Читать книгу: «Колодец», страница 17

И если задуматься, то именно ее все и хотят. И страшатся. Вы существа, которые сами сделали свой выбор, и желание остаться навеки живыми, на деле не что иное, как страх, что сковывает умы. Вы выбираете вечную жизнь в месте, где пользы от ее наличия совершенно нет, вместо полета с обрыва, который поможет расправить крылья. Теперь ты понимаешь, почему было важно сыграть все по нотам и довести начатое до логического завершения?

– Нет, не понимаю. Зачем было все так усложнять и устраивать весь этот цирк. Можно ведь было сразу все рассказать мне, и я бы просто сделал нужный выбор! Для чего было меня так мучить и выстраивать все эти препятствия и трудности? К чему вся эта борьба, если конец был уже предрешен? Мне нечего было терять, я мог просто сдаться и уйти, а вы навсегда могли оставить вами нелюбимое человечество в покое, придав забвению все то, что тревожит его. И я вместе с ними был бы спокоен и счастлив в своем неведении.

– Ты такой смешной. Я не могу вмешиваться напрямую в жизни людей. Только опосредованно, только через легкое направление на действие. Я шепот у тебя в ушах. Я первая мысль, с которой ты проснешься одиноким пасмурным утром, и которую быстро прогонишь, не дав ей завладеть тобой. По крайней мере не сегодня. И может даже не завтра. Но однажды, напившись вина из грязной бутылки, эта мысль снова всплывет из затуманенного сознания наружу, и ты не сможешь от нее отбиться. И я буду уже не при чем, это будет твоя мысль, тобою выращенная, вскормленная, в глубине тебя уже обдуманная и переваренная. Она будет твоя.

Видишь ли, я могу лишь порывом ветра внушить навязчивую идею, одержимость, стойкое чувство, и это все пусть и ложно, но отпечатается в человеке и рано или поздно выльется наконец в поступок, о котором он будет жалеть, разъедая себя изнутри, ведь он не совсем его, он навеян, а в конечном счете этот человек сдастся и никогда уже больше не будет любить жизнь и себя, не будет любознательным, открытым к приключениям и миру, а значит не будет представлять для меня угрозы. Так и было до тех пор, пока твоя бабушка не наделала шума, не стащила последние яблоки, не спрятала их так, чтобы только ее отпрыск смог откупорить ящик и не спилила дерево, оставив пень, как напоминание о поступке, который я предусмотреть не смогла. Она доставила всем нам не мало хлопот, вынудила обратить на тебя особенное внимание, отыскать тебя, выделить из груды бродящих тел и долгие годы терпеливо ждать, нашептывать и направлять, покуда ты созреешь и сам вернешься сюда и все исправишь. И ты поступил, как настоящий, обычный, человечишка, ты скушал все яблочки. И в колодец прыгнул. Умничка.

Двое на переднем сидении выпустили сдавленный смешок. Она сурово посмотрела на них и продолжила.

– Ты умрешь, и я смогу выдохнуть и дальше спокойно давить букашек, что наполняют деревню, развлекусь вдоволь и просто залягу на дно колодца, который уже никто никогда не найдет. Когда ты в него прыгнул, по завету твоей бабули, то переместился в прошлое. Но только не совсем ты, а твоя копия. Копия, которая пока находится в абсолютном неведении. Сейчас ты будто находишься во временном разломе и вот-вот сделаешь скачок обратно внутрь себя настоящего. Вот только выходит так, что без тебя в будущем и твоих подсказок, без мытарств и раздумий, без опыта, который ты мог бы получить, без записей его и ошибок, которые ты не совершил, ты в прошлом никогда не найдешь дорогу. И даже если не удастся тебя найти и шепнуть на ушко пару странных мыслей ты все равно, как и прочие, будешь вечно слоняться по земле в поисках неизвестной недостающей твоей душе детали, и как те существа из деревни проведешь свою жизнь в вечной лени, слюнтяйстве и грехах, разбрасывая свое семя по земле и разбазаривая с каждым днем весь свой бесценный потенциал.

– Но зачем вам это?

