Читать книгу: «Принцы Асгарда», страница 2
Ожерелье Брисингамен
История ожерелья Брисингамен, как её рассказывают сейчас, запутана и полна противоречий.
Неудивительно.
Каждый из её участников вовсе не пылал желанием правдиво поведать миру о своей роли в ней.
И у каждого были на то причины.
Братья Брисинги, как и весь род цвергов вообще – ребята очень скрытные. Но из-за вечных споров, кто из мастеров самый искусный – любители похвастаться. Так что надо быть глухим, чтобы не услыхать рассказ о том, как сама Фрейя отдавалась им четыре ночи подряд, по одной на каждого брата, ради того, чтобы заиметь себе вещичку их работы! Но любители похвастаться также обычно не брезгуют и прихвастнуть, вот и вопрос – можно ли им верить на слово?
Что до самой Фрейи – она утверждает, что ожерелье обменяла на благословение и какие-то свои магические дары. Учитывая то, что магия ванов в основном связана с природой, плодородием и плотской любовью, а также то, что жители бесплодных гор Свартальвхейма навряд ли интересуются огородами и садами, эта версия приобретает забавный оттенок и, в целом, не противоречит версии самих карликов.
От Всеотца лично информация не просочилась. Но он вынужден был как-то объясниться с женой, а даже Великая богиня по сути женщина, и утаить всё в себе она не могла и не хотела. По её словам, до слепого на один глаз Одина наконец-то дошло, что в случае с Фрейей его слепота распространилась на оба глаза, и какое счастье, что он наконец прозрел, и понял, что понятия «любовница» и «верная» несовместимы. И особенно несовместимы с Фрейей.
Впрочем, Фригга в этой истории никак себя не проявила, что говорит о её мудрости.
Что касается главного «злодея», то есть меня, то тут всё проще некуда. Рассказал я об этом только Тору. Тор сплетником никогда не был, но самую малость поведал Сиф, любительнице повыведовать любопытненькое до, во время и после любовных утех. Это были крупинки. Сиф сварила из них целую кастрюлю лжи, но зачем-то приплела туда Хеймдалля. То ли потому что не смогла его соблазнить, то ли ещё по какой-то своей непостижимой логике.
Видимо, Златоокий разозлился, поэтому впоследствии она о нём даже не упоминала, но сказка о том, как страж поймал гнусного вора Локи с ожерельем в руках, вылетающего мухой или выползающего змеёй из покоев Фрейи, прижилась. Несмотря на её абсурдность. Много вы видели змей и мух с руками? Вот и я тоже.
А всё было проще некуда.
Вообще, я всегда действую на импульсе. Мне сложнее пытаться объяснить, почему я поступил именно так. Ну, ладно, попробую.
Я не обласкан искренней любовью своих сородичей. По крови я чистый йотун, но размером не вышел, и меня выбросили ещё младенцем. Так что с кровными родственниками – полный провал.
Всеотец меня подобрал и воспитал в Асгарде среди асов и как аса. По-своему он меня любил… наверное. Я это плохо помню. Но иначе чего бы родной его сыночек Бальдр ревновал меня страшно и ни на минуту не давал мне забыть, что я – «недойотун», «микровеликан» и всё в этом роде? Причем не давал забыть не только мне, но и всем остальным.
Я же остро нуждался в любви. И я всегда её очень ценил.
Мне повезло – нашёл друга в сводном брате, любящую мать в приёмной матери, приятелей в во́ронах Одина, и до кучи у меня появилась отличная подруга!
Но подруга быстро повзрослела. Её суть, ванская суть богини любви, мощно заявила о себе. Как, кстати, и у Фрейра, который стал ей первым любовником. Но Фрейе было мало брата, её дар нуждался в развитии и распространении.
Как ни странно, наша дружба не переросла в любовь, хотя мы с тех пор не единожды делили ложе. В её колеснице всегда слишком много места для двоих, но и я никогда не претендовал на роль жениха.
Все понимали, что Фрейя сама выбирает кому дарить любовь…
Но. Неожиданно Один воспылал желанием прибрать прекрасную кошку к своим рукам, и настолько увлёкся затеей, что это стало всем заметно. Голову потерял. Каждым подарком, каждым часом, проведённым в её объятиях, он делал несчастнее Фриггу, свою верную жену – мою мать, которую я искренне любил.
Фрейю, кстати, он тоже счастливой не делал, разве что поначалу, но свободолюбивая кошка не могла оставаться в этом положении долго.
И, наконец, он выставлял идиотом самого себя.
Это надо было прекратить.
В общем, это я сейчас, задним числом, так всё вам расписал. А тогда, когда встретил уставшую, потрёпанную, ещё не смывшую с себя запах сынов Свартальвхейма Фрейю, сияющую, тем не менее, ожерельем на шее и улыбкой победительницы на лице, я без всяких рассуждений принял решение.
Тор мне потом сказал, что это было гнусно. В какой-то мере он прав. Но в борьбе против гнусности я гнусным не погнушался. И выиграл, правда, как всегда, не для себя.
И, нет, я ничего не крал, и никакой Хеймдалль не гонялся за мной, и не было у нас сражений за ожерелье с превращениями в тюленей. То есть, такая драчка у нас как раз была, но давно и совсем по другому поводу, и Сиф приплела её, смешивая правду с неправдой.
Я попросту не дал Фрейе подготовиться ко встрече со своим могущественным любовником, столкнул их лбами тогда, когда даже ослепший от любви старик понял всё с первого взгляда.
В результате моего поступка выиграли все.
Один как от чар очнулся, видимо, попредставлял себе эти четыре ночи во всех вариациях. До тошноты.
Фригга повеселела.
Фрейя сперва впала в немилость, но все подарки сохранила, получила законную свободу и тоже воспряла духом.
Про карликов ничего не знаю. Вот им, возможно, и не повезло. Один мстительный. Но в отличие от добрых отношений с братишками Ивалди, с Брисингами у нас дружбы не складывалось, мерзкие они. Так что, если и порешил их Всеотец, то поделом. А ведь наверняка порешил, чёт после того ожерелья о них ни слуху, ни духу! Боюсь даже представить, как именно он это сделал. Брр.
Вот вам и вся правда про ожерелье Брисингов. А вот что в нём, кроме невероятной красоты, таится, почему наша переборчивая кошка согласилась трахаться за него с четырьмя отвратительными карликами – это долго оставалось тайной даже для меня. И приоткрылась эта тайна лишь в тот день, когда Тор переоделся в женское платье, чтобы выдать себя за невесту. Но это совсем другая история!
Омела
Златоокий видел всё. И одновременно. Сегодня ему было на что поглядеть. На севере происходила какая-то движуха, племена горных великанов, ранее враждующих, похоже, объединялись, это могло значить, что затевалась война, но пока вяло. Однако за этим он следил тщательно и не упускал ни одного передвижения. С особым интересом страж наблюдал за Мидгардом, резко переменившимся после сдвига временных пластов. Разумеется, не выпускал из вида Тора. Не потому, что соскучился по светловолосому красавцу, а с целью быть наготове, если придётся снова срочно вытаскивать его обратно.
Краем глаза он присматривал и за событиями в других мирах, что не помешало ему узреть как прямиком к нему топает тот, кого страж хотел видеть меньше всего, в чьём присутствии сейчас чувствовал себя неловко. А чувствовать себя неловко ему было непривычно и неприятно. Но увы. Помешать приближению зеленоглазого змеёныша он не мог.
– Привет-привет! – радостно помахал рукой Локи, улыбаясь так широко, будто они были старыми друзьями и не виделись пару сезонов.
Ну, по меркам Локи, «потерявшегося» на его личные шесть лет, не виделись и вправду давно. Вот только друзьями они никогда не были.
Хеймдалль молча кивнул. Чувство вины, заглушённое, но не ушедшее, все ещё глодало его совесть.
Это не прибавляло радости.
Локи, как ни в чем не бывало, уселся на низенький парапет возле моста. Бросил камешек в Бездну. Камень беззвучно исчез в нигде.
– Как жизнь, приятель? Не успел жениться, пока меня не было?
Страж мрачно посмотрел в прищуренные глаза йотуна.
– Ах да, всё время забываю, что тут времени прошло совсем ничего, вряд ли ты успел бы расстаться с девственностью, ты слишком носился с ней все эти годы!
– Тебе… – начал Хеймдалль и закашлялся, – что-то надо?
Локи бросил за ограду второй камешек. С тем же результатом.
