Читать книгу: «Колодец», страница 6

Время вышло

Почему-то не страшно. Некое пограничное состояние безразличия и безмятежности. Что-то легонько подвывало где-то внутри, скулило и рвалось наружу. Я крепко запер это. В этом было нечто смешанное, тупое и ноющее, поглощающее все внутренности, заменяя собой лишь пониманием собственной никчемности и этого дурацкого мира. Было плевать, какой сегодня день, плевать, кто эти люди на передних сидениях, плевать, что будет со мной. Куда и зачем мы едем тоже совершенно точно плевать! Мимо мелькали все те же куцые домики, угрюмые серенькие машинки, неуместные, копошащиеся людишки. Сидя на заднем сидении, которое было все сплошь в крошках, фантиках и просаленных пятнах, я рассматривал блеклые и однообразные окрестности, мимо которых проезжали. Родной город я знал довольно неплохо, и мне было несложно даже отсутствующим взглядом определить, вдоль каких улиц мы двигались. Улица Ленина, улица Сталина, площадь Революции, площадь Победы. Строителей, Космонавтов, и снова Октября. Кажется, история ходит кругами. Как и мы сами.

Глаза в какой-то момент перестали ловить фокус и передо мной все расплылось и смазалось, дорога мелькала и превратилась в кашу, однако пребывая в состоянии зрительной слепоты, мозг продолжал распознавать знакомые очертания. Прошло некоторое время в пути, прежде чем я догадался, что мы просто колесим по городу, практически не останавливаясь. Мы и впрямь носились кругами. В буквальном смысле. На заднем сидении машины, которой черт пойми кто управлял, я уже с десяток раз наткнулся на повторяющиеся улицы и знаковые места, но так и не смог уловить ни цели нашего пути, ни конечной точки маршрута. Мы просто наворачивали эти круги. Пользуясь тем, что я был абсолютно не в себе, мои новые полоумные знакомые решили видимо до тошноты укатать меня одной и той же дорогой.

Я собрал мысли в кучу, сосредоточился и стал внимательнее наблюдать. Тот, кто управлял машиной явно сильно напрягался, его мышцы были скованны, скулы дергались, а вены выступили на руках, прилипших к рулю. Он с огромным усердием вглядывался в дорогу, вертел головой, что-то высматривал и с точностью до малейшего движения старался вести машину так же, как это делал последние несколько кругов, не отклоняясь от выбранного стиля. Он никак не мог расслабиться, хотя проезжал одним маршрутом уже который раз, будто заучивал его наизусть. Вцепился в руль, тужился, вспоминал, корчился и придавал своему лицу серьезный вид, будто вел в кромешной темноте, сам не зная куда едет. Все выглядело так, словно жизнь зациклилась, а наш автомобиль попал во временную петлю и никогда не сможет из нее выбраться.

Мы останавливались на тех же светофорах, поворачивали и занимали полосу так же, как это было в первый и все последующие разы, но, в конечном итоге, эта кольцевая дорога была им тщательно заучена. Он немного обмяк и расслабился, ускорялся и тормозил, крутил руль свободнее каждый раз, когда мы проезжали эти же места. Я был поражен, когда обнаружил, что он даже передачи выбирал такие же, скорость с которой он ехал абсолютно соответствовала той, которая была в первый наш проезд по этому маршруту. И при этом мы продолжали бесцельно колесить кругами по городу.

Видимо, у этой поездки просто нет и не может быть ни цели, ни смысла, видимо у них даже свободы выбора нет, раз они не знают, не могут или не хотят делать все хоть на долю процента по-другому. Может им нравится этот маршрут, может в этом круговом движении есть своя прелесть? А может я что-то не вижу, упускаю, может мы тянем время, ждем, когда нам подадут знак, ждем события или случая свернуть? Меня чуть укачало. Что если все, что сейчас происходит не случайно, и они усердно хотят мне что-то показать, что, если они и правда ждут момента для действия или еще хуже, ждут, когда я потеряю бдительность.

– Прошу прощения, господа, позвольте спросить о цели нашей поездки? – и в отличии от первого раза, сейчас оба эти, с позволения сказать, дяденьки были живые, пассажир сейчас же повернулся, попытался состряпать добродушную милую мордочку и вежливо, но также пискляво ответил:

– Мы едем в будущее, красавчик! – подмигнул и тут же отвернулся обратно.

Я слегка приподнялся и наклонился к уху пассажира.

– В какое такое будущее мы едем, мистер? – съехидничал я.

– Сейчас вы просто пассажир. Расслабьтесь и наслаждайтесь поездкой. Пока не вам решать. – ответил он, не отрывая взгляда от дороги.

В наш диалог резко вмешался водитель и тело мое отозвалось обильными мурашками, а волосы на руках и спине приподнялись. Их дальнейшее обсуждение насущного вопроса не потребовало ни дополнительных объяснений, ни моего участия.

– Может вырубить его, а? – я впервые услышал голос водителя, грубый, жесткий, с будто прокуренной хрипотцой. Он слегка кивнул в мою сторону. Потом посмотрел на меня через зеркало заднего вида и добавил, – Он мне уже надоел!

– Матвей Леонидович, ну зачем вы так грубо. – пассажир повернулся ко мне лицом и жестом приказал откинуться обратно и помалкивать. – Он еще очень слаб, мы нашли его первым и надо бы быть с ним деликатным. Она обошлась бы с ним гораздо хуже. А так у него есть шанс.

– Как же ты любишь мараться с такими доходягами. Отвезли бы ей и дело с концом. Но нет. Тебе кайф, будто у нас дел других нет.

– Послушай, мы с тобой это уже обсуждали, не будем по новой начинать. Не я так решил. Остальное пустое.

– Да знаю, помню! Пусть едет, хрен с ним, сам скажи ему тогда, чтобы помалкивал, пока не спросят.

– Он смышленый малый! – и многозначительно посмотрел на меня, снова обернувшись.

– Не смеши, ты его видел? – с издевкой сказал водитель. – Спорим он до сих пор думает, что у него еще остался выбор! Так ведь? – и взгляд водителя снова уперся в меня через зеркало заднего вида. Я спрятал глаза и промолчал.

– Конечно думает! —вместо меня ответил пассажир.

– Что и здесь оказался по своей воле!

– Конечно, он так думает.

– Что он в любой момент может все бросить, в любой момент способен все поменять.

– Думает. Думает. Только теперь у него нет на это ни единого шанса, ты прав. Только перестань это повторять и делать из этого трагедию.

– Ды нет же, я не об этом. Скорее про то, что он же ущербный, посмотри сам. Этого выродка ничему уже не научить. Вот скажи мне, как так получилось, что она его до сих пор не забрала?

– Тихо ты, замолчи! – слегка разозлившись сказал пассажир.

– Его время уже давно вышло, а он все еще здесь!

– Закрой свою пасть! – пассажир со всей силы пихнул водителя, так что он ударился о дверь. – Заткни свой грязный рот!

Писклявый голос заполнил все пространство, на улице будто все потемнело, окна пронзительно зазвенели, и стало поистине страшно.

– Опять ты заставляешь меня ругаться и злиться на тебя. Никогда больше не вспоминай о ней без нужды, понял. Идиот. Мало тебе было того раза?

– Да ладно не кипятись ты, понял я, понял. – этот огромный, щетинистый мужик жалобно заскулил и прижался к двери.

Все замолчали. Я слышал собственное неровное дыхание и шепот колес. Пока шла эта странная беседа, я продолжал взглядом подмечать места, которые мы проезжали, и мы ни на секунду не отступали от уже проделанного нами кольцевого маршрута. Даже ругательства не отвлекли от выполнения алгоритма. Однако, когда поднялся писк пассажира, я бросил свои наблюдения, сосредоточил внимание на обстановке внутри, но получилось, что, сосредоточившись на внутреннем пространстве, я упустил мгновение, когда мы ушли с маршрута и быстренько свернули в место, которое мне было совершенно незнакомо. Архитектура домов совсем не в стиле нашего города, да и дворов такой конфигурации я не припомню, но логично было предположить, что мы недалеко от центра. Автомобиль резко повернул направо, потом налево, немного сбавил скорость, завернул за дом, дал газу и не успел я моргнуть, как мы припарковались между двумя другими машинами, а двигатель был заглушен.

– Выходи, бедолага, приехали! – обернувшись на меня сказал водитель и я впервые смог подробно разглядеть его лицо. Оно было очень правильной формы, и на сколько я смог рассмотреть тело под курткой, было довольно сильным и крепко сложенным. Он был гладко выбрит, морщин мало, а глаза отражали смесь пустоты, прямолинейности и наивной глупости. Черные брови и ресницы только подчеркивали их и казалось, что они слегка подкрашены. Под шапкой не было видно волос. Это было мало примечательное лицо, которое в толпе людей я бы просто пропустил мимо. Однако было и нечто странное, оно было уж слишком идеальным, правильным, с четкими, будто нарисованными по линейке, линиями. Уверен, поставь зеркало к одной части лица второе было бы абсолютно симметричным.

Мы все вышли из машины. Я достал телефон, чтобы посмотреть время, но писклявый пассажир буквально скакнул ко мне и резко выхватил его из моих рук.

– Он тебе уже не понадобиться. – с улыбкой сказал он и швырнул его куда-то далеко в сторону.

Водитель в это время подошел к багажнику, открыл его и достал пакет с какими-то вещами. Закрыл багажник и машину, подошел ко мне и, схватив за локоть, подтолкнул в сторону дома, кивком головы указав направление. Я молча пошел, другого не оставалось. Мы все будто участвовали в какой-то очень странной игре, а это был очередной квест. Мы втроем, не торопясь, прошли к стоящей напротив пятиэтажке, аккуратно и тихо вошли в подъезд, без лишнего шума поднялись пешком на последний этаж, открыли квартиру без номера и прошли внутрь. Дверь захлопнулась, и мы очутились в простой, старой однокомнатной квартирке, со странным, затхлым запахом и тараканами, которые резко разбежались по углам при нашем появлении. Бравые парни не стали разуваться и прошли сразу дальше.

– Сядь на диван. – пальцем показал водитель, при этом встав в проходе и загородив его. Я попытался протиснуться, но мы слегка столпились в узком коридоре и стояли так близко друг к другу, что я чуял запах их вспотевшей и сырой одежды. – Пролазь давай, калека! – и он силой пропихнул меня в комнату.

– Матвей Леонидович, ну не будьте вы таким грубым с нашим гостем, он все-таки впервые здесь. Проходите Олег Дмитриевич, раздевайтесь там. – сказал Писклявый, буду называть его пока так. Я послушно снял одежду, сел на диван, положив ее рядом. Вокруг ужасно серо и пыльно.

– Достал уже, хочу и буду с ним грубым. Не заслужил пока моей ласки! – продолжилось в коридоре.

– Если не можешь держать себя, тогда вовсе помалкивай! Иди вон на кухне проверь, все ли готово!

– Слушаюсь, сээээр! – скорчив свою выбритую рожу и не снимая куртку, громко топая и изображая солдата Матвей Леонидович зашагал на кухню.

Писклявый, пронаблюдав это, повертел у виска, прошел в комнату, и мы с ним остались наедине. Слышно было как на кухне копошатся и гремят. Потом притихло. Он снял куртку, засунул шапку и шарф в рукав и швырнул это все куда-то в сторону балконной двери. На нем был пиджак в мелкую полоску поверх белой футболки, пиджак очень старый, на пару размеров больше его самого. Будто на первом свидании, он аккуратно сел на диван рядом со мной, выпрямил спину и нежно положил руку мне на колено.

– Олег Дмитриевич, вы не принимайте близко к сердцу слова этого недотепы. Поверьте, я постараюсь сделать все возможное, чтобы все прошло как следует, – он сказал это подшёптывая, – но пообещайте мне, что и вы приложите все возможные усилия?

Я молча кивнул.

– Самая большая загвоздка в том, что вы, за все время что были там, так и не научились видеть. Вы не научились слушать. Вы не обращаете внимания на знаки! И не обращаете внимания на нее! Именно поэтому вы здесь. Понимаете?

Я кивнул снова.

– Вы слишком долго отсутствовали, были не в себе. Много упустили. И не только вы. Много сил затрачено, но вы и теперь не готовы. Но время вышло. Она хочет вернуть свое обратно. Хочет все прекратить. Понимаете?

Киваю.

Мы смотрели друг другу в глаза и мне они показались сейчас очень добрыми и снисходительными. Будто мудрец обращается к младенцу, сюсюкает и ласкает. Его рука все это время лежит на моем колене, а я словно маленькая девочка послушно сижу и не могу пошевелиться.

– Но вы же не хотите, чтобы она вас просто так забрала, правда? Нельзя допустить, чтобы все так бесполезно кончилось. Но и нельзя, чтобы все продолжалось так же! Если вы еще раз остановитесь, она не даст вам опомниться. Поэтому мы здесь! Поэтому все так! Понимаете?

– Понимаю.

– Да ни черта этот полудурок не понимает, посмотри на него. У него стеклянные глаза, он в полном ауте. Отпусти ты его, не мучай… Ему конец. – Матвей Леонидович вмешался в наш разговор, при этом брутально уперевшись в дверном проеме. На нем была легкая синяя футболка с желтым принтом и летние шорты. Он демонстративно харкнул куда-то в угол и вышел в подъезд, громко захлопнув за собой дверь. В этот самый момент рука ушла с моего колена.

– Идите на кухню, там для вас кое-что приготовлено. – сказал Писклявый и встал с дивана.

Я поднялся и словно после сеанса гипноза, медленно, слегка пошатываясь побрел на кухню. Ноги немного не слушались, шаги давались с трудом. Ужасно узкий коридор, запах будто бы из туалета, но хуже. Вход в кухню преграждала полуоткрытая дверь. Я сначала медленно начал толкать ее, но что-то помешало. Толкнул сильней, что-то поддалось, и я буквально ввалился внутрь. Посередине кухни и почти во всю ее длину валялось тело, завернутое в черный целлофановый мешок. Труп так вонял, что я закрыл рот и нос локтем. Что это значит, что я должен с этим делать? Но только я подумал обернуться, чтобы в недоумении выбежать обратно, над моим ухом возникло лицо водителя. Он уперся мне в спину и держал, не давая отступить назад.

– Открой его, ссыкло!

– Я не буду его открывать! – сквозь локоть неразборчиво сказал я.

– Тряпка!

– Не буду!

– Открывай, сукин ты сын! – заорал водитель и силой наклонил меня вниз.

Я трясущейся свободной рукой отслонил прилипший мешок с лица трупа, и вонючий воздух буквально навалился на меня изнутри. Мертвый человек был давно забытым призраком из прошлого. В мешке была моя бабушка.

Огонь и воздух

Не убирая руку с пластикового мешка, в оцепенении, я присел на корточки и пялился на труп. Он был синий, окоченевший, с покрывшими тело темными пятнами, уже скукоженный и высохший, дико вонял, а живот сильно вздулся, но несмотря на приступ тошноты и отвращения, я, не моргая, вглядывался в обвисшие морщины, выпуклости, слегка вздутую и неживую кожу на лице. Если не брать в расчет признаков разложения бабушка неплохо сохранилась. Я примерно такой ее и помнил всегда, с родинкой на щеке и слегка вздернутым носом. Это от трупа по всей квартире разносился непередаваемый аромат. Она, наверное, дико тяжелая, это же надо ее сюда затащить в этом мешке, да еще незаметно.

Дотронувшись до ледяного и неестественно мягкого лба, я резко отдернул руку. Мой осмотр длился не больше минуты, но что-то в этом всем меня внутренне напугало и привело в замешательство. Я приподнялся. Обернулся и тяжеленный удар прилетел мне прямо в лицо, он был настолько резким, неожиданным, вероломным, что сбил меня с ног, но не отключил. Я не совсем понял, чем именно меня ударили, но ощущение было будто утюгом. Жуткая боль разлилась по всему лицу, а голова уже через секунду целиком онемела, но я все слышал. Отлетев и свалившись на мертвую бабку, так что вонь ее окоченевших конечностей поглотила меня целиком, я обхватил лицо руками и принял оборонительную позу, ожидая дальнейшего избиения. Но его не последовало. Только грубый голос.

– Видишь? Видишь, что бывает? Настала твоя очередь и сюсюкаться здесь никто не будет! – и голос просто развернулся и молча ушел. Шумно, топчась и шурша ногами в коридоре, они о чем-то шептались, и через какое-то время входная дверь с грохотом открылась, и я, не открывая глаз, услышал только писклявый голос, который эхом доносился уже из гулкого подъезда:

– Теперь смотри в оба и помни, она, как и мы, следит за тобой… – дверь с грохотом захлопнулась, заглушив последние слова, и я остался в тишине, наедине со своей болью и трупом, на котором все еще скрючившись лежал.

Нервными импульсами отзывалось сейчас мое лицо, я ощущал его, как сплошную зудящую и онемевшую массу, словно мои нос, губы и глаза как тесто замесили, и теперь невозможно разобрать, где и что. Я, аккуратно ощупав его и убедившись, что все на месте, неловко скатился с трупа, неуклюже поднялся и облокотившись на стену выпрямился. Шатаясь, побрел в ванную комнату. Душевая выглядела омерзительно, пахло сыростью и плесенью, а сама ванная была сплошь в ржавых подтеках. Я снял лейку, включил воду и просто сунул голову под струю, которая мгновенно стала алая и по цвету смешалась с рыжими пятнами. Кровь шла видимо из носа, я подержал голову еще несколько секунд, потом умылся, вытерся чьим-то полотенцем, что висело на крючке и приложил его же к носу. Учуяв наконец исходивший от него пыльный и затхлый запах, немного придя в себя от ледяной воды, впервые возник вопрос, чья это квартира? Тут же мысли стали цепляться одна за другую. Они словно череда выпущенных из обоймы пуль прошивали меня на сквозь, своей скоростью и прямотой.

Очень странно было находиться в этой квартире. Как здесь оказалась моя бабушка, и что делать с ней? Один я ее не утащу, да и куда ее девать? И почему вообще ее нужно куда-то тащить? Вызвать полицию? Много вопросов, на которые я сам не знаю ответа, и это покажется чересчур подозрительно. Бросить тут, пока не начнет разлагаться и гнить, и ее не найдут соседи? Может бросить вообще все и просто уйти вслед за ними? А куда идти? Они стерегут за дверью. А может и ушли. Как я вообще сюда попал?

Я стоял и смотрел на разлагающийся труп в черном мешке, пока вытирал голову, а адреналин, что переполнял сейчас мои вены, требовал экстренно придумать выход. Я трепал свои волосы этим сырым и вонючим полотенцем целых две минуты, пока немного не успокоился, а кровь в голове не перестала стучать. Уйдя наконец с кухни и как можно плотнее закрыв за собой дверь, я решил немного посидеть на диване и спокойно взвесить все варианты развития событий. Как себя вести, если убийцы бабушек вернутся? Почему-то сомнений, что эти сумасшедшие убивают бабушек, у меня не было.

Я плюхнулся на скрипучий диван и поднял целый столб пыли, отложил полотенце в сторону и впервые за время моего пребывания в этой квартире стал разглядывать ее спокойно, сосредоточенно и внимательно. Мне никто не мешал. За окном начинало темнеть, я встал, нашел тумблер и включил ужасный желтый свет, который излучала одна висевшая на проводе лампочка «Ильича». Комната была очень простой, маленькой, с выходом на балкон, у двери которого мне тут же бросилась в глаза куртка, брошенная Писклявым и лежавшая на том же месте. Выходит, ушел он без нее, а так как на улице далеко не май, за ней он точно вернется, да и водитель был одет по-домашнему. Они либо стоят в подъезде и смеются надо мной, либо у них есть еще одна квартира, где они дожидаются подходящего момента и хотят снова застать меня врасплох.

Обои в комнате были старые, местами облезли, с еле заметными, выцветшими узорами цветов, а кроме дивана, с бледно розовой пыльной обивкой, стоял небольшой шкаф для одежды и письменный стол с лампой, над которым висела полка с книгами и фотографиями. Мне стало любопытно покопаться в шкафу, но кроме моли и старой, давно никем неношеной женской одежды, полотенец, кучи разных тряпочек и постельного белья, я ничего не нашел. На полке с книгами аккуратно стояли фотографии мне неизвестных людей, но фото были настолько старые, что лиц не разобрать. Рядом куча исторических, археологических, научных томов в темных обложках, многие без автора и толстенная библия, которая сразу выбивалась среди других. Стол, не считая толщи пыли, был абсолютно пуст. Здесь все вокруг было в пыли: полка, стол, шкаф, стены, потолок, углы, лампочка, диван, на котором мы, судя по всему, сидели впервые за долгое время и даже воздух состоял из нее. Видно было, что квартира обжитая, то в ней продолжительное время не убирались и ей не пользовались.

Я поднял свою куртку с дивана, отряхнул и сразу надел, прислонился спиной к стене. Как-то машинально стал постукивать затылком о стену, как бы встряхивая мозги и одновременно прикидывая возможные варианты. Может если они в другой квартире, то не ожидают того, что я попробую убежать? Хотя мне и бежать-то некуда. Разве что в кабак, чтобы выпить. Но они при желании найдут меня там в два счета. Но это хотя бы принесет мне удовольствие, сяду на автобус или просто пешком добегу до ближайшей рюмочной и нажрусь в стельку. До беспамятства, до тошноты. И просто забуду этот день, сотру его из своей воспаленной памяти! Просто ничего не буду решать. Ничего не буду предпринимать. Зальюсь, а дальше буду просто ждать. Так ведь он сказал?

Я оттолкнулся затылком от стены и решил уйти, но прежде еще раз, уже в куртке, тихонько заглянул на кухню, чтобы удостовериться, что она лежит. Почему-то всплыла фраза, которую уходя бросил Писклявый. Кто следит за мной? Кто такая эта она? Моя мертвая бабка что ли? Да она откинулась, отошла, ей всё, кирдык. Пусть следит сколько влезет. И утырки эти тоже пусть следят.

Из коридора я окинул комнату презрительным взглядом, и за исключением пыли, которую мы потревожили, все было будто бы на своих местах. Ах да, еще вонючий труп на кухне. Лицо после удара по-прежнему ныло, уже в коридоре дотронулся до носа – болит! Дрожащей рукой потянулся я к ручке, постарался как можно тише открыть дверь в подъезд, но она издала такой визг, что эхо разлетелось на все пять этажей вниз. Я высунул сначала голову – никого! Тихонько выбрался сам. Закрыл. Стал медленно и спокойно спускаться, стараясь не подавать виду, но сердечко все равно стучало быстрее, чем того требовала ситуация. Было немного страшновато, будто выйдя из дома я запущу новую череду неприятностей. Тусклый свет, проникавший из подъездных окон, к первому этажу совсем пропал, и искать кнопку открытия подъездной двери пришлось в кромешной тьме, как слепцу, на ощупь и протянув руку вперед. Снова повеяло свежим воздухом, как и утром отчетливо запахло нагретым асфальтом, сырыми листьями и свежей травой. Наконец-то! Я нажал на кнопку, и она издала противный, пищащий звук. В мою тьму стремительно ворвался пучок света, и я толкаю вперед эту чертову дверь. Выхожу на улицу.

В нос ударил отчетливый аромат цветущих деревьев. Вечер плавно опускался на город и зноя уже не было, дул легкий, но горячий ветерок, который щекотал моё лицо, пели птицы. Все кругом зеленое. Лето в самом разгаре! Сперва я подумал, что сплю. Какие-то люди в майках и шортах изредка проходили вдалеке, был слышен шум машин. Даже в сумерках было видно голубое небо, которое ярко контрастировало с зелеными деревьями и кустами. Я в зимней куртке, шапке, в зимних ботинках, полностью готов стойко переносить все суровые зимние морозы, стою широко открыв подъездную дверь и свой рот.

Медленно, пока меня никто не увидел в таком прикиде, я попятился обратно внутрь темного подъезда. Дверь захлопнулась, магниты плотно сомкнулись, оставив меня наедине с гулом, разлетавшимся по этажам. Поднялся обратно к квартире. Запыхался. Немного вспотел. Наконец нужная мне дверь. Дергаю ручку. Закрыто! Не открывается! И тут моя нервная система дала сбой.

Боже, как все надоело! Что в конце концов происходит. Я запсиховал и стал изо всех сил стучать и ломать ручку двери, в надежде, что она или откроется, или я ее вырву с корнем. Я паниковал и уже изрядно взмок, но услышав хруст и стук по ту сторону отпрянул, отскочил на метр и с шумом свалился на пятую точку, уперевшись руками в грязный подъездный пол и раскорячившись посреди лестничной площадки. Дверь открылась и из квартиры выглянула девушка. Потрясающая, невероятно красивая, небесная женщина в белом халате. Хотя так могло только показаться. И вот я, развалившись перед ее дверью, в зимней куртке, шапке и сапогах, весь потный, лежал и смотрел на нее жалобными испуганными глазами, словно скулящий пес, просящий еды.

– Я сейчас полицию вызову, вы что ломитесь? Что вам нужно? Вам плохо?

– Я не знаю, – замямлил я, как ребенок, и показал пальцем в сторону ее жилища, – Там, кажется, у вас на кухне, моя бабуля лежит, мертвая!

– Сумасшедший, уходите, идите отсюда. Совсем ненормальный! – и захлопнула за собой дверь.

Какая красивая. С ума сойти. Я, сидя на полу, снял с себя куртку. С меня прямо-таки текло, капли падали с лица на пол, а рубашка насквозь промокла и мокрые пятна стали очень сильно видны. Вероятно, я и впрямь сейчас выгляжу сумасшедшим. Точно напьюсь. Уже уверенней, с курткой в руках, я снова спустился и вышел из подъезда. Лето, мать его. Постараться не забивать себе голову тем, как такое может быть, сделать вид, что все в порядке и как можно быстрей добраться до ближайшего питейного заведения. Там, не отступая от плана, надраться в стельку и забыть сегодняшние травмы навсегда. Завтра будет новый день, тогда и подумаю, что со всем этим делать, а на сегодня хватит с меня приключений.

Мысленно поторапливаясь, я направился вдоль дома и не оглядываясь шел с зимней курткой под мышкой, мечтая остаться незамеченным в таком-то странном виде. Люди все по-летнему одетые, многие из них расслаблены, неторопливы и наслаждались погодой. А я действительно, как сумасшедший мотал головой туда-сюда, не веря своим глазами, впиваясь во все, что мне казалось странным, шел все быстрее и быстрее, с не покидавшим меня, четким чувством преследования.

Я судорожно бросал взгляд из стороны в сторону, искал знакомые лица, дома, улицы, но оказался дезориентирован и совершенно не узнавал, где нахожусь. Пройдя вдоль еще нескольких однотипных зданий, я увидел вдалеке светящиеся фонари и зеленую аллею с огромными, пышными деревьями. Ноги сами направили меня. Счастливые мамочки с колясками расхаживали туда-сюда, на скамейках сидела, казалось, беззаботная молодежь, они шумели, и их гогот сливался с шелестом листвы, а кряхтящие старики с шахматами или нардами бурчали и перекидывались шутками на непонятном мне языке. Шум голосов и все остальные атрибуты летнего вечера слились в единую, уютную зрительно-звуковую картину, и проходя мимо всех этих людей, я долго провожал взглядом каждого так, что иногда приходилось оборачиваться и крутиться вокруг себя.

Через дорогу я увидел спасительное светящееся слово «Бар». Я мигом, вприпрыжку добежал до заведения, распахнул его двери и в нос сразу ударила вонь кислого пива, мочи и грязной, пропахшей потом одежды. Дверь мгновенно я закрыл, не переступив порог, поднял голову и только сейчас разглядел на вывеске не светящееся слово «Пивной» рядом со словом бар! Я немного поник, а тошнота от аромата этого заведения побудила как можно скорее направится дальше на поиски.

