Читать книгу: «Пленники горы», страница 3

IX

Он поднялся к себе в кабинет. В приёмной его ожидал Муса Атагарлы. Мамедбейли почувствовал досаду. Конечно же, тот пришёл по известному поводу. Будет расспрашивать, что и как. Понять его можно: как-никак, он отец одного из пострадавших, к тому же Мамишев угрожал и его сыну. Но почему именно сегодня и именно сразу после этой безобразной сцены? Однако, он понимал, что не принять Мусу он не может. К сожалению.

До окончания школы они крепко дружили, но потом их дороги разошлись. Он решил стать юристом, а Муса, у которого голова работала лучше всех в школе – математиком. Оба поступили в университет, но встречались относительно редко. После окончания университета Фахраддин поступил в милицию, а Муса вернулся в родной городок. Сейчас они мало общаются, хотя и соседи. Что поделать: время вносит свои коррективы, они сами и их семьи на разных орбитах. Жизнь – вещь конкретная, и законы её неумолимы. Ты вынужден обозначить круг, попасть в который могут не все, даже если когда-то они числились твоими друзьями.

Жена говорит, что старший сын Атагарлы, Айдын, заглядывается на их дочку, Лейлу. Ничего страшного, дело поправимое. Во-первых, оба слишком молоды для серьёзных отношений, а во-вторых, даже если в будущем у них хватит глупости сосватать её, всегда найдётся повод отказать.

Сложнее с сыном. Похоже, жена права: Эмин слишком наивен и романтичен. Ему дружба сына с Зауром тоже не нравится. Всё тот же пресловутый круг. И, во-вторых, Атагарлы-младший – известный драчун и шалопай. Наверняка, это он подбил Эмина пойти в горы, а то, что именно он затеял ссору с браконьерами, ясно из показаний.

Они пожали друг другу руки.

– Здравствуй, сосед, – сказал Фахраддин, – проходи.

Муса закусил нижнюю губу. Неприятно, когда друг детства называет тебя соседом.

Вошла секретарша с подносом, на котором стояли чайник, графин с водой и два стаканчика-армуды⁶. Наверняка, она была в курсе происшедшего. Фахраддин не спеша достал из стола лекарство, положил его в рот и запил водой. Всё это время Муса терпеливо ждал.

– Догадываюсь, по какому поводу ты пришёл, – сказал наконец Фахраддин.

– Задача не сложная, если учесть, что я тебя редко беспокою.

– Что ж, наши бездельники своё дело сделали. Создали проблему. Решать её, разгребать навозную кучу, придётся мне.

– Есть трудности?

– В основном, организационные: дача показаний, очные ставки, следственный эксперимент, выступление в суде и так далее.

– Этого допустить нельзя. Подумай, какая травма для детской психики.

– Ясное дело. Конечно же, не допущу, но нарушений придётся сделать уйму. Говорю же – заварили кашу.

– Скажи, пожалуйста, – Муса задал вопрос, ради которого он, собственно, и пришёл сюда, – насколько опасен этот человек?

Фахраддин на миг задумался. Он хотел было сказать, что думает на самом деле, поделиться «планами на будущее», но вовремя спохватился.

– Опасен? Не больше, чем другие преступники.

– Я слышал, он угрожал нашим парням.

– Много ли стоят угрозы полоумного.

– Вчера мы с женой обсуждали эту проблему. Она очень боится, что бандит может навредить детям.

– Передай ей, чтобы не волновалась. Человеку, совершившему столько преступлений, светит не менее тринадцати лет, – сказал Мамедбейли, – к тому же типы, подобные ему, в колонии долго не живут: уходят на тот свет или от туберкулёза, или от удара ножом.

Последние слова Мамедбейли произнёс задумчиво, глядя перед собой отсутствующим взглядом.

Муса посмотрел на полковника, хлопнул ладонями по коленям и встал.

– Пойду, пожалуй, – сказал он, – передам твои слова жене.

Фахраддин тоже встал.

