Читать книгу: «Тайга: андроиды», страница 7
Шаманка
Антон проскользнул в свою комнату, стараясь не наделать шума. Туяра скинула одеяло, хотя в спальне было прохладно. В приоткрытое окно проникал ночной воздух. На дворе было всего минус пять градусов по Цельсию.
Антон достал из шкафа чемодан. Молния. Если ее потянуть, Туяра проснется. Он вынул из шкафа запасную пару ботинок, сменную одежду, и положил на крышку закрытого чемодана. «Запакую в машине». Он подошел к постели. Антон не хотел, чтобы Туяра видела, как он уезжает. Он сделает так, что сегодня она выспится.
Антон прилег рядом. Не касаясь кожи, он провел ладонью над ее плечом, спустился к талии, потом к бедру, потом снова вверх, пока чувство тепла в его ладони не перешло в жжение. Но ему не было больно. Антон разделил огонь на двоих, и Туяра, посапывая, заворочалась во сне. Позвонки на ее спине зашевелились – три, четыре, восемь косточек появились и спрятались в ложбинке, ее плечо поднялось и опустилось.
– Помнишь шаманку?
Ни единого звука не покинуло его рта, но Туяра услышала. Она всегда слышала. Ее кровь еще хранила в себе коды, по которым она распознавала беззвучный язык тайги. Порой Антон думал, что они с Туярой могли разговаривать, не произнося ни слова. В ней был заложен ген предков, ее якутская суть. В нем же говорила его мать тайга, для которой он стал желанным сыном. Разные по крови, они с Туярой несли в себе одну душу леса.
– Помню. – Туяра пошевелилась во сне и вздохнула. Ее черные волосы заскользили по белой подушке, длинные пряди свернулись кольцами, и луна дотронулась до этой черноты, озарив ее холодным светом.
Время отсчитало десять лет в прошлое.
***
Туяра сама пилотирует маленький тренировочный самолет. Она давно хотела свозить Антона в Алдан. Ранним утром здесь еще тихо, местные жители заняты своими делами.
– Придется идти пешком в гору, – предупреждает она.
Шасси коснулись асфальта, Антона тряхнуло.
– Лучше бы я вел, – в те дни еще майор, Лебедев потер ушибленную руку: он ударился о приборную панель.
– Да брось ты, я и сама прекрасно справилась.
На языке якутов ее имя значит «воздушная». С тех пор, как она села за штурвал, Туяра не представляет себе жизни без неба, и Антону это нравится. Когда он касается ее, он чувствует в ней силу, от которой у него перехватывает дыхание.
И вот они идут тропами, ведущими от подножия горы к ее вершине. В паре километров от них виднеются натянутые канаты горнолыжных подъемников. Заброшенные круглые люльки болтаются в воздухе. Зимы стали теплее, и снег появляется ненадолго, а место лыжных трасс снова начал занимать лес. Лиственницы, еще молодые, с мягкими иголками и красными шишками, разрастаясь год от года, верхушками уклоняются от канатов подъемников, а лапы весело хлопают по крышам домиков лыжной базы.
– К ней нельзя так запросто, нужно подняться, проявить волю, пересилить себя. Чем труднее путь ты выберешь, тем благосклоннее она будет. – Туяра ведет их едва заметной тропой. Антон спотыкается о камни, отодвигает от лица колючий еловый лапник. Кое-где растут грибы, их желтые шляпки изъедены червями – все в черных дырах ходов, проедаемых мутировавшими паразитами. Перемена климата не прошла бесследно для тайги: простые существа быстро приспосабливались, некоторые меняли форму тела, некоторые меняли рацион, а кто-то мигрировал. Пока незаметно постороннему глазу, но уже очевидно для местных жителей, тайга трансформировалась. Это и пугало, и поражало одновременно. Было удивительно наблюдать, как сама великая Природа учится выживать там, где испокон веков должны были выживать люди.
– Это средний мир, – не оборачиваясь говорит Туяра. – Мир между небом и землей, где обитают люди и звери.
Она прикоснулась к лиственнице.
– Гнездо шамана. – Она указывает вверх на расщепленный на пять частей ствол.
Выросший в поселении старообрядцев, Антон мало что знал о легендах народов Якутии. Зато он знал многое о Боге, но сейчас Туяра показывает ему свой мир. С детства Антон приучился видеть миражи тайги, ее сны, ее ворожбу, которой она, словно колдунья, окутывала мальчика, если он в одиночестве забредал слишком далеко в чащу.
Тропа закончилась и впереди высоко в гору тянется дикий, нехоженый лес. Город внизу занят своим делом, и двое бредущих невесть куда людей в военной форме его совершенно не интересуют.
– Ойуун уйата. Гнездо шамана, – вдруг словно вспомнил он слова на якутском языке. Слова, которых раньше нигде не слышал.
Туяра удивленно оглядывается на него.
– Откуда ты знаешь наш язык?
– Так подсказал мне лес. – Антон даже не думал, что Туяра будет смеяться, он был уверен, что она поймет. Чем дальше они вдвоем уходили от людей, тем крепче становилась их связь между собой. Ему трудно было это объяснить, но с каждым шагом вверх они все больше существовали друг для друга, то ли потому, что понимали друг друга с полуслова, то ли потому, что их души понимали друг друга без слов.
Они огибают стволы деревьев, перепрыгивают через кочки, топчут мхи, обходят кусты можжевельника с синими ягодами.
– Что, если мы встретим медведя? – вдруг спрашивает Антон.
В их поселении старшие всегда брали с собой в лес ружья. Хоть тайга и была для них матерью, но на безрассудство никто не решался.
– Я покажу ему грудь, – смеется Туяра. – У нас считается, что медведь когда-то был девушкой, и, увидев грудь, признает свою подругу. В любом случае, это средний мир, здесь нас защитит Айаана. Она уже знает, что мы идем.
Антон чувствует, что шаманка знает. Он оглядывается по сторонам – повсюду мелькают то заячьи уши, то любопытные желтые глаза. Тотем старой шаманки, ее животное. Значит, она ждет их.
– Видел зайца? – Туяра словно читает его мысли.
Антон кивает.
– В среднем мире всегда легко. Здесь божественное можно увидеть глазами. Горы, небо, молнию, дождь. Нужно просто оглядеться вокруг, и вот они, боги среднего мира, которые сопровождают нас от рождения до самой смерти. Если не рваться ввысь, и не падать вниз, то можно прожить в среднем мире, восхищаясь каждым его проявлением.
Она нагнулась, провела рукой по кусту волчьего лыка, усыпанного бусинами ядовитых красных ягод. Спелые, они отрываются от веток, катятся по склону, по траве, между зелеными шапками мхов.
В небе зреет туча.
– Скоро будет дождь. – Антон вдыхает плотный воздух, такой бывает перед дождем.
– И гроза. – Туяра всматривается в небо. – Сюгэ Тойон, бог грома, тоже ждет нас на вершине. Он пошлет нам грозу, чтобы мы помнили, как он грозен и велик.
– Тайга его не боится, – улыбается Антон.
– Его все боятся, и тайга тоже. Слышишь, как притихли деревья? Ему достаточно одной молнии, чтобы здесь все полыхнуло огнем.
Антон прислушивается: и правда, в лесу стало тихо, воздух застыл в ожидании. Теперь стало душно. Он расстегнул воротник формы.
Наконец они добрались до вершины.
Крыша приземистого домика совсем съехала на бок. Сложенная из длинных веток заготовка для костра, похожая на пирамиду, давно покрылась плесенью, а кора на палках сточилась ветром. Через прутья пирамиды проглядывает сухая трава, заготовленная для розжига, но со временем сквозь нее пробилась трава свежая, зеленая, и смерть заменилась жизнью, как велено природой.
– Айаана, – тихо позвала Туяра. – Матушка!
Никто не откликнулся. Над скособоченной дверью на ветру тренькают железные палочки и звонит маленький колокольчик.
Антон подходит ближе к хижине. На вкопанных в землю деревянных столбах, колышутся разноцветные ленты.
– Может она не слышит? Сколько ей лет?
