Читать книгу: ««Прощание славянки»», страница 3
– Береги мою деточку. Ты хоть и голодранец, и гой, но я тебе верю, в обиду не дашь мою единственную кровиночку. Ладно, ступайте с Богом.
И, уже с сухими глазами добавила.
– Да, Белла, не вздумай давать этому красавцу, пока не поставит в паспорте штамп. А то, я знаю этих. На следующий день возьмёт и сбежит.
У Беллы было шикарное приданное. Маленький чемоданчик, в котором лежала пара нижнего белья, ситцевое платье, тёплые ботинки, десяток носовых платков и две пластинки с ариями из оперы «Севильский цирюльник». Фортепиано мы оставили у её родителей. В вагон бы оно, точно, не влезло.
На вокзале нас провожали только мои родители. Нас по очереди обняли, поцеловали, перекрестили и посадили в вагон. Помахали ручками и поезд тронулся. Вот так я за одни сутки влюбился, женился и уехал к месту своей работы. Ни тебе вздохов, редких поцелуев, признаний в любви и всей прочей мишуры, которая предшествует браку. Всё правильно. Браки свершаются на небесах, а всё остальное суета. Белла, как ребёнок, свернулась калачиком на жёсткой скамье вагона, голову положила мне на колени и тут же заснула. Видать и у неё ночь была бессонная. Сначала я всю дорогу гладил своей рукой по её чудным волосам, а потом и сам заснул. Было жарко и душно в вагоне, но мы этого не ощущали. Мы были молоды, но самое главное, мы любили друг друга, а это самое главное. Через пятнадцать часов, поезд прибыл на нашу станцию.
От станции нам было добираться до конечной точки маршрута ещё с локоть на карте мелкого масштаба. Пока я думал, как разрешить эту проблему, на дворе была тёмная ночь, к нам подъехал на телеге мужик. Встал во весь рост и громко заорал на всю округу.
– Доктор «здеся» есть?
Я оглянулся, кроме нас с Беллой на перроне никого больше не было, значит за мной. Мы погрузились на телегу и поехали восвояси. Я совсем забыл, что накануне своего отъезда дал телеграмму в райцентр о своём приезде. Возница ждал меня уже целые сутки. По дороге познакомились. Мужика звали Акимом, он при больнице был возчиком, водителем скорой помощи по-новому. Телега была застлана душистой соломой и сухим разнотравьем. Дорога была ровной без больших ухабов. Я обнял свою жену, и мы заснули. Так я провёл свою первую брачную ночь. Под утро мы въехали в посёлок. Телега остановилась возле здания больницы. Ну, зданием это было трудно назвать, длинный барак и к нему примыкала небольшая изба, это была поликлиника. Меня ждали одного и разместили в смотровой. Днём осматривай посетителей, а ночью спи себе на кушетке. Если в ночное время кто-нибудь заявиться, то и доктора искать не надо. Как говориться, все удобства, но во дворе. Куда девать Беллу, я пока не понимал. Главным врачом всего этого заведения был старичок, который ели-ели ходил. Работать он здесь начал ещё до революции. Был выслан из Петербурга, как неблагонадёжный, посмотрел, что творит Советская власть в Поволжье и её так же не принял, но это я уже узнал гораздо позже, когда познакомился с ним поближе. Он мне вручил ключи от заведения, заодно приютил у себя Беллу, на время, пока приведут в порядок моё жилищё.
Иван Иванович задумался ненадолго, тяжело вздохнул, и продолжил свой рассказ, который мы с Леной слушали не перебивая.
– Не буду Вам рассказывать подробностей той увлекательной жизни. Через два дня привели в порядок не большой домишко, в две комнатушки, для меня. Мы с Беллой пошли в поселковый совет и нас расписали. Белла стала Иванова Белла Леонидовна. Лейбовна, как-то не звучало в нашем поселке.
Как и говорила моя тёща Белле, пока не распишется с тобой, не давай ему, так и получилось. Хотя два дня ходил как чумной, так хотелось вечером затащить любимую в кусты, поднять подол её платья, и так сказать, рабоче-крестьянским методом показать ей кто в семье хозяин, но не хотелось обижать её, сильно влюблён был. Пока я весь день трудился, Белла приводила в порядок наше новое жильё. Я старался быстрее отпустить всех посетителей и бежать домой к своей милой, наконец-то мы будем одни и будем принадлежать друг другу. У меня молодая красавица жена, а я ещё ни разу не выполнил свой супружеский долг. Как назло, больные всё прибывали и прибывали. Было очень много ребят с пост военными травмами. У одного культя ноги нагноилась, у другого осколок в спине «зашевелился», совсем скрючило в три погибели. У пожилой женщины сердце болит. Из лекарств я один, бинтов не хватает. Санитарка, как на фронте, стирает их и утюгом проглаживает. Маленький ребёнок с пневмонией и многие другие со своими болячками. Но вот, к вечеру приёмная опустела, я умылся, снял халат и побежал, нет, полетел домой. В квартире было чисто прибрано, на печи стоял ужин, но ни до еды мне было. Я схватил Беллу на руки и понёс в нашу маленькую спаленку. Она мне, что-то шептала на ухо, но я в это время оглох. Улёгшись с ней на кровати, я начал осыпать её поцелуями и медленно стягивать с неё и с себя одежду. Сначала она не сопротивлялась, но потом начала придерживать меня за руки. Я имел не только русское, но и еврейское счастье. Два счастья, это слишком много. Белла крепко меня поцеловала и прошептала.
– Ванюша, да подожди мой любимый, мне уже сегодня нельзя, надо подождать несколько дней.
Хоть я и врач, но её слова доходили до меня очень долго. И когда я осознал весь трагизм положения, аж завыл по-собачьи. Ужин проходил в похоронной обстановке. Наша первая ночь. Я её обнимал, целовал, но всё моё «существо» рвалось наружу. Честно Вам признаюсь, не знаю, как это получилось, но я осеменил Беллину руку.
Лена посмотрела на Ивана Ивановича и засмеялась. Это был первый её смех за всё-то время, которое она пребывала у меня.
– А, знакомое состояние, так я продолжаю. Утром я пошёл принимать больных, а вечером домой не пошел и решил зайти к Прохору Петровичу, так звали старенького доктора. У него была обширная клиентура среди сельского населения, наверно он был в том положении, в котором нахожусь я сейчас. Только он, никогда не ходил по вызовам, а принимал страждущих, у себя дома.
– Посоветоваться я к Вам пришёл Прохор Петрович, научите и помогите. Как обходиться без лекарств, лаборатории, и вообще, Вы опытнее меня, надо Вам выходить на работу, нечего сидеть дома.
У него аж глаза прослезились. Много он мне за этот вечер, да и в последующие дни, рассказал. Целая наука, как будто ещё один институт окончил. В дальнейшем мы даже оперировать начали. Подружились мы с ним. Через пять дней всё стало на свои места. Белла, таки оказалась девицей. Понравилось мне это дело до невозможности. Первое время бегал домой каждую свободную минуту. Только в приёмной никого нет или Петрович меня может заменить я к Белле под бочёк. По началу, к этому процессу она относилась с прохладцей, а потом и ей понравилось, вошла во вкус. Она уже меня по ночам теребить стала, мол, давай приступай к супружеским обязанностям, нечего по ночам спать, смотри какая у тебя жена красивая. Никаких книг, в то время, о сексе не выпускалось, как потом говорили секса в Советском Союзе нет, но мы такое придумывали с ней, что Вам молодым и не снилось. За месяц мы оба сильно исхудали. Критические дни в этом году нас миновали. Белла забеременела. Мы оба были счастливы и извините за тавтологию, оба радовались как дети, что у нас будут дети. В клубе оказался старинный немецкий рояль, у Беллы был абсолютный слух и я помог ей его настроить. Теперь по вечерам клуб был забит до отказа, Белла давала концерты. Люди соскучились по мирной жизни, и теперь она постепенно стала налаживаться. Председатель райисполкома предложил Белле возглавить клуб, но она категорически отказалась. На мой вопрос, почему не хочешь, работа интересная, творческая. Она мне ответила достаточно просто.
– Мама мне запрещает работать при живом муже, да и по дому дел много и о ребёнке думать надо.
Через девять месяцев и двенадцать дней от первой брачной ночи, как и положено, в нашем роду у нас родился первенец, Иван Иванович Иванов.