– Чаю не выпил…

– Как-нибудь в следующий раз.

– Надеюсь, по другому, более радостному поводу, – кисло улыбнулся Фахраддин.

Он проводил Мусу до двери. Они пожали друг другу руки. Муса повернулся, чтобы уйти, но Фахраддин взял его за локоть.

– Да, чуть не забыл. Ты… вот что. Поговори с сыном, а я поговорю со своим, – Мамедбейли говорил медленно, подбирая слова, – пусть меньше шляются по горам и лесам. Им, искателям приключений, через четыре года в институт поступать.

– Понял. Обязательно поговорю, – сказал Муса.

Разговор с бывшим другом детства хотя и немного успокоил его, но оставил на душе неприятный осадок. Для себя он решил, что подробности разговора сообщать жене не стоит. Особенно в той части, которая касалась ребят. Несомненно, родителям Эмина их отношения явно не по душе. Однако, пусть последнее слово будет за Мамедбейли-младшим. Ему решать, дружить им или нет. Со своим сыном повторно эту тему он обсуждать не собирается.

Через два дня после их разговора отца и сына Мамишевых этапировали в Баку. Спустя два месяца состоялся суд. Старшему Мамишеву дали тринадцать лет с отбыванием в колонии строгого режима. Мамишев-младший, как несовершеннолетний, получил два года детской колонии.

Событие это и связанные с ним переживания со временем стали терять остроту. Жизнь берёт своё. Сакина-ханум почти успокоилась, ей уже не казалось, что бандит приведёт свои угрозы в исполнение.

Последняя точка в этой истории будет поставлена ещё через три месяца. В один из холодных зимних вечеров в доме Мусы Атагарлы раздастся звонок. Фахраддин Мамедбейли сообщит соседу, что осуждённый Сардар Мамишев скончался от ножевого ранения, полученного во время массовой драки в колонии. Голос его будет спокойным и равнодушным.

Муса окончательно успокоится. Бандит мёртв, а мёртвые не в силах повлиять на судьбы живых. Каким бы исчадием ада они ни были.

X

5 августа 1984 года.

Четыре часа пополудни. Уже час Эмин и Заур находятся на покорённом ими Улубаше. Дует пронизывающий ветер. Солнце жжёт неимоверно, но от холода не спасает. В ушах звенит. Носы и уши у обоих красные, особенно у Заура. Пора возвращаться, но ребята продолжают сидеть. Их охватывает волшебное чувство умиротворённости и покоя. Время будто бы остановилось. Подобное ощущение возникает лишь на вершине горы (и ещё, говорят, посреди океана).

– Красиво, – говорит Эмин, – до чего же красиво.

Заур в знак согласия кивает головой. Эмин поворачивается к другу, выражение его лица торжественно.

– Давай поклянёмся, – говорит он.

– В чём? – спрашивает Заур.

– В том, что вернёмся сюда ещё раз, когда станем большими.

– Давай.

Эмин напряжённо смотрит вдаль, будто пытаясь разглядеть что-то очень важное для них обоих. В уголках глаз застыли слёзы. То ли от пронизывающего ветра, то ли от избытка чувств.

– Как же красива наша земля. Давай поклянёмся, что будем беречь её, как зеницу ока.

Заур молча кивает головой.

– И давай поклянёмся в вечной дружбе.

– Давай.

Эмин достаёт из кармана перочинный нож. Закусив губу, он острым, как бритва, лезвием делает надрез на тыльной стороне левой кисти.

– Поклянёмся кровью и священной горой Улубаш.

Он протягивает нож Зауру. Тот берёт нож и делает такой же надрез на своей руке. Они прикладывают раны друг к другу.

– С этого дня мы кровные братья, – говорит Эмин. – Ничто и никто не сможет встать между нами.

– Только смерть.

– А может, и смерть будет бессильна. Если проживём жизнь, как мужчины, или погибнем за Родину, то попадём в Рай и там обязательно встретимся. Здорово, правда?

Заур смотрит на друга влажными от слёз глазами.

– Да, здорово, – говорит он и, немного подумав, добавляет, – но нужно попасть на один и тот же уровень.

– Какой ещё уровень. Это же Рай! Гуляй, где хочешь.

– Нет. Бабушка говорила, что Рай имеет семь уровней. Я только первый и последний запомнил, Иллиюн и Фирдовс. Сказочный семиэтажный дом. Чем больше благих дел совершишь, тем выше этаж.

– Нам любой сойдёт, лишь бы вместе, – говорит Эмин, и, хитро улыбаясь, продолжает, – попросим, чтобы нас на один уровень послали. У тебя нет знакомых среди ангелов?

– Пока нет, – подхватывает шутку Заур, – к тому же, ангелы – создания неподкупные, действуют строго по инструкции. Единственный выход – число благих дел должно быть одинаковым.

Эмин озабоченно чешет затылок: – Трудная задача. Но ничего, будем ходить друг к другу в гости.

– По пропускам.

Они весело смеются. Смех становится всё громче, раскатистее и безудержнее. И вот уже и горы, и небо, и редкие облака присоединяются к смеющимся подросткам. И нет на свете места веселее и счастливее, чем вершина горы Улубаш.

Есть ли чувство столь же глубокое и сильное, так возвышающее и очищающее, как настоящая мужская дружба? Пожалуй, только настоящая любовь.

Глава 2
Второй экзамен

I

15 Июня 1986 года.

Прекрасный воскресный вечер. Выпускники интернациональной школы №1 празднуют окончание учёбы. С этой целью директором школы забронирован один из лучших в районе ресторанов. Он расположен в живописном месте в двух километрах к северу от городка, у подножья Улубаша.

Празднование продлится до самого утра, благо на то есть разрешение директора школы и родителей. Мероприятие проходит под опекой начальника милиции: за порядком следит младший сержант Юсуф Годжаев.

Обширная лужайка заставлена несколькими рядами столов. Веселье в самом разгаре. Звуки музыки разлетаются во все стороны. То тут, то там стихийно возникают группы танцующих выпускников. Отовсюду слышится громкая речь, то и дело прерываемая смехом.

Заур и Эмин удобно расположились поодаль, на скамейке под раскидистым дубом. С рассеянными улыбками они молча наблюдают развернувшуюся перед ними картину.

– Дети, – снисходительно говорит Эмин.

– Нет, – возражает Заур, – грудные младенцы.

– Точно, – соглашается Эмин, – сосунки.

От одной из групп отделяется стройная длинноногая девушка с толстой косой до пояса. Это Айтекин, их одноклассница. Она подходит к скамейке, и, уперев кулачки в бока, с напускной строгостью спрашивает: – Вы что расселись? Так и просидите до утра? Все танцуют, а вы, как пенсионеры, сидите и болтаете. Отрываетесь от коллектива.

– Мы одинокие волки, – говорит Эмин, – рыщем по горам и лесам в поисках достойной добычи.

– Ланям, отбившимся от стада, грозит смертельная опасность, – подхватывает Заур.

– Ну, мальчики, перестаньте дурачиться, – обиженно говорит Айтекин, – ребята из десятого «Б» уже замучили меня своими приглашениями к танцу. Вам должно быть стыдно.

– Да как они посмели, – говорит Эмин, – мы в страшном гневе. Пять минут на успокоение. Иначе прольётся кровь.

– Две минуты, не более – смеётся Айтекин, – иначе…

Она грозит им пальчиком и отходит. Друзья молча смотрят ей вслед. Прежде, чем влиться в группу танцующих, она поворачивается и одаривает их ослепительной улыбкой.

– Отличная девчонка, – говорит Заур, – счастлив будет тот, кому она подарит свою любовь.

– Да, – говорит Эмин. Чуть помедлив, он добавляет: – Когда-нибудь я женюсь на ней.

Заур ошарашено смотрит на Эмина, затем опускает голову.

– Как ты думаешь, она пойдёт за меня? – спрашивает друга Эмин.

– На всё воля Аллаха, – говорит Заур.

Взгляд его по-прежнему устремлён в землю. Когда он поднимает, наконец, голову, глаза его полны печали и нежности.

– Лучшей кандидатуры ей не найти на всём белом свете.

– Правда? – говорит Эмин.

– Да, друг, – отвечает Заур, – истинная правда.

В порыве чувств Эмин обнимает за плечи Заура.

– Пошли танцевать? – говорит он. – Зададим трёпку придуркам из десятого «Б». Будут знать, как зариться на наших девчонок.

Они вливаются в толпу. И принимаются танцевать. Как же они танцуют! Особенно Заур. Его танец ошеломляет, захватывает. Многим, и особенно Эмину и Айтекин, он запомнится на долгие годы. Такое можно объяснить лишь неистовством молодости. И любви.

Веселье разгорается с новой силой, словно огонь на ветру. Лица ребят светятся от счастья, у некоторых на глазах слёзы. Впереди новая, полная прекрасных моментов жизнь. Прощай детство! Мне было хорошо с тобой, но будущее интереснее, увлекательнее. Оно чарующе прекрасно, оно тянет меня к себе как магнит, и я птицей лечу ему навстречу. Здравствуй взрослая жизнь, наполненная испытаниями и триумфом побед.

II

Диляра-ханум возвращалась с базара домой. Дорога шла вверх, и хотя уклон был небольшим, тяжёлые сумки её изрядно утомили. Решив отдохнуть, она положила их на землю, прислонилась к дереву и начала думать. Постоянно думать было её любимым занятием и проклятием одновременно. Львиную долю этой процедуры занимали мысли о своей жизни.

Надо сказать, что ею она была крайне недовольна. На то имелись веские причины. Она рано потеряла родителей, воспитывалась в доме брата матери. После смерти дяди опека над маленькой Дилярой перешла к его сыну Абдулле. Нельзя сказать, что здесь к ней плохо относились. Однако чувство одиночества и стеснённости никогда не покидало её. Поэтому когда Абдулла сосватал Диляру своему другу, она раздумывала недолго.

Мужа, который по её твёрдому убеждению был простаком и неудачником, она не любила. До тех пор, пока он неожиданно не скончался от сердечного приступа в возрасте тридцати пяти лет. Интересно, везде ли мёртвых любят больше, чем живых?

Единственным оправданием своего пребывания на этом свете Диляра-ханум считала дочь. Она обожала своего единственного ребёнка, ненаглядную Айтекин. С тех пор, как умер муж, дочь стала для неё смыслом существования и реваншем за поражения и неудачи в жизни. Она лелеяла две мечты: дать дочери образование и удачно выдать замуж.

Ходили упорные слухи, что в Айтекин влюблён сын начальника милиции Фахраддина Мамедбейли. Такая партия была верхом её мечтаний. Если дочь ещё и в институт сможет поступить, то тогда ей от жизни ничего больше и не надо.

Земфира-ханум, мать Эмина и директор школы, в последнее время стала с ней очень обходительной. Да и разговоры среди соседей пошли. Однако, в жизни всякое бывает: часто всё разговорами и заканчивается.

Ход её мыслей прервал сигнал клаксона. На заднем сиденье остановившейся рядом «Волги» она заметила директрису. Та приветливо помахала ей рукой. Из машины вылез водитель, толстяк Вахид. Он приходился директрисе близким родственником. Машина была записана на него, хотя все в городке знали, что она принадлежит начальнику милиции.

Ничего не говоря, он подхватил сумки и уложил их в багажник. Затем он жестом указал ей на заднюю дверцу машины.

– Как можно женщине таскать такие тяжести, – укоризненно сказала директриса усевшейся рядышком Диляре-ханум, – ведь так недолго и спину повредить.

Голос директрисы был глубоким и бархатным, как у диктора телевидения.

– Ничего не случится, – кротко ответила Диляра-ханум, – мне не привыкать.

Ей стало стыдно от того, что она – одинокая женщина, лишённая мужской поддержки, и поэтому почти всё приходится делать самой.

– А как же Айтекин, почему она не помогает маме? – с лёгким упрёком спросила Земфира-ханум.

– Что вы, как не помогает, – поспешила ответить Диляра-ханум, – просто сейчас она готовится к экзаменам, и я не позволяю ей тратить время на домашнюю работу.

– Вы правы, – директриса понимающе улыбнулась, – сейчас дорог каждый час. Я слышала, она собирается поступать в медицинский.

– Да. Это её мечта с детства.

– Должна вам сказать, вы вырастили прекрасную дочь. Очень умный и воспитанный ребёнок. К тому же все годы учёбы была круглой отличницей. Считаю, она – главный претендент на золотую медаль.

– Неужели? Прекрасная новость! – Диляра-ханум постаралась придать голосу максимальную благодарность и скрыть разочарование.

Такое чувство испытываешь, когда надеешься выиграть в лотерею автомобиль, а в билете указан мотоцикл с коляской. Вдруг директриса намекнёт, что за эту самую медаль нужно кое-кому оказать уважение, разумеется – в денежных единицах. Настроение начало портиться.

Однако, следующая фраза собеседницы показала, что женщина поторопилась с выводами.

– Думаю, что из вашей дочери получится отличная невестка. Я своему сыну пожелала бы именно такую спутницу жизни.

Как Диляра-ханум ни ждала этих слов, они застигли её врасплох. Она молчала, не зная, что сказать.

Увидев замешательство гостьи, Земфира-ханум с улыбкой похлопала её по плечу: – Что же вы так смутились. Это я к слову сказала.

Диляра-ханум лихорадочно соображала, как ответить на столь прозрачный намёк, но не смогла найти что-либо более оригинальное, чем сказать: – Очень приятно, что вы так считаете.

– Останови, – неожиданно приказала директриса Вахиду, – пойди, купи нам холодной газировки.

Вахид с готовностью вылез из машины. Весь вид его показывал, что вернётся он не раньше, чем женщины закончат разговор. Диляра-ханум вспомнила, что сегодня видела его дважды: при выходе из дома и на базаре.

Земфира-ханум снисходительно посмотрела на раскрасневшуюся от смущения собеседницу.

– А что, если мне и впрямь сосватать твою дочку? – сказала она, неожиданно перейдя на «ты».

Диляра-ханум в растерянности пожала плечами. От волнения у неё перехватило дыхание.

– Молчишь, подружка.

– Спасибо большое, – ляпнула Диляра-ханум, – но ведь она ещё ребёнок. К тому же в институт поступать надо.

– Кто же их собирается женить сейчас. Только вот в столице соблазнов много, мало ли что может случиться.

Директриса обняла Диляру-ханум за плечи.

– Дети у нас красивые. Такой товар долго не залёживается.

Диляра-ханум согласно закивала головой и добавила невпопад: – Но…

Директриса нахмурила брови.

Бедная женщина осознала, что своим глупым «но» может вместо сватьи заполучить врага.

– …наши дети, – закончила она фразу, – что скажут они?

– Ты права, моя милая, – сказала Земфира-ханум, – сейчас конец двадцатого века. Мнение детей – условие важное. Но не главное. Ты меня поняла, надеюсь?

Она многозначительно посмотрела на собеседницу. Та кивнула головой.

– Знаешь, почему я твою дочь выбрала? – сказала директриса, словно рассуждая сама с собой: – Красивую и образованную найти легко, но чтобы она была к тому же работящей, воспитанной и покладистой – ох как трудно.

Диляра-ханум всеми силами старалась изобразить на лице согласие с каждым словом, слетавшим с губ Земфиры-ханум. Но её, уже почти поверившую в счастье своё и дочери, продолжали терзать сомнения. Что скажет Айтекин с её независимым характером и порой ослиным упрямством?

– Лучшей кандидатуры для моей дочери я и представить не могу, – сказала она, – но вы же понимаете: должно быть чувство.

– Что скрывать, Эмину Айтекин нравится, – сказала директриса, – но о моих планах он ничего не знает. Поговорю. Разъясню.

Она лгала. С сыном разговор уже состоялся, причём по его инициативе. Но этого матери Айтекин знать было не обязательно.

– Я тоже поговорю с дочкой, – сказала Диляра-ханум и добавила, – и тоже разъясню.

Женщины заговорщически улыбнулись друг дружке.

– Ну что, сватья, решено? – сказала мать Эмина.

– Решено, – ответила мать Айтекин.

Женщины обнялись. Сделка состоялась. Завязан первый узел. За ним последует второй, третий, и с каждым последующим связь будет всё прочнее, а узлы всё крепче и запутаннее.

III

Полдень. Удобно устроившись в кресле-качалке на веранде, Айтекин тщетно пыталась заставить себя заняться биологией. С этим предметом у неё нелады. А ведь через месяц – полтора ей поступать в медицинский. Но одно дело изучать человеческий организм, лечить людей, и совсем другое – копаться во внутренностях жучков и паучков, которых она ненавидит и боится столь же сильно, сколь и мышей.

В прелестную головку лезли разные мысли, но общая тема одна: Эмин и Заур, Заур и Эмин. И вопрос один – кто. Посоветоваться не с кем. Матери не скажешь, стыдно, хотя ясно, кто ей может понравиться. Конечно же – Эмин Мамедбейли. Из хорошей, а главное, богатой семьи. Воспитанный, умный, а его внешность – предмет обсуждения всех девчонок школы. Честно говоря, ей льстит, что среди множества достойных кандидатур, она – вне конкуренции.

Но она чувствует, как в самых глубинах её девичьего, никогда прежде не любившего сердца, зреет выбор, неотвратимый, как судьба.

Заур… У него нет той классической, чуть холодной красоты Эмина, но до чего же он мил. Бывает так, что в отдельности черты вроде бы не очень-то и правильные, но, собранные на одном лице, создают неповторимый облик. Таких глаз, пронзительно голубых и печальных, даже когда он смеётся, она не видела ни у кого. И руки. Их силу и нежность она почувствовала в прошлое воскресенье. Тогда они всем классом решили пойти в заброшенную деревню на противоположной стороне реки. Она потеряла равновесие, перепрыгивая с одного валуна на другой, и упала бы в бурный поток, если бы Заур вовремя не подхватил её. У неё тогда живот свело от волнения.

После случая с браконьерами ребята стали знаменитостями. Школьные девчонки были от них без ума, но ей (и не только ей) казалось, что друзья замечали только её. И было за что. Айтекин⁷ оправдывала своё имя: стройная фигурка, точёный носик, огромные карие глаза и тугие косы до пояса делали её первой красавицей в школе. Ей, конечно, их внимание льстило и волновало, особенно то, как на неё глядел Заур. Правда, в последние дни он почему-то изменился. Стал избегать её, лицо бледное, печальное.

– О чём думаешь, дочка?

Занятая своими мыслями Айтекин не заметила, как подошла мать.

– Так. Ни о чём. Голова болит от проклятой биологии. Ты можешь объяснить: для чего будущему врачу знать, как устроен организм мухи?

– Откуда же мне знать. Я женщина необразованная. Только вот мой покойный дядя часто говорил, что Всевышний всё создал по единому правилу.

– Что это за правило такое? Может, он имел в виду закон?

– Не знаю, но точно помню: он употреблял именно слово «правило». И ещё он говорил, что правила выше законов.

– Дед правильно говорил, – философски заключила Айтекин, – законы нарушают все, а правила – единицы. Мама, ты не принесёшь мне чаю?

– Конечно, дочка. С твоим любимым ореховым вареньем? И я выпью, пожалуй. Что-то в горле пