Читать книгу: «Сверкающие бездны лабиринтов, или Прикосновение к вечности», страница 3

Одна запись особенно потрясла его.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Сегодня записывал что-то долго, до изнеможения, подсчитал – тысяча строк ни о чем?! Оказывается, можно жить, жить… и так, что с каждым днем жизнь твоя будет терять смысл. Смысл будет истекать по капле. Так и получается – жизнь, которой не было. И моя жизнь сейчас похожа на зияющую изнутри пустоту. Так вот и эпохи: одна переполнена событиями, подвигами, геройствами, революциями, а в сущности, это эпохи смерти, какой-то бессмысленной возни. А есть эпохи ничем не примечательные, эпохи созидания, которые мы понимаем по прошествии десятков, а то и сотен лет. Я спрашиваю себя, как может быть возможна пустая эпоха? Здесь кроется какая-то тайна космического масштаба. Опустошение души есть начало опустошения бытия…

Какой закат!!! Это невозможно изобразить на холсте, невозможно описать словами, невозможно подобрать музыку, этим можно только любоваться, единожды в жизни: и восторг, и окрыленность, и обновление, и экстаз души могут быть запечатлены, зафиксированы только в какой-то мысли-идее. Так же, как музыка в архитектуре или то, что я пытаюсь воплотить в Арниках. От такого восприятия душа наполняется невидимыми бессмысленными переживаниями».

Скулд перевел взгляд с дневника на диван: девушка спала в той же позе, какой уснула два часа назад, свернувшись в клубочек, подобрав ноги к самой груди. Со стороны города доносились редкие выстрелы.

«Значит, мятеж уже полностью подавлен!» – с сожалением и грустью подумал Скулд.

Но душу его переполняло, разрывало на части чувство сопричастности чему-то большому, огромному, рождающемуся здесь, в маленькой сторожке. Он понимал важность происходящего и приравнивал это событие к событиям, по значимости равное рождению живого существа на Земле. Он понимал, что открывает – первый открывает (!) – Новое ИНОЕ Знание, выстраданное и завоеванное Бродячим Поэтом.

Не важно, что оно, конечно, в принципе было не новым, но для него оно – новое.

И еще одно обстоятельство вдохновляло его более всего: он принимал эту молчаливую исповедь со стороны Поэта, иссякающего, тающего на глазах, но еще дышащего, пытающегося хоть на мгновение продлить путь своего земного бытия.

Для Скулда это был долг перед умирающим – прочитать всё самое сокровенное – то, что Поэт доверял своему дневнику на протяжении пятнадцати лет своих странствий. Он словно священник выслушивал последнюю на земле исповедь неприкаянного и, в сущности, безгрешного человека. А раз так, то это уже была не исповедь, а пророчество или то, что некоторые маргинальные ученые назвали Агонийным Бредом.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Идеи не умирают. Они перетекают из прошлого в будущее и обратно. У них нет настоящего. Никогда не останавливаясь, идеи живут тем, что бесконечно перебирают формы своего осуществления. Из-за этого кажется, что идеи исчезают, но они всего лишь погружаются в глубину самих себя, или в глубину каких-то человеческих дефиниций и светят нам из глубины. Их свечение кажется тогда таинственным и не поддается простому объяснению словами (вербально) или понятиями. Можно, верно, лишь молчаливо созерцать, слышать, ощущать, это глубинное свечение. Можно в него верить, или не верить. Но необходимо всегда ЗНАТЬ, что оно существует, и что существует некая непознаваемая глубина всего сущего и существующего.

Чтобы правильно мыслить о мире, необходимо научиться его правильно ощущать.

Одно из самых главных ощущений, которое рождается в момент открытия звездного неба – ощущение окрыленности – беспредельности – необъяснимости окружающего мира и ничтожности тебя внутри чего-то большего. Это и будет внутреннее твое ощущение не где-то за пределами, а внутри тебя самого. Кажется, что это очень легко – пребывать в космосе и ощущать себя космическим существом (но это очень непросто и это единственное, к чему человек должен стремиться, о чем не должен забывать).

Пока ты не испытаешь хотя бы однажды это ощущение внутреннего существования (одновременно!): тебя внутри космоса и космоса внутри тебя – ты не вправе считать себя живым существом. Это и есть главный нравственный закон – «ОЩУЩАТЬ СЕБЯ ВНУТРИ КОСМОСА И КОСМОС ВНУТРИ СЕБЯ». И только так сохранишь себя.

Нравственный закон был утрачен людьми. Нравственный (производное от «наравне со всем окружающим», «с миром на равных») – это обозначение момента самостояния (уединенной исповеди) человека перед бездной космоса. Нравственность – есть ПРАВДА!!!

…Человечество в целом оторвалось от космоса. Как только и чем только человек (человечество) не сохраняло эту связь: лабиринтами, пирамидами, соборами, храмами, разного рода системами гаданий, заклинаний, преданиями, обрядами, религиями, и все оказалось тщетным. Последнее, что изобрел человек, чтобы быть СОПРИЧАСТНЫМ к космосу – ПОЗНАНИЕ (науку). Но и эта форма скоро исчерпает себя, а космос как был, так и останется непознанным. А ведь весь парадокс в том и заключается, чтобы как раз и сохранять всеми своими силами ЭТУ НЕПОЗНАННОСТЬ, НЕПОЗНАВАЕМОСТЬ. А в отношении с людьми ВЛЮБЛЕННОСТЬ, УДИВЛЕННОСТЬ.

Люди прошлого умели сохранять эту НЕПОЗНАННОСТЬ. Они считали НЕПОЗНАВАЕМОСТЬ мира его главным и фундаментальным свойством. На этом принципе строился способ их восприятия мира! Принципиальная НЕПОЗНАВАЕМОСТЬ вечно нарушалась АКТАМИ – ПРОРЫВАМИ ПОЗНАНИЯ и ПОНИМАНИЯ.

Когда мы создали лабораторию ИНО (Испытание Неизведанных Ощущений), то первым делом поставили задачу вернуть человечеству способность внутреннего ощущения и самоощущения.

Ведь что самое интересное: НРАВСТВЕННЫЙ закон сам по себе может родиться только внутри живой души. Просто абстрактно, спонтанно, отвлеченно он никогда не появится, т. е. постижение каждым человеком НРАВСТВЕННОГО ЗАКОНА (Н.З.) – это момент его рождения внутри человека, таким образом открытие Н.З. есть его рождение внутри человека и это, по сути, и будет называться РОЖДЕНИЕМ ДУШИ или ОБНОВЛЕНИЕМ ДУШИ (при многократном повторении).

В своей лаборатории нас было трое, дерзнувших ощущать что-то такое, чего никто из людей не ощущал на этой земле. Мы были первопроходцами неизведанной страны ИНООЩУЩЕНИЙ, ИСПЫТАТЕЛЯМИ НЕИЗВЕДАННЫХ ЧУВСТВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, испытателями ЦЕЛОСТНЫХ СОСТОЯНИЙ СОЗНАНИЯ (в пику измененным состояниям сознания, которых можно достичь с помощью разных практик, психотехник и наркотиков – от легких до убийственных.

Мы всем своим существом старались обновить мир и самих себя. Мы просто поняли, что самое главное, что стремительно приводит к гибели цивилизации, – это УСТАРЕВАНИЕ МИРА (всех его ипостасей и слоев), и мы пытались найти противоядие такому УСТАРЕВАНИЮ.

И такой процесс чудодейственного обновления, происходящего каждый раз в момент ощущения себя внутри космоса и космоса внутри себя, мы назвали ДАЙМОНИЕЙ.

В тот самый год (2011), когда каждый из нас троих осуществил внутри себя этот ПРОРЫВ в другую Вселенную – ДРУГОЕ ”Я”, в стране случился криминально-коммерческий переворот. Мы стали никому не нужны со своими мистическими бреднями и неизведанными ощущениями. Людям стало важнее ощущать в своих руках бумажные купюры, они упивались этим вкусом денег. Деньги заменили людям все: здравый смысл, любовь, разум, душу…

Деньги изначально и были придуманы, чтобы скрывать ТОТАЛЬНУЮ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ этого мира и НЕСОВЕРШЕНСТВО ЧЕЛОВЕКА (искусственно насаждаемое!).

Но ведь должен всегда оставаться в этом мире один, кто придает этому миру смысл. Иначе…. Иначе человечество погрязнет в войнах. И весь путь человечества будет извечно вращаться по кругу: утопия – антиутопия – война (самоуничтожение) и т. д. и т. п. И некому будет прервать этот круг: демократия – тоталитаризм – война – смута; демократия – тоталитаризм – война – смута; демократия – тоталитаризм – война – смута… И так бесконечно, только в разных формах проявления и разных способах осуществления!

Вот так каждый период отдохновения – смута – эпоха массовых потрясений и беспорядков, перетряска общественных штампов, шаблонов, ярлыков, устройств, эпоха хаоса и падения нравов – фейерверк маленьких войн. Передышка перед очередным циклом. Переход! Превращение большой войны в миллионы маленьких войн, в каждой душе и в каждом сердце.

И с каждым разом всё краше, заманчивее, убедительнее, бездоказательнее и неотвратимее утопия, всё ожесточеннее, завуалированнее, монолитнее, беспросветнее антиутопия и всё кровопролитнее, неистовей и бессмысленней войны…

А смута – это продолжение всё тех же военно-биологических войн, но перерастание их в информационные, ресурсные, технологические, идеологические, национальные, религиозные, торговые, психические, социальные, бытовые, криминальные (пожалуй, в первую очередь).

Мелкая война, бывает, отводит большую войну. Скорее, оттягивает момент большой войны.

Война идет постоянно, то нисходя на уровень масштаба человеческой души, то восходя на половину земного шара.

Так всегда – после антиутопии (коммунистической или социал-демократической, социал-националистической, какой угодно, после триумфа этих идеологий), если эта антиутопия выдержана во времени, не затянута и не перезревшая, после антиутопии или на ее фоне всегда разыгрывается самая страшная война. Война здесь – расплата за потерю духа свободы, за раболепство.

На более мелком отрезке времени эти циклы рекурсивно, фрактально повторяются, и тогда антиутопии имеют не такую выраженную фактуру, и сменяются они самоуничтожением, т. е. люди наполняются ненавистью друг к другу, ненавистью, которая может в любую минуту перерасти в реальную войну».

Скулд боялся не успеть до рассвета. Он весь дрожал, боясь одного – не разобрать строк. Очки то и дело сползали с покрытого капельками пота носа, и Скулд беспрестанно поправлял их.

Почерк в некоторых местах был действительно безобразным, почти неразборчивым, мало того, иногда строчки были залиты не то водой, не то чаем, а может, и слезами.

Скулд читал по возможности быстро, как мог, то и дело поднимая глаза к больному, прислушиваясь к его тяжелому, прерывистому, свистящему дыханию.

Скулд читал… Он старался понимать.

В этом понимании он видел свой долг. Последний долг на этой земле (тринитарный императив ДОЛГА). Он жаждал исполнить свой долг с честью. Каким-то высшим чутьем, какое было даровано ему свыше, он ясно, интуитивно осознавал, что в понимании одного человека другим и заключается тот самый заболтанный и затасканный, пресловутый, так тщательно искомый всеми людьми, СМЫСЛ ЖИЗНИ!

Пребывая уже в старческом возрасте, прожив длинную и трудную жизнь, Скулд, кажется, только сейчас осознал, как важно понимать человека. А может, в этом понимании и заключен смысл человеческой жизни?

Поэтому так важно, до безумия важно и нужно понимать…

Из дневника Бродячего Поэта:

«Многие, с кем я встречался и встречаюсь, находят странным мое занятие: творчество – сочинительство Арник. До сих пор никто, да и я сам, не смог дать такого определения этому феномену, этому чуду, этой светящейся и парящей свободно мысли, схваченной в слове или музыке, застывшей в образе. Да, Арника – это музыка слова, исповедь боли! Арника – это исповедь сердца. Это застывшее дыхание Бытия! Одна из бесчисленного множества снежинок, пойманных на язык в далеком и неповторимом детстве. Это та вечно существующая, но неуловимая ГАРМОНИЯ ВСЕГО.

Многое нарисовано (да, не удивляйтесь!), именно нарисовано – девятьсот девяносто девять Арник. Последние одиннадцать лет я ищу гармонию Арники – тысячной по счету. Последней».

Скулд на некоторое время закрыл дневник. И открыл толстую тетрадь, состоящую из пяти или шести тонких, на плотной обложке было выведено белой эмалью: «Арники». На обратной стороне обложки было крупно написано: «1000 Арник – это великое предназначение того, кто встает на путь поиска ИДЕИ в вечном странствии на Земле».

«Ну, вот и до Арник добрался, – с гордостью и удовлетворением подумал Скулд. – Эх, сейчас бы излиться своему дневнику, да времени нет. Охо-хо, боюсь, не дотянет он до рассвета…»

Старик с грустью посмотрел на настенные часы – стрелки словно застыли на цифре 12. Сколько он ни смотрел на циферблат, – может, минуту, две, три, может, вечность, – а стрелки не двигались с места. Скулд попробовал прочесть Арнику под номером один:

 
Хрусталики льда на губах
Тают от поцелуя…
Истекает слезами душа…
 

Из дневника Бродячего Поэта:

«Иногда, встречая кого-то в дороге, я прочитываю ему Арнику, с которой потом расстаюсь (забываю бесследно). Арника ведь – это новая, вдохнутая в человека жизнь. Подаренная Арника становится его жизнью».

Теперь Скулд читал дневник, иногда переключаясь на Арники, чтобы понять, уяснить для себя: что же это все-таки такое – стихи, хокку, афоризмы, мысли, идеи, мыслеобразы… а может, бред?..

Под каждой начертанной на листе Арникой было нарисовано нечто похожее на иероглиф. Или нет – лабиринт. Да, конечно, лабиринт. Каждой Арнике соответствовал свой лабиринт – лабиринтообразная фигура.

Арника была ключом к пониманию лабиринта. В Арнике был зашифрован правильный путь, следуя которому можно достичь центра лабиринта или войти и выйти из него…

…Вдруг гробовую тишину разорвал слабый шепот умирающего Поэта.

Кажется, Скулд сам начинал бредить или сходить с ума. Он сразу не понял, откуда этот голос: сверху или снизу, из преисподней или из бездны? И он непроизвольным движением нарушил свою застывшую позу и подался вперед, чтобы разобрать слова больного.

– Там, на последней странице, незаконченная Арника…

И Скулда прошиб холодный пот, он чуть не упал со стула, но на каком-то последнем нерве удержался и с горечью и непередаваемым удивлением подумал: «Как же так? Стоя одной ногой в могиле, перед бездной, этот несчастный умирающий человек еще продолжает творить! Это же сверх всякой меры!!! Сверх понимания!»

Скулд открыл последнюю страницу тетради, беспрекословно повинуясь просьбе страждущего. И сквозь нависшую на глазах пелену увидел светящиеся строчки незаконченной Арники – пророчества. Буквы светились, словно упавшие все разом на землю звезды с неба. Больной таял как свеча, и ничего-ничего нельзя было сделать.

Поэт опять впал в забытье.

Эта неизбежность Небытия более всего угнетала Скулда. Он обхватил шальную голову руками, бессильный остановить надвигающуюся неотвратимость Небытия.

– Читай!

Бездна разверзлась!..

 
О, как близка и недоступна сердцу!..
О, как таинственно чиста и животворна!..
Как целостно пуста и до безумия понятна!..
Бесчувственна до боли! Бездыханна!..
О, как смертельно притягательна она —
Зияющая бездна мирозданья!..
 

– Перепиши… – Поэт тяжело задышал. – Последнюю строку: сверкающая бездна… Сверкающая бездна… Я вижу ее и падаю…

Это было сказано так тихо, так обреченно тихо, что Скулд не услышал слов…

Поэт впал в забытье.

Скулд опять открыл дневник и, как ни странно, в который раз опять нашел ответ на рой возникших в его голове вопросов.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Лабиринт – символ бесконечного поиска смысла вообще. Лабиринт – это странствие не к центру или выходу, это тяжкий путь вглубь себя, к себе. Все, что я знаю о лабиринтах, это то, что они символизируют собой ТРИЕДИНСТВО ИПОСТАСЕЙ (тринитарный императив): ПОЗНАНИЕ СЕБЯ, КОСМО-ХАОС, Целостность человека и КОСМОСА. Лабиринтов и сейчас на Земле сохраняется великое множество – на поверхности, а сколько скрыто под слоем земли?! Человек, прошедший три раза по лабиринту, становится одержим этим хождением, а значит, и одержим поиском Истины и Правды, поиском Родственной Души.

Лабиринт – это нечто вроде эзотерической метафоры, подобной философскому камню Алхимиков. В лабиринте закодировано сокровенное знание о Мироздании. Алхимики ведь не камень искали, а душу, или способ вечного воскрешения души, новый образ души, к тому времени (XIII–XV век) потерянный или УСТАРЕВШИЙ.

Попытка получить золото была не чем иным, как поиском нового смысла бытия. Для меня жизнь моя и земля – лабиринт.

Лабиринт лишь внешне (вид сверху) похож на плоскую округлой формы фигуру, но, парадоксальным образом, в лабиринте, скользя по поверхности, идя по кругу, погружаешься внутрь – внутрь тайны, внутрь своей души, внутрь ВЕЧНОСТИ. Но это не есть ОБРЕТЕНИЕ ВЕЧНОСТИ, но лишь бесконечно рождающееся ПРИКОСНОВЕНИЕ К ВЕЧНОСТИ!!!

Эта парадоксальность лабиринта и потрясает меня вечно необъяснимым феноменом. Когда ты выходишь из бездны (глубины) души – перед тобой открывается лишь другая бездна КОСМОХАОСА. Идя по лабиринту, ты с каждым своим шагом, вздохом-выдохом, ощущением, жестом, мыслью, идеей, реакцией, творишь его. Ты наполняешь лабиринт жизнью. Путь по лабиринту есть творение лабиринта.

Последние десять лет меня преследует, – да не просто преследует, а просто сжимает горло и душит, душит – навязчивая Идея.

А идея, в сущности, проста: я хочу умереть в одиночестве, в полном (если не сказать в абсолютном) одиночестве. Я хочу, чтобы никто не видел, как я умру; чтобы ни один человек в этом мире не смог указать место моего захоронения.

Пусть думают, что я исчез во вселенной. Исчез, но не умер.

Значит ли это, что я боюсь смерти? Мы должны бояться смерти! Но бояться не каким-то животным инстинктом, а бояться высоко, открыто, вдохновенно, не физически, а духовно…

Но как ученый-иммортолог, как испытатель предсмертных состояний, которые мы называли Агонийным бредом, я говорю и утверждаю: умирать приятно! Это не призыв к смерти, к немедленному приношению в жертву своей жизни во имя какой-то Чистой Идеи. Это взгляд смерти в глаза – прямой, неотвратимый, дерзкий взгляд в глаза небытию! Взгляд из ИНОБЫТИЯ!.. Ибо только находясь в ИНОБЫТИЕ, можно любоваться (словно глядя в иллюминатор самолета) проплывающим внизу НЕБЫТИЕМ!.. Достижение Инобытия знаменует собой прорыв небытия и бытия (одновременно) – выход за их пределы, что, собственно, и делает их таковыми.

Кроме клинической и биологической смерти, следуемых одна за другой, есть еще фантомная смерть, имеющая свой ритм, свое измерение. Клинической смерти предшествуют: Кома, Агония, Агонийный бред. Это молчаливое прочтение твоей Книги Жизни.

Агонийный бред – это грандиозное открытие нашей лаборатории. Оно было сделано накануне закрытия Института Космопсихологии. Мы тогда умолчали об открытии, дабы не тревожить общественность и не шокировать научную элиту.

Кто-то, может, и усмехнется – что за бредни: Агонийный бред? Но, может, это такое состояние, изучив которое, мы откроем тайну ЯСНОВИДЕНИЯ. Агонийный бред – это высшая форма проявления ЯСНОВИДЕНИЯ. И мы были близки к полному объяснению условий, при которых наступает Агонийный Бред – бред ЯСНОВИДЕНИЯ.

Агонийный бред – это видение переселенной в другого человека своей души. Человек переживает свое бытие как небытие. Кроме агонийного бреда существует еще два: Исповедальный бред и Парадоксальный бред. По силе и спектру рождающихся эмоций и чувств, они, конечно, уступают по силе Агонийному бреду. И если Исповедальный бред и Парадоксальный бред можно испытать в течение жизни многократно, то Агонийный бред вообще испытать единожды могут единицы на этой Земле.

(Парадоксальный бред предшествует Исповедальному, Исповедальный – Агонийному.)

Но есть места на земле, где Агонийный бред можно испытать два или даже три раза, при этом оставаясь в живых. И такие места называются Лабиринтами. Вот одно из предназначений лабиринтов, помимо того, что они являются точками связи земли и Вселенной.

Такова особенность пророчеств, которые в силах создать любой человек, но не все в них видят смысл, а большинство просто не находят сил, изможденные борьбой за выживание. Агонийный бред предшествует смерти, настоящей биологической, физической смерти человека (индивида). Вот коварство и трагизм, ирония этого бреда – в том, что человек прозревает свое будущее, которое он бы мог прожить! И он проживает его! Он прозревает свое прошлое и видит четко свои ошибки, исправив которые или избежав которых, он прожил бы совсем другую жизнь. Перед человеком выстраиваются варианты возможных непрожитых им жизней.

…Надо мечтать! Может быть, безумно мечтать, иначе у Земли не будет стимула и мотива к существованию. Чем больше тайн неразгаданных, тем сильнее стремление к разгадке этих тайн. Может быть, этим стремлением и жив человек. Мы даже представить себе не можем, как будут отличаться представления будущих людей от наших представлений. И Вселенная, в которой мы, согласно своим представлениям, живем, будет первобытной, дикой, примитивной, замороженной, неживой – по отношению ко Вселенной будущих эпох.

Прорывы к новому пониманию Вселенной, уже совершены. Их просто замалчивают. Как это ни парадоксально, предсмертные (околосмертные) состояния доказывают бессмертие Живого (души, мысли, мыслеобраза).

Когда мы открыли Агонийный бред (иначе Бредагонию), сама смерть обрела смысл. Это было одно из топошагровых (скрытых) состояний. Тут необходимо пояснить. Скрытые паттерны! Мы не знаем о них ничего, и сколько их – тоже.

Мы можем только представлять и наблюдать «поверхностные» следы этих глубинных преобразований (во время приступов каталепсии) точно так же, как мы наблюдаем за глубинными преобразованиями КОСМОХАОСА на его поверхности, называя их КОСМОСОМ.

Так вот, скрытые паттерны человека, как и тела, которых по эзотерической доктрине у человека семь, нужно еще уметь выделить. Пока человеку удалось выделить одно тело – астральное. Физическое тело выделено изначально. Аура вокруг физического тела тоже существует изначально, а может, ее яркость зависит от здоровья, целостности и развитости организма, силы мысли (крылатости, огнекрылости мысли). Мы проводили опыты по выделению ментального тела. Результаты были потрясающие.

Мы подошли к тому, что не эволюция и не инволюция лежат в основе развития материи и живой материи, а шагрентопия -возникновение миров посредством прорыва, и гипертония – прорыв одного мира другим.

Мы даже представить себе не можем, сколько всего в мире уже существует изначально, и то существует, что мы считаем вершиной каких-то эволюционных процессов, и то, что мы с такой помпой открываем как неизвестное.

Агонийный бред – это фантом, отброшенный в будущее, где общая канва событий имеет свой смысл. И какие бы ни происходили здесь и сейчас события, они будут подчиняться этой канве. Это следует из свойства прорывной материи – обретать здесь и сейчас состояния, которых вся материя в целом достигнет только через 10-20-30-100 или 1000 (?) лет. ОТБРОШЕННЫЙ ФАНТОМ – НЕ ЧТО ИНОЕ, КАК МИР, КОТОРЫЙ СУЩЕСТВУЕТ НЕ СУЩЕСТВУЯ.

Агонийный бред – это такое томительное, истомное погружение в сон и ощущение испытанной вечности.

Ощущение вечности, то, что увидишь в Агонийном бреду, обязательно, неизбежно сбудется. Разве это не главное утешение для уходящего из жизни?

Чтобы жизнь была вокруг, надо вдыхать ее окружающее пространство. В Агонийном бреду человек на мгновение, на доли секунды становится полноправным, свободным творцом своей жизни, обретя то, чего он так жаждал всю жизнь и не мог достичь.

В Агонийном бреду ты задаешь существующему миру Иное начало, Иной смысл, попросту – творишь Иной мир».

Прочитав такое, Скулд начал сомневаться в здравости ума Бродячего Поэта.

Но следующие строчки убедили его в обратном.

«Да, если он и безумен, то это какое-то Великое Безумие, которое сродни гениальности», – подумал старый смотритель и сам себя похвалил за такой вывод.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Я долго брожу по земле – много ночей и дней, весен и зим – и слышу один только мат – бранную речь. Оскверняется моя земля ежечасно, ежесекундно. Я еще удивляюсь, как она жива. Разве может она умереть?»

– Господи! Почему всё так? Почему одним ты даешь всё, а другим ничего? – шепотом не проговорил, а отчаянно простонал Скулд, и ясно услышал в ответ голос: «Спроси у себя».

Бродячий Поэт опять пришел в сознание. Его сухие, потрескавшиеся губы зашевелились, и Скулд услышал:

– Зря ты, старик, взываешь к Богу. Даже если бы он был, то ничего не услышал бы – НЕ ПОНЯЛ. Миллиарды людей на разных языках взывают к нему! И, слившиеся воедино, эти взывания превращаются в нечленораздельный шум – урчание, какофонию звуков.

Скулд стушевался, опустил голову. Ему нечего было ответить. И пока он подыскивал какие-то слова в оправдание, поэт, опять застонав, впал в беспамятство.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Все спрашивают: как я выживаю зимой? Никаких секретов у меня нет. Все знают оздоровительную систему неоязычника, старца Порфирия Иванова. Я встретился с ним в первый год начала своих странствий. И после того, как он посвятил меня в свое учение, я перестал болеть. И пять из двенадцати месяцев хожу босым. Лишь в последнее время, года полтора, как подорвалось мое здоровье, стал надевать незамысловатую обувь. Это последствие одного нападения. Сильно меня избили какие-то молодые подонки. Ни с того ни с сего.

Как объяснить такую жестокость? Чем объяснить? Может, ее накопилось столько, что ее просто нечем удержать, никакой моралью, никакими этическими нормами?.. Надо дать выйти парам. Нужно куда-то устремиться и лететь. Лететь так, чтобы вся грязь на лету отваливалась, так лететь, чтобы светиться и гореть, чтобы в этом огне сгорала вся мишура, прилипшая к тебе.

Доброты не стало в людях, доброты не стало!..

Доброта – слово, образованное от слова “брат”. Обращение к брату, к ближнему, обращение к ним за помощью или обращение за исповедью».

Более всего Скулда поражало то, что считавшееся им настолько очевидным, знаемым, знакомым в изображении, в интерпретации Поэта представало совершенно Иным.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Я тешил себя надеждой последние годы, что в конце жизни смогу в момент настоящей смерти увидеть ИНОЕ, и пережить это ИНОЕ так, как если бы оно действительно существовало. Это ИНОЕ заслужено тобою всеми страданиями и болью. Человеку не дано испытать то, чего он желает всей душой, о чем мечтает. И только в свой предсмертный час – последний вздох, – как это ни трагично, человек переживает то, о чем мечтал всю жизнь. Но может быть, это обстоятельство делает его смерть желанной.

Между Бытием и Вечностью существует зазор (пробел), который позволяет им дышать, изменяться, превращаться в совершенно противоположное и Иное, чем они сами. Этот зазор и есть сама Жизнь.

Перед обретением Вечности есть Прикосновение к Вечности – блажен и счастлив, кто испытал его.

Последнее время я задаюсь вопросом: «Зачем?» И чем дольше я думаю над ним, тем все более бессмысленным становится вопрошание.

Происходящее переживается как-то иначе, чем оно есть.

Это бесконечное скольжение по реальности – бесконечное, всего лишь касание (!) поверхности Бытия и самоуглубление внутрь себя…

Бытие (Реальность) предстает вечно распадающимся, а я переживаю его целостным – оно всегда предстает для подлинно мыслящего человека целостным (если, конечно, сознание само не распадается). Можете представить, насколько искажено наше восприятие реальности, вернее – насколько нереальной предстает в нашем восприятии Реальность.

РЕАЛЬНОСТЬ ТОЛЬКО ТОГДА ПРЕДСТАЕТ ИСТИННО, КОГДА МЫ ЕЕ ВОСПРИНИМАЕМ ЦЕЛЬНО (ЦЕЛОСТНО)!

Чтобы просто жить, не нужно искать смысл. Хороший математик, как и поэт, композитор, художник, только тогда творит гениальные произведения или формулы, когда он сам воплощение бессмысленности. Чем бессмысленней шедевр, тем больше смысла вкладывают в него те, кто воспринимают, потребляют. Такова парадоксальная природа восприятия искусства».

Прошло, наверное, часа три с того момента, когда порог сторожки кладбищенского смотрителя переступила нога Великого Скитальца и Поэта, а Скулд, увлеченный дневником, продолжал чтение. Он начал испытывать страх – дневник был толстый, и его до рассвета невозможно было прочитать. Скулд это хорошо понимал.

Он начал пропускать страницы, где почерк был неразборчив.

Где-то, совсем рядом, утихающая гражданская война в сравнении с этой измятой, разбухшей тетрадью-дневником Бродячего Поэта казалась таким незначительным событием… Вся эта борьба, с ее кровью и смертью, теряла смысл в сравнении с тем, что из прочитанного открывал для себя Скулд.

Жизнь Поэта была подлинной и правдивой, а война, какой бы она ни была, – всегда ложь.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Меня часто спрашивают, ехидно, с издевкой, смеясь, – почему меня называют поэтом, хотя стихов как таковых я не пишу. Арники – это ведь уже не стихи. Это живопись или даже музыка. А кто сказал, что настоящие стихи – это поэзия?.. Поэзия – это ведь не только “любовь-кровь”, не рифма вовсе.

Поэзия подлинная – это не совсем даже поэзия. Это свечение изнутри. Это способ восприятия мира, способ обозначения себя в мире. Это доброта! Это переполненность чувств! Это жажда поделиться с людьми своими открытиями Нового, неизведанного видения Мира! Это Жажда Исповеди. Мало кому на этой земле за все время ее существования удалось испытать это состояние.

Арника – это тоже что-то имеющее глубокую, внутреннюю, скрытую суть, бездну, светящуюся изнутри! Надо только увидеть этот свет! Арника – это вспышка света, глубинного света, схваченная в слове или даже в звуке».

Скулд на мгновение оторвал взгляд от текста и задумался.

Так вот почему под каждой Арникой нарисованы фигуры, похожие на лабиринты!.. Так он видел глубинную суть. А может, эти лабиринты сами были способны рождать свет или отражать его, хранить его…

Скулд незамедлительно закрыл дневник и открыл тетрадь с Арниками. Он прочитал первую попавшуюся Арнику и впился взглядом в лабиринт, нарисованный под ней. Ему показалось, что он смотрит вглубь чего-то.

Старик поднес изображение ближе к лампе. И…

О чудо! Лабиринт вдруг засветился, и через долю секунды бумага вспыхнула – и вместо лабиринта образовалась дыра с обугленными краями!..

Скулда прошиб холодный пот. Внезапно вспыхнув, бумага потухла, едва лишь Скулд захлопнул тетрадь.

Он встал, подошел к диванчику, на котором спала девушка-Богиня; послушал ее дыхание, потом подкинул два последних полена в печь.

Из дневника Бродячего Поэта:

«Что сейчас творится в моей стране? Хоть один человек знает, что происходит?! – сомневаюсь. Обычная психика мешает человеку осмысливать происходящее и самого себя. Мешает просто мыслить. Ведь психика механистична по своей природе и работает по законам причины и следствия. Но живое по своей природе – ЦЕЛОСТНОЕ ЖИВОЕ – всегда есть одно сплошное нарушение этой причинно-следственности (каузальности).

Любая информация обязана своим появлением процессам разложения. Но изначально в КОСМОХАОСЕ нет никакой информации. Психика роботизирует человека, СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ПСИХИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ПРИВОДИТ К ОБЕСЧУВСТВОВАНИЮ ЧЕЛОВЕКА. Это значит, что психически здоровый человек есть по сути зомби, бесчувственный, безупречный. Мышление требует какого-то вибрирующего состояния психики, т. е„по сути, ее отсутствия. Мышление – это скорее преодоление психики, чем приспособление к ней. Вместо психики – всегда готовность к прорыву и сам прорыв, то, чем отличаются гении. Жизнь гения – это череда таких вспышек, в которых он живет, а между прорывами не жизнь – лишь подготовка, ожидание.