Цитаты из аудиокниги «Лето, прощай», страница 13

Жизнь нельзя брать за горло - она послушна только лёгкому касанию.

Смерть — это восковая кукла в ящике, он видел её в шесть лет: тогда умер его прадедушка и лежал в гробу, точно огромный упавший ястреб, безмолвный и далёкий, - никогда больше он не скажет, что надо быть хорошим мальчиком, никогда больше не будет спорить о политике. Смерть — это его младшая сестрёнка: однажды утром (ему было в то время семь лет) он проснулся, заглянул в её колыбельку, а она смотрит прямо на него застывшими, слепыми синими глазами... а потом пришли люди и унесли её в маленькой плетёной корзинке. Смерть — это когда он месяц спустя стоял возле её высокого стульчика и вдруг понял, что она никогда больше не будет тут сидеть, не будет смеяться или плакать и ему уже не будет досадно, что она родилась на свет...

Он поднял глаза туда, где намедни полыхнула огнестрельная вспышка, в одночасье взорвавшая их жизнь в конце одного запоздалого лета, соединившего в себе капризы природы, слепоту небес и неожиданное чудо - жить и дышать среди этого водоворота безумных событий.

Похоже, город и не догадывался, что одного из жителей только что застрелили, а другого покалечили.

Город пил чай и мурлыкал: "Передай сахарницу"

Похищенное должно вернуться туда, откуда взято.

Терпеть не могу того субъекта, чья растерянная одинокая физиономия глядит на меня по утрам из зеркала.

Старики все на одно лицо.

В каждом из нас живет ребенок.

– От правды не уйдешь, – сказал Блик. – Мы с тобою два старых дурака. Ума набираться поздно, остается только подтрунивать над собой – все лучше, чем делать вид, будто так и надо.

– Квотермейн, любезнейший, – сухо произнес Блик, – ты мне напомнил анекдот про главного врача психиатрической лечебницы, который сетовал, что пациенты посходили с ума.