– Просто так нужно. Человечество не заслужило снисхождения и еще одного шанса. Помогать вам нет смысла, вы не обращаете внимание и совершенно не видите ничего вокруг. В ваших силах самим все поменять. Если бы вы только перестали слушать тех двоих, что без умолку болтают и треплются у вас в голове, хоть на мгновение отвлеклись от собственных мелких делишек и проблем, на мгновение подняли бы головы вверх, оторвав носы от чужих пят, по следам которых вы уверенно чапаете, то сразу бы все поняли и заметили. Но нет. Лишь боль и страдание могут вывести вас из оцепенения, и то не всегда. Пока родители не умерли, ты бы и искать не начал. Не сдвинулся с места, не пошевелил бы ни одним пальцем, чтобы хоть как-то побороться за свою собственную жизнь, сделать ее ярче, красочнее, насыщеннее, богаче, чтобы подумать о себе и своих поступках, о том куда движется вся твоя жизнь. Лень и нытье, вечное перекладывание ответственности и жалобы на судьбу мешают трезво видеть мир. Мешают открыто взаимодействовать с ним. А главное вы же считаете, что времени навалом. Все ведь вечно. И пока идет погружение на дно гордости и самолюбования, пусть другие разбираются с происходящим, пусть управление будет в руках болванов, инстинктивно двигающих тебя к смерти. Эти двое, что сидят сейчас спереди, все твое сознательное время руководят тобой, а ты даже не замечаешь чудесной передачи ответственности за жизнь из твоих рук в их.

Конечно, так было не всегда. Большую часть жизни ты вообще не задумываешься, что рядом кто-то есть. Ты всегда считаешь, что эти голоса – это часть тебя, но лишь до тех пор, покуда они не начинают физически вмешиваться в твою реальность, нарушая все мыслимые и не очень законы твоей собственной вселенной. Они незаметно толкают тебя, шепчут, подстрекают, навязываются и незаметно приводят тебя туда, куда выгодно именно им, а ты наивно продолжаешь верить, что все поступки, сделанные тобой, это твой сознательный выбор, хорошо обдуманный и просчитанный.

Ты ведь недавно откопал на задворках памяти свое детство. Как думаешь, почему ты практически ничего не помнишь или помнишь, но очень-очень скудно? Верно, потому что эти двое тебе нарочно ничего не рассказывают. Ведь если они сделают это, то ты вспомнишь, прочувствуешь, как когда-то давно тебя переполняло ощущение, что не описать словами, то самое чувство, которое сейчас стремительно просыпается в тебе с момента, как ты съел эти яблоки. Это желание жить! Это желание невзирая на голоса у тебя в голове, на страхи, гордость, упрямство и на напутствующие назидания, самому создавать реальность вокруг себя, самому принимать решения и быть полноценной частью окружающего тебя мира. Начинаешь сращивать?

Я прямо сейчас вижу по твоим глазам, как мысли у тебя в голове копошатся и шевелятся, как кровь прилила в мозг, и ты начинаешь четче видеть картинку. Осознавать, что поступки, совершаемые тобой, были тебе навязаны, что все действия и слова, произнесенные тобой, это слова тех двоих, что и сейчас управляют машиной, а ты послушно сидишь на заднем сидении и наблюдаешь за ходом истории. Вот только сейчас это именно твои мысли, эти двое молчат, предоставив твоим засохшим шестеренкам работу, которой у них уже очень давно не было. Поэтому тебе сложно, больно, некомфортно, и ты хочешь сдаться и снова вернуться в состояние овоща, и лишь сок и мякоть чудесных яблок наполняют тебя решимостью, энергией свободы и желанием выбирать и действовать. Если прислушаешься, ты услышишь, как по твоим венам стремительно бежит дикое желание все узнать, докопаться до сути, понять что-то, что выше и сильнее тебя.