– Много, – Туяра пожала плечами. – Столько, сколько лет этой горе.
– Разве такое возможно? – удивился Антон. Даже в их поселении люди не жили так долго.
– Возможно, если ты – мать среднего мира.
Дверь гостеприимно распахнулась, скрипнув петлями, но то был ветер.
Они заходят в темноту домика. Здесь пахнет шкурами, травами, чем-то паленым, ароматным и теплым. Здесь кто-то есть.
– Как камень, как гора, – что-то зашевелилось под серой шкурой, – я не вижу и не слышу.
Антон подумал, что шаманка должно быть услыхала их разговор только что, ведь они упоминали гору, но, проведя в тайге восемьдесят лет, он точно знал, что не для всех звуков нужны уши. Порой вполне можно обойтись и без них.
– Айаана, мы принесли тебе дар. – Туяра опускается на колени, чтобы стать вровень с лежащей на настиле шкурой, и протягивает руку.
Антон удивлен. Он ничего не брал для шаманки, а вот на ладони Туяры блестит лунный камень.
Волчья шкура шевелится, спина выгибается, плоская выпотрошенная голова с дырками глазниц, аккуратно обрамленными железными кольцами, приподнимается. Глаза у шаманки еще закрыты, кожа морщинистая, мягкая и тонкая, и когда она говорит, морщины движутся по лицу, складываясь в замысловатые узоры.
– Лунный камень мне нравится, дочка. – По-русски шаманка говорит с трудом. В ее голосе чувствуется покой, будто она проспала под этой шкурой десятки лет прежде, чем в ее домик снова наведались гости.
Снаружи гремит гром, тайга шелестит, вспугнутые животные разбегаются, грызуны прячутся в норы, птицы таятся в гнездах, грибы накрываются широкими листами, а спелые ягоды, которым некуда деваться от дождя, обреченно висят на своих ветках. Только ручей, что сбегает с вершины до самого подножия, весело подпевает грому. Или это водное божество Боллох Тойон, настроение у которого перед дождем лучше некуда.
Туяра помогает шаманке встать. Старуха поднимается с трудом, расправляет платье, и Антон чувствует разнесшийся по домику смолисто-дымчатый аромат можжевельника – так пахнет ткань, так пахнет эта женщина.
– Помоги мне, дочка, – просит шаманка.
Антон выходит, оставляет их вдвоем. На улице беснуется ветер. Отсюда не видно города, горизонт закрывают сползающие вниз по склону высокие лиственницы.
Антон стоит, поеживаясь от холода. Зачем Туяра привела его сюда? Это был ее мир. Ее сновидения – как она говорила – часто были такими странными, запутанными, со звуками бубна и варгана, с шелестом леса и протяжными песнями на якутском.
Дверь за его спиной отворяется, петли скрипят. Шаманка, одетая в шкуры, рыжие лисьи и серые волчьи, проворно взбирается на пригорок. Ее черные глаза теперь открыты и блестят, а движения стали быстрыми. Туяра подает ей бубен.
Айаана кажется совсем маленькой по сравнению с бубном. На туго натянутой пожелтевшей оленьей коже прожилками синеют какие-то знаки, понятные только его хозяйке.
– Ты – сын тайги. – Она кланяется Антону, колокольчик на ее шапке звенит, а лисий хвост на одной из шкур касается земли. – Твоя женщина просит провести обряд с духами верхнего мира. – Она снова кланяется Антону.
– Что за обряд? – он подходит к шаманке, берет ее за локоть. Ему неловко, он боится, что Айаане тяжело кланяться ему. Но когда Антон ее коснулся, ладонь будто обожгло огнем. Он одернул руку.
Айаана удовлетворенно смеется.
– Что, не ожидал такой мощи? Думал, я уже все, ссохлась, как забытая над печью медвежья шкура? Не тут-то было.
Антон улыбается ей. Энергия Айааны курсирует мощным потоком по всему его телу, словно влетевшая в форточку шаровая молния мечется по дому, гонимая сквозняком.
Как часто мы чувствуем себя одинокими. Как часто нам кажется, что мы отделены от мира, будто засохший ломоть пирога, забытый после праздника на тарелке.