Близость парка-аллеи сказалась, приличный кабак находился неподалеку и его пришлось искать недолго. Я забежал туда словно в уходящий поезд и прыгнув за барную стойку довольно темного, небольшого, полуподвального помещения принялся разглядывать все вокруг. Пахло здесь гораздо приятнее, сыростью и деревом, да и количество бутылочек на полках внушало доверие, однако насколько мне известно, был понедельник и бар пустовал, только паренек за стойкой вертляво крутился и что-то раскладывал. Заведение больше напоминало рюмочную для «своих», куда приходили отдохнуть от работы и суеты разного рода трудяги, и где собирались обсуждать свои грязные делишки всякие ушлые предприниматели. Стены были темные, лампочки еле излучали свет, а из развлечений для глаз лишь несколько неоновых вывесок с колкими фразочками. «Не успеешь и глазом моргнуть», как раз сверлила меня своими ярко желтыми лучами прямо из-за стойки. Бармен не спеша отложил свои дела и направился ко мне, но не успел. Буквально из ниоткуда молниеносно подсел, а точнее запрыгнул на стул человек, слегка бомжеватой наружности, трудяга, от которого буквально пахло мазутом и каким-то паленым пластиком, и резво взял инициативу в свои руки.

– Дружочек, дайка мне и моему другу два по пятьдесят водки и стаканчик ананасового сока! Будь так любезен, – обратился он к бармену и повернувшись ко мне, поднял ладонь и жестом показал знак стоп, – не беспокойся, я плачу! Повод есть!

Бармен закатил глаза и пренебрежительно поставил на столешницу бутылку водки, две рюмки, наполнил их до краев, и мой опытный визави, не дожидаясь ананасового сока, схватил рюмку и не чокаясь, без прелюдий, запрокинул ее в рот. С грохотом поставил ее на стойку, вдохнул аромат своего грязного огромного кулака и выдохнув алкогольные пары сказал:

– Ну за тебя Маринка, дай бог тебе здоровья, – пододвинул рюмку к бармену, который и не думал отходить. – Друг, а друг, повтори! А вообще, давай сюда всю! Гулять так гулять! – и выхватил у него из рук бутылку водки. Паренек не сопротивлялся, а просто налил ананасовый сок, пачку тоже оставил и молча ушел дальше заниматься своими делами, оставив нас наедине.

– Ну Маринка, а! Ты представляешь, сегодня дочку мне родила! Я как узнал, чуть не помер! Сразу в магазин за чекушкой и залпом на радостях. Из цеха выпроводили, ну я сразу в роддом, под окнами стою, ору как сумасшедший, плачу, санитары вышли. А я даже руки не помыл! Прогнали меня, сказали трезвым приходить, а я трезвый был. На радостях водка не берет, понимаешь? Ну поорал немного, побушевал от счастья, с кем не бывает. Согласен? – он пододвинул ко мне рюмку, налил еще одну себе. – Любкой назову! О как! Ну давай, чего сидеть, остынет! Выпьем за Любоньку мою! За дочку! – и не дожидаясь меня опрокинул стопку в рот.

Я молча выпил. Водка провалилась в меня, обжигая по пути все клеточки организма. По телу пробежала дрожь, отозвалась легкими подергиваниями и затихла где-то в груди. Однако именно эта рюмка, так тяжело проглоченная мной, открыла дорогу в будущее, которое без нее было бы невозможно. С этого самого момента, с каждой секундой я начинал понимать своего собеседника чуть лучше, все сильнее погружаясь в пучину его жизненной философии. Тем временем мой новый друг, не запивая и не закусывая взял бутылку и сразу же налил себе еще стопку.

– Тебя как звать говоришь?

– Олег, – ответил я.

– Петр! – гордо ответил он и протянул мне свою увесистую и шершавую ладонь.

– Я вот что думаю Олежка, – не выпуская мою руку продолжил Петр, – главное, чтобы все здоровы были! Бабка моя, царство ей небесное, знаешь, как говорила? Больной от могилы бежит, а здоровый в могилу спешит! Знала что-то старая! Так что, внимая мудрости предков, давай выпьем за здоровье и знакомство! – и мы оба запрокинули полные стопки в себя.