Читать книгу: «Дело «на три копейки»», страница 3
Гапеев даже вскочил из-за стола.
– Кроссовки добыли… всё такое!
– А в школе были?
Майор увёл глаза в сторону.
– Семёныч, честное пионерское: не успели… Но сейчас я зашлю человечка, будь спок!
– Зашли, Маратик, – одобрительно кивнул головой Старков. – Нехай поспрошает у школяров, не западал ли этот хрен на девиц и не получал ли отлуп от них. В частности, от этой Котовой.
– Сделаем, Семёныч!
Майор уже давил клавишу аппарата селекторной связи. Через несколько секунд с того конца откликнулись.
– Старший лейтенант Ковалёв. Марат Николаевич, я ещё не успел отчёт закончить. Если дадите…
– Не дам! – энергично «отработал на перехват» Гапеев. – Потом закончишь, а сейчас ноги в руки – и в школу по убийству Котовой! Поспрошай там насчёт Петухова. Ну, не пытался ли он лазить девкам под юбку, щупать их, не получал ли он за это по своей прыщавой роже… всё такое. Особый упор – на Котову: может, он и её домогался. Прыщавые – они такие!
– Уже лечу, Марат Николаевич!
Гапеев с силой прижал пальцем клавишу, и с видом победителя повернулся к Старкову.
– Абгемахт, Семёныч! Просьбы? Вопросы?
Вместо ответа Старков молча протянул ему руку и вышел из кабинета.
Глава шестая
О характере проводимой «среди объекта» работы Алексей Семёнович мог иметь полное представление ещё «на дальних подступах» к кабинету Трофименко. Характерное «ай, ай, ай!» лилось уже непрерывным потоком, изредка лишь прерываемым не менее характерными звуками тупых ударов, «конечно же, даже отдалённо «не имеющими никакого сходства с непроцессуальными методами ведения допроса».
Картина, открывшаяся Старкову за открывшейся чуть раньше дверью, почему-то не поражала воображение: весь в слезах и соплях, с взъерошенными рыжими патлами Петухов активно «подвергался разъяснительной работе среди себя» со стороны… с двух сторон: подполковника Трофименко и капитана Андреева. Но всё было «чинно, благородно», без ненормативного рукоприкладства. Непрерывные подзатыльники, которыми обрабатывал «подзащитного» стоящий у него за спиной Андреев, вполне укладывались в норму и соответствовали «местным обычаям».
Правда, Трофименко, багроволицый и «багроволысинный», так энергично подался к «объекту работы», что лицом едва не упирался в его физиономию, стараясь при этом соблюдать дистанцию, дабы не подхватить кого-нибудь из агрессивных прыщей.
– Ты будешь говорить, сволочь?!
Появление Старкова прерывало «творческий процесс». Трофименко медленно отодвинулся от объекта, и, поворачиваясь к Алексею Семёновичу, отрицательно поводил головой из стороны в сторону.
– Я думаю, Василий Николаевич, надо дать подозреваемому время на обдумывание своего положения. Тяжелого положения… почти безнадёжного…
Старков «вносил предложение» нарочито громким голосом, явно не столько для подполковника, сколько для захлёбывающегося в соплях Петухова. Умница Трофименко не только не стал удивлённо переспрашивать, но даже не задействовал для демонстрации непонимания «удивлённое» плечо.
– Андреев, отведи… этого… в камеру. Пусть там посидит, подумает.
Когда дверь за «объектом» и конвоиром закрылась, Трофименко немедленно, но очень медленно направился в крохотную комнатку отдыха позади начальственного кресла, где имелись диван, холодильник и даже умывальник. Сунув голову под кран и шумно фыркая, он освежился холодной водой и энергично растёрся сухим полотенцем. Затем он извлёк из холодильника бутылку «нарзана», и, не испрашивая желания Старкова, разлил её по двум высоким стаканам тонкого стекла.
Чокнувшись стаканами со Старковым, Трофименко залпом проглотил минералку. Затем, шумно отдуваясь и отрыгиваясь, он медленно перевёл взгляд на Старкова.
– Ну, и что сегодня в столовой?
– А я там был?!
Подполковник удивлённо выдул губы.
– А ты же чем занимался?!
– Озадачил Гапеева насчёт школы. Марат уже заслал туда Ковалёва.
– Разумно, – одобрил подполковник. – Не исключено, что «ноги» этого дела растут из школы.
– Ну, может, и не дела, но версии – точно.
Старков медленными глотками «доработал» стакан.
– Не исключено, что у этого прыщавого дрочилы есть прошлое, пусть и «школьного розлива». Он наверняка «любит» девчонок за то, что они «любят» его «ещё сильнее». Не исключены конфликты «взаимного недопонимания»… Но…
Старков с сомнением покачал головой.
– Думаешь, мы с ним зря тратим время?! – энергично подключился Трофименко, сразу же определившийся с продолжением коварного «но».
– Похоже на то. Нет, конечно, отработать его надо «по полной программе». Ты уж, Василий Николаевич, зашли к нему в камеру своего человечка.
– Уже, – нахмурился Трофименко.
Помолчали.
– А что ты наработал? – прервал паузу Старков.
Лицо подполковника тут же «хлебнуло уксуса».
– Так – «печки-лавочки», – раздражённо махнул он рукой. – Говорит, что кеды… ну, эти…
– Кроссовки.
– Да: кроссовки… Так, вот, говорит, что возвращаясь из школы, заляпал их грязью – а, кроссовки, мол, новые, вот и решил их «постирать». Потом якобы повесил их на забор вокруг дома… ну, чтобы просохли.
– Намекает на то, что их стащили?
Старков, словно раздумывая, неопределённо пожал плечами.
– Версия, конечно, хлипкая, но теоретически… А что – насчёт расчёски?
– Тоже «лепит», что украли!
К «уксусу» на лице Трофименко добавил злости и багрянца.
– При каких обстоятельствах?
– Говорит, что его расчёске… ну, из-за этой расчёски многие пацаны в классе завидовали. И, вот, якобы когда он был на физкультуре, кто-то и «увёл» расчёску из раздевалки.
Трофименко покачал головой и исподлобья «прицелился» в Старкова.
– Сам как думаешь?
– Надо проверить, – не стал задумываться Старков. – Вот, почему нужна информация из школы… Хотя…
Алексей Семёнович с сомнением на лице пожевал губами.
– Вполне может оказаться, что историю с расчёской этот прыщ выдумал для «отмазки». Расчёску он вполне мог потерять на месте убийства…
– О чём я и говорю! – моментально загорелся Трофименко.
Старков снисходительно покривил щекой.
– Не горячись, Василий Николаевич. Дослушай сначала. Я же не говорю, что расчёска, потерянная или брошенная на месте преступления, является доказательством того, что убил этот сопляк. Даже, если мы докажем факт потери расчёски в нужном месте, мы не сможем сделать из этого нужный вывод.
Трофименко недовольно сдвинул брови.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Расчёску он мог потерять там и до времени убийства, и после. Например, зная, что девица ищет гуляку-кота всегда в одном и том же месте, он мог там подкарауливать её для выяснения отношений, но опоздал: кто-то выяснил уже свои отношения с ней до него. Сопляк, естественно, обделался со страху, дал дёру… вполне мог «посеять» расчёску!
Подполковник огорчённо вздохнул и медленно покачал головой.
– Ты прав, Лёша, Могло быть и так… И что нам остаётся?
– Что, говоришь, остаётся?
Старков не стал «художественно», а-ля Шерлок Холмс, задумываться с использованием табака и гордого профиля.
– Ну, во-первых, отработаем до конца Петухова-младшего.
Мизинец его правой руки отработал на счёт «раз».
– Затем у нас имеется пара окурков… Кстати, этот сопляк не курит?
– Да, я не спрашивал! – раздражённо сморщил лицо Трофименко. – Некогда было: я же признание выби… добывал…
– Ладно, узнаем. Дальше…
Старков загнул второй палец.
– У нас есть пуговица, похожая на милицейскую. Так, вот…
– Погоди, Семёныч! – энергично перебил его подполковник, рывком снимая трубку телефона с рычагов. Покрутив диск, он принялся нервно топтаться у аппарата. – Майор Бессонов? Подполковник Трофименко тебя беспокоит!.. Да ничего… вашими молитвами!.. Слушай, Михалыч, я сразу – к делу: вы «грозились» отработать пуговицу.. ну, ту – по убийству на пустыре!.. Отработали? Ну, «докладай»!.. Что?!..
Некоторое время подполковник стоял столбом, уставившись невидящим взглядом куда-то мимо телефона в стену, на которой «узоров не было и цветы не росли». Затем, рывком стряхнув оцепенение, он «вернулся» в разговор.
– Михалыч, давай его сюда немедленно!.. Что значит: «Сам придёт!»?! Нет, уж, брат, ты обеспечь его «персональной каретой», да приставь человечка, чтобы этот твой «страж закона» не сбежал из-под стражи! Прошу, как друга!.. Ну, это – другое дело! Ждём «гостя» с нетерпением! Бывай!
Положив трубку на рычаги, он медленно повернулся к Старкову. Выражение озадаченности уже успело заместить на его лицо энтузиазм секундной давности.
– Нда.. Такие, значит, дела, Семёныч… Нда…
– «Колись», Василий Николаевич! – не выдержал Старков.
– Пуговица-то – от этого дурака-участкового!
– От Емели Иванова?!
Теперь настала очередь Старкова изумлённо отработать бровями.
– Кого угодно я мог представить себе в этой роли – только не его!
Изумлялся Алексей Семёнович недолго: через несколько секунд изумление уже сдавало полномочия сомнению.
– Не-е-ет, это исключено! Василий Николаевич, это – из области ненаучной фантастики! Он – даже не кретин, он – идиот, причём, клинический! Никогда не поверю в то, что его может заинтересовать баба – в любом качестве: как баба, как носитель материальных ценностей, как объект раздражения! Хотя… однажды я заприметил такой его взгляд, что…
– Вот именно! – в очередной раз загорелся Трофименко. – Недаром говорится, что «в тихом омуте черти водятся»! Ну, вот и ещё одна «живая» версия!
Трофименко энергично потёр ладонью о ладонь.
– Сейчас этого субчика доставят к нам – и мы начнём его отрабатывать, пока Петухов «не поплывёт» в камере! Слава, Богу, теперь есть выбор – кого-нибудь, да определим на роль! Обязательно кого-нибудь «доведём до готовности»!
– Ладно…
Старков почти смущённо потрепал нос пальцем.
– Я хотел отойти по делам: там у меня парочка свидетелей по одному изнасилованию должна подвалить – но раз такое дело…
– Оставайся, Семёныч, – весело потрепал его плечу Трофименко, – скучно не будет!
«Веселья» ждать пришлось не меньше часа: это ведь только сказка скоро сказывается. Но сколько «верёвочка» ни вьётся, а всё равно материал «не резиновый»: на исходе часа ожидания позвонил дежурный и сказал, что доставили участкового Иванова. А пока того «выгружали» и доставляли уже в кабинет Трофименко, туда же успел просочиться капитан Андреев с информацией «по низу» о том, что «подсадной» ничем пока обрадовать не может: Петухов лишь сопли на кулак мотает и скулит, что ни в чём не виноват.
– Наш «стукачок» говорит, – виновато потупил взгляд Андреев, – что этот чмошник не похож на мокрушника.
– Пусть работает дальше! – недовольно сморщил огромный, как у Ильича, лоб Трофименко. – Такие деньги тратим на эту публику, а толку – как с козла молока! Иди и передай ему: пусть «раскручивает»! И пусть только попробует не «раскрутить» – оставлю не только «без сладкого»: без штанов!
Андреев, так и не переступавший порога и просочившийся лишь головой, счёл за лучшее моментально растаять в дверном проёме.
– Работничики! – энергично «одобрил» Трофименко. – «Как из собачьего хвоста – сито», так ты, кажется, говоришь, Семёныч?
– Не я: Остап Бендер.
В этот момент в дверь постучали. Трофименко грозно сдвинул брови: не приведи, Господи, кто-то из своих. Но «неодобряемым стукачом» оказался провожатый из Кировского РОВД, который доставил лейтенанта Иванова, Емельяна Ивановича.
– Ещё бумаги просили передать, товарищ подполковник.
Сопровождающий протянул Трофименко несколько скрепленных канцелярской скрепкой листков.
– Разрешите идти, товарищ подполковник?
– Идите, – рассеянно махнул рукой Трофименко, весь уже поглощённый обозрением Иванова. Обозрев последнего, он с весёлой ухмылкой повернулся к Старкову и покачал головой, словно говоря: «Ты был прав – а я не верил!».
Иванов и в самом деле не изменил себе. Ни в чём – в том числе, и в постоянстве образа. Он стоял, потупившись в свежевыкрашенный пол, весь такой нескладный, долговязый, худой, с «неистребимыми» вихрами во все стороны и традиционно вываливающейся из ноздри смачной зелёной соплёй, которую он тщетно пытался водворить на место.
– Красавец! – насмешливо ударил по последней гласной Трофименко. – А пуговица-то где?
Отсутствующая на обшлаге левого рукава пуговица лишь «обозначалась» торчащими из ткани обрывками ниток. Ответом подполковнику была очередная молчаливая попытка «отработать» соплю.
Трофименко взял Иванова за рукав и повернул «лицом» к Старкову.
– Что скажешь, Семёныч?
– А что тут говорить? – усмехнулся Старков, извлекая из полиэтиленового пакета форменную металлическую пуговицу. – Даже прикладывать не надо. Разве что – для порядка…
Алексей Семёнович «перенял эстафету» рукава у Трофименко и водворил пуговицу на место. Место и пуговица оказались «кровными родственниками». Концы оборванных ниток настолько идеально подошли друг к другу, что подполковник не сдержал торжествующей ухмылки.
– Да тут никакой экспертизы не надо! Как говорится, «они-с самые-с и есть-с»!
– Нет, экспертиза, Василий Николаевич, нужна – для порядка, – мягко оппонировал Старков. – Но каков наш Емельян Иванович! Что же это ты до сих пор не удосужился пришить пуговицу, хоть какую-нибудь? Потом бы на все претензии отвечал нам: мол, ничего не знаю, я не я – и хата не моя»! А, Емельян Иванович? Лень-матушка – или русский «авось»?
Старков не выдержал и расхохотался.
– Василий Иванович, первый раз в жизни вижу подозреваемого, который даже не попытался замести следы!
Дохохотавшись до слёз, Алексей Семёнович воспользовался не вполне свежим носовым платком, чаще используемому по прямому назначению (для носа), и вернул на лицо «серьёз».
– Где пуговица, Иванов?
Участковый попытался даже наморщить лоб, но память это не оживило. Тогда он задействовал плечи – в форме неуверенного пожимания.
– Не знаю… Оторвалась…
– Ну, это мы видим.
Сквозь удушающий смех Старков еле продавил на лицо серьёзность.
– А где именно оторвалась? И каким образом она оказалась в руке убитой?
На этот раз участковый ответил более привычным образом: шмыгнул носом и тряхнул соплёй.
– Мда, грехи наши тяжкие! – озорно блестя глазами, покрутил головой Старков. – Кстати, Василий Николаевич, давай поглядим, что там за бумажки прислали «кировчане».
Трофименко, большой «любитель» возни с бумагами – как и всякий настоящий «опер» – с готовностью перепоручил это мероприятие – вместе с документами – Старкову. Алексей Семёнович быстро пробежал глазами текст – благо, «бежать» пришлось недолго: сопроводиловка майора Бессонова уложилась в десять строк, а объяснительная – даже не протокол! – Иванова не дотянула и до этого «рекорда».
– Чё пишут? – не выдержав томительной паузы, заглянул через плечо Трофименко.
– Реабилитацию, – усмехнулся Старков. – Наш… то ли подозреваемый, то ли подзащитный… словом, пропажу этой самой пуговицы у него обнаружили при проведении строевого смотра, аккурат в то время, когда, по показаниям соседей, позднее убиенная Котова была замечена во дворе собственного дома. Живой ещё, разумеется.
– Алиби, – сокрушённо покачал головой Трофименко.
– Да, Василий Николаевич. Нашему «герою» проводивший построении майор Бессонов сделал замечание и отправил пришивать пуговицу.
– И? – вяло за интересовался Трофименко.
– И с концами! – рассмеялся Старков. – Ни пуговицы, ни участкового!
Трофименко уже мог сдержаться и схватил Иванова – уже не за рукав, а за глотку.
– Ты почему, мать твою так-растак, не пришил пуговицу?!
Хрипя то ли от волнения, то ли от удушья, участковый неожиданно расщедрился на целый монолог, если, конечно, эти несколько слов можно было возвести в достоинство монолога.
– Так ведь… это… ну, когда меня… когда я… уже за иголку взялся – а тут вызов на участок… бытовая драка… аккурат на пустыре… вот.
Трофименко с вопросом в глазах повернулся к Старкову – и тот «утвердил» показания участкового.
– Бессонов в своей сопроводиловке пишет, что Иванов действительно выходил на участок по поводу драки между молодняком соседних улиц. Даже протокол там умудрился составить.
Трофименко разжал пальцы на горле участкового и с горестным вздохом опустился на первый подвернувшийся под зад стул.
– А какая была версия! Пальчики оближешь! И-э-э-э-х!
Старков подошёл к телефонному аппарату.
– Не возражаешь, Василий Николаевич?
Подполковник устало махнул рукой. Старков быстро прокрутил номер.
– Майор Бессонов? Старков тебя беспокоит. Михалыч, ну, мы разобрались с твоим участковым… Да, полное алиби… Нет, конечно, экспертизу проведём. Так что ты выдай ему новую пуговицу.
Старков не выдержал и рассмеялся.
– Так я тебя поставил в известность: мы его отпускаем… Нет, пусть на своих двоих добирается!.. Ну, бывай, Михалыч!
Старков вернул трубку аппарату и повернулся к Иванову.
– Емельян Иванович, вали отсюда к едрене фене!
Иванов ещё немного потоптался на месте, в очередной раз – и в очередной же раз безуспешно – попытался подтянуть соплю, затем вздохнул, пробормотал что-то вроде «до свиданья» и, сгорбившись, совсем не строевым шагом вышел за дверь.
Глядя ему в спину, Трофименко ещё несколько мгновений «напутствовал» участкового «разными добрыми словами», а потом не выдержал:
– Нет, Семёныч, зря мы его отпустили… так рано!
– Не понял? – не соврал Алексей Семёнович.
– А как пуговица оказалась в руке девчонки?
Старков рассмеялся.
– Это ты у него собирался выяснить?
Трофименко неуверенно пожал плечами.
– Ну… вообще… Но как-то ведь она там оказалась?
– В руке или на пустыре?
– И то, и другое!
Старков на мгновение задумался.
– Ну, насчёт пустыря… Тут вариант один: этот недотёпа, какой-никакой – а служака. И на пустыре он бывает, как минимум, раз в день. Участок у него небольшой, а он погулять любит. А так как он неряха…
– Понял, – в очередной раз недовольно поморщился Трофименко, и тут же «обратился в бойцового петуха». – А как она могла оказаться в руке убитой, а?!
Старков сначала ушёл глазами в сторону, а затем «перебрался на потолок».
– Ну, думаю, что она же умерла не сразу, и пока убивец её душил, она в судороге хваталась руками за всё, что под них попадалось. Вполне могла попасться и пуговица – если, конечно, этот… Емельян Иваныч её именно там обронил. И если он её вообще обронил…
Под недоумевающий взгляд Трофименко Старков помрачнел лицом.
– Есть и другой вариант, Василий Николаевич. Но – не приведи, Господи…
– Что такое? – насторожился Трофименко.
– Кто-то сунул ей в руку эту пуговицу. Вероятнее всего – сам убийца.
Подполковник наморщил лоб.
– Наводит на ложный след?
– Или смеётся над нами, пытаясь запутать в куче разномастных улик. А если наши «гадания на кофейной гуще» верны, то это значит, что Иванов пуговицы не терял – её у него украли. Специально для нас.
Одинаковые по содержанию взгляды Старкова и Трофименко встретились и уже не расходились.
– Да-да, Василий Николаевич: в таком случае, мы нескоро с ним познакомимся… Если вообще познакомимся…
С трудом, словно приклеенный, Алексей Семёнович оторвал зад от столешницы, на которой расположился ещё во время разговора с Бессоновым.
– Похоже, Василий Николаевич, что с этим делом мы – в полной жопе…
Глава седьмая
Старков вернулся в прокуратуру, но едва он успел переступить порог кабинета, как зазвонил телефон.
– Семёныч, это Трофименко. Дуй к нам: Ковалёв вернулся из школы, и «по низу» тоже прошла информация.
Старков с досадой пристукнул кулаком по столу.
– Дай хоть пообедать, Василий Николаевич. Тут за углом – блинная… блин, ну, ты знаешь…
– У нас пообедаешь! – непререкаемым тоном пробасила трубка. – Сегодня – очень хороший обед: борщ, котлеты с картофельным пюре на молоке, компот из сухофруктов. На всё про всё скидка – сто процентов! Ну, и чем-нибудь зальём огорчение! Давай, подваливай!..
Через двадцать минут – вместо нормативных десяти, по причине «гудящих» ног – Старков в очередной за сегодня раз открывал дверь в кабинет Трофименко.
– Лёш, ты извини, но без тебя – как без рук! – сразу же повинился Трофименко. – А насчёт столовой – будь спок: сюда доставят! Только сначала завершим программу дня.
Старков устало опустился на стул за приставкой к столу Трофименко.
– Василий Николаевич, сразу, первым пунктом: что прошло «по низу»?
Подполковник заговорщически подмигнул Старкову.
– Кое-что надыбали! Наш человек, всё-таки, «раскрутил» пацана. Ну, конечно – не чистосердечное признание, но, так сказать…
– Не томи, Василий Николаевич: так и скажи!
Трофименко рывком подтянулся к Алексею Семёновичу, едва ли не уткнувшись лицом в лицо.
– Пацан сознался, что в школе над ним регулярно издевались, причём, не столько мальчишки, сколько девчонки. Ну, ты видел этого дохляка?
Старков кивнул головой.
– Ну, вот. «За выдающиеся спортивные достижения» его освободили от физкультуры»: даже стометровку он не мог пробежать, приходил последним, после всех девчонок. На физкультуре он всегда сидел на лавочке у стены и «заслушивал» оскорбления, которыми его одаривали в течение всего урока. Особенно старалась Котова.
Трофименко усмехнулся.
– Девица-то была, оказывается – о-го-го! Смазливая лицом, фигуристая, шустрая, заводила – не то, что этот заморыш. Вот, от неё Петухову и доставалось больше, чем от кого бы то ни было. «Железный» мотив!
Трофименко взглядом победителя уставился на Старкова: искал следы одобрения, да не нашёл.
– Ты не отвлекайся, Василий Николаевич, – устало поморщился Старков. – «Доставалось больше, чем от кого бы то ни было». И?
Подполковник обиженно засопел: не такой реакции он ожидал на свою дедукцию.
– Вот тебе и «и»!.. Ладно… Однажды, когда Петухов, которого уже «достали» все эти «подначки»…
– «Не вынесла душа поэта позора мелочных обид»?
– Что-то вроде этого… Так, вот, однажды после уроков Петухов решил «подкачаться». Пробрался в пустой спортзал, зацепился за перекладину на турнике… и повис сосиской! Тут его и застукали…
– In flagranti delicti, – снова не утерпел Старков.
– Чего? – оказался честен подполковник.
– «На месте преступления» – латынь.
– Ну, я и говорю, – вернулся в образ Трофименко. – Петухов думал, что он один, но не тут-то было. Эта Котова с подружками выследила его, а когда он повис, выскочила вместе с ним из «дамской» раздевалки и… Как ты думаешь, что дальше было?
«Призванный в мыслители», Иванов с усталой укоризной «отметился» в Трофименко.
– А чего мне думать – сам скажешь.
– Вот, ведь, какой ты! – огорчённо крякнул подполковник. Но через мгновение от огорчения на его лице не осталось и следа. – Они стянули с него трико и трусы!
– И не нашли ничего под трусами? – с усмешкой «догадался» Старков.
– «В точку!» – чуть ли не взревел от восторга Трофименко. – Его хрен оказался…
– «С гулькин хрен», – опять догадался Старков.
– Именно, Лёша!
Подполковника так и распирало от восторга. Чувствовалась, что информация не просто доставляла ему «эстетическое наслаждение»: она славно укладывалась в его «железную» версию.
– Девки принялись хохотать, а Котова прямо сказала, что с таким «хозяйством» ему нечего делать на бабе! Так прямо и сказала: нечего делать на бабе, потому что нечем! Ты представляешь?!
– Продолжай, продолжай, – «представил» Алексей Семёнович.
– Малец настолько «вышел из берегов», что обещал «грохнуть» её, но перед этим показать, «как ему нечего делать на бабе»!
Трофименко настолько утомился собственным энтузиазмом, что вынужден был обратиться за помощью к стакану минералки. Со Старковым он, разумеется, поделился по-братски. Утерев мокрый подбородок по-народному – рукавом – он в очередной раз не выдержал испытания славой и «обрядился в триумфатора».
– Лёш, вот откуда палка в «дыре»! Вот, что он хотел этим показать – и показал! Вот как, а главное, чем он её отымел! Я уже не говорю за мотив: «козе понятно» – месть!
С видом неисправимого заговорщика Трофименко опять придвинулся к Старкову.
– Кстати, «добыча» Ковалёва в полном объёме подтверждает факт… ну, инцидента в спортзале и «торжественного обещания юного пионера». У Ковалёва на руках – восемь объяснительных от девчонок и пацанов. А кроме того…
Вид заговорщика стал уже «нестерпимо заговорщическим».
– … у нас есть кое-что и на папашу, на Петухова-старшего. Говорят, плаксиво-прыщавый сынок поплакался мужику в «жилетку», и тот пообещал сыну, что за писюн сучка ответит.
– «Откуда дровишки»? – заинтересованно прищурил глаз Старков.
– От Ковалёва, разумеется! – удивлённый «несообразительностью» визави, развёл руками Трофименко.
Старков усмехнулся.
– «Товарищ не понял»: я спрашиваю, чем объективно подтверждаются слухи, которыми разжился Ковалёв в школе? «Говорят» – не доказательство.
Подполковник перестал излучать сияние и свёз в гармошку «ленинский» лоб.
– Ну, пока, как говорится… чем богаты – тем и рады. Доработаем, Семёныч! Главное, есть от чего отталкиваться!
– Против этого нет возражений, Василий Николаевич, – смягчился Старков. – А, кстати, ты озадачил своих насчёт Петухова-старшего?
Широкое лицо Трофименко расцвело снисходительной улыбкой.
– Обижаешь, Семёныч! Двое моих – уже там. И не для подглядывания из-за кустов: сразу же и возьмём!
– Добро!
Звучным шлепком широкой ладони Алексей Семёнович приговорил вопрос.
– А теперь, что: займёмся прыщавым?
Так как текст даже на слух не напоминал всего лишь вопрос, Трофименко сориентировался мгновенно: Старков ещё только «выставлял знак» – а подполковник уже давил клавишу аппарата селекторной связи.
– Андреев, веди сюда этого хрена!
Через три минуты капитан Андреев «предельно вежливо», всего лишь при помощи рук и ног вталкивал Петухова-младшего в кабинет.
Трофименко встретил появление «объекта работы» широкой «добродушной» улыбкой… и уже хорошо знакомым тому резиновым шлангом, который подполковник выложил на стол сразу же по водворению «объекта» на стул.
Увидев «хорошего знакомого», юнец в ужасе отпрянул назад, но был тут же возвращён в исходное положение увесистым тычком в спину от расположившимся позади Андреевым.
– Ну, поговорим?
Похлопывая шлангом по ладони, Трофименко двинулся «из пункта A в пункт B». По условиям школьной задачи встреча должна состояться в пункте C. Но жизнь – не школа, и, как минимум, в этом кабинете, встреча должна была состояться в пункте B. И, судя по тому, как ещё в пути следования улыбка на лице подполковника из разряда добродушных перешла в разряд нехороших, встреча эта не сулила «объекту из пункта B» ничего хорошего.
– Предупреждаю сразу: моё терпение – на исходе, как и время. И если ты опять будешь испытывать его, то я испытаю прочность этой резины на твоей спине. Ты не представляешь, насколько я буду огорчён, если мы с тобой не достигнем взаимопонимания.
Трофименко обернулся на Старкова.
– Товарищ старший следователь по особо важным делам!
«Повышенный в чине» – для пользы дела – Старков моментально исполнился театральной важности.
– Я прошу Вас передать мне документы, подтверждающие виновность гражданина Петухова в совершении тяжкого преступления.
Старков вложил тонюсенькую подшивку в папку с сотней чистых листов бумаги и с важным видом передал «документы» подполковнику.
