Цитаты из аудиокниги «Время жить и время умирать», страница 32
— Какого роста твоя жена?— Примерно метр шестьдесят. А что?— Значит, у нее теперь нормальный вес.— Нормальный? Да ты что, спятил? — Бэтхер уставился на Фельдмана. — Только не для меня. Ведь это же щепка! Плевал я на ваш нормальный вес! Я хочу получить свою жену обратно такой, какой она была, дородной, — на спине хоть орехи коли, а то вместо зада две жалкие фасолины. За что же я кровь проливал! За них, что ли?— Ты проливал кровь за нашего обожаемого фюрера и за наше дорогое отечество, а не за убойный вес твоей супруги, — сказал Рейтер. — После трех лет фронта пора бы уж знать.
— Думай, что хочешь, но помалкивай! И будь еще доволен, что твоя жена жива!— Я и так доволен! А разве не могла она быть живой и такой же упитанной и гладкой, как прежде?— Послушай, Бэтхер! — сказал Фельдман. — Ведь ее можно снова откормить.— Да? А чем? Теми крохами, которые по карточкам выдают?— Постарайся купить ей что-нибудь из-под полы.— Вам-то легко говорить да советовать, — с горечью отозвался Бэтхер. — А у меня всего три дня осталось. Ну как я за эти три дня успею ее откормить? Да купайся она в рыбьем жире и ешь по семи раз на дню, так и то самое большее один-два килограмма нагонит, а что это для нее! Эх, друзья, плохо мое дело!
- Верно. Ночью ты сильное и юное создание божье, а не швея с фабрики
шинелей. А я не солдат.
- Ночью каждый таков, каким ему бы следовало быть, а не такой, каким он
стал.
Чего нельзя простить? — размышлял он. После этой войны так бесконечно много надо будет прощать и нельзя будет простить! На это не хватит целой жизни. Он видел немало убитых детей, больше, чем здесь, — он видел их повсюду: во Франции, в Голландии, в Польше, в Африке, в России, и у всех этих детей, не только у немецких, были матери, которые их оплакивали. Но зачем думать об этом? Разве сам он не кричал всего час тому назад, обращаясь к небу, в котором гудели самолеты: «Гады, гады!»
Он не понимал, почему это катастрофа. Катастрофой было то, что привело к братским могилам.
Еще не существовало на свете такой тирании, которой бы не пришел конец. Человечество шло вперед не по ровной дороге, а всегда - толчками, рывками, с отступлениями и судорогами.
Мне хотелось иметь что-то, что могло бы меня поддержать. Но я не знал другого: получив это, становишься уязвим вдвойне.
Все несчастье в том, что жена мне разонравилась. Я ее, понятно, люблю, на то мы муж и жена, но она мне больше не нравится такая, как теперь. Ну не могу, и все! Что мне делать?
"Он племенной ариец с двенадцатью чистокровными предками. И уж тут презервативы- преступление противотечества""Не идут им слезы. не подходят к их пышным формам. толстые женщины должны хохотать""Мы уже достаточно думали и себя этим пугали. Давай попробуем, не можем ли мы взять от жизни хоть немного радости""Вот оно, нежданное, несущее с собою легкость и бодрость; оно поднимается над необходимостью, ненужное и как будто бесполезное, ибо принадлежит к другому миру, более сверкающему и щедрому, к миру игры и мечты""- Послушай, Эрнст, - сказала Элизабет, - а мы за все это сможем заплатить? Ведь, наверно, здесь страшно дорого?
-Сможем. Я привез с собой жалованье за два года войны. А надолго ли его должно хватить? - Гребер рассмеялся. - Только на очень короткую жизнь. Всего на две недели. на этот срок хватит""Пряди тумана запутались у нее в волосах, и слабый ночной свет чуть поблескивал в них. Поблескивало и платье, а от тумана лицо у нее было влажное, как плод"
Он очень устал. Он чувствовал, что устали не только глаза и ноют все кости, усталость сидела где-то глубже.
