падать на землю, кажется, не собиралась, но что, если действительно произойдет нечто чрезвычайное – такое, что рухнут все заложенные в их анализ оценки и прогнозируемые коридоры изменения переменных?

Нина задумалась. Что могло произойти? Политический кризис, смена правительства? Нина никогда не интересовалась политикой и была в таких вопросах совершенно беспомощна. Не в первый раз ей вспомнился Игнатий Савельевич, который мог бы сейчас дать ей бесценную консультацию. Но старого службиста не было, а других советчиков Нина за свою жизнь не приобрела.

Мозг Нины опять работал, она была рада, что нашла способ отвлечься от своих безрадостных любовных грез. Что, если случится пандемия гриппа вроде той, что косила людей после первой мировой войны? Об этом не хотелось даже думать, но Нина отметила, что здесь есть постановка вопроса для аналитика: предсказать такое событие невозможно, а попробовать оценить последствия, пожалуй, реально.

Вечером она, готовясь ко сну, не спеша пила зеленый чай. Как обычно, в углу работал телевизор с выключенным звуком. Появилась заставка: «Экономический обзор». Нина редко слушала подобные передачи – слишком уж много в них было некомпетентности и вранья, – но на этот раз лениво включила звук.

На экране возник гладкий, с бегающими глазами ведущий. Он стал задавать вопросы такому же гладкому субъекту, который был представлен как специалист по мировым финансам. Послушав минуту, Нина уже хотела выключить, но тут услышала то, от чего ее рука с пультом замерла.

Специалист по мировым финансам говорил о перспективах на следующий год. Прогнозы большинства экспертов – и его собственный прогноз – были оптимистическими, планету ожидал рост по всем статьям. «Правда, иногда звучат и другие мнения, – добавила говорящая голова в экране. – Вот, например, лауреат Нобелевской премии по экономике Бартоломью Маттиассон предсказывает мировой финансовый кризис. Ну, что тут сказать… – Голова снисходительно усмехнулась. – Нужно учесть, что премию Маттиассон получил сорок лет назад, и сейчас ему девяносто семь».

Нина даже встала с кресла. Кризис. Вот чего они с Самсоновым не учли: возможность мирового экономического кризиса. Во все их оценки закладывался прогноз экономического развития страны, с поправками на возможные случайные колебания. И прогноз, и поправки, многократно просчитанные по разным методикам, были вполне надежны, но… Но все они покоились на фундаменте мировых тенденций на ближайшие годы. Эти тенденции считались известными – все ведущие экспертные институты и рейтинговые агентства были единодушны. Крупный глобальный экономический кризис был так же маловероятен, как падение кометы.

Но что, если институты и агентства ошибались?

Нина никогда не задавалась вопросами мировой экономики и даже не знала, за что взяться. Она полезла в Интернет. На запрос «мировой кризис» вылезло огромное количество всякого мусора: предсказания старых и новых провидцев, начиная от Нострадамуса, прогнозы астрологов, бредни лидеров всевозможных сект, объявлявших скорый конец света, и немногим более осмысленные разглагольствования политических лидеров.

Перелопачивая все это, Нина понемногу находила то, что ей было нужно. Оказалось, что не один престарелый доктор Маттиассон верил в скорый глобальный кризис. То же предсказывали некоторые другие экономисты. Их было немного, и голоса их не находили отклика: мир не хотел слышать мрачных прогнозов.

Те, кто предрекал кризис, подходили к вопросу по-разному, каждый видел свой маленький кусочек общей картины. Беда была в том, что не существовало никакой мало-мальски удовлетворительной модели мировой экономики – никто не знал, как учитывать все великое множество разных по своей природе и разнонаправленных сил, океан субъективного фактора, хаос на поверхности, а в глубине – силовые линии глобального контроля, корни которых уходили неизвестно куда. Когда все шло плавно и хорошо, верный прогноз мог составить любой школьник. А большого кризиса, обвала не мог определенно предсказать никто, по существу это было гаданием на кофейной гуще.

Однако глашатаям кризиса удалось заразить Нину своей озабоченностью. Что, если мировой кризис все-таки разразится? И не когда-нибудь, а уже в этом году?

Теперь Нина целыми днями не вылезала из Интернета. Подобно тому, как кит процеживает тонны океанской воды, чтобы добыть планктон, Нина пропускала через себя огромное количество пустой информации, чтобы выцедить факты, которые могли иметь какое-нибудь отношение к возможности кризиса.

После недели такой китовой работы она имела представление об основных болевых точках мировой экономики. При внешнем благополучии дела в мире шли далеко не лучшим образом, глобальные экономические проблемы не решались десятилетиями, надувались многомиллиардные финансовые пузыри, которые должны были неминуемо лопнуть.

Все это в принципе было известно, и на это были известные контраргументы. У жизни в долг и постоянного откладывания проблем на будущее были свои идеологи, они писали книги, вели университетские курсы и выступали в телевизионных обзорах. «Все будет хорошо, – говорили они. – Рынок сам все отрегулирует».

Оптимистические прогнозы были несостоятельны логически и явно мотивированы политически, но в их пользу был простой факт: при всех кричащих проблемах мировая экономика устойчиво росла многие годы, так почему бы ей не продолжать расти?