Но сейчас, в тайге, на вершине горы в городе Алдан, для Антона Лебедева наконец все встает на свои места. Со звуками бубна – бом, бом, бом, все быстрее и быстрее, все глубже и глубже, – он чувствует, что уже неделим, целостен с этим миром. Он теряет границы, тело его словно размывает водой, весело журчащей в ручье неподалеку. Тело его разносит ветром, бушующим в ветвях деревьев. Тело его срастается с землей под его ногами.
Шаманка поет глубоким, протяжным голосом, поет великую песню якутских просторов. Туяра с закрытыми глазами потихоньку кружится рядом. Она знает эти обряды и танцы с детства. Она привела того, кого любит, в свой мир. Взяв Антона за руку, она помогла ему подняться на вершину горы, вдоль тросов забытого фуникулера, по заросшим тропам, чтобы он стал частью ее самой, ее вселенной, от которой так мало осталось в две тысячи семидесятых годах. И пускай лишь горстка людей хранит древние традиции Севера, их достаточно, чтобы тот, кто ищет истины, мог наконец обрести ее.
Они оставили в самолете свои гаджеты, потому что здесь в них нет смысла. Смысл есть только в ветре и воде, в земле и деревьях, в звуках бубна и духах, что спускаются к ним с неба, завороженные голосом старой шаманки. Запах шкур лис и волков, травяной, пряный аромат сушеного медвежьего помета и запах горящего можжевельника, пучок которого кружится в руках Туяры вместе с ней. Вот единственное, что имеет значение в этот миг.
«Сколько у них божеств!?» Антон с удивлением наблюдает, как все новые и новые бесплотные, едва различимые духи спускаются к ним с небес. Может это всего лишь рассеянный ветром дым? А может быть и нет.
Он не знает, о чем хочет спросить у шаманки Туяра. Любит ли он ее? Такое ведь никак не докажешь словами, и даже поступками. Любовь нельзя доказать, в нее можно только верить. Как в Бога. Потому что Бог и есть любовь.
Теперь Туяра тоже поет. Они с Айааной кружатся в унисон. В костре горит что-то пахучее, оно потрескивает под толстыми древесными прутьями, оно выглядывает языками пламени, дразнит, и прячется снова. Это божество огня. Оно нравится Антону, и Антон кланяется ему. Над ними в небе собирается дождь. Грозовая туча набухает серым – еще один бог готовится явить себя во всей красе. Антон сливается с миром, растворяется в нем.
Он это Айаана. Он чувствует, как болят ее ноги после долгого танца, но также, как и она, не обращает на боль никакого внимания. Он чувствует то же, что и старая шаманка. Он слышит, как сам по себе, будто сердце, бьется в руках бубен среднего мира, и он содрогается всем телом от каждого его удара.
Он это Туяра. Он ощущает, как на лицо спадает черная прядь гладких волос, но оправить ее нет ни сил, ни надобности. Как и Туяра, Антон чувствует, что любит. Любит все вокруг, и это хорошо и правильно. Он несется вместе с ручьем вниз с горы, он летит вместе с ветром, оцарапанный острыми иглами сосен, он взмывает ввысь вместе с птицами, он готовится разразиться грозой вместе с небом. Наверное, так же чувствовал себя Бог, когда творил мир. Он просто разбивал самого себя на осколки, отделяя явления и предметы друг от друга, но сохраняя их целостность. Можно быть и всем, и ничем одновременно.
О чем спрашивает шаманку Туяра? Этот вопрос на секунду другую возвращает его к реальности, но потом бубен снова забирает его с собой, а ответ так и не находится.
И ягода, и гриб, и папоротник, и мох, и шишка, и почка. Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец. Перед Антоном проносятся образа с икон в его доме в поселении. Они смотрели на него, но не видели его. Так ему казалось. Теперь он знал, что они видели его настоящего – необъятного, всего целиком, непостижимого, вместе с душой и телом.
Он и плачет, и смеется. Все трое они кружатся под начавшимся дождем. Защищенный толстыми ветками, огонь в костре радуется вместе с ними, вознося к небесам дым, как приветствие своим братьям-духам, неистово кружащимся в общем танце.
Наконец туча набралась решимости и разразился ливень. Он размывает почву, барабанит по крыше крохотного домика шаманки, руками ветра раскачивает ее дверь на скрипучих петлях. Он разрушает и оживляет одновременно. Лесные цветы прячут маленькие головки от его неистовых ударов, но их корни жадно пьют его живительную влагу.
О чем просит Туяра старую шаманку? Антон знает ответ: она просит показать Антону свой мир, таким, какой он есть, с его мудростью и тайнами, мир не просто религии, но Веры. Мир, где все существует в гармонии. Чтобы Антон наконец узнал саму Туяру такой, какая она есть на самом деле. Ведь без этого любовь невозможна.
Они кружатся все трое, вымокшие до нитки. Вода стекает с лисьего хвоста на шкуре шаманки, капли помогают ей барабанить в бубен, все хлюпает, плещется, булькает и бурлит. Наконец огонь в костре гаснет, потому что так устроено – вода всегда будет сильнее. И никто из них не возражает. Духи разлетаются, бесплотные тела исчезают, возвращаются в небо. А может их и не было никогда.
Антон кружится с Туярой под дождем, они держатся за руки, они остались вдвоем. Шаманка ушла в дом, оставив их наслаждаться друг другом. Через маленькое окошко она смотрит на счастливых влюбленных, вымокших насквозь.
И когда на небе сверкнула молния, морщины на лице шаманки сложились в новый узор – улыбку.
Царство Севера
– Товарищ адмирал, – Антон приложил руку ко лбу.
– Товарищ генерал. – Адмирал Унаров в черной форме и черном пальто едва перекрикивал шум волн. – Рад тебя видеть, Антон. – Тимур Унаров обнял друга.
Лебедев был одет в парку с меховым капюшоном. Здесь, в Тикси, все еще царила зима. Не такая снежная и звенящая, как до глобальной катастрофы, но все же промозглая, отлакированная мощным ветром, дующим с моря Лаптевых. Новые военные судовые верфи были в паре километров впереди, на глубине. Здесь же у берега курсировали лодки и катера, лавируя между торчащими куполами затопленной церкви, над погребенными под водой крышами домов, и над ржавыми останками ледоколов, пригнанных когда-то умирать у берегов залива Буор-Хая.
Катер, на котором плыли Лебедев и Унаров, качало на высоких волнах. Антон посмотрел вниз. Под ними лежала детская площадка: покосившаяся горка, турники с облупленной краской и песочница, содержимое которой давно смыло в море. Город перенесли вглубь суши, куда еще не добралась вода, вместо стационарных домов поставили передвижные «избушки», предоставленные военными. Такие же теперь появились по всей республике. Жилые блоки лежали на длинных стальных ногах в ожидании красных сигналов маяков. Тогда они просто поднимутся и не спеша отойдут вглубь суши, а город Тикси переместится на пару километров на всех картах мира.
– Что у тебя? – Антон спускался в каюту катера, крепко держась за перила. Как только они спрятались от ветра, он наконец скинул капюшон.
– Все не очень хорошо. – Тимур достал планшет, открыл карту, указал на точку, едва заметную на синеве морской глади. – Четыре морские мили к северо-востоку. Со дна поднялся пласт. Это стоило нам острова Комсомолец…
– Его больше нет? Я не знал… – неприятно удивился Лебедев.
Их сильно качнуло.
– Погоди, сейчас, – Тимур активировал костный наушник. – Поплыли, пора уже! – Приказал он и снова отсоединился от сети. – Я доложил Титову сразу, как только это случилось. Мы теряем территории.
– Как и все страны мира, – обреченно пожал плечами Антон.
– Но все равно жаль. Сейчас каждый клочок суши на вес золота, – покачал головой Тимур. – Мы лишились не просто острова, а целой базы. Ремонтные верфи затоплены, и теперь нам придется отстраивать их заново в другом месте до следующего затопления.
– А если выбрать место дальше от береговой линии? Можно вывозить суда вглубь суши, потом спускать их обратно на воду, – предложил Антон.
– Отличная идея. Но она применима только к пятидесяти процентам судов североморского флота. Остальные невозможно таскать из моря и обратно. Особенно мой атомный крейсер – это самое большое военное судно в мире.
– Я тебя понял, – кивнул Антон. – Ладно, не буду вмешиваться в твои дела, ты и без меня знаешь, что происходит в твоей вотчине.
Катер несся по направлению к верфи, где пришвартовался атомный ракетный крейсер «Петр Великий». Над ним, будто чайки, кружили сотни боевых дронов. Катер с Унаровым и Лебедевым на борту остановился под боком крейсера. На фоне такого гиганта их суденышко выглядело мухой на теле слона. В обшивке борта открылся люк, руки-манипуляторы потянулись к катеру, зацепили его с двух сторон и осторожно внесли внутрь огромного, суетного брюха.
– Пойдем в мой кабинет. – Тимур проворно соскочил с борта катера.
Здесь было тепло, в узких проходах сновали матросы. Антон пригибался под трубами, нырял вслед за адмиралом в низкие проемы дверей. Все отдавали им честь, вытягивались по стойке смирно.
Снаружи бушевал ветер, крейсер отшвартовался и направился в море Лаптевых.
Антон снял теплую куртку. Они с Тимуром подошли к капитанской каюте. Адмирал приложил запястье к идентификатору. В просторной каюте стояла мебель из натурального дерева – непозволительная роскошь в нынешние времена. Но Тимур не мог отказать себе хотя бы в этом – корабль был его домом, его крепостью, где все подчинялось каждому его приказу, и, ощущая свое могущество, он не мог не поддаться искушению.
Тимур достал из бара два хрустальных бокала и графин с коньяком. Антон сел в кресло, обитое зеленым бархатом. После нескольких лет, проведенных в аскетичных блоках военного городка, здесь он наслаждался излишествами.
– Зачем на самом деле Титов прислал тебя ко мне? – напрямую спросил Тимур.
Антон вздохнул.
– Давай начнем с того, что модернизация твоего крейсера делается ради моих боевых самолетов. Я хочу увидеть своими глазами, как будет выглядеть новая взлетная полоса, поговорить с конструкторами…
– И? – Тимур не сводил внимательных глаз со своего друга. – Суть твоего приезда не только в этом.
– Как ты догадался? – спросил Антон.
– Я просто предположил, а ты подтвердил мои предположения, – улыбнулся Тимур. – Разведчик из тебя не вышел бы, Антоша. Я нутром чую, когда что-то происходит. Мои радары отслеживают передвижение твоих самолетов в радиусе трехсот километров от крейсера. Четыре крупномасштабных авиа-учения за неделю – это перебор. К тому же вы увеличили дальность полета настолько, что пару дней назад мои радары засекли вас из Баренцева моря. Одного этого достаточно, чтобы понять, что маршал что-то затевает.
Антон кивнул. Оснащение на атомном крейсере Тимура было лучшим в мире, и глупо было предполагать, что адмирал не заметит подозрительную активность истребителей.
– Маршал прислал меня, чтобы просить твоей поддержки, – начал Антон.
– О чем ты? – удивился Тимур.
Антон достал из кармана пробирку с золотистой жидкостью и положил ее на стол.
– Что это? – Тимур поставил стакан и взял пробирку в руки.
– «Вакцина от старости». – Антон внимательно следил за выражением лица друга.
– И за какие такие заслуги маршал решил наградить меня вот этим? – Он качал пробирку в руке. В глазах адмирала не было ни жадности, ни лишнего любопытства. Он был предан флоту, привык бороться со стихией и мысль о смерти не пугала его. На секунду Антону показалось, что в отличие от генералов, Тимур не купится на вакцину.
– За преданность. Преданность Титову.
Тимур усмехнулся.
– Я предан своей стране, своему кораблю, своей команде, а не Титову с его неуемными амбициями и жаждой власти.
– Я это понимаю как никто другой, – согласился Антон. – Но если ты предан своей стране, то должен знать кое-что…
Антон вкратце рассказал адмиралу о ситуации с опреснителями воды.