Покуда она говорила, я не замечал изменений, но как только она обратила на это пристальное внимание, стало слегка холодно от осознания, что я почти не ощущал собственного тела, а то, что происходило в моей голове в эту самую секунду, в целом мало поддавалось описанию. Все внутри отзывалось диким зудом справедливости, все нутро чесалось и рвалось в бой, оно хотело жить и наполнялось с каждым мгновением все большим пониманием происходящего. Я теперь отчетливо слышал ее, я понимал ее, ясно видел вещи, о которых и не думал раньше, начал и впрямь состыковывать моменты прошлого, начал осознавать действия и бездействия моих конечностей, моих слов, я понимал, что шепот, звучащий в голове с момента моего взросления, был противоречив и неясен и позволял лишь скудно и судорожно ткнуть пальцем в событие, наступления которого настоящий я совсем не желал. Будто слепого котенка меня ткнули теперь в ошибки, совершенные мной под влиянием неясных голосов внутри, голосов, которых я всю свою жизнь отождествлял с собой, и не мог отличить действительность от фантазий. Фотографии всплывали в памяти, и моменты, запечатленные на этих снимках, были отнюдь не красочными, а серыми, блеклыми, неясными. Захотелось все исправить, переделать, сказать и выразить иначе, переснять все фотографии, которые были сделаны будто вслепую. Внутри жар переполнял грудь и вот-вот готов был хлынуть бурным потоком в голову, откупорив все запертые до этого мысли и чувства.

Эти двое бубнили и перебивали друг друга всю мою жизнь, всячески сбивали меня и путали, старались заткнуть, задушить, спрятать, и это у них получилось. И лишь для того, чтобы показать мне кто я на самом деле, они вылезли наружу и буквально физически подтолкнули меня к совершению ритуалов, что так нужны были им, что заранее были написаны в их сценарии развития событий. И я только сейчас понимаю, насколько был слеп и глух, насколько доверял этим голосам, думал диалог, спор или дискуссия, что ежедневно происходят в больном мозге, это и есть я, думал, что эти сумбурные, сумасбродные, бездумные поступки помогают мне найти истину, отыскать верное решение возникающих проблем, вопросов и противоречий, помогают мне познать себя. Только все эти навеянные убеждения и внушенные безумства лишь отдаляли меня от понимания, кто я на самом деле, понимания мира, людей, их истинных потребностей, от жизни, от наслаждения, от настоящего взгляда на окружавшие меня события и вещи, непредвзятого, чистого, прозрачного, без примеси болтовни и без окраски в черное и белое. Без придания всему и вся статуса плохого и хорошего, без клейма добра и зла. Они отдаляли меня от любви.

И тут внутри что-то щёлкнуло и та огненная пена, что бурлила и подступала к горлу, резко хлынула по всем напряженным до предела венам и сосудам прямиком в голову, сметая все преграды и зажимы на своём пути.

– Ты теперь ясно представляешь, сколько мне пришлось сделать, чтобы ты сюда попал? Ты должен был оказаться здесь, совершить эти ошибки и стать тем, кем стал. – громко сказала она, но те слова были лишь гулким эхо. В моих ушах уже звенела кровь.

Выходит, я умру. Совсем скоро исчезну. И даже яблоки не помогут мне избежать этого. Это об этих шестеренках была речь. Когда они запущены их не остановить. Невозможно сознательно остановить этот поток и снова вызвать в себе забвение.

– Не волнуйся, ты ничего не вспомнишь, ну там, в прошлом. Для тебя там будет обычный день. Насладись моментом полного погружения, прочувствуй его. Отдайся ему и пойми наконец, все, что составляет тебя это пустота. Ты никогда не сможешь наполнить ее, и, лишь смирившись с ней, ты приблизишься к блаженству и сможешь по-настоящему понять, насколько уникальна и величественна твоя душа!

Слова, сказанные ей, лишь вибрировали и разлетались в воздухе, сталкиваясь друг с другом и с частичками заряженного до предела воздуха, расщепляясь на отзвуки и мелодии. Мои собственные мысли были теперь словно оркестр, он заглушал все происходящее и концентрировал внимание лишь на себе.

– Что ищут все люди? Зачем они все это делают, если самое величественное из творений это они сами? Зачем уходят от любимых, оставляют дома, зачем все эти войны, разрушения, завоевания, открытия, потери, боль, мучения, героизм, опустошенность, разочарования, потуги, гонения, страдания, зачем моменты счастья, просветления и ясности, зачем истории, мифы, сказки и напутствия. Зачем тешить себя прекрасным будущим, если на деле никто и никогда этого прекрасного не увидит. Зачем все это, если мы обречены блуждать в лабиринтах собственного построения и прислушиваться к голосам, которые понятия не имеют куда идти? Зачем нам память, если мы не сможем запомнить, как было, если тебе расскажут историю уже переработанную, разжёванную и переваренную, историю, которой на самом деле не было? Зачем вообще люди живут, если бы проще было умереть и не заниматься пустыми попытками разведать дорогу в светлое завтра? Зачем весь этот поиск, если итогом будет место, с которого ты начал? И место это – пустота? Зачем зная все это люди продолжают что-то искать?

– На вопрос зачем, нет ответа. Что искали твои предки и будут искать потомки? Дорогу! Ту самую, что ведет к вратам, небесам, свету. А вдруг все ошибаются, а я прав? А что, если лишь мне дано отыскать истинный путь? Что если именно я избранный и смогу пройти туда, куда другие не ступали, что если проживу так, так как другие не смогли, а в конце меня ждет награда? Что если все ошибаются, и лишь я один чувствую, что поступаю правильно? Бессмысленный поиск этой несуществующей дороги и есть жизнь!

– Кто ты такая? – и выдержав паузу в своей собственной голове, я сделал предположение, которое родилось у меня без вмешательства голосов. Оно было прямиком из меня, из самого нутра, чувственное понимание происходящего. – Ты смерть?

– Ну зачем так банально. Это слишком узко, оторвись уже от земли, перестань держаться за прошлое и взлети насколько сможешь, дабы с высоты пушистых облаков оглядеть весь простор и масштаб окружающей тебя вселенной. И ты увидишь, что я это все! Я – судьба, я первое дыхание, я камни и земля, я движение и смерть. Я и есть жизнь! Я та самая дорога! Это меня все ищут и это меня на самом деле не существует!

Я и сейчас лишь в твоей голове. Просто никто не в состоянии отличить реальность от фантазии, настоящее от иллюзорного, истину от выдумки. В момент все сливается в одну кастрюлю и кипятится до состояния однородной массы, а после вливается обратно в головы и уже навсегда остается кашей, без возможности разделить все на части. Я всегда была рядом с тобой, просто ты не замечал. Никто и никогда не обращает внимания. Я везде, повсюду и нигде одновременно! Абсолютно.

Люди, настолько зацикленные на себе идиоты, и масштабы собственной важности раздувают до таких размеров, что в их мирке кроме них никого и не существует, а затем легко и просто каждый раз проходят мимо меня в поисках той самой единственной «своей дороги». А ее попросту нет! Есть я и только, а вы трусы, боитесь признаться, что в вашей жизни нет смысла, вот и придумываете всякие небылицы, чтобы проще было договориться с собственными дурными головами и психопатами, шепчущими день и ночь в них. Чтобы оправдать себя и свое существование вы готовы на все, а еще на большие небылицы и глупости вы готовы ради оправдания собственных безумных поступков! Только действительно сильным это не нужно! Но не переживай, ты в прошлом не из таких. Ты, как и все – сущность, что пожирает планету и самого себя без остановки! Ни у кого из вас попросту нет шансов!

– Если никого из вас не существует, и вы лишь плод моей разыгравшейся больной фантазии, кто тогда ведет машину?

– Как кто? Именно ты!

Внезапно все в машине перевернулось, пространство исказилось, мы словно воспарили и начали как магнитом все вместе притягиваться друг к другу. Наши тела стали мяться, словно пластилин, и соприкоснувшись мы втянулись и слились в единую человекообразную массу, вперемешку с Матвеем Леонидовичем и Писклявым стали летать по салону, стучась конечностями о сиденья и части машины. Так же резко, как и началось, мы стали разъединяться и через секунду, не испытав ни отвращения, ни боли, я вдруг очнулся на месте водителя. Я смело смотрел вперед, а мои руки покорно лежали на руле. Я вел машину!

Уже рассвело, солнце слегка щекотало кожу и нежно касалось моего лица и запястий. Небо было чистое и ясное. Машина мчалась на огромной скорости по трассе, а трое воображаемых людей теперь сидели сзади, вплотную прижимаясь друг к другу. Я сошел с ума.

Я не умею водить!

– Так в этом и весь смысл! Научиться! Научиться! Никто этого не умеет, но все безумно этого хотят! А теперь. Попробуй насладиться дорогой! – с ухмылкой произнесла он, и все трое мгновенно растворились.

Я схватился за руль и вжался в сиденье. Посмотрев на педали, я наугад жамкнул до упора на правую. Машина резко рванула, вильнув в сторону, и от резкой вибрации и сильного толчка я не удержал руль. Она свернула влево и оказалась на встречной полосе. Впереди был поворот, я дернулся, чтобы не вылететь в кювет, но внезапно включилось радио, и знакомый до боли голос запел.

Раннее утро, только птицы запели

Мальчишка рассвет нащупал едва

Ему на подмогу, сквозь дни и недели

Родители мчатся, в труху голова

Удар неизбежен, смирись и раскайся

В этот миг вам уже не уйти от судьбы

Своею машиной, на бескрайних дорогах

Вовеки веков управляешь лишь ты!

Время практически остановилось, только машина медленно и тягуче продолжала практически бесконтрольно плыть с бешеной скоростью. Но важно не это. Я вижу родителей. Нет, не в своей голове, не в воображении или рядом с собой. Нет.

Они, ничего не подозревая мирно едут мне на встречу. В лобовое стекло я теперь отчетливо вижу их синий джип. Вижу, как отец отвлекся на повороте на что-то внизу и выпустил руль, а мама мирно смотрит в окно. Вижу, как меняется ее выражение лица, когда она замечает машину напротив, и вижу, как отец в изумлении и страхе пытается увернуться от столкновения.

Так вот что произошло. Это я их убил. Это моя машина врезалась в них и вылетела будто из ниоткуда. Столкновения было уже не избежать, слишком близко уже были наши машины.

Время, словно липкая глина, мялось и тянулось, поглощая все вокруг. Я попытался вывернуть руль, но это не произвело ровно никакого эффекта. Сейчас я умру. И убью своих родителей.

Надо оставить подсказку.

Яблоки! У меня есть яблоки! Съев их, прочувствовав все это внутри, я в прошлом точно найду ответы!

Я обернулся назад и увидел рюкзак, он лежал не тронутым на заднем сидении. Все происходило будто в замедленной съемке, и я чувствовал каждую секунду своей жизни, время сейчас растягивалось и меняло форму по моему желанию.

Схватив рюкзак, я нащупал яблоки внутри и с облегчением подтянул его к себе. Шансов выжить на такой скорости не было. Я вернулся в прежнее положение, вжался в сиденье и закрыл глаза, крепко обхватив рюкзак рукой и прижав к груди. Время до удара шло невероятно медленно. Глаза были закрыты.

Тик. Так.

Тик. Так.

После конца

Я резко вздрогнул. Осипший вопль вырвался из глубины моих легких, разлетевшись шипением по комнате. Я подскочил и сидя выпрямился! Понедельник. Ненавижу понедельник! Особенно ненавижу рабочий понедельник зимой, после двух выпитых бутылок вина, мирно стоящих возле кровати, и странной бездушной ночи с непонятной женщиной, которая сопит рядом, уткнувшись лицом в подушку, и даже не думает убирать с меня свою мясистую ножку. Мне стало не по себе, смесь стыда, неловкости и легкого замешательства. Еще этот сон, от которого мурашки пробирают.

Я попытался тихо вылезти из ее душных объятий, от нее пахло непереваренным алкоголем, сладким потом и сигаретами. После тщетных попыток сделать это спокойно и тихо, стараясь не разбудить подружку, я откинулся обратно на подушку и слегка прикрыл глаза. Какой-то осадок в грудине, который медленно сползал вниз живота, рот пересох, а горло слегка першило. Наползало странное чувство тревоги. Голова от вина трещит. Я поднял взгляд. Небо за окном было чистое и ясное. Я потянулся, хрустнул пальцами, и, несмотря на ломоту и усталость, решительно вскочил с кровати, уже не боясь разбудить спящую девицу. Размашистыми, некультяпистыми движениями я скинул части ее тела с себя, выбрался с кровати и первым делом побежал помочиться. Туман ото сна мгновенно улетучился, оставив после себя лишь смутное чувство тяжести и небольшой стыд от проведенной бессмысленной ночи и от того, что я дернулся, когда проснулся, будто упал.

Утро понедельника обычно не бывает у меня размеренным и спокойным, часто времени хватает лишь на мятую рубашку, разные носки и не чищенные зубы, а на работу я ухожу с изжогой от голода и вчерашнего алкоголя. Сегодня времени было достаточно, и я, не спеша и лениво направился в душ, смыл ночную грязь и налет блуда, вытерся слегка влажным полотенцем, мокрыми ногами прошлепал до кухни, открыл шкафчик и достал овсянку. Налил в черпак воды и молока, немного сахара. Накрыл крышкой, щелкнул чайник, достал пакетик черного и швырнул в немытую чашку, на которой въевшимся кофейным налетом запечатлелись прошедшие рабочие будни. Чайник вскипел, и кипяток наполнил ее. Еще пара минут и каша готова. Идеальный завтрак одинокого мужчины.

Странное утро. Вроде бы чувствую себя самостоятельно, спокойно и удовлетворенно, жизнь своим чередом, в комнате спит женщина, имени которой я не помню, я не помню, как она выглядит, что и как было этой ночью и как она сюда попала. Случайное стечение обстоятельств, ее жизненные мытарства или трудности, которыми я бесстыдно воспользовался, а теперь сижу и завтракаю, как ни в чем не бывало. По понедельникам такие мысли не терзают меня, растворяются вместе с похмельными парами. Но почему-то сегодня это тревожило меня больше обычного и слегка мешало наслаждаться утром. Словно какие-то внутренние, скрытые от взора изменения в моем организме заставляют меня задуматься, будто некий механизм самоанализа запустился и не дает мне отпустить вчерашние день и ночь, не позволяет как прежде, в беспамятстве и пренебрежении к морали, пуститься навстречу еще одному бессмысленно потраченному дню. А я не умею по-другому.

Пребывая в прострации, теребил я столовые предметы, покуда каша не остыла, а живот не заурчал от дикого голода. Я не спеша принялся жевать свою красивую, но довольно пресную еду. Мадам, что притаилась в моей комнате, не проснулась и не издавала ни звука, словно ее и вовсе не было. Ну что же, когда я ее разбужу, у нее будет меньше времени на сборы. Поднеся чашку с чаем ко рту, я вздрогнул от внезапного, очень громкого, назойливого и тревожного стука в дверь. Дернувшись, я пролил чай на себя, встал, шепотом матерясь, и пошел открывать дверь, параллельно недоумевая, кто это может быть в такую рань. Я был готов рвануть в бой с ругательствами на того, кто приперся ко мне и прервал редкий домашний завтрак, однако мое изумление сбило меня с ног.

Передо мной стоит полицейский с угрюмым видом.

– Старший сержант Горюнов. Мне нужен Роланов Олег Дмитриевич, он здесь проживает?

– Это я!

– К сожалению, у меня для вас неприятные новости. Могу пройти в дом.

– Я завтракаю. Говорите тут.

– Вам лучше присесть.

– Да что случилось-то, не тяните!

– Это касается ваших родителей. Выражаю глубокое соболезнование, но сегодня рано утром они погибли в автокатастрофе. – и он сделал паузу и снял пушистую шапку с головы. – Вам нужно проехать со мной в участок и забрать личные вещи, что были на месте происшествия, а потом поехать в морг, опознать тела и решить вопрос с погребением. Сколько вам нужно времени чтобы собраться?

– Как? Этого… Они же в деревне. Они же. Когда?

– Рано утром. Им со встречной полосы вылетел серый Рено. Водитель так же погиб. Его опознать пока не удалось. Так, сколько времени вам нужно, я подожду вас внизу?

– Дайте пол часа. – слезы сами хлынули у меня из глаз, и я резко захлопнул за ним дверь.

Я не понимал, как такое возможно. Позабыв обо всем на свете, я шатаясь побрел собираться, но времени ушло гораздо больше. Я был потерян. Раздавлен. Разбит. Я грубо и резко вытолкал женщину из дома и еще какое-то время просто рыдал у двери, усевшись и обхватив голову руками. Абсолютно не понимал, как такое возможно, просто отказывался верить в происходящее.

Я захватил ключи от квартиры родителей и спускаясь в лифте смутно начал вспоминать ночной сон. Мне точно снились они. Я вышел из подъезда и шаркая по заснеженной и ледяной дороге проковылял к машине полиции. Мы быстро направились куда-то в направлении участка, и я провожал глазами людей, что шли на свои маленькие, убогие работки, уткнувшись носом в землю. На остановках и в автобусах суета. Слезы не переставали течь из глаз, они капали на штаны, на куртку, на сиденье провонявшей грехами полицейской машины. Слезы мешали смотреть в окно. Нужно убедиться, что это они.

Мы довольно быстро приехали в участок, и я точно следовал за высоким худощавым полицейским сначала к зданию, а потом и по вонючим, обшарпанным коридорам в его кабинет.

– Вот вещи, давайте проверим по списку. Так что тут у нас: мобильный телефон, наручные часы, книга… – я отвлекся, и шум в голове заглушил его голос. – Проверяйте! Два кошелька и одни документы, золотые серьги, два обручальных кольца и рюкзак. Все верно? Тогда распишитесь здесь. – и он подсунул мне бумажку, в которой я чиркнул свое имя.

– И куда дальше идти? – спросил я, со слезами на глазах, а горечь во рту исказила мой голос.

– Вот адрес морга. Вам туда. Соболезную.

Все вещи были моих родителей, я их узнал сразу, перепутать было невозможно. Однако рюкзак я видел впервые. Расстегнул молнию и не глядя свалил вещи в него. Потом разберусь. Сейчас нужно в морг.

Вызвал такси на нужный адрес и всю дорогу пялился в окно, пытаясь собраться с мыслями. Телефон настойчиво вибрировал в кармане, видимо на работе очнулись и вспомнили, что я существую. Я был сам не свой. Меня буквально выбило из колеи, я развалился на части и вряд ли смогу в ближайшее время собраться. Я должен их видеть. Но только закрыл глаза и через секунду голос таксиста разбудил меня.

– Приехали!

Выбравшись из машины сразу направился в больницу. На входе и возле регистратуры, как всегда, толпилась куча народу, и все сновали туда-сюда в поисках здоровья и смысла жизни. Я не знал куда идти, поэтому увидев первого проходящего врача, просто схватил его за рукав и чуть не порвав его завыл.

– Морг? Вам нужен морг? Идем. – мой зареванный взгляд и реакция были понятны без слов, и он, ласково освободив свой рукав из моей клешни, быстрым шагом повел меня в нужном направлении. Мимо врачей. Мимо больных людей. Мимо кабинетов и коридорчиков. Прямо к воротам с надписью Патологоанатомическое отделение. Невысокий мужичок с забавным лицом вылетел из двери и заорал.

– Закрыто еще, куда ломитесь.

– Дайте взглянуть. – мягко сказал я, а врач что привел меня, слегка кивнул.

– А, понял. Пойдем со мной. – и мы пошли куда-то в другую комнату, такую же холодную, как его сердце. – Которые твои? Есть паспорт или документ какой?

– Есть. – я открыл рюкзак и не глядя стал копаться в нем в поисках паспорта. Но нашел яблоко. Оно лежало на дне. Я вынул его и мои зрачки расширились. Оно было потрясающее. Манящее. Сочное и спелое. Идеальное. Все вдруг стало неважно. Лишь одно желание. Его съесть, и я резко откусил кусок, не выпуская из рук раскрытый рюкзак.

– Есть документы? Или нет? – занервничал мужичок и затопал ногой. Я продолжал жадно откусывать и жевать.

– Вот, возьмите! – и я протянул ему документы, с набиты ртом и даже не смотря на него. Я не мог оторваться от яблока! Оно было вкуснее всего на свете. Оно странно наполнило меня уверенностью. Словно сейчас я очнулся от вечного сна и широко раскрыл глаза. Именно в эту секунду, я будто стал собой и смог взять в руки все происходящее. Будто время было подвластно мне. Все на свете вдруг стало проще. Это яблоко было чистой любовью. Не знаю, как описать это чувство, но прилив энергии разбежался по моему телу и вызвал такую дрожь, что я не смог ее контролировать.

– Я понял за кем пришел, идем. Смотреть будешь?

– Буду. – сказал я, дожевывая яблоко.

Мы двинули в крохотную комнату, где за резиновой ширмой лежали тела.

Я стал улыбаться во весь рот, когда мы зашли внутрь. Словно обезумивший я оскалился и показал зубы. Там было очень холодно, но внутри у меня все кипело. Тысячи маленьких сосудов будто в мгновение наполнились живительной силой и набухли, готовые жить дальше.

Он выдвинул каталки и подозвал меня ближе.

– Они? – отодвинув покрывала спросил милый, маленький человечек.

– Они. – улыбаясь во весь рот ответил я.

Я смотрел на своих маму и папу, а рядом с ними, ласково улыбаясь мне в ответ, стояли Писклявый и Матвей Леонидович.

Я все вспомнил!