Нина не рассчитывала, что окажется умнее всех крупнейших экономистов мира, вместе взятых. Но где-то в глубине души она надеялась, что сработает ее интуиция, которая много раз ее выручала. Однако интуиция молчала – видно, мировые проблемы были ей не по плечу.

Это был тупик. Для кризиса имелись предпосылки, но, как ни странно, вместо кризиса они могли породить еще пару десятилетий ускоренного роста. А если кризису и суждено было разразиться, то невозможно было определить, когда это произойдет. Ничего более осмысленного на эту тему никто сказать не мог. Не могла и Нина Шувалова, которая вдруг заинтересовалась глобальными проблемами, изнывая от безделья и любовного томления в своей однокомнатной квартире.

Что она могла предложить Самсонову? Исходить из того, что кризис то ли будет, то ли нет, учесть во всех оценках и расчетах обе возможности? Но такой учет имел свою немалую цену, чрезмерная осторожность снижала рентабельность проекта. Какие аргументы она могла привести за то, чтобы пойти на такие жертвы? Никаких. Да и в любом случае до подачи заявки оставалась всего неделя, менять что-либо было, наверное, уже поздно.

Засидевшись очередной раз допоздна над кучей разрозненных и противоречивых материалов, Нина наконец выключила компьютер, сказав себе: «Хватит, это не имеет смысла».

Она легла, но мировая экономика с ее непостижимыми проблемами еще долго не давала ей уснуть, а потом проникла и в ее сон. Во сне ей явился доктор Маттиассон, который почему-то имел вид гнома с окладистой белой бородой. Гном Маттиассон сидел на куче золота и имел очень печальный вид. Печалился он оттого, что золото на глазах превращалось в коровьи лепешки. Указывая на это безобразие крючковатым пальцем, Маттиассон говорил: «Эх, Нина, Нина, я так на тебя рассчитывал!»

Проснувшись, Нина, как всегда, накинула халат, нашарила ногами шлепанцы и пошла к окну посмотреть, какая на дворе погода. Солнце, как и Нина, встало поздно, его косые лучи не слепили и не грели. Нина открыла окно, впустила утренний холод и выглянула.

По всему чувствовалось, что на носу осень. Рядом на карнизе сидел нахохлившийся голубь, ожидавший, когда светило наконец его согреет.

– Мировой кризис будет, и очень скоро, – вдруг громко сказала Нина.

Голубь покосился на нее настороженно.

Нина испугалась гораздо больше, чем замерзший голубь. С минуту она стояла, держась за створку окна и пытаясь понять, она ли это сказала и не последует ли за этим что-нибудь еще.

Последовало озарение. Бывают картинки-головоломки, в которых, среди нарочитого хаоса линий нужно найти изображение, например, охотника с собакой. Всматриваясь в такую картинку, зритель раздражается оттого, что не может ничего в ней разобрать, а потом вдруг видит охотника и недоумевает, как это он не видел его секунду назад. Это же произошло с Ниной. Накануне она ничего не могла разобрать в хитросплетении глобальных экономических проблем, а теперь совершенно ясно видела надвигающийся кризис. Кризис был огромен, ему предстояло потрясти всю мировую экономику и начаться он должен был в ближайшее время.

Разумеется, никакому телевизионному болтуну-эксперту Нина не смогла бы ничего доказать. Но она и не собиралась ничего доказывать и обосновывать. Она просто знала, кто кризис близок, уже почти наступил.

Нина продолжала стоять у окна, не шелохнувшись, поглощенная открывшейся ее разуму картиной неминуемого мирового экономического потрясения. Картина была ужасная и завораживающая одновременно.

Нину охватил восторг первооткрывателя. «А ведь мир еще ничего не знает. Никто, кроме меня, не знает, – мелькнула в ее голове горделивая мысль. – Ну, то есть, кроме меня и доктора Маттиассона…»

«Я гениальна!» – хотелось воскликнуть ей.

Вместо этого она крикнула на всю улицу:

– Дура!

Голубь встрепенулся, соскользнул с карниза и тяжело улетел.

Нина схватилась за голову и застонала. «Дура! Возомнила о себе! Ты же все провалила!»

Все ее рекомендации по проекту «Зарядье» были теперь под вопросом. «Градбанк» ей доверил… Да к черту «Градбанк»! Павел Михайлович Самсонов, ее любимый, доверил ей то, что для него важнее всего, а она подвела его.

И исправлять что-либо уже не было времени. Почти не было.

Как была, в халате и шлепанцах, забыв о завтраке, Нина бросилась к рабочему столу.

«Так, успокоиться. Кризис, кризис… Что это означает?»

Нина лихорадочно соображала, пытаясь понять, какие последствия мировой кризис будет иметь для проекта «Зарядье XXI век». Вероятно, упадут цены на нефть и газ. Насколько? Сократятся валютные запасы, возможен дефицит бюджета. Насколько большой, и что из этого последует? Все биржи просядут, это ясно. Возможен обвал индустрии международного кредитования. Невозвратные долги, банкротство крупных банков…

Нина забыла о времени. Когда она заметила, что уже вечереет, оказалось, что она по-прежнему сидит за рабочим столом в халате, не съев с утра ни крошки.

Наскоро проглотив на кухне бутерброд и влив в себя две чашки кофе, Нина опять побежала к своим выкладкам.