Цитаты из аудиокниги «Нота. Жизнь Рудольфа Баршая, рассказанная им в фильме Олега Дормана», страница 2
Не люблю людей несомневающихся, людей, которые во всем уверены, не люблю. Они мне всегда подозрительны. Моцарт был очень сомневающимся, Бетховен был каким сомневающимся! Дирижер, конечно, не имеет право показывать оркестру свои сомнения, боже упаси, это была бы громадная ошибка. Но не спать ночами в поисках решения... обычное дело.
Однажды Шостакович сказал мне: вопрос заключается в том, пойти ли на компромисс, как пошел Галилей, или на костер, как Джордано Бруно.
Мы, конечно, играли не только на линии фронта, но и в госпиталях — перед ранеными, покалеченными, иногда при смерти солдатами. Никогда не забуду, как один молодой грузин лежал без рук, без ног — или, не помню, осталась у него одна нога или одна рука, — как он попросил: "Товарищ скрипач, вы знаете такую песню "Сулико"?" — "Ну кто же ее не знает". — "Тогда сыграйте мне, пожалуйста". И я ему сыграл песню "Сулико". Это же замечательная песня, чудесная, одно из чудес света эта песня. Я никогда не забуду, как он плакал, этот молодой боец, молодой парнишка. Как он плакал. Ну мальчик просто совсем.
Играли перед бойцами прямо на передовой. Скажем, опушка или большая поляна в лесу. А в лесу идет бой. Приходят солдаты, усталые, перепачканные землей, порохом, садятся слушать музыку. А другие, которым мы только что играли, уходят им на замену, прямо в бой.
Бетховена, Гайдна, Моцарта, Мендельсона они слушали, затаив дыхание. Они как будто чувствовали, что приобщаются к чему-то таинственному и святому. Такое было ощущение, когда я на них смотрел.
Один мальчишка, украинский хлопчик, спрашивает: "Скажите, пожалуйста, товарищ музыкант, що це ви зараз зиграли?" Я отвечаю: "Это струнный квартет Мендельсона для двух скрипок, альта и виолончели". А он так приложил палец к щеке и покачал головой: "Мендельсона... Скажите пожалуйста, я й не знав, що такая чудова музика есть на свити".
В Сибири с царских времён собирались исключительные таланты.
Страх - величайшая беда. Дерзкий побег из тюрьмы становится тюремным фольклором, преступники восхищаются собратом, который сумел вырваться, но беглых рабов, беглых крепостных свои никогда не любили.