– Парламент не в состоянии решить эту проблему. Они боятся войны, боятся нарушить договоренности с Европой. Из-за этого население нашей с тобой страны, которой мы служим, будет страдать. И не просто страдать, а умирать мучительной смертью. Сколько наших граждан должно погибнуть от жажды, голода и болезней прежде, чем Парламент одумается? Ты их знаешь. Они были способны управлять страной в мирные времена. Но сейчас нам нужен человек, который примет жесткие решения.
– Руководитель в мирное время и руководитель в кризис – это два разных руководителя, – согласился Тимур.
У Антона появилась надежда, что он приехал не зря.
– Мне не нужна ваша вакцина, – Тимур положил пробирку на стол. – Но ты скажи ради интереса, как много генералов согласились поддержать Титова вот за это вот? – он поморщился, указывая на пробирку.
– Все, кто был на совещании, – ответил Антон.
– Это значит, что у парламента почти не осталось сторонников, —сказал Тимур. – Этот подкуп, который Титов занес в ряды армии, будет распространяться дальше, от генералов к подчиненным, пока все они не перейдут на сторону маршала. Ты хочешь, чтобы такой человек встал во главе армии страны? – Тимур пристально смотрел на Антона.
– У Виктора нет другого выхода. Ему нужна поддержка, – Антону нечего было сказать в защиту маршала. Игры сильных мира сего были ему чужды. Сам он был амбициозен лишь в своем деле, в авиации, и только там хотел достичь недосягаемых высот.
– Поддержка… – Тимур снова взял свой стакан, сделал глоток. – Ему нужны люди, готовые продать устоявшуюся парламентскую систему за пару сотен лет жизни. Не спорю, цена велика, даже очень, но это не отменяет того факта, что вместе с Титовым страной будут править отступники. Нормальное такое будущее для всех нас.
Антон кивнул. Глубоко в душе он понимал это и раньше, но ему не хватало решимости до конца признать правду.
– Переворот все равно произойдет, с тобой или без тебя. И если ты не будешь на нашей стороне, Титов не оставит это просто так. Он сменит тебя на того командующего, который поможет ему осуществить задуманное.
Тимур кивнул.
– Это я уже понял, – сказал он мрачно. – Тем не менее, это не аргумент. Есть более веские причины, по которым я должен пойти за змеей, что кусает руку, которая его вскормила?
Антон задумался. Теперь каждое его слово имело решающее значение. Тимур ждал.
– Что будет с твоими ребятами, с твоим крейсером, со всем североморским флотом, когда Титов от тебя избавится? И кого он поставит на твое место? Ты знаешь, что нет человека достойнее тебя. Ты и я, и еще несколько наших друзей, мы останемся в этом полном змей серпентарии, который образуется после государственного переворота. Только ты, и несколько генералов, которым мы с тобой доверяем, будут по-прежнему делать свое дело и предано служить стране. Если нас не станет, представь, что будет с Родиной.
«Сколько пафоса», – подумал Антон. – «Но по сути это правда. Это единственная правда, ради которой стоит перейти на сторону маршала».
В кабинете повисла тишина. Через иллюминаторы Антон видел огромные волны, поднимающиеся за бортом самого большого крейсера мира.
– А вот это аргумент, – удовлетворенно сказал Тимур и поднял бокал. – Выпьем за нас с тобой. За двоих командующих, которым придется переступить через совесть ради общего блага.
Они чокнулись.
– И забери это, – Тимур щелчком отправил пробирку катиться по столу в сторону Антона. – Если однажды я и вколю себе вакцину от старости, то только ради военно-морского флота. А сейчас это подкуп, и я его не принимаю.
– Значит, ты с нами? – спросил Антон.
– Значит, я с тобой и со своими ребятами. А Титову можешь передать, что я поддержу его в этой заварухе.
Антон улыбнулся.
– Я очень рад. Нам кое-что понадобится от тебя.
– И я даже догадываюсь что именно, – кивнул Тимур.
– В тот самый день ты будешь нашим главным оружием.
Море Лаптевых блестело в лучах солнца, каждая волна, поднимаясь ввысь, золотилась пенной короной, загибалась, как опаленный огнем бумажный лист, и падала, разбиваясь о саму себя. В толще воды под ними, не зная страха, плыли киты. Много ли их осталось в потеплевших водах? Возможно, лет через десять здесь будут водиться совсем другие создания, те, кто окажется более приспособлен к новым условиям жизни в когда-то ледяных арктических морях.
Крейсер шел полным ходом на север, к пункту назначения, к точке на карте, которая обещала так много на пути к созданию Нового мира.
***
– Скоро будем на месте, – Тимур положил руку на плечо Антона, и тот по-дружески похлопал ее своей рукой. Адмирал смотрел на море. Просторы, которые непосвященному кажутся всегда одинаковыми, были для него самым разнообразным пейзажем на свете.
Они поднялись на капитанский мостик.
– Сколько людей сейчас служат на корабле? – спросил Антон, удивившись, как много матросов было на мостике.
– После модернизации корпуса уместилось больше двух тысяч человек, – улыбнулся Тимур. Он чувствовал гордость за свое плавучее царство, за свою атомную империю, что бороздила моря и океаны.
Впереди виднелись буровые вышки, пригнанные с материка на остров Большевик. Вода еще не поглотила его, как соседний Комсомолец, и на Большевике велись работы по обустройству военной базы и добыче полезных ископаемых.
Хотя в рубке было тепло, Антон уже чувствовал приближение ледяного холода. В это время мороз здесь должен быть ниже двадцати пяти градусов по Цельсию, но так было в прошлом. Теперь климат стал мягче, гораздо теплее, но все же Антон успел отвыкнуть от низких температур. На открытом пространстве море было спокойнее, над поверхностью кружили вездесущие чайки. Кажется, они летели с кораблем от самого Тикси, а может контрабандой плыли на палубе, весело пересвистываясь на птичьем языке. Чайки вышли на охоту, ныряли в воду, выскакивали оттуда с полными рыбой клювами, вполне довольные уловом.
– Смотри, здесь еще лед не растаял, – Антон с улыбкой указал вдаль на белые дрейфующие льдины.
– У нас есть лодки, можно подплыть поближе. Через несколько лет и этих льдов не будет, товарищ генерал, – один из матросов обернулся к ним от пульта управления.
Тимур кивнул.
– Разберемся с делами и возьмем лодки.
Антон смотрел на совсем еще молодого матроса с румянцем на щеках и пушком над верхней губой. Ему нравились новобранцы, ведь именно для таких как они строился Новый мир.
Из рубки Антон видел, как военные вертолеты на площадке крейсера раскручивают лопасти.
Тимур заметил, что Антон смотрит на вертолетную площадку.
– У них свои задачи в воздухе, а мы с тобой на воде.
– Я люблю сидеть за штурвалом вертолета, – вздохнул Антон.
– А я не сидел ни разу.
– И многое потерял, – Антон уже развернулся к выходу.
– А ты многое потерял, когда не встал за штурвал моего крейсера, – парировал Тимур.
– Не мое. Воздух – вот моя стихия.
На этот раз вместо форменного пальто Тимур взял теплую парку с меховой оторочкой. Они вышли на палубу. Лебедев окинул взглядом комплексы ракетных установок, растянувшихся по всему кораблю. Шлюз в палубе открылся, из него поднялся катер, и они запрыгнули на борт. Катер поехал вниз, где его подхватили руки-манипуляторы и спустили на воду. Как только двигатель завелся, их обдало ледяными брызгами. Антон поежился.
Архипелаг Северная земля был почти затоплен, оставшиеся два острова сильно погрузились в воду, и от их былой площади осталась едва ли половина, но остров Большевик все еще был огромен, больше семидесяти километров в поперечнике.
– Хочешь посмотреть заповедник? – Тимур стоял на носу катера, расправив плечи. Даже под объемной паркой была заметна его военная выправка.
– Один из моих ребят был здесь в прошлом месяце. Говорит, вы неплохо устроили бедных зверушек, – улыбнулся Антон.