– Протоколы допросов школьников, учителей и соседей – здесь? – продолжал играть Трофименко.
– Разумеется, товарищ подполковник, – тоже соответствовал образу Старков.
«Не пропадёт ваш скорбный труд»: перечень фигурантов, особенно упоминание школы, явно потрясло юнца. Он уронил голову между колен: текст шёл уже оттуда.
– Я всё скажу.
– Ну, всё, что ты хочешь сказать, мы и без тебя знаем, – поморщился Трофименко. – А мы хотели бы услышать не это, а то, что ты можешь сказать, но не хочешь в глупой надежде утаить это от нас с товарищем старшим следователем по особо важным делам.
– Так про школу не надо?
Петухов-младший робко выглянул – одними глазами – откуда-то снизу.
– Это ты – о трусах, писюне и насмешках Котовой?
«Объект» скорбно качнул головой между колен.
– Нет, об этом не надо, – лениво махнул рукой подполковник. – Лучше – с того места, когда ты пригрозил её «грохнуть» и «отодрать». Ты ведь грозился сделать и то, и другое?
На этот вопрос реакции не последовало: не самый умный даже в своей школе, Петухов, тем не менее, почувствовал, куда ведёт его этот вопрос и куда заведёт его ответ. Но он «играл с огнём»: подполковник Трофименко был не их тех «добрых следователей», которые ограничиваются показаниями, которые, в свою очередь, готовы «показать» подследственные. Трофименко свято исповедовал лозунг на тему горы и Магомета, а ещё он не собирался играть в «доброго следователя» и «следователя злого»: он всегда был самим собой, то есть, «злым следователем».
– Ты оглох, сучонок?
Подполковник уже вышел из образа и «вернулся в себя».
– Я задал вопрос: ты грозился «отодрать» и «грохнуть» Котову?
Уяснив, как завибрировал голос Трофименко и как ещё больше завибрировал в его руках шланг, Петухов тут же «отставил глухонемого».
– Да… г-грозился…
– Вот, – «подобрел» Трофименко. – А теперь расскажи, как ты привёл свой план в исполнение?
– Я его не привёл.
Покоситься в сторону вибрирующего шланга Петухов не успел, потому что шланг уже не вибрировал, а вовсю работал по спине юнца.
– Ай-ай-ай!
«Троекратно воздать» шлангу Петухов, всё же, успел.
– Но у тебя был же план? – взревел Трофименко, покручивая шлангом у самого носа Петухова.
– Был, – не стал искушать судьбу «объект».
– Очень хорошо, – благодушно одобрил Петухова Трофименко, и тут же поправился. – Очень плохо, конечно, я хотел сказать… Ну, и что это был за план?
Петухов «засмущался», но ненадолго: новая «порция шланга» сразу же вернула подследственному его образ со всеми его наличествующими обязанностями и отсутствующими правами.
– Я… хотел ей доказать, что член… что я…
– Что ты – член, или что ты – с членом? – под весёлую ухмылку уточнил Трофименко.
Петухов вновь попытался смутиться, но вид шланга заставил его передумать.
– Ну, да… То есть, что я… ну – мужчина…
– И каким образом ты хотел доказать ей это?
Юнец нахмурился и вздохнул.
– Я хотел выследить её на пустыре… ну, там, где её потом нашли…
– А как ты мог знать, что она там бывает? – заинтересованно подключился Старков, оторвавшись взглядом от окна, «за которым» отсутствовал всё это время.
– Их кот постоянно убегает туда.
– Понял: дальше.
Старков и Трофименко отработали почти в унисон.
– Я хотел… это…
– Подкараулить её, – мягко встрял Старков: у Трофименко наготове был «более народный» вариант.
– Ну, да… потом дать ей по башке кирпичом, а когда она потеряет сознание, раздеть её и засунуть ей в пиз… в… это…
– Во влагалище, – не изменил в себе интеллигенту Старков, опережая рвущегося с иным уточнением Трофименко.
– Да: в логовище.
На это раз Старков и Трофименко были единодушны: расхохотались a capello. Веселила, разумеется, не покойница – что тут весёлого: веселила серость человеческая.
«Обрадованный пониманием», юнец тут же обложился руками.
– Но я её не убивал!