Этот день я никогда не забуду. Произошло два события, одно из которых потом круто изменило мою жизнь. Я поехал осматривать население в дальнюю деревню. Ехали на лошади долго. Машину нам в больницу ещё не дали, всё время только обещали. Утром выехали из райцентра, а только к вечеру добрались до места. Прошла майская гроза, распутица. Нас с возницей поселили у молодой вдовы. Ужинали хорошо, сытно. На столе стояла двух литровая бутыль с самогоном. Я тогда еще вообще к водке не притрагивался, а вот Акима хозяйка всячески пыталась напоить, и напоила. До конца ужина он не дотянул. Мы его с Марьяной, так звали хозяйку, на тюфяк в сени с трудом затащили. Я прилёг в сарае на соломе и только начал дремать, как почувствовал, что кто-то лезет ко мне под одеяло. Повернул голову и при лунном свете увидел обнажённую Марьяну. Рот открыть я не успел. Она ладошкой мне его прикрыла и на ухо стала шептать мне.
– Не гони меня. Тоска меня поедом съедает. Шесть годков как мужика не трогала.
В это время у меня был период воздержания, Белла неделю как родила. Я немного сопротивлялся, но очень быстро сдался на милость победителю. Скажу я Вам, такого у меня никогда больше в жизни не было. Женщина молодая. За неделю до начала войны вышла замуж, через месяц стала солдатской вдовой. Вот и вся её семейная жизнь. Неделю гуляла свадьба. Пару раз попробовала, что это такое и мужа сразу забрали на войну. Она выплеснула на меня всю свою энергию, что у неё накопилась за эти шесть лет. Как Вам точнее объяснить. Беллу я безумно любил и постоянно хотел, эту женщину я не знал, но она безумно хотела меня. Одним разом всё не обошлось. Отдыха она мне не давала, что с ней творилось, такое впечатление, что она хотела насладиться на всю оставшуюся жизнь. Я думал, она своими криками разбудит всю деревню. Кто её мог всему этому научить, разве только сама мать-природа. Поверьте мне, в эту ночь было всё, что могут пожелать себе любовники. Если честно, то мне понравилось, хоть я и чувствовал себя потом негодяем. На следующий день, ещё до обеда, я подъезжал к своему дому. Перед калиткой стояла, видавшая виды старая легковушка. За рулём автомобиля сидел молодой парень в кипе. Я почувствовал что-то не доброе и кинулся в дом. В сенях я почувствовал острый, до боли знакомый запах. Теперь я могу узнать его. Пахло дикими полевыми геоцинтами с примесью старой оконной замазки, так мог пахнуть только лапсердак раввина. Я не ошибся. В комнате стояла моя дражайшая тёща, на руках она держала моего сына Ванюшку, рядом с ней стоял раввин и читал молитву. Белла находилась в спальне. Тёща, завидев меня, своим могучим голосом провозгласила.
– И где это Вы шлетесь молодой человек по ночам, хотя и так понятно. Сначала водка, потом бабы, а жене рассказываете, что всё время на работе.
Где-то эта старая стерва на половину была права, я не стал ей возражать.
– Я за Вас должна всё делать. Настоящий обряд мужчины мальчик только что прошёл. Не надо меня благодарить. С ребе я уже рассчиталась.
В этот момент я хотел её задушить, ну тут из спальни вышла Белла. Она поцеловала меня в щёку и тихим голосом спросила.
– Кушать будешь, у меня всё готово.
Ругаться было бесполезно. Я махнул на всё рукой. Вскоре тёща уехала, простился я с ней холодно. Сходил в амбулаторию налил себе пол стакана спирта, не разбавляя его, разом выпил, пообедал и лёг спать. Так впервые в своей жизни я выпил водку, в данном случае спирт, после чего, я больше себе не отказывал в этом напитке и с превеликим удовольствием выпиваю и до сего времени, но всегда умеренно и под хорошую закуску. Жизнь продолжается, даже если мой сын и лишился маленького кусочка кожи. Через год Белла родила мне дочку Машеньку. На этот раз тёща не появлялась, но Белла заявила, что больше рожать не будет. Хватит и двоих детей.
– Мама сказала, что б подняли на ноги хотя бы этих.
Как они общались между собой, я до сих пор не понимаю. Писем они друг другу не писали, на почту Белла звонить никогда не ходила, я это точно знаю. Но у них была какая-то связь, иначе непонятно, почему тёща всегда была в курсе наших дел.
Постепенно наш район зализывал военные раны. Персонал больницы разрастался, и начали строить новое здание. У нас было уже две машины скорой помощи, а меня возили на американском «Виллисе».
Ванюшке исполнилось семь лет, и он пошёл в первый класс. Тут Белла словно сказилась.
– Всё, надо ехать домой. Детям надо дать хорошее образование.
Я долго сопротивлялся, не хотелось бросать больницу, да и приемника своим свершениям я не видел. Молодые ребята доктора были хорошими людьми, но потянуть руководство больницей они не могли ещё. За семь лет супружеской жизни мы с Беллой ни разу не поссорились, да, что там, не поругались ни разу, а тут она начала меня изводить каждый божий день. В общем, пилила она меня, пилила, и я сдался, но при условии, что жить мы будем у моих родителей. Этот еврейский кошмар с тёщей я, попросту не вынес бы. Сын окончил первый класс, и мы вернулись в город.
Трудная городская жизнь началась. У моих родителей было две комнаты. Они жили в одной, я с Беллой и детьми в другой. Сами понимаете, какой это сахар. Квартиру было снять не возможно. Полгорода в руинах, прибыло огромное количество мужчин, после демобилизации из армии. Нет, жильё строили, но постепенно, сначала взялись за фабрики и заводы. Люди жили в бараках. Рожали, болели и умирали. Всё это проходило перед моими глазами. У реки построили комбинат, а где мы сейчас живём, возвели новый микрорайон, начинался он с барака, поэтому и название получил, Рабочий. Это сегодня его переименовали в Долинский. Вот здесь я получил трёхкомнатную квартиру. Много лет проработал участковым врачом, главным врачом района. Ушёл на пенсию, опять вернулся на свой участок, потом по старости прогнали вообще с работы, вот теперь я и брожу по своему участку целыми днями. Вся жизнь пролетела как один день. Ваня успешно окончил школу с золотой медалью. Думал, пойдёт по моим стопам, не захотел. Окончил военное пехотное училище с отличием и его отправили в Одессу. Благословенный край. На футбольном мачте познакомился с одесским раввином, они болели за одну и ту же команду с интересным названием «Одо», а сами себя болельщики называли «Мабутавцами». Когда я приезжал к нему с Беллой во время отпуска видел этого раввина. Здоровенный детина, как я, но водку жрал как извозчик. Самое интересное, лапсердак его пах точно так же как и у нашего раввина. Приходил на стадион в кипе, снимал её, орал так, что барабанные перепонки у соседей лопались. После футбола они шли в забегаловку пили водку, спорили. Потом он надевал кипу и шёл к себе домой. Дружба с раввином добром не кончилась. Он Ваню познакомил с красивой девушкой Цилей, и они поженились. Обряд венчания проходил в одесской синагоге, здесь свою руку приложила моя, тогда ещё живая, тёща. Она потолстела ещё больше и превратилась в ведьму или старую обезьяну. Кому как видится. У неё выросла борода и на носу огромная чёрная родинка. Когда она говорила, то казалось, что она шипит как змея. Всё закончилось как в хорошем романе. Ваню отправили служить, где я родился, в Сибирь, в глубокую тайгу. Я Вас спрашиваю, зачем в тайге пехота? Тёща поехала к себе домой хоронить мужа и моего тестя. Она его все-таки доконала. Хороший был человек, тихий такой, за всё время моего знакомства с ним он не проронил ни одного слова, только вздыхал. Если б он не был профессором консерватории и скрипачом, я бы думал, что он глухонемой. Царство ему небесное. А раввин города Одессы отправился в Москву и стал главным раввином России. Вот так одна свадьба, а сколько судеб изменила. Особенно повезло, я так понимаю, моему Ванюше. В начале семидесятых годов началась волна иммиграции на землю обетованную. Мой умный сынок попросился на родину предков. Вместо этого его выперли из армии, и он безработный с Цилей с внуком Ваней и внучкой Соней приехали к нам жить. На второй день меня попросили освободить кресло главного врача района, что я сделал с превеликим удовольствием. Но прокормить всю эту ораву на сто двадцать рублей я не мог. Так прошёл год, и я не знаю, чем бы это всё кончилось, но тут в дело вмешался раввин России. Зарубежные газеты и радио подняли такой шум на весь мир, что наш генеральный секретарь, всеми любимый, Леонид Ильич Брежнев лично распорядился, чтобы Ваню и его семью поскорее отослали в Израиль. Хотели, заодно и меня с Беллой отправить, но я пошёл в обком партии, предъявил им свой «конец», вместо паспорта, слава Богу, здесь тёша не постаралась, и меня оставили в покое. Ваня покинул страну и больше в живых я его не видел. В Израиле он сразу пошёл в армию, простым рядовым солдатом, но вскоре, за особые заслуги ему вернули его прежнее звание. Он командовал большим воинским подразделением. Как-то ночью арабские войска напали на городок, который охранял Ваня. Началась жуткая перестрелка. Гибли мирные люди. Я не военный, мне трудно понять всё. Ваня своей грудью закрыл огневую точку, как Александр Матросов, но только еврейский. Его солдаты пошли в атаку и разбили арабов. Городок был спасён. Ни один солдат из Ваниного подразделения не погиб, мне их матери поклонились в ноги, по русскому обычаю, когда я там побывал. А был я там не так давно. Как то приехал российский раввин и показал бумаги из израильского посольства с приглашением посетить государство Израиль. Все расходы они берут на себя. Я и поехал, вернее, полетел самолётом. Прилетаю и обалдел от неожиданности. Встречали меня как президента с воинскими почестями и военным караулом. Посадили в огромную машину, как мой «ЗИМ» и повезли в город, где погиб Ваня. Весь город встречал меня. На центральной улице имени Иванова Иван Ивановича стоит памятник с надписью на двух языках. «Здесь покоится прах великого русского и еврейского народов солдата Иванова Ивана Ивановича». Под русской надписью выгравирован православный крест, моя мама крестила Ванюшку, когда мы вернулись в город жить. Под надписью на еврейском языке стояла звезда Давида. Сына наградили высшей воинской наградой Государства Израиль посмертно, и награду эту вручил мне его сын и мой внук Иванов Иван Иванович.
На этом месте рассказа Иваныч слегка пустил слезу, но быстро смахнул её и продолжил.
– Вот жизнь, какая хитрая штука, людей по национальностям разводят. Я думаю, национальности придумали коммунисты, что б было чем заполнить шестую графу в паспорте. Недавно я читал в книге о царской Росси, так там оказывается, никого не интересовала национальность, а только вера исповедания, а это не одно и то же. В одно время, глава российского православного Синода, был еврей. Так по признанию многих иерархов церкви он был лучшим за всю историю русской православной церкви, его чуть ли не выдвигали в патриархи, но он отказался. Я так понимаю, есть две национальности, порядочный и не порядочный человек. Другого и быть не может. Послушайте, как звучит. Герой государства Израиль Иванов Иван Иванович. Мне дали пенсию в Израиле за сына, я единственный иностранный гражданин кто удостоен этой чести. Внук военный, служит в этом же городе, вместо отца. Женат на дочери депутата Кнессета, зовут её Орнелла. Держал на руках правнука Иванова Ивана Ивановича. Внуку сказал, что одного ребёнка мало, надо не меньше пяти душ иметь. Если родится девочка, назови Беллой, с неё всё и началось. На, что он ответил.
– Постараюсь, за этим дело не станет.
Недавно письмо прислал, поздравил с правнуком Рюриком. На его фотографии приписал. Имя Рюрик. Пусть евреи думают, что это их имя, российской истории они не читали. Теперь я через интернет, освоил на старости лет, общаюсь со своей роднёй. Скоро обещают приехать, навестить могилы предков. С внуком втихаря договорились Рюрика крестить. Кстати, Николаевич, будешь крёстным отцом, а если Ленка задержится у нас, то мы Рюрику и крёстную мать нашли. А, что кум делает с кумой?
Тут он засмеялся.
– Дальше осталось совсем немного. Тёща умерла от рака молочной железы. Перед смертью своей она призналась мне в любви и благодарила за Беллу.
Белла постепенно стала похожа на тещу. Лицом и только лицом она была похожа на тёщу, и продолжала любить меня по-прежнему ежедневно и крепко. Я теперь точно знаю, если хочешь увидеть лицо своей жены в старости, посмотри на тёщу, да и жизненный путь моя Беллочка окончила по той же причине. Рак. Недавно заходил наш городской раввин, просил выступить в синагоге о моём сыне, я и выступил. Оберегала Иванов судьба в нашем роду, но как только оказался только один сын, судьба-злодейка его сразу и забрала. Раввин хочет в синагоге поставить мемориальную доску с нашей фамилией, но я ему запретил, это не место для его рекламы и Ваня здесь никогда не был. Осталась одна Маша. В своё время она вышла замуж за инженера твоего завода Женя, в момент горбачёвской борьбы с пьянством, он начал сильно пить. Машка ушла от него. Когда кончилась советская власть он продал или пропил квартиру и сгинул, не оставив после себя даже потомства. Машуля вышла на пенсию и теперь как моя покойная тёща донимает меня. Я наверно утомил Вас своими воспоминаниями, но Вы уж простите старика за это. Что ещё остаётся в конце жизни, только воспоминания. Тут ещё осталось немного коньячка. Наливай Николаевич. Что б мы были все здоровы, а ты Ленка не грусти, всё наладится и жизнь прекрасна, поверь старому негодяю. Идея мне в голову пришла. Вчера я был на вызове у одной женщины, я её в роддоме от материнской пуповины отделял. Муж спился и умер. О, многострадальная Россия! Бабе сорок пять лет, ягодка, а мужика нет, вот и мучается всякими болями. Я ей так и сказал. Лекарства здесь ни к чему, найди себе мужика и всё сразу пройдёт. Кстати, это и тебя Леночка касается, ты из той же плоти и крови.
Этими словами он сильно смутил Лену, она аж покраснела вся.
– Что покраснела, это хорошо, значит, жить будешь, кровь горячая, расходится хорошо, а то жизни себя лишу. Тьфу, дура, прости меня Господи, продолжал Иваныч. Так вот, Катерина, так её зовут, мне и говорит.
– Где ж ты возьмёшь сегодня мужика. Пьянь и наркоманы. Все нормальные разобраны совсем и очередь за ними. Если, где один сорвётся с «крючка» жены, его тут же подбирает другая.
– А ты поищи хорошенько. Не перевелись ещё мужики на благословенной Руси-матушке.
Что-то мелькнуло в мозгу женщины. Она мне чаёк, наливочку, пироги всякие. Смотрю, глаза у неё загорелись.
– Катерина, да ты что, я не на себя намекал. Я уже давно забыл, что это такое. У меня «там» на один раз пописать осталось. Побойся Бога девка.
Она не убоялась.
– Я думал, у меня с этим всё давно закончилось, и в мыслях не было. Ан, нет-с, старый конь борозды не портит, хоть и мелко пашет. Всю ночь напролёт я трудился, хотя, скорее это она трудилась. К утру лечение было закончено. Пациентка выздоровела. Всё, иду к Катерине, что-то я у Вас засиделся.
Я попытался его успокоить и урезонить. Подумал, ну выпил старик, на подвиги потянуло, но он не унялся.
– Будет звонить моя Машка, скажешь ей, что я напился и сплю у тебя на кухне. Утром буду дома. Когда Иваныч надевал своё драповое пальто, выдал последнюю тираду.
– Ленка, у меня с Катериной тридцать лет разница в возрасте и у тебя с Николаевичем тридцать. Магическая цифра получается. Подумай.
Тут уже я не выдержал и выпроводил старого сводника за двери. На дворе уже была ночь. Я хотел убрать и вымыть посуду, но Лена не позволила это мне сделать. Я ей пожелал спокойной ночи и удалился к себе. Заснул я быстро и беззаботно. Утром я проснулся в хорошем настроении. На улице шёл пушистый снег. Сырая слякотная погода уступила место зиме. Хотел приготовить завтрак и разбудить потом Лену. Но к моему удивлению Лена уже была на ногах. Все её вещи были постираны, включая нижнее бельё, и висели за окном на балконе. Красивая картина для моих соседей. Бельё явно не мужское и явно принадлежит молодой девушке. Лена была одета в мою рубаху и шорты. Картина, любовница осталась на ночь. Она, что-то мурлыкала себе под нос и жарила блины.
– Доброе утро Лена.
– Доброе, Евгений Николаевич.
Так мы поприветствовали друг друга. Жалко не слышат соседи. Они бы сразу поняли, что любовники на Вы не общаются. Фу, что-то я всё время чувствую себя любовником, подумал я. Всё это проделки доктора, будь он не ладен. Вчера весь вечер пытался растлить молодую девушку и склонял её к сожительству со мной, старый развратник. А ещё о вечной любви разглагольствовал, а сам побежал к любовнице. Только б не умер на поприще любви. Жаль потерять лучшего друга, а то в последнее время у меня одни потери. Скоро совсем останусь один. А, ведь я ещё ни такой старый. Я умылся и сел за стол. Блины были вкусные, мы их селёдочкой и маслицем умяли за обе щеки. Лена начала кушать, а это хороший знак. Что ни говори, а доктор её вылечил, хоть я его и обзывал с утра. Только я подумал о его дочке, сразу зазвонил телефон. Точно, мадам Иванова. Я заверил Марию Ивановну, что с отцом его всё в порядке, ночевал он у меня, выпили малёхо, скоро Иван Иванович будет дома. Она меня обругала, почём зря и повесила трубку. Тут и виновник появился. Порозовел от мороза, но под глазами синева, но глаза горят как у молодого сокола. Не раздеваясь, он прошёл на кухню.
– Ну, что Машка звонила. – Ага. – Ты всё сказал, как мы условились. – Молодец.
Он откусил яблоко, лежавшее на столе, и положил его на место. Задумался. Фамильярно хлопнул Ленку по попке. Сказал, адью, и удалился.
Самое интересное, Лену его жест абсолютно не смутил. За непродолжительное время их знакомства они стали родственными душами и питали огромное, мне не понятное, чувство друг к другу, и с каждым днём оно более укреплялось, потому, что Иваныч проводил всё своё свободное время с ней. Он прописался у меня в квартире. Впоследствии они вели беседы друг с другом, не обращая на меня никакого внимания. Часто шушукались между собой. Ленка задорно смеялась. В один из дней, я пришёл домой и застал прелюбопытную картину. Лежит Лена на животе, абсолютно голая, а Иван Иванович ей делает массаж. Я аж рот раскрыл от изумления. Он даже не повернулся в мою сторону, только выдал очередную тираду.
– Не боись. Я у своих друзей женщин не увожу, тем более мне и своей Катерины достаточно. И так меня не хватает. Измучила совсем. Это лечебный массаж, меня этому научил один кореец в пятидесятом году, после того, как я вынул у него осколок, оставшийся после войны. Кстати, этим мы занимаемся, уже целую неделю. Просто ты сегодня что-то рано пришёл. А теперь отвернись Лене надо одеться. По её словам ты до сих пор держишь целомудрие.
Тут и Лена возмутилась.
– Иван Иванович хватит меня сватать. Я Вас об этом всё время прошу, а Вы опять за своё.
Мы с Иванычем пошли на кухню, оставив девушку одну. Лена оделась и пришла к нам. Мы поужинали. Перед уходом доктора, я у него на завтра попросил его машину. Моя машина ремонту не подлежала и валялась где-то на свалке. Нужно было забрать Ленины вещи из общежития. Он дал добро и предупредил.
– За машину отвечаешь головой.
Хотелось бы немного рассказать о его машине. Право, интересно. Это «ЗИМ» белого цвета, тысяча девятьсот пятьдесят второго года выпуска. Когда-то на этой машине Ивановича возили, в бытность его главврачом района. Потом она переходила к другим владельцам и когда её списали и хотели отправить в утиль, Иваныч не дал этого сделать, выкупил её по цене металлолома. Её разобрали до винтика, все части отникелировали и похромировали. Потом заново собрали, кое-где сделали ремонт, заново перекрасили, убрали красный крест и вручили владельцу. Она блестит так, что ночью не надо включать освещение. На ней он выезжает из гаража по большим праздникам. Ему предлагали за неё большие деньги, потом хотели обменять на новый шестисотый «Мерседес», потом добавляли в два и три раза денег и «Мерседес» в придачу, но он не согласился. Деньги ему были ни к чему, а машина раритет. Коллекционеры ждали его смерти, но Иваныч на них, и на неё плевать хотел. Носится теперь и со своей Катериной, и с моей, фу ты, почему с моей, и с нашей Леной, как со списанной торбой.
На следующее утро я пошёл к Иванычу за ключами от гаража. Он мне вручил связку ключей, а сам куда-то убежал. На улице был небольшой морозец, градусов пять-шесть не больше, на дороге снег убрали, светило солнышко. Я шёл не торопливо. В голове вертелись всякие мысли. Из своей фирмы я намерен был уйти. Не было новых идей, а без хорошей идеи в моём бизнесе рано или поздно наступит провал. У меня были сомнения, вернёт ли мой компаньон мне мою половину денег за фирму, трети я бы то же обрадовался. Накануне я объявил ему о своём уходе, он немного возражал, но я настоял на своём решении. Выполнит ли он свои обязательства, вот в чём был вопрос. Надо было Лену к делу какому-нибудь приставить, нечего девчонке всё время сидеть дома, закиснет совсем, и вообще пора с ней разобраться, не будет же он вечно жить у меня, хотя она мне и не мешает. Вдвоём как-то веселей. Иваныч в неё влюбился, это понятно, но я, то здесь причём. Может открыть магазин и продавать одежду. Ленка пусть себе торгует, а я приведу свои мысли в порядок, может, и идея хорошая в голову придёт. А то надо же, хотел испытать чувство свободного падения тела. Хорошо, что я Ленку нашёл, не будут лезть в голову дурные мысли. Лена немного подзаработает, оправится от своей непонятной болезни и телесной и умственной, я тогда ещё ничего не знал о её приключениях, найдём ей с Ивановичем молодого красивого парня, стартовый капитал у неё будет, и выдадим её замуж. С такими рассуждениями я подошёл к гаражу. Ни один ключ на связке к замку не подошёл. Я ещё минут пятнадцать пытался открыть ворота гаража, думал, замок замёрз, но без результата. Выругался про себя и быстрым шагом вернулся к доктору домой. Дверь мне открыла его дочка, сказала, что папа куда-то ушёл с загадочным видом. Посмотрела на связку ключей, эти ключи оказались от дачи, и вынесла мне другие. Я вернулся к гаражу. Замок легко открылся, я распахнул ворота. Машина упорно не заводилась. Открыв капот, я увидел, что кто-то специально отключил бензопровод. Я поправил шланги. Машина завелась легко. Лампочка сигнализировала, что в баке мало бензина. У Ивановича всегда был полный бак, он за этим всегда следил, странно. Канистр с бензином, так же в гараже не оказалось, и это странно, всегда был запас. Что-то мне стало подсказывать, не задумал ли мой друг очередную каверзу. Ну, подумайте сами. Ключи не те. Бензиновый шланг отключен от карбюратора, в баке нет бензина. Канистры пропали. Э, нет, что-то он задумал, но что. Я сел за руль и поехал на заправку. Залил полный бак, это обошлось мне в копеечку, пусть старый скряга порадуется и лихо подогнал «ЗИМ» к своему подъезду. Просигналил. Через минут пять из подъезда вышла молодая девушка в песцовой шубке, в такой же шапке и в белых кожаных сапогах на высоком каблуке. Я посмотрел на свои окна. Почему Лена задерживается, хотел было выйти из машины и подняться к себе домой. Вдруг открылась дверь машины, и девушка в шубе уселась со мной рядом. Повернув голову, я обалдел. Рядом со мной сидела Лена и улыбалась. Я ждал девушку в красной поношенной курточке на рыбьем меху, в чёрной вязаной шапочке и в легких ботиночках, а здесь такое. Но откуда? Хотя я сразу догадался, доктор. Но зачем? Рядом со мной сидело прекрасное создание с глянцевой обложки модного журнала, и улыбалась мне в тридцать два белых зуба. Такую Лену я себе представить не мог. Со дня нашей встречи прошло всего три недели, а она из гадкого утёнка превратилась в прекрасного белого лебедя. Видимо, я не замечал этого. Она здорово поправилась, все её углы округлились. Изменился цвет лица, щёки порозовели, синева вокруг глаз исчезла. Лицо красивое, большие голубые глаза, алые губки, розовые щёчки с ямочками. Вся эта красота была обрамлена белым песцовым мехом. Вот, что я выдел перед собой. Лена ждала, что я, что-то скажу по этому поводу, но я почему-то насупился, завёл машину и молча, поехал. Она промолчала то же.
