Цитаты из аудиокниги «Лето, прощай», страница 5

На веранде Дуг помедлил рядом с дедом, надеясь впитать хоть немного его зоркости, чтобы также смотреть сквозь холмы, и немного печали, и немного первозданной радости. Но впитал только запах трубочного табака да одеколона «Тигр». В груди закружился волчок: то темная полоса, то светлая, то смешинка в рот попадет, то соленая влага затуманит глаза.

– Смерть – это когда уплываешь на корабле, а вся родня остается на берегу? Дедушка сверился с облаками.

– Вроде того, Дуг. А с чего ты вдруг спросил?

Прежде чем научиться отпускать,научись удерживать.Жизнь нельзя брать за горло-она послушна только легкому касанию.Не переусердствуй:где то нужно дать ей волю,а где то пойти на поводу***Вначале жизнь дает нам все. Потом все отнимает. Молодость,любовь,счастье,друзей. Под занавес это канет во тьму***Жизнь дается нам только на время.Пользуйся,пока можешь,а потом без слез отпусти.Это диковинная эстафетная палочка-одному Богу известно,где произойдет ее передача.***...любовь,-закончил Блик.

Квотермейн так и не выдавил из себя это слово.Приторное,слащавое. Такое пошлое, такое правдивое, такое докучливое,такое чудесное, такое пугающее и в конечном счете для него совершенно потерянное

– Итак. – Кел Квотермейн наклонился вперед, поскрипывая тростниковыми костями. – Что ты хочешь узнать?– Все, – выпалил Дуглас.– Все? – Квотермейн хмыкнул себе под нос. – На это потребуется аж десять минут, никак не меньше.– А если хоть что-нибудь? – спросил Дуглас.– Хоть что-нибудь? Одну, конкретную вещь? Ну, ты загнул, Дуглас, для этого и всей жизни не хватит. Я довольно много размышлял на эту тему. «Все» с необычайной легкостью слетает у меня с языка. Другое дело «что-нибудь»! «Что-нибудь»! Пока разжуешь, челюсть вывихнешь. Так что давай-ка лучше побеседуем обо «всем», а там видно будет. Когда ты разговоришься и вычислишь одну-единственную, особенную, неизменную сущность, которая пребудет вечно, сразу дай мне знать. Обещаешь?

А ведь это дурацкое занятие – лежать в земле, сложа руки, согласны?

На кухонном столе альпийской вершиной громоздился торт. К утренним ароматам примешивались запахи чистого горного снега, кремовых розочек и цукатных бутонов, а еще нежных, как цветочные лепестки, свечей и полупрозрачной глазури. Торт красовался, будто далекий холм в пророческом сне – белый, точно лунные облака, выпеченный в форме прожитых лет, утыканный свечками, – хоть сейчас зажигай да задувай.

Поднявшись с пола, он приблизился к зеркалу, чтобы посмотреть, как выглядит грусть

– Дуглас. – Протирая очки в золотой оправе, дедушка помолчал. – Знаешь, как люди говорят: признание облегчает душу.– Ну, говорят.– Видно, есть в этом здравый смысл, не зря же так говорится.

– Брейлинг был секретарем попечительского совета. А я – председатель! Наш треклятый город наводнен потенциальными убийцами.– Квотермейн, любезнейший, – сухо произнес Блик, – ты мне напомнил анекдот про главного врача психиатрической лечебницы, который сетовал, что пациенты посходили с ума. Неужели ты не знал, что все мальчишки – паразиты?– Таких надо наказывать!– Жизнь накажет.

– Ясное дело, кому охота лежать в земле, где и жестянку не пнуть? Вам это нужно?– Скажешь тоже, Дуг.– Вот и давайте бороться! Мы же видим, чего от нас хотят взрослые: расти, учись врать, мошенничать, воровать. Война? Отлично! Убийство? Здорово! Нам никогда не будет так классно, как сейчас. Вырастешь – станешь грабителем и поймаешь пулю, или еще того хуже: заставят тебя ходить в пиджаке, при галстуке, да и сунут за решетку Первого национального банка! У нас один выход – остановиться! Не выходить из этого возраста. Расти? Не больно хотелось! Вырастешь – надо жениться, чтобы тебе каждый день скандалы закатывали! Так что: сопротивляемся или нет? Готовы слушать, если я вам расскажу, как от этого спастись?