Читать книгу: «Озеро: воскресшие», страница 15
– Слушай, мы с Нисом давно друг друга на дух не переносим. И ты знаешь почему… – сказал Райан примирительно.
– Теперь дело не во мне. Он прав – мы не можем так поступить с ними. Мы зашли слишком далеко, создав то, что невозможно уничтожить, не совершив преступления.
Райан вздохнул, устало потер переносицу.
– Они – все еще наш проект. Тебе кажется, что Кэсси, Ева и другие живы по-настоящему. Но это лишь обман зрения, чувств, логики, да и всего здравого смысла. Поверь, ты и Нис заблуждаетесь. Да и я сам периодически забываюсь. Их единственная цель – дать живым людям возможность двигаться дальше. Полноценно, без горя, которое их точит, как термит точит сваи деревянного дома. Однажды сваи подломятся, и рухнет все, что они держали. Каждый раз напоминай себе об этом, Мэри, прошу тебя.
Наклонившись к ее поникшей голове, Райан поцеловал Мэри в макушку, открыл дверь капсулы и пошел в Замок. И Мэри в сотый раз спросила себя, почему душа Райана для нее такие потемки, и подумала, как по-разному они чувствуют. Но он словно пророс во все ее существо, как пророс зеленый плющ в каменные стены Замка, как проросло в ее странном сне, навеянном Сибиряком, зерно в бескрайнем поле ржаных колосьев, – сама жизнь – такой была ее любовь.
***
Внутри сада, в его дорожках, огороженных, отделенных, невидимых, слышались голоса воскресших. Но голоса Нири не было среди них. Сегодня ей было не по себе.
Вспоминали ли воскресшие свое прошлое? Питомцы Райана, его создания. Райан никогда не задавался таким вопросом, ему не было до этого дела. Но они все же вспоминали. Обрывочные лоскуты памяти, нанизанные на хлипкие стежки времени, лишь то, что о них помнили их добровольцы.
Но и этого, двух недель дома, в Найроби, было достаточно, чтобы Нири вдруг охватило непонятное одиночество, посреди ночи, среди неспящих собратьев по несчастью. Она знала, где искать единственного человека, с которым хотела бы поговорить об этом.
– Акира? – Нири постучалась и тут же приоткрыла тяжелую дверь в библиотеку.
Он сидел на полу. На нижних полках не хватало нескольких книг. Акира сложил их стопкой у своих ног и, приглаживая стянутую заколкой с черепом бородку, внимательно изучал страницы.
– Мистер Акира, – снова окликнула его Нири. Она поправила подол леопардового платья, ткань зашуршала в тишине.
– Что-то случилось? – Акира нехотя оторвался от чтения.
– Вас не было в саду. Я решила… – сказала Нири, но начинать откровенный разговор со лжи было бы странно. – Мне стало не по себе, и я подумала, может, вы сможете поговорить со мной об этом.
– Почему именно я? – Акира жестом пригласил Нири сесть на ковер подле него. Вокруг стояло много кресел, но они, будто заговорщики, сидели на мягком узорчатом ковре, так что их не было видно снаружи, и тьма, сколько бы ни заглядывала внутрь, ни за что не заприметила бы их.
– Потому что вы писатель, – честно ответила Нири. – Вы должны разбираться в таких вещах.
Акира задумался.
– Мои душевные разбирательства довели меня до края крыши высотки в Токио. Когда-то давно. Я помню, и это воспоминание тревожит меня. Я сделал непоправимую ошибку.
– Если бы вам дали шанс, вы поступили бы иначе? – спросила Нири, на секунду забыв о собственной боли.
– Наверное, да. Люди не безрассудны, они просто не понимают, что есть вещи, которые уже не изменить. Мы знаем, что если шагнуть за край, то это будет конец. Но не осознаем этого, не чувствуем, потому что до этой минуты никогда еще не совершали ничего подобного. Знать и осознать – это разные вещи, Нири. А это значит, что человек делает роковой шаг в глупой уверенности, что его можно будет отменить.
– А я не помню свой последний день. Совсем. Потому что Лафкрафта тогда уже много лет как не было рядом, – посетовала Нири.
– Кто он для вас? – спросил Акира. – Давайте так: вы любили его?
Писатель… Ему не нужна была история, он мог соткать ее сам, из обрывков фраз, из затуманенных воспоминаниями черных глаз Нири, из движения ее головы, едва заметного по раскачивающимся косичкам, целой копне тугих темных жгутиков. Ему, писателю, нужен был главный ответ, который определит всю историю.
– Нет. – Нири наконец прервала молчание.
В холле за дверьми качался маятник старинных напольных часов. Это время было не их, оно не имело к Акира и Нири никакого отношения. Это было время тех, кто вернул их к жизни. А они – лишь чужие, двое сидящих на ковре, две прерванные истории, выдернутые из небытия не для себя, а для других.
– Мне было всего двадцать. Жаркое лето, очень жаркое. Мы, студенты зоологического университета, спасали национальный парк, наших последних львов и черных носорогов. Рисковали жизнью, вооруженные пулями со снотворным, по ночам обходили земли. Над головами дроны. Отряд за отрядом. Почти некого было спасать. Кого не добили браконьеры, того добивала невыносимая жара. Травы там были сухими всегда, сколько я себя помнила, но в тот год мы знали, что все растения погибли, они не сгибались, а подламывались на ветру. Как я любила свою землю! А она, словно темный песок, рассыпалась в пальцах. Необратимое потепление климата уже началось.
– Вы спросили, поступил бы я иначе, имея второй шанс? – Акира так и сидел с прикрытыми глазами, слегка покачиваясь, будто под раскаленным африканским ветром. – Несомненно. Я непременно хотел бы увидеть Найроби.
Нири знала, что прожила долгую жизнь в родном доме, только не помнила какую. Но это знание давало ей покой, которого она так жаждала.
– Я никогда не слышала про Уэллс, – продолжила она. – Лафкрафт был родом оттуда, кажется, будто из другой галактики. Но он любил мою землю так же страстно, как и я. Он ходил с охраной – два пулевых ранения от браконьерского ружья. Я столько раз разглядывала круглые отметины, стянутая, зарубцевавшаяся кожа, неровная, бугристая. Он водил наши студенческие патрули по ночам. Над нами бескрайнее звездное небо, так бывает только над саванной.
– И все же вы его любили, – тихо сказал Акира.
– Что ж, может быть, и так, но это в прошлом. Не знаю, что мне теперь делать. Настанет день, и он придет ко мне. И мне будет горько разочаровывать его. А притворяться я не умею.
– Чего вы хотите, Нири? Что бы я вам ни посоветовал, ваше сердце распорядится по-своему. У вас еще есть время все обдумать.
Нири кивнула. Слишком тонкие материи, слишком зыбкие темы, где каждый, возможно, говорит о своем, не слыша другого. Акира предоставил Нири самой себе, это было самое правильное, что он мог сделать.
– Что вы читаете? – Нири склонилась над стопкой книг.
– Это мой сборник рассказов. Самый первый. – Он протянул Нири тонкую книжицу в глянцевом переплете. На обложке выстроенные в ряд люди без лиц, в разных позах, то ли в соитии, то ли в драке.
– Каждый рассказ из одного абзаца? – удивилась Нири.
– Если отбросить все наносное, больше и не останется. Здесь суть, а остальное неважно.
– А это что? – Нири указала на одну из книг. Черная обложка без надписей.
– Мой последний и самый великий роман в моей писательской карьере. Я уже тогда знал… Мне прислали макет обложки, много макетов, но я отвергал их один за другим. Сам вносил правки, менял шрифты, но буквы мешали мне, они мне были больше не нужны. Все, что я хотел сказать, было на страницах. И я стер с обложки все надписи, свое имя, название, иллюстрацию. За ненадобностью. Я залил фон черным. И вот такой она получилась. А через месяц я покончил с собой.
Замку не нравился Акира Ито. Каждый из О’Коннеллов назвал бы его слабаком, тюфяком, разгильдяем. Хозяева Замка хмуро смотрели со своих портретов на разношерстную публику в их владениях, недостойную родового гнезда. Они, О’Коннеллы, цеплялись за жизнь, не желали закрывать глаза, и их холодный взгляд презрительно взирал на мир до последнего. А тут такое… И, если бы мог, Замок непременно навредил бы Акире: прихлопнул бы дверью пальцы, разлил бы воду на ступенях, чтобы Акира слетел с лестницы и свернул бы себе шею, поранил бы его осколком стекла из окна, разбившегося от сквозняка. Или чего похуже. Но разве мог Замок навредить больше, чем однажды сам себе навредил Акира, сделав шаг с крыши высотки? Сделав шаг в глупой надежде, что в случае чего все можно будет исправить.
Нири шла вдоль забора, огороженного плотным кустарником. Границы Замка стерегла сама природа, защищала от любопытных глаз.
– Мадемуазель! – мужской голос за кустами, ласковый.
Нири вздрогнула и остановилась.
– Вы что-то хотели? – спросила она в нерешительности.
– Конечно… Я искал вас.
***
Поздним вечером, украдкой стащив с кухни плед, кое-какую праздничную еду, бокал и выпивку, чтобы Четверка не заметила и не спросила, куда она собралась в такой час, Мэри, груженная скарбом, пошла через пустошь. Ночь она провела в пещере Омеги. Никогда у нее не было подруги лучше, чем эта потрепанная, но все равно гордая и прекрасная андроид, с понимающим взглядом, готовая пошутить, когда это было нужно, и пожалеть, когда Мэри вдруг скатывалась в хандру. Похоже, Омега была единственным существом, с которым можно было отдохнуть душой после долгого и полного событиями дня.
– Я много думала и хочу подать документы на дом, – сказала Омега, когда на горизонте уже просияла тонкая полоса рассвета.
Сонная Мэри, разомлевшая под пледом после того, как выпила в одиночку полбутылки виски, широко открыла глаза.
– Господи, не верю своим ушам! – воскликнула она радостно.
– Как думаешь, все будет нормально? Я имею в виду законодательство и все такое…
– Не паникуй, – прервала ее Мэри. – Я займусь подачей заявки на вступление в наследство.
Омега потерла руки, предвкушая возвращение домой.
– Хочу сходить туда, посмотреть, все ли в порядке. И провести Новый год в своем любимом кресле, – она запнулась. – Без Альфи там будет все не то.
Некстати Мэри вспомнила вытоптанный сад, о котором так и не рассказала подруге. «Она решит, что в городе ее до сих пор ненавидят, и передумает переезжать домой. Нужно все исправить». Мэри прикидывала, сколько сил понадобится на восстановление садика.
– Когда-то Райан предлагал тебе вернуть Альфи и проститься с ним. Предложение все еще в силе, – заметила Мэри.
Омега задумалась, отрицательно покачала головой.
– Мне это не нужно. Нам с Альфи это не нужно. Мы простились с ним давно, в больнице. Я держала его за руку, пока он с трудом делал последний вдох. А выдохнуть забыл, – она грустно улыбнулась. – Это была наша шутка. Когда он дарил мне новое платье, я наряжалась, кружилась перед ним, он театрально вдыхал воздух, словно был восхищен моей красотой до предела. «Ну-ка, выдыхай!» – приказывала я. «Точно, выдохнуть забыл», – отвечал он, и мы смеялись.
Потом они долго говорили про Ниса. Мэри знала точно, что рядом с ней Омега видела только рыжеволосого гидролога, который всю жизнь любил одну лишь ее, ни разу не предал, не обидел и так и не обзавелся своей семьей. Омега понимала, что Мэри нужна настоящая жизнь, ветер свободы и простая, надежная любовь, а не заточение в Замке, полном мертвецов, рядом с человеком, который метался между страстью к проекту, своим прошлым и чувствами к Мэри.
Попрощались они, когда совсем рассвело.
Замок понемногу просыпался. Войдя через заднюю дверь в кухне, Мэри пересекла коридор и вошла в гостиную. На столике лежал оставленный ею планшет. Три пропущенных вызова по мессенджеру. Мэри была удивлена. «Миссис Финч», – она почесала лоб в недоумении. Что мама Кэссиди хотела от нее в такую рань?
– Миссис Финч, это Мэри, вы звонили?
На другом конце послышался всхлип.
– Мэри, простите за беспокойство. Мы тут с мужем. Он меня поддержит, – торопливо заговорила миссис Финч. Она явно пыталась быстрее сказать то, что было нужно. – В общем, мы отказываемся от дальнейшего участия в проекте…
– Что? – не поняла Мэри.
– Сегодня на одном из новостных порталов вышла статья, – мистер Финч сам подошел к планшету, потому что его жена была слишком взволнована. – Интервью с вашим старым другом. Он говорит, что давно знает и вас, и Райана. И ваш проект. Он заявляет, что ваши воскресшие – не больше, чем цирк и шарлатанство, которое играет на чувствах несчастных родных. В общем, Мэри, – глубоко вздохнув, набравшись смелости, мистер Финч продолжил: – Мы, конечно, не верим, но передайте Райану наши извинения. Нам очень неудобно. Мы больше не хотим, чтобы… образ нашей дочери, если так можно выразиться, использовался в вашем проекте.
Опешившая Мэри приросла к полу.
– Хорошо, мистер Финч, – пролепетала она, и на той стороне дали отбой.
В гостиную вошел Райан в сопровождении Четверки. Оба замерли, глядя на Мэри, которая еще сжимала в руках планшет.
– Что с тобой? – испуганно спросил Райан. – Ты вся белая и дрожишь.
Мэри перевела невидящий взгляд с Райана на Четверку.
– Выдай сегодняшнюю утреннюю статью о нашем проекте, – она едва выговаривала слова.
Пару секунд в комнате было тихо, даже Райан не стал задавать вопросы, поняв, что дело серьезное.
– Всю читать? – спросила Четверка, покопавшись в интернете.
– Будь добра, только основное, – едва слышно сказала Мэри.
– «– Я уже давно слежу за проектом воскрешения в Замке. И могу вам сказать, что я составил окончательное мнение о том, что там происходит. Люди, что отправляют заявки, ждут у ворот Замка, мечтают отдать что угодно, лишь бы попасть в проект, не понимают, что участвуют в грандиозном спектакле.
– Что вы имеете в виду?
– А то, что никакого воскрешения нет и в помине. То, что рождается в Замке, – не больше, чем искусная иллюзия, призванная обмануть наши чувства, заставить поверить в невозможное и дать надежду. Иллюзия, понимаете?
– Но мистер О’Коннелл никогда и не отрицал, что его программа создает лишь проекции умерших людей.
– Не отрицал, но сделал все возможное, чтобы добровольцы забыли об этом. И пока вы плачете по своим близким, некто создает их подобия, куклы, и пытается всучить их вам под видом близкого человека. Куклы вполне реальные, если бы не одно «но»: как и все продукты виртуальных станций, они отдают легкие разряды тока. Это чувство покалывания заставляет одуматься.
– Наверняка как старый друг мистера О’Коннелла вы одним из первых воскрешали кого-нибудь из родных.
– Ни за что! Лично я никогда не повелся бы на такое. Я знаю Райана много лет – он хороший человек, но даже хорошим людям свойственно ошибаться.
– Благодарю вас, Нис, за откровенное интервью. Для наших читате…»
Мэри рухнула на диван как подкошенная.
– Что он творит? – прошептал Райан, не до конца веря своим ушам.
– Может, это не он? – спросила Мэри, надеясь на чудо.
– Никто, кроме него, не мог знать о легком покалывании при соприкосновении с воскресшими. Даже добровольцы никогда их не касались, – заключил Райан. – А Нис тащил девочек с Вифлеемского холма.
Райан был вне себя от злости. Но, как и много раз до этого, поразил Мэри своей способностью сохранять здравомыслие в любой ситуации.
– С этим мерзавцем я разберусь потом. Нам нужно под любым предлогом добиться снятия статьи с публикации во всех источниках. Срочно! – обратился он к Четверке.
Она задумалась, в оголенном черепе шла интенсивная поисковая работа.
– Я потребую снятия материала в связи с клеветой. Напишу редакторам, что инсинуации насчет того, что из себя представляют наши воскресшие, порочат имя нашего проекта. Ложная информация о происходящем в Замке должна быть удалена по закону.
– Умница, – похвалил Райан.
– И проконтролирую удаление всех ссылок на статью и ее цитирование.
– Что бы мы без тебя делали?
– Без меня проект не может быть осуществлен, – прямолинейно ответила Четверка.
Райан сел возле Мэри. Она совсем отчаялась, под глазами стали заметны синяки, волосы растрепаны, руки подрагивают.
– А теперь расскажи, кто звонил, – спокойно попросил Райан.
Через пять минут Райан сидел рядом с ней в таком же нервозном состоянии – от его спокойствия не осталось и следа.
– Мы не можем дальше держать здесь Кэсси. Они потребовали удалить ее, и мы обязаны подчиниться… – сказал Райан.
– Нет! – заупрямилась Мэри. – Этого не будет! Мы ничего никому не скажем, Кэсси будет жить здесь с нами. Сколько получится.
– Ты спятила! – в отчаянии вскричал Райан. Но, посмотрев на ее потемневшее от горя лицо, смягчился. – Чему я учил тебя? Ну же, светлячок!
– Не привязываться к ним, – пролепетала Мэри.
Весь день Мэри провела с Кэссиди. Та была непривычно тиха и задумчива. Они ходили по саду, говорили то о новых играх, то о прошлом девочки. Другие воскресшие, словно почувствовав, что Мэри и Кэсси нужно побыть наедине, ушли в Замок.
Даже Ева ни разу не нарушила их уединения, хотя ее видели играющей в «Майнкрафт» в гостиной с Нири. Они отодвинули стол и стулья к стенам, построили посередине огромный замок, возле которого, качая квадратными головами, маршировали зомби верхом на курицах и объятые пламенем скелеты.
В садовой беседке, шторки которой были опущены, чтобы защитить внутреннее пространство от ветра, стояли мягкие кресла-пуфы. Кэссиди говорила мало, в основном слушала болтовню Мэри, фальшиво беспечную, наигранную, как и веселость, которую та пыталась изобразить на своем лице. Казалось, девочка смотрит в невидимую даль, старательно вытягивая рукава серой кофты, и не замечает ничего вокруг.
«Она не знает, откуда бы ей знать, – успокаивала себя Мэри. – Это стресс после недавней поездки в Вифлеем. Слишком много впечатлений после долгих месяцев, проведенных взаперти». К вечеру Мэри совсем выбилась из сил, развлекая Кэссиди. Она привела девочку в библиотеку и прочитала ей несколько книг. Потом они поиграли в виртуальные игры и даже в прятки. Кэссиди спряталась на своем любимом чердаке в башне, и Мэри сделала вид, что удивлена ее укрытием. Когда вечер вступил в свои права – вдалеке на небе все еще горела Вифлеемская звезда, – Мэри наконец расслабилась.
– Пойду к Четверке, пусть приготовит что-нибудь на ужин. У меня и крошки во рту не было за весь день.
Четверка курсировала между холодильником и принтером, миксовала ингредиенты, затевая нечто вкусное.
– Как поживает Кэсси? – спросила она через плечо.
– С ней все в порядке. – Мэри села на высокий стул, глядя, как Четверка ударом тесака разделывает распечатанную на пищевом принтере индюшачью тушку.
– А Райан говорит, в ее кодах начались какие-то ошибки. У него с утра пошли сбои по Кэссиди, – отрубая птичью ножку, заметила Четверка.
Мэри вздрогнула и насторожилась. Смутное, нехорошее предчувствие охватило ее.
– Пойду проверю, что она делает. Позови, когда ужин будет готов.
– Конечно.
В саду Кэссиди не было. Обшарив каждый куст, спросив у всех, кто встречался у нее на пути, Мэри так и не узнала, куда подевалась девочка. Акира и еще несколько воскресших устроили литературный вечер в библиотеке.
– Кто-нибудь видел Кэсси? – спросила Мэри, просунув голову в приоткрытую дубовую дверь.
– Я видел ее у озера минут десять назад, – пожал плечами Освальд.
– У озера? – упавшим голосом переспросила Мэри.
Она чувствовала, что Кэссиди не стоило ходить туда, но никак не решалась объяснить себе, почему именно.
Мэри торопливо шла по коридору к выходу в сад, достала планшет.
– Четверка, приходи ко мне, пожалуйста. Я иду к озеру. И вызови Райана, где бы он ни был, – как можно спокойнее сказала Мэри и нажала отбой.
Дорожка к озеру казалась загадочной, как в волшебном лесу. По краям, подсвеченные фосфоресцирующим клевером, шелестели плотные стены кустов. Птицы, глядящие сверху на огромный сад, видели лишь лабиринт уединенных тропинок, в которых метался ветер. Белые ночные цветы источали горьковато-сладкий запах, разносившийся по всей округе. Заночевавшие под плотными листьями пчелы, опоздавшие к ужину в улье, тихо гудели и подрагивали прозрачными крыльями – они видели сны о вечном лете.
Почти бегом Мэри выбралась по потайной тропинке к озеру. На берегу стояла Кэссиди, маленькая и худенькая, и смотрела на воду. В панике Мэри подбежала к ней.
– Кэсси, дорогая, что ты здесь делаешь? – срывающимся голосом спросила она. Сердце ее бешено стучало, отдаваясь в висках гулкими ударами.
Вода светилась зелено-голубым светом, будто внутри озера колыхался занавес северного сияния.
– Что это такое? – спросила подоспевшая Четверка, указывая на свет.
– Где Райан? – резко ответила Мэри вопросом на вопрос.
– В крипте.
– Ты его вызвала?!
– Да. Он сказал, что останется в крипте до конца.
– До какого еще кон… Боже, нет!
Круг полной луны отразился в озере. Диск раздвоился, затем их стало четыре, восемь бледных ликов в зовущей глубине. Круги раздувались изнутри, превращаясь в шары, подгоняемые ветром, они начали движение по поверхности, танцуя, вальсируя. Кэссиди подняла глаза к небу, потом посмотрела на Мэри и Четверку и помахала им рукой. Ее ступни уже были в воде.
– Нет, Кэсси! – прошептала Мэри, прикрыв рот рукой.
Но девочка уже входила обратно в воду, из которой появилась несколько месяцев назад.
– Мы не можем ей позволить… – Мэри подалась вперед, пересекая невидимую черту, за которой начинались владения озера. – Я не позволю тебе уйти, Кэсси!
Четверка взяла Мэри под руку, крепко, так же, как держала добровольцев.
Кэссиди раскинула руки в стороны, и растянутые рукава серой кофты волоклись по поверхности, напитываясь влагой. Шарообразные отражения луны медленно подплывали к ней, окружая, защищая, успокаивая.
– Нет, тебе туда нельзя, – сказала Четверка холодно, пока Мэри судорожно пыталась разжать хваткие пальцы андроида.
– Отпусти меня! Мы вытащим ее оттуда! Кэсси, вернись, ты будешь жить со мной!
Не в силах вырваться из цепких рук андроида, Мэри обреченно смотрела, как девочка погружалась в озеро, все глубже и глубже. В мечущемся сознании яркими всполохами появлялась и исчезала мысль, что так и должно было быть, и так будет лучше, но она отметала ее. Мэри просто задыхалась от боли в груди.
Кэссиди, улыбаясь, повернулась к ним. Она прощалась. Лунные шары кружились вокруг. Наконец Мэри совсем перестала вырываться. Четверка ослабила хватку, и она обмякла, ноги подкосились. Мэри осела на траву. Загадочное сияние воды стало совсем синим, глубинным, оно поднималось с самого дна, приглашая Кэссиди в свое царство прохлады и света.
Макушка Кэссиди исчезла под водой. Лунные шары остановились и вдруг стали лопаться один за другим, и свет в озере погас. Ночная птица прокричала в небе, в полете склонила голову набок, чтобы лучше видеть сад, в котором воскресшие, сами не зная почему, на секунду остановились, объятые невесть откуда взявшейся тоской.
В крипте Райан переходил от монитора к монитору. Он тщательно зачищал диск с записанной на нем Кэссиди, удалял ее следы, тонкие нити программных кодов, еще оставшиеся в общей матрице. Он делал все, чтобы не думать. Вообще. Удалить, удалить, удалить… Механические действия, четкие, профессиональные, и не более того. Шаги по полу, звонкие, гулкие. За спиной стоял самец оленя, Райан знал это. Но так и не смог обернуться. Казалось, что ладонью Райан снова чувствует теплое, мокрое от оленьей крови древко топора.