– Ну, кроме несказанного удовольствия поболтать с таким дивным собеседником… Ой! – Локи вскинул брови в притворном удивлении. – Да, кажется, ты мне вовсе и не рад, и болтать не расположен! Что так?
Страж молча сглотнул. Притворное или непритворное, но удивление змеёныша закономерно. В конце концов, он не сделал Хеймдаллю ничего плохого. Кроме того, что страж был вынужден наблюдать то, что вовсе наблюдать не хотел. Этой ночью в покоях Тора.
Но ревность – это проблема личная. И она уже заставила его совершить один неблаговидный поступок. «Надо взять себя в руки» – подумал он и с усилием посмотрел на своего счастливого соперника, даже не подозревавшего, что он соперник. Но об этом никто и не должен подозревать.
– Тяжёлый день. Много событий.
– Часто приходилось открывать Биврёст?
Ах, вот в чем дело! Золотые глаза Хеймдалля просветлели – микровеликан не знал, куда подевался его возлюбленный брат! Вот зачем он припёрся!
– Если ты ищешь Тора, так бы и спросил. Я отправил его в Мидгард.
– Давно?
– Ещё утром.
– И, я так понимаю, обратно не возвращал?
– Можно и так сказать.
Локи поковырял ногой в попытке добыть ещё кандидата на упокоение в Гиннунгагап.
– Ну, и как он там?
– Неплохо, – уклончиво ответил Златоокий.
– Не можешь отправить меня к нему?
Хеймдалль обдумал вопрос.
– Не уверен, что это будет правильно. Тор сейчас… занят. Твоё присутствие вряд ли окажется желанным.
– Вот как? И чем же он занят таким? Знакомится с девицей? – хохотнул Локи.
– Ты как в воду глядел, – спокойно ответил страж, отслеживая реакцию.
Реакция его порадовала. Глаза наглого йотуна помрачнели.
– Хм. Но здесь отчаянно скучно! Да и Тор хотел, чтобы я пошёл с ним! Неужели не предупредил тебя?
– Нет, представь себе! – Хеймдалль оживился, почувствовав приятное удовлетворение. – А коль скучно – иди на главную площадь, там сейчас весело!
Локи вопросительно посмотрел на него.
⠀ – Бальдр! – пояснил Хеймдалль.
– Ааа! – протянул Локи. – Швыряние копьями в неуязвимого Светлого Принца! Всепапаша говорил, да я не поверил! Неужели действительно ему ничем нельзя навредить? Фрейя сказала, что её это дико бесит. Типа, ему бы на передовую, живым щитом, а не фигнёй страдать!
– Бальдр не терпит жестокостей войны, – возразил страж.
– Конечно, наша принцесса всегда падала в обморок при виде крови! Теперь хоть не узрит своей никогда, свезло парню!
– Разве что омелой поцарапается, – уточнил Златоокий.
– А что не так с омелой?
– Это единственное растение, у которого Великая забыла взять клятву непричинения вреда Бальдру.
Локи засмеялся:
– Не врёшь? Шучу-шучу, знаю – честнее тебя только смерть! А она-то сама в курсе?
– Нет. А зачем? Это не имеет значения. В наших краях нет омелы, а гонять Фриггу в те места, где она растёт, мы со Всеотцом не видим смысла.
– «Мы со Всеотцом!» – передразнил Локи. – Звучит! Однако, мне в отличие от наших мудрых асов, совсем неинтересно бросать в принцессу камешки.
– Метать их в Гиннунгагап тоже занятие так себе, – парировал страж.
– Верно. А потому, отправь-ка меня к брату, Златоокий!
⠀
***
Вороны влетели в тронный зал. На тяжёлое хлопанье крыльев, Один обернулся и, заметив в клюве Мунина тонкую скрюченную ветвь, улыбнулся уголками губ.
Сделав круг, птицы приземлились к его ногам.
– Так это и есть та самая омела? Выглядит безобидно.
Мунин положил ветку и отпрыгнул в сторону. Хугин покосился на него и ответил кратко:
– Она и есть. С трудом нашли.
– Хорошо. Теперь отправляйтесь по своим делам. Отдыхайте.
Всеотец дождался пока вороны улетят и поднял ветку. Провёл по ней рукой, шепча слова заклинания. Омела задрожала, распрямилась и заострилась, приобретая очертания дротика. Он снова зашептал. Дротик засветился тёмно-красным, заискрился и снова стал обычным с виду. Один удовлетворённо вздохнул:
– Теперь достаточно будет одного попадания.
Близкое знакомство
Я явился посреди улицы, и доспехи мои сияли в лучах высоко стоящего солнца. Молот привычно отягощал ладонь, а плащ весомыми крыльями хлопал по ногам. Я был величественен!
Но мидгардцы этого не поняли.
– Твою мать! Чего встал-то, клоун?
Плешивый муж зло таращился на меня, высунувшись из прорехи колесницы, в которую не было впряжено ни коня, ни козла. Колесница урчала и разражалась пронзительными звуками.
Оглядевшись, я понял, что меня окружают возничие похожих колесниц. Не покидая своих мест, они смотрят на меня и проявляют недовольство, не ведая почтения и страха.
Шум нарастал и крики множились.
Я только спустился в этот мир, но уже начал испытывать раздражение. Почуяв мой приближающийся гнев, Мьёльнир задрожал в руке, наполняясь пламенем битвы.
– Эй! – ко мне бежала дева, подняв над головой блестящий прямоугольник. – Охренел?! Быстро с дороги!
Она схватила меня за руку и потянула за собой, уводя от шумных колесниц и крикливых мидгардцев в них. Прямоугольник в её руке всё время был обращён ко мне.
Когда мы достигли стены возвышающегося строения, она отпустила меня и убрала блестящую штуку от лица.
– Ты дурак совсем? Жить надоело?
Она была необычной. Разноцветные жгуты, торчащие по всей голове, огромные дырки в ушах и рисунки на теле, едва прикрытом одеждами. Большие серые глаза смотрели на меня с интересом, без страха.
– Я пришел посмотреть этот мир, – начал я, но дева лишь громко рассмеялась, обхватив живот руками.
– Точно дурак! Ты вообще, откуда такой? Тпру, стой! Не отвечай! С Комик-Кона?! – она отступила, оглядывая меня с головы до пят. – Ты, блин, ещё бы на МКАДе вылез постоять!
Я половину из сказанного ею не понял, а на вопрос «откуда я», она просила не отвечать. Так что я молчал.
Потом дева вопрос повторила, и я ответил, что мой дом не здесь, что я асгардский воин и сын Одина.
Она закатила глаза и засмеялась ещё сильнее.
– Мне такие двинутые ещё не попадались! Не, ты прикольный! А расскажи ещё чего-нибудь?
Она снова подняла блестящий прямоугольник к моему лицу.
– Что это за штука и зачем ты всё время поднимаешь её?
Дева расширила глаза, закашлялась:
– Это ты про мобилу? Блин, круто играешь! А как тебя зовут?
– Тор, сын Одина.
– Понятно. По-человечески как зовут?
– Тор.
– Да, блин, мама с папой как назвали?!
– Тор!
– Ёооо! – снова закатила глаза. – Хрен с тобой, не хочешь говорить, не надо. Давай по кофе, Тор?
Она так резко поменяла тему разговора, что я немного растерялся, но это был первый житель нового Мидгарда, который хотел продолжить со мной беседу и вообще что-то спрашивал. В прошлый раз их безразличие удивило меня больше, чем волшебство цвергов!
– Я не знаю кофе.
– Угу, – она хохотнула, придвинулась вплотную ко мне, приподнявшись на пальцах, повернула свою блестящую штуку, в которой я с удивлением увидел нас с ней. – Пошли познакомлю.
И пока мы двигались в выбранном ею направлении, я узнал, что от рождения она Света, но обращаться следует Джанга, она бариста и «кофе её всё», что «шататься по городу в таком прикиде стрёмно», а «таскать с собой кувалду – ваще зашибись». Я возражал, но она не слушала меня, лишь показывала пальцем на проходящих мимо мидгардцев, с любопытством разглядывавших нас. Кое-кто тоже поднимал прямоугольники, похожие на тот, что был у самой Джанги.
Мой плащ широкими взмахами цеплял проходивших слишком близко, и я вынужден был перехватить его рукой. Мьёльнир скрылся в широких складках и перестал привлекать к себе внимание.
Я впервые был в жилище этого мира. В обитаемом жилище.
Здесь было тесно! Стены словно наползали, давили на меня. Даже стойло моих козлов было просторнее! Я всё время за что-то задевал. Ни повернуться, ни сделать жест руками. Джанга безостановочно смеялась и направляла на меня свой прямоугольник.
Наконец мне и самому стало смешно.
– Слон в посудной лавке!
– Ты продаёшь посуду?
– Живу я тут! Иди туда, – она махнула рукой в сторону одного из ответвлений, и я пошел в указанном направлении.
Здесь её обиталище оказалось чуть более просторно, и тут было окно.
Джанга шла следом.
Место она назвала кухней, и я в очередной раз удивился, как можно готовить туши для пиров на таком маленьком пространстве?
Она использовала предметы, которые жужжали и ревели, дымили и подогревали. И, кстати, я увидел водопад, о котором упоминал Локи! Он, правда, оказался маленький и совершенно не такой, как я себе представлял.
От неожиданности я несколько раз хватался за молот, но опасности не было, а маленькая дева вряд ли могла быть угрозой мне – сильнейшему асгардскому воину.
Наконец она поднесла мне полную чашу с горячим питьём, чёрным, как ночь. Запах, дурманящий и сильный, ударил в ноздри, и я вспомнил, что уже чуял его – в той самой негостеприимной обители, где не смог утолить голод, а золото моё оказалось не желанным.
Я запомнил – это кофе! И пить его следует обжигаясь, неспешно, ощущая горечь вкуса и слабую кислинку послевкусия. Я пил и обжигался, и всё чувствовал. И это было ново!
Джанга продолжала думать, что я не искренен и смеялась надо мной, но не обидно, в её смехе я не ощущал зла.
– Так ты с Комик-Кона?
– Я из Асгарда. Я говорил тебе.
Джанга связала веревкой разноцветные жгуты на своей голове, от чего они торчали вверх, словно сухие ветви, и, поглядывая в мою сторону, безостановочно касалась пальцем своей прямоугольной вещи. Она вообще почти не выпускала её из рук, и вещь всякий раз настойчиво звенела, призывая снова и снова касаться себя и гладить.
– Блин, ну вот нафига ты так тупо врешь?! Асгард – это сказки. Его нет!
– Асгард есть! Я оттуда. Это мой дом. Почему ты не веришь? – я даже перестал пить кофе, хотя мне очень понравилось питьё.
Джанга развернула ко мне вещь (я никак не мог уловить её название), и я увидел странного вида постройку, большую водную гладь, длинный разноцветный мост через неё и непонятного вида… я даже не мог понять – что это?! Я перевёл взгляд, она внимательно смотрела на меня:
– Ну, видел?
– Видел. А это что?
– Это – Асгард! – она широко улыбнулась, словно одержала славную победу.
Я засмеялся:
– Нет! Это не Асгард! В Асгарде нет таких мест!
– Ну вот же, смотри – это дворец, – она показала пальцем на большую ступенчатую постройку. – А это вертушка в которой тот, с желтыми глазами, стоял. А это мост! Как его там? Би… Би…
– Биврёст!
– Во! Точно! Это самое слово! Короче, у тебя своя версия? И, кстати, в кино Тор с другой причёской ходил, так что ты средненько косплеишь. Но придуриваешься зачётно!
Я всё же не понимал на что она указывает и думал, может стоит рассказать ей больше – о великом ясене и о девяти мирах, о величественных чертогах, парящих в облаках, и прекрасных садах Идунн, о единой судьбе наших миров. Что вообще она знает о моём доме? Что она знает о непрерывных битвах, которые мы вели, о славных победах? Что знает она о великой магии, сотворившей мой Мьёльнир? Может, показав его силу, я смогу убедить её, доказать, что она зря мне не верит?
Не отводя от неё глаз, не поднимаясь, я протянул руку, и молот, качнувшись, устремился ко мне от дальней стены.
– Э! Э! Это ты как сделал?! Блин, положи эту хрень сейчас же! – Джанга почему-то закричала, вскочила, опрокинув чашу с питьём, темные струйки разбежались по сторонам, и прямоугольная вещь в её руке пронзительно зазвучала, вероятно тоже испытав страх.
А я не двинулся с места, силясь понять, что произошло?
Ведь она была спокойна и не боялась говорить со мной, она проявила гостеприимство, уважила меня, я был к ней добр, даже когда она посмеивалась над моим незнанием. Я был терпелив и благодушен. И что сейчас не так? Почему она испугалась, а требующая ласки вещь кричит человеческим голосом? Что это за магия?
– Это Мьёльнир – лучшее творение цвергов!
– Да мне насрать чьё это творение! Как эта херня сейчас прилетела?! Блин, реально, что ты за псих?
Я встал, досадуя на то, что так хорошо начавшееся знакомство перестало быть благожелательным, и внезапно осознал, что её неверие мне было неподдельным. Она не слышала моих возражений, она полагала всё шуткой. И теперь Джанга говорила много незнакомых слов, в которых я подозревал оскорбления. Она кричала и вместе с её криками рос мой гнев, а молот начал раскаляться.
Её странная вещь прекратила издавать человеческие крики и смолкла, но только лишь для того, чтобы снова начать кричать, и Джанга тряслась и размахивала руками, словно ничего не слыша.
Я указал молотом на источник шума:
– Заставь это замолчать! Когда вы кричите вдвоём, я совсем ничего не понимаю! Я пришел в твой дом с миром, так не буди мой гнев!
Она успокоилась так же быстро, как и расшумелась. Без всякой нежности хлопнула кричащей вещью об стол и наставила на меня палец:
– Так, всё! Хватит играть! Ты кто? По-нормальному, а не все эти Тор-Мотор. Я думала, ты прикалываешься и будет забавно, но ты какой-то… Блин, положи эту свою херню! Все! Стоп! Давай по-нормальному, без фокусов. Да опусти ты эту хрень!
Я всё ещё стоял, направив в её сторону Мьёльнир, но он уже почти не светился, отзываясь на моё призванное спокойствие. Опустив руку, я сел на маленькую квадратную скамью, поставив молот к ногам.
Джанга не спешила садиться.
– Так, – она подняла опрокинутую чашу и, наконец, тоже присела. – Давай попробуем ещё раз. Ты кто? Чем занимаешься?
Она выжидательно смотрела мне прямо в глаза, и я подумал, что сейчас самое время воззвать к Хеймдаллю и уйти, забрав её с собой. Останавливало только то, что в моём доме она не могла быть мне полезной, да и не было у смертной шанса, попав в чертоги, вернуться обратно.
Я выдохнул, успокаивая мысли, и уже в который раз повторил:
– Я – Тор, сын Одина, воин Асгарда…
Она не дала мне договорить, снова схватив свой блестящий прямоугольник:
– А теперь ты слушай сюда! – она снова начала гладить и касаться пальцами этой вещи. – Вот! Читаю – «Асгард, Осгор – „ограждённый участок асов“ – в скандинавской мифологии небесный город, обитель богов-асов. Асы – существа порядка, ведя войну с ванами – существами природы, построили укреплённый Асгард.» Скандинавская мифология! Ясно тебе? Мифология! Никакого Асгарда нет и никогда не было. Так что, бро, у тебя охренеть какая фантазия, только не надо по ушам ездить, что это всё правда. Теперь давай по-нормальному – чем ты занимаешься и как эта кувалда летает?
Я озадаченно смотрел на неё. Она быстрее Фрейи переходила от гнева к любопытству.
Я молчал, она тоже молчала, тараща на меня серые глаза, в которых снова не было ни тени страха. Определенно, она начинала мне нравиться. Будь она валькирией, я бы был рад с ней в шутку побороться. Джанга достойная дева, но она не верила, что мой мир существует, и под рукой у меня сейчас было единственное доказательство.
Я снова поднял Мьёльнир и протянул, показывая его ей:
– Этот молот – удивительное творение Брокка и Эйнтри. Он может убивать и воскрешать, он раскаляется пламенем битвы, он возвращается ко мне, куда бы я его не метнул, – я поставил молот и продолжил. – Он не знает поражения. Это лучшее оружие, что признали все асы. И никому не под силу его поднять, кроме…
Она не стала слушать, махнула на меня рукой:
– Мне вся эта фигня не интересна. Я спрашивала, как эта хреновина сейчас к тебе прилетела? Что ты сделал? Там магнит или радиоуправление? Ты физик что ли?
– Я сын Одина!
– А я дочь Сергея и что? Ты задрал одно и тоже повторять! Давай, показывай, как это работает.
Она резко вскочила и метнулась к моему молоту, схватив и попытавшись поднять.
– Это не под силу ни асу, ни вану, ни йотуну. Уймись, смертная!
Она кряхтела и сопела, лицо налилось кровью, разноцветные жгуты тряслись от напряжения её тела, но Мьёльнир стоял неподвижно. Я с интересом наблюдал. Поняв, что руки ей плохие помощники, она попыталась пнуть молот, но лишь громко вскрикнула и присела, обхватив ногу:
– Нифига себе! Из чего он сделан?!
– Только Брокку и Эйнтри это известно.
– Брокк и Эйнтри – это кто?
– Цверги. Свартальвхейм их мир, а Нидавеллир чертоги…
– Пипец! У меня дома псих с кувалдой, которого я сама притащила… Ой-ёоо…
Она обхватила голову руками и негромко завыла.
Сидела она долго и завывания то стихали, то нарастали с новой силой. Сначала это было забавно, но вскоре наскучило, и я коснулся её плеча:
– Встань, я желаю говорить с тобой.
– Знаешь, – она подняла голову, с каким-то другим выражением лица. – Я вот думаю, если на секундочку, на совсем маленькую, представить, что ты то самое, про что говоришь, то ведь можно смело утверждать, что зелёные человечки существуют. Ты веришь в зелёных человечков?
Я не знал, кого она имела в виду, потому решил не отвечать. Джанга смотрела на меня, раскачиваясь из стороны в сторону, и вскоре я поймал себя на том, что тоже покачиваюсь.
Рукой остановив шатающуюся деву, я наконец ответил вопросом на вопрос:
– В твоём жилище есть более удобное для бесед место?
– А чем тебе кухня-то плоха? Разговариваем вот, вроде.
– Здесь тесно и неудобная скамья.
– Табуретка, громила! Это табуретка. Слушай, так ты реально не отсюда или все-таки за нос водишь? Ну-ка, подними эту штуку, – она постучала пальцем по рукоятке молота. – Хотя, какой смысл? Ты всю дорогу эту байду таскал, как будто она ничего не весит. А я её поднять не могу, а при хорошей подготовке ведь соточку жму! Плечи у тебя нехреново раскачены… Но даже ты с соткой в руке гулять бы не смог. Значит всё же какой-то приборчик… Черт, прямо хоть раздевай тебя!
И вот тут я начал понимать, зачем Джанга пыталась разозлить меня и вела себя странно. Я рассмеялся:
– Так вот что ты хотела?! Узнать, каков сильнейший Асгардский воин?! Я многих слов не понимаю, но сейчас я понял тебя. Нет, Джанга, я не хочу разделить с тобой ложе. Я спустился в твой мир, чтобы познать его, не тебя.
Она тоже рассмеялась, словно обрадовалась моему пониманию. И смеялась так счастливо, что слёзы туманили её глаза.
– Какое ложе?! Ты о чём, озабоченный?! О чём ты думаешь-то?! – сквозь смех голос её стал тонким, срывался.
Но она смеялась и смеялась, а я снова недоумевал:
– Разве это не твои слова «хоть раздевай тебя»? Разве это не для того, чтобы увидеть меня во всей…
– Да причём тут ты?! Я хочу увидеть прибор, которым ты этой кувалдой управляешь, а не твой перспективный стояк! Кстати, как твой молоток называется, забыла?
– Молот! Мьёльнир. Так почему ты желаешь меня раздеть?
– Да потому, что в руках у тебя ничего нет, остальное я не вижу, но эта фигня, которую я с места сдвинуть не могу, порхает как бабочка, когда ты к ней руку тянешь. Понял?!
Я понял. И понял, что и теперь ничего ей не объяснил, вздохнул и начал ещё раз с самого начала:
– Брокк и Эйнтри, мастера-кузнецы, на спор выковали этот молот, и мой брат в том споре проиграл.
– Так у тебя ещё и брат?! – Джанга щёлкала ногтем по рукоятке молота и уже без смеха смотрела на меня. – Значит крутыши-кузнецы сделали вот это? И чего брат? Хотя, ладно, про брата потом расскажешь. Так как эта штука летает-то?
Я привалился к стене и поднял руку. Мьёльнир дрогнул, и рукоять легла мне в ладонь. Джанга вытаращила глаза, словно впервые это увидела:
– Но как?!!! И ты его ещё и держишь! Ну-ка, а поставь его вон там, – она махнула рукой куда-то в глубину своего жилища. – Чтобы ты его не видел. Наверняка прибор работает только в зоне видимости, оттуда эта кувалда ведь не прилетит, правильно?
Я усмехнулся:
– Молот вернётся ко мне сквозь любую преграду. Я разрушу твое жалкое жилище!
Джанга поднялась и стояла, почесывая нос:
– Так, хорошо, давай я сделаю вид, что я не слышала про моё «жалкое» жилище, что я тебе верю, что ты Тор-забыла-чей-сын…
– Одина!
Она отмахнулась:
– Его самого! Что ты зашибенски крутой и вообще не отсюда, и никаких технических штучек у тебя нет, а есть исключительно вот такие фокусы-покусы, которые я нихрена не понимаю. Я сделаю вид, что это не тупой розыгрыш, но мне нужны доказательства посерьезнее.
Я поднял брови, это был вызов и бросала мне его смертная дева. Без тени страха! Словно истина была с ней, а не со мной. И это было глупо. Мне доказывать, кто я, в мире, которому мы покровительствовали от самого его создания! Я скрипнул зубами, но сам себя остановил, вспомнив, что мир этот другой. Совсем другой! Потоки времени смешались, соединив миры и разорвав привычные связи. Нет того Мидгарда, который я знал. А этот Мидгард не знал мой Асгард. Мы сшили новое полотно нитями времени, потоками магии, единой объединённой силой и одной жертвой.
Это новый чуждый мир!
Мне нужен был Локи. Здесь. Сейчас.
Мой мысленный зов был краток, но ещё более кратким был звук, который я услышал. И Джанга тоже.
Воздух задрожал, как болотная топь, просветлел и разорвался с тихим шелестом сиянием радужного моста. Мой брат шагнул вперёд, и стало совсем тесно.
– Привет! Не ждал? – Локи довольно улыбаясь, наклонился, хлопнув меня по плечу.
Я посмотрел на притихшую деву. Она была неподвижна. Её решительность исчезла, как исчез и румянец со щёк. Бледной тенью стояла она в своем собственном жилище и, кажется, последние сомнения развеялись. Магия! Чистая магия сотворённая на её глазах. Внезапное появление брата, похоже, убедило её в том, что всё, сказанное мною, не было пустой болтовней.
Расширившимися глазами она смотрела на Локи, который с любопытством оглядывался по сторонам:
– Тесновато. Впрочем, когда я здесь жил, квартирка у нас тоже была с гулькин хрен. Надо же, а кое-что изменилось! Значит время ещё немножко подвинулось. Вот такого у нас не было! – он повернулся к недавно жужжавшему и гремевшему творению, которое давало темное горячее питьё. – Это что, кофе? Ммм, вкусно пахнет! Как оно работает? Эй!
Брат помахал рукой перед лицом остолбеневшей девы. Я встал, перехватив молот, отстранил брата и негромко поинтересовался:
– Зачем ты здесь? Наигрался с кошкой? Скучно стало?
Локи дёрнул бровями и улыбнулся, словно мы не расставались, а он не изменял своему обещанию пойти сюда со мной:
– Обиделся на меня что ли?! Так я же пришел! И ты тут тоже не скучал, Златоокий всё видит, сам знаешь. А она миленькая!
– К ней следует обращаться Джанга. Она хозяйка этого жилища…
Краем глаза я уловил движение и едва успел подхватить падающую деву.
– Опаньки! Ну, дела! – Локи потянулся заглянуть ей в лицо. – Надо её куда-нибудь пристроить!
Он неспеша двинулся в глубину обиталища Джанги, с любопытством оглядываясь по сторонам, а я перехватил ставшее безвольным тело. В моих руках она была как тонкая ветвь, и сквозь доспехи я не чувствовал её. Подняв деву на плечо, я пошёл следом.
Мой брат толкнул одну из дверей:
– Ух ты, какая штуковина! Это телек что ли?
– Сюда клади! – Локи встал рядом с ложем, покрытым странной тканью.
Опустив тело Джанги, я выпрямился, все ещё не выпуская из рук Мьёльнир:
