Читать книгу: «Красный Яр. Это моя земля. Литературный путеводитель», страница 2
Шипилова Анна.
Письма с ГЭС
Мы сидим с бабушкой на кухне. Она маленькая, как птичка, с тонкими костями – кажется, обнимешь и переломаешь. Ей почти девяносто, глаза загораются и становятся молодыми, когда она вспоминает комсомольскую стройку. Достает фотографии и показывает – вот она на лыжах, на Столбах, вот запуск первого, второго агрегатов, вот ее выписали из роддома с сыном – сверток с ребенком закутан в пуховые платки. Я стою на высоком берегу Енисея, смотрю на монументальное сооружение Красноярской ГЭС, вижу историю.
На десятирублевой банкноте увековечена Красноярская ГЭС. Громадина на реке Енисей была мощнейшей в мире. Позже ее потеснила американская, а потом Саяно-Шушенская ГЭС.
Крсноярская ГЭС:
Дивногорск, ул. Дивногорск, 1
15 июля 1961 г.
Дорогая Лида, у меня большая новость. Мы сегодня стояли с Соней в коридоре родного института, держались за руки, очень нервничали. Лето, жара, все окна открыты настежь. Комиссия нашего факультета гидротехники вызывала по одному. Мы же еще со школы договорились поступать в один институт, а потом вместе работать и теперь очень боялись, что нас распределят на разные стройки. Соня чуть не плакала, утыкалась мне лбом в плечо. Я держала ее за руку крепко, откинула косы на спину, гордо выпрямила спину, а когда вызвали меня по фамилии, зашла широким шагом в огромную аудиторию. Я с детства командир во всех отрядах, мне легко настоять, поспорить, ты знаешь, а Соня мягкая, застенчивая.
Комиссия была – шесть человек, я узнала только двоих с нашего факультета, остальные незнакомые, представители проектных институтов, смотрели мои оценки.
«Что ж вы, Орлова, до пятого курса учились на одни пятерки и четверки, а за диплом получили „удовлетворительно“? Расслабились, нехорошо. Какая у вас тема диплома?» – спросили. Я стояла ни жива ни мертва. Сказала: «Выбрала широкую тему, надо было сузить, а то не удалось охватить все». Комиссия покивала. «Предлагаем вам Московский проектный институт», – сказали. Я отвечала: «Хочу на Красноярскую ГЭС!» Вот где настоящая работа, вот где настоящая жизнь. Комиссия удивилась. Я вышла, Соня смотрела на меня испуганно и ждала. Я сказала: «Не распределили». Она выдохнула, и ее вызвали следующей. У нее было то же самое: в Красноярск, говорят, мест у них нет. Все уже получили свои назначения, и мы остались с Соней в коридоре одни, стояли около дверей, понимали, что решалась наша судьба.
Наконец, комиссия вызвала обеих. Сказали: «Подписывайте согласие, поедете в свой Красноярск».
Вечером идем на танцы, расскажем всем своим. Скорей бы уже уехать, хочется прямо сейчас сесть на поезд и увидеть тайгу, но начнем работать только в сентябре. Приезжай ко мне в гости, пока я не уехала.
5 сентября 1961 г.
Пишу тебе из поезда. Последние полтора месяца вышли насыщенными – хотелось перед отъездом посмотреть все спектакли, на которые мы собирались, побывать на всех выставках и концертах. Все-таки, едем на три года.
Вещи собирали основательно – и собрания сочинений отправили пораньше, почтой, и лыжи, и велосипеды. Соня отправила даже швейную машинку, а я – фотоаппарат, увеличитель, набор проявителей и катушки пленки.
Настроение у нас веселое, соседи по плацкарту – ребята-походники из общества «Буревестник», едут с гитарами, палатками, развлекают нас, заботятся. Спрашивают нас о стройке, на которую мы едем. Мы им пересказываем газеты, описываем работу гидротехника, которую знаем по учебникам и летней практике. Мы им видимся, наверное, уже взрослыми, мудрыми и опытными. Но пока себя так не чувствуем.
Сонина мама не хотела ее отпускать, устроила нам выволочку за то, что скрывали, что хотим уехать, и теперь только после назначения все вскрылось. У них очень дружная семья, все друг за друга горой. Все в семье стоматологи, врачи, портные и ювелиры. Соня всегда красиво одевалась, интересно, и украшения у нее не такие, как у всех. А на великой социалистической стройке будут все равны, там излишеств нет. Соня этого очень хочет – быть самостоятельной и расти, развиваться в труде.
Я родителей не помню, их забрали в 1938-м, после моего рождения. Бабушка поплакала, когда я сказала, что уезжаю. Выправила мне в жилконторе бумагу, чтобы у меня осталась московская прописка по возвращении. Может, мне даже свою комнату дадут, а то на наших восьми метрах нам вдвоем с бабушкой тесновато.
Заканчиваю писать, уже в поезде свет на ночь выключают. Отправлю на ближайшей станции.
20 сентября 1961 г.
Живем с Соней в щитовом одноэтажном бараке, кровати отделены друг от друга одеялами и шторками. Нас распределили в новый поселок Дивногорск, вокруг тайга, ни дорог, ни жилья. С девочками-соседками сдружились уже, хотя времени ни на что не хватает – до сих пор не разобрала вещи. На книги и пластинки времени не остается, хотя обещают нам построить танцплощадку. В бараке стоит печка, и стираем мы в общей ванной, в корыте с доской. Иногда в барак к нам заходят пьяные, так мы смеемся и дружно наваливаемся всей женской ватагой, выгоняем их. Хотя пьяных и несознательных не очень много, все интересные – кто из Москвы, как и мы, а кто-то из сибирских деревень, приехали раньше и помогают нам с бытом. Рассказывают нам про зимы. Мы пока с Соней не представляем, как будем жить в бараке зимой – надеюсь, дома для рабочих уже сдадут.
Виды вокруг потрясающие – Енисей, Мана, тайга. Вкладываю тебе фотокарточку. Поселок прямо посреди леса. Очень живописно – вокруг сосны, елки, кедры, представь зелено-желтое море на много тысяч километров вокруг нас. Нам обещают организовать походы, но пока не удается, времени из-за работы совсем нет.
Котлован ГЭС огромный, меня поставили диспетчером на заливку бетона. Целый день бегаю на улице, выдали резиновые сапоги, ватные штаны – видели бы меня в Москве. Зеркал у нас нет, посмотреть некуда, да и забываешь, как ты выглядишь, пока работаешь. Ребята-рабочие сначала недоверчиво ко мне относились, присматривались. На моем месте они, наверное, ожидали увидеть мужчину, он и выпить с ними может, и поругать, поматериться. А я разговариваю строго, но без мата, вольностей не позволяю, не пью, я же из комсомола. Но теперь ребята привыкли, даже хвастаются другим бетонщикам, что у них диспетчер – красивая девушка из Москвы. Мне приятно, конечно, но я всегда поправляю, говорю: «Я не девушка, я ваш трудовой товарищ, коллега».
А у Сони появился ухажер, сразу, как мы приехали. Водитель, который нас вез от вокзала. Соне помогал спускать вещи с грузовика. Говорит ей, что никогда не видел таких красивых зеленых глаз в рыжую крапинку. Не водитель, а поэт прямо. Я ему сказала, чтобы он стихи отправлял свои в журнал «Октябрь» или «Знамя», в Москву, а наивной девушке голову не морочил. А он не понял, смутился. Он ее ждет после смены, когда у них одинаково заканчивается работа, и они идут гулять.
Набрали грибов сегодня с Соней прямо за бараком. Тут выходишь из дома – и сразу собираешь в ведро, не нужно искать.
Напиши мне, как здоровье твоей мамы.
15 ноября 1961 г.
У нас наступили обещанные холода. Неделю назад выпал снег, деревья стоят все в инее, сегодня минус двадцать пять, а завтра обещают минус сорок. Выдали меховые рукавицы, от шерстяных толку никакого, тут главное, чтобы руки не мерзли. Так можно и обморожение получить.
Очень злюсь на Соню. Она, оказывается, беременна от своего «поэта» и ничего мне не сказала. На комсомольском собрании я ее все равно защищала. Говорила, что она наивная девушка, впервые оказалась так далеко от дома и без родителей. Но ее все равно пропесочили и велели им расписаться. «Поэт» ее рад, и Соня рада, а я не рада – мы хотели жить с ней вместе, думали, нам дадут комнату в новых домах на двоих, как молодым специалистам-гидротехникам, а теперь их поселят в семейное общежитие. Мы приехали сюда работать, жить, дружить, а Соне теперь будет не до того, у нее пеленки, распашонки. Какая работа, когда ребенок. Но моего осуждения она не понимает, влюбилась – и пропал человек для коллектива. Как твоя работа, напиши мне. Не жалеешь ли ты, что не попросилась к нам? Нам очень не хватает толковых инженеров.
20 декабря 1961 г.
У меня новоселье. Выделили мне комнату шестиметровую в бараке. Стол, раскладушка – вот и вся моя мебель. Я над кроватью сразу полки прибила для книг, наконец-то все распаковала. На работе я на хорошем счету, из диспетчеров перевели в мастера. Поэтому и комнату дали отдельную.
Наша ГЭС знаменита – и иностранные журналисты приезжают, и известные люди. Каждый вечер танцы, ребята играют кто на чем умеет. У нас тут гармошка, аккордеон и гитары – и поют.
Ездили в Красноярск на выходных трудовым женским коллективом, побывали в социалистическом индустриальном городе, каким станет и наш Дивногорск когда-нибудь. Широкие улицы, проспекты, как в Москве, новые дома, театры, музеи. Из Дивногорска в Красноярск бетонное шоссе построено. В Красноярке поняла, что отвыкла от нарядной одежды, хожу ненакрашенная, без прически, волосы под каской и в ушанке. А там красивые девушки в шубах, и сапожках, и в платках, с накрашенными губами, семенят по чистым улицам, как будто танцуют. И мы в телогрейках, ватниках, в валенках и ушанках. Стыдно, конечно, было, но на нас смотрели как на комсомольцев, ударников труда, а не как на женщин. Приехала домой, распаковала свои платья из Москвы и покрутилась перед зеркалом у соседей, я похудела, надо ушить. А Соню не попросишь, у нее свои заботы. Мы с ней не разговариваем. Ну и ладно, все равно платья только весной теперь можно надеть.
Температура у нас минус сорок. Небо чистое, лазоревое, а на нем раскаленное солнце. На закате солнце сначала малиновое, потом красное, а потом уже становится желтым. И небо окрашивается в такой же цвет. Пленка цвета не передает такие, хотя я стараюсь, караулю закаты. Очень скучаю по тебе. Как жалко, что ты решила остаться в Ленинграде.
3 марта 1962 г.
Сижу на ящиках около грузовика с привезенными нам консервами и жду начальство. Есть время написать, наконец. Зима была тяжелой. Барак не отапливался, находиться дома не хотелось, спали все одетые, да и с поставками продовольствия были проблемы. Постоянно хотелось спать и есть. Очень много народу из-за этого уволилось, уехало. А я решила остаться, я же знала, что будет трудно, мы же первопроходцы, им всегда было трудно. Но зато почетно. Да и домой бежать от работы, просить распределить тебя еще куда-то – не поймут. Начальство сменилось, вот жду теперь перемен.
Всю зиму трудились, бетон смерзался, рабочие ругались, я наряды не подписывала, получала выволочки от начальства, что задерживаю стройку. Но стояла на своем и не принимала некачественную работу.
Очень много сил уходит на выбивание из снабженцев в Управлении ремкомплектов для машин и механизмов, самые вредные люди у нас снабженцы. И они единственные в Управлении члены партии.
Меня уплотнили, поставили еще одну раскладушку в моей комнате, подселили соседку. Темпы жилого строительства не успевают за приезжающими по комсомольским путевкам людьми, многие спят на полу в администрации, в недостроенном заводоуправлении. Соседку мою зовут Зоя, она из сибирской деревни, училась на швею, а здесь прошла вечернее обучение и теперь работает крановщицей на жилом строительстве. Мы с ней подружились, она любит читать, а такой библиотеки, как у меня, больше здесь ни у кого нет. Ушила мне все мои платья, будет теперь в чем на танцы ходить, и в Красноярск ездить не стыдно. Я похудела на пятнадцать килограммов.
15 марта 1962 г.
Теперь я инженер ПТО. Новое начальство оценило, как я работаю, и сказало, что мне надо рационализировать водоподъемные сооружения с моим образованием, а не заливкой бетона командовать. Буду работать в конторе, а не целый день бегать. Попросила маму выслать мне лекции и специальную литературу, хоть в библиотеке достать – забыла уже все совсем, надо перечитать и вспомнить, прежде чем начинать вносить рацпредложения. У нас уникальный объект, наша ГЭС будет самая мощная во всем мире, поэтому и решения должны быть уникальными.
Начальство не смотрит на то, что я работаю всего полгода и мне чуть больше двадцати, требуют одинаково как от опытных ИТР-ов, так и от меня.
Наступила весна: яркое солнце, снег искрится и минус восемнадцать, здесь говорят: «Совсем Ташкент». У меня совсем плохо с зубами, сегодня расшатала и вытащила один руками.
20 марта 1962 г.
Какая же тоска работать в конторе! Работать от звонка до звонка, ни прийти позже, ни уйти раньше. На обед ровно час – раньше нельзя начинать. А я смолотила первое, второе и компот за десять минут и бегу на работу. А здесь так нельзя, вот сижу и пишу.
Появились бразильские ананасы, китайские яблоки, от консервов уже воротит, но ничего не поделаешь.
Хожу в пальто, платье и резиновых сапогах на работу, ватник мой и шапка-ушанка повисли на крючке. Соседка моя уехала на Братскую ГЭС, перекинули ее как уже опытного крановщика с повышением до старшего. Живу пока одна, жду, кого подселят.
Много отпетых, бывших зэков, но общежитие наше живет дружно – ставим столы в коридор на праздники, устраиваем танцы, а летом договорились пойти вместе на Столбы.
К врачу сходила, как ты и просила. Сказал, что из-за нашей еды и воды у многих зубы расшатываются.
1 мая 1962 г.
Вспоминаю, что я тебе писала, и думаю, как же я ошибалась! Работы так много, что скучать некогда, работаю наравне со всеми, ругаюсь с начальством, доказываю правоту, и меня слушают – так удивительно! Сейчас бы сидела в проектном институте в Москве, как ты в Ленинграде, со стариками и бумажки перебирала, и никому бы моя работа не была нужна.
Подружилась на работе с главным инженером. Он меня называл Надежда Васильевна, а сейчас называет Надей и провожает до общежития.
Производство из рук чуть ли не вырывает чертежи, всем надо скорее, все спешат, а я боюсь ошибиться и перепроверяю по несколько раз. Не отдаю чертежи – ругают. Но Коля, Николай Иванович, меня не ругает, а защищает, говорит, инженеры у нас толковые, тяп-ляп по-быстрому не работают.
Он тоже из Ленинграда, давний турист: был и на Кавказе, и в Карелии, и за Полярным кругом. Он сказал, что твою улицу знает, вы могли бы быть соседями, представляешь?
Переписала для тебя одно стихотворение Эдуарда Асадова, очень мне нравится его перечитывать. Вкладываю.
3 июля 1962 г.
Поженились с Колей. Я была в белом платье, крепдешиновом, купила отрез каким-то чудом в Красноярске. В общежитии у кого нитки одолжила, у кого выкройку взяла, как мне сказали, моего размера. Пуговицы перламутровые срезала со старого московского платья. Коля был в отглаженной рубашке, костюм для него не нашелся, его размера брюк ни у кого не было, он у меня высокий.
Я переехала к нему в квартиру, расставила свои книги, вещи, выбросила старые половички и тряпки, повесила шторы на окна марлевые. Ходим на работу вместе. Меня повысили до начальника ПТО, теперь управляю и сметчиками, и инженерами, к нам прислали новых из Москвы, совсем зеленых. Знают работу только по курсовым и дипломам, ни разу не видели настоящую стройку. А я, прожив всего год здесь, чувствую, что повзрослела лет на десять.
Коля смеется на это, говорит, что мне до него еще далеко – ему тридцать, но уже есть ранняя седина. Контора наша собирается подарить нам стиральную машину.
Коля говорит, что переедем в Красноярск, когда достроим ГЭС и запустим все агрегаты, будем ходить на Столбы хоть каждые выходные, сплавляться по Енисею, Ангаре, ходить в походы. В честь свадьбы нам дали пять дней отпуска, мы решили поехать на Байкал. В Москве такое было бы невозможно. Пришлю тебе фотокарточки оттуда.
Помирились с Соней. Мне такое облегчение! Я призналась, что не понимала ее до этого, потому что ни разу не влюблялась. А Соня на радостях сшила мне свадебное платье за ночь, у нее сын не спит из-за коликов. Вот ребенок подрастет, отдадут его в ясли, и Соня выйдет снова на работу. Будет инженером у меня в отделе, я ее устрою.
В Москву совсем не хочется, скоро бабушка приедет к нам. Вокруг столько всего нового, стройки по всей стране, столько людей сюда переезжает. Может, и Колины родители захотят из Ленинграда к нам перебраться. Стоит жара, я уже загорела и облезла, правда, мошка кусает.
Заканчиваю писать, пора готовить ужин…
Архипова Татьяна.
За спорт
Дворец спорта им. Ивана Ярыгина назван в 1998 году в честь легендарного И. С. Ерыгина, двукратного олимпийского чемпиона по борьбе вольным стилем. Общая площадь универсальной арены составляет 2275 квадратных метров, максимальная вместимость – 3347 человек. Игровая арена баскетбольного клуба «Енисей» и пяти тематических залов: тяжелой атлетики; хореографии; зал греко-римской борьбы и вольной борьбы; общей физической подготовки; единоборств. Автором проекта стал архитектор, член-корреспондент Российской академии архитектуры Виталий Владимирович Орехов. Мультиспортивный объект построен в 1981 году, а в 1997 году полностью реконструирован.
Дворец спорта им. Ивана Ярыгина:
Красноярск, ул. Остров Отдыха, 12
Проснулись в шесть, пробежали тридцать кругов по стадику. Хочется жрать. Сейчас лето, а значит, у нас сборы, а сборы – это три тренировки в день. Бежать быстрее смысла нет вообще.
Идет только первая неделя сборов, а значит, «закачиваем физику». А еще это значит, что мяч мы увидим только через три недели.
Поели кое-как, кормят отвратно, спасает дошик. Александр Борисович (мы зовем его просто Борисыч) орет, что в 8:45 всем надо быть внизу, а кого не будет – бегом побежит до поля, а у меня еще бутсы и форма не высохла после вчерашней тренировки. Сборы проходят в пансионате за городом, ну как, в пансионате, бывший пионерлагерь – там поля, конечно, нет, так что едем на автобусе минут тридцать.
9:15 – начало тренировки, тренер – садист. Больше всего я ненавижу «гусиный шаг», да и все остальное тоже. Тело или болит, или ноет: бедра, голеностоп, поясница, колени. Вчера делали «челноки» в командах, кто быстрее. От этого и боль. Чего делаем, непонятно, Борисыч, лысоватый мужичок лет сорока пяти, типа модник. Kappa там, Lotte – где он их только берет, может, с прошлой жизни осталось, когда еще по заграницам с командой катался, пока не выперли. Как попал сюда, рассказывать не любит, злится. Может, за пьянку? Голос, блин, громкий, ему б ротой командовать:
– З-а-а-а-кончили упражнение.
– Борисыч, когда мяч-то будет, устали уже.
– Зена, когда в команде мастеров играть будешь, тогда и будешь командовать, а пока рот закрыл и на турники.
11:30 – идем в пансионат пешком, пазик, конечно, сломался. Говорила мне мать, какой нафиг футбол, Сибирь, девять месяцев в году снег разгребать будешь. Борисыч обмолвился, что, может, в выходные, наконец, сыграем контрольный матч. Под такими нагрузками какой смысл-то? Мы ж и так мертвые, ну раскатают нас 5:0! Вон Белый и так по воротам попасть не может, а после недели сборов будет стоять деревом.
– Да ладно, не хнычь, помнишь, че зимой было, – бросил Белый.
– Помню, помню…
Декабрь, минус двадцать, снега по пояс и опять рывки, ускорения, челноки. Вся жизнь мимо проходит. Одноклассники пиво пьют, по подъездам жмутся, там хоть тепло.
Полей ведь нету, снег этот гребаный. Всегда этот снег. Помню, после уроков зимой играешь до глубокой ночи каждый день, фонарь светит, ты играешь. Мороз лютый, бегай не бегай – мерзнешь. А иногда много народу соберется, делишься на три команды. Две играют, а третья ждет. Проигравший сидит. Так пару раз посидишь и пальцы ног не чувствуешь, как будто их нет, и все равно играешь. Каждый день.
Приходишь домой, мать орет, ты в душе пытаешься бутсы стянуть, а на руках пальцы тоже не слушаются. Кое-как лезешь под кипяток. Льешь его на ноги, а тебе кажется, что вода прохладная. Ноги как на картинках учебника: каждый сосуд виден, и все синие. Так и стоишь минут тридцать под кипятком и все проклинаешь, зачем сидел, зачем вообще играть пошел. И завтра все по новой, и так каждый день.
Утром, до школы, темень, приходишь, лопату берешь и снег этот, блин, сгребаешь, никакой тренировки не надо. После школы пришел, а его опять навалило.
Помню, были на турнире в Москве, там тебе и газоны, и искусственные поля с подогревом, и залы крытые. Начали бы сюда «Спартак» с «Зенитом» летать, у нас бы такое отгрохали. Борисыч темнит, но мы-то понимаем, что в Кырск9 не полетит никто.
Летом лучше, конечно. Борисыч, молоток, не унывает, привел нас на огород10 – поле возле дороги с огромными кочками. Сам смастерил ворота и орет: «Игра на таком поле лучше развивает техническую оснащенность!»
– Зена, когда на огороде заиграешь, на нормальном поле вообще зазвездишь!
Ну и коронку свою, конечно: «Хорошие условия не ключ к успеху!» – хороший он мужик, хоть бы не бросил нас.
2 года спустя
Тренировка в девять, пришел пораньше, часа за два, побью по пустым, отработаю крученый. В выходные на игре не смог обвести стенку. Надо больше тренироваться. Говорят, на прошлой игре были скауты11, а я не забил, хотя у меня уже двенадцать в этом сезоне и шесть со штрафных. Хотя Белый говорит, не было никаких скаутов, все по Москве да Питеру ездят, кого в Кырск-то занесет! Кого тут искать, Роналдо нового? Белый говорит, лучше б в хоккей пошел.
Мать туда же: когда за ум возьмешься, профессию получишь, одни траты. Мужик здоровый, говорит, когда зарабатывать-то будешь. Блин, как ей объяснить, что это мое. А Борисыч говорит, у нас все впереди, надо только пахать, и про нас страна узнает.
Когда отец слег, я решил уходить, пора деньги для семьи зарабатывать. Борисыч уговорил сезон доиграть. Первый круг прошли ужасно, да еще эта травма, думал, порвал кресты, но вроде обошлось. Борисыч говорит: «Побеждает тот, кто больше хочет». На выходных играем с лидером. Идут без поражений, шансов ноль. После первого тайма горим 1:0. Белого поставили слева, а он же правша! Ну, Борисыч дает! Неплохо держим мяч, оказывается, и мы можем! 1:1 сравняли. Добавили две минуты, хорошо остановил, развернулся, прокинул, сделал ложный замах, ушел в центр и со всей силы с подъема в дальний. 2:1, еще поборемся в сезоне. Борисыч говорит, начальство из Москвы было, довольный, похвалили, небось.
К Аленю12 взяли меня и Зеныча.
…
Историческая справка: 06 июня 2017 главным тренером «Енисея» был назначен легендарный российский футболист и тренер Дмитрий Аленичев. Перед командой поставили задачу выйти в премьер-лигу по итогам сезона. Первую часть первенства Футбольной Национальной Лиги «Енисей» завершил в качестве лидера турнира. 20 мая 2018 года «Енисей» обыграл «Анжи» в переходных матчах за право в следующем сезоне сыграть в Российской премьер-лиге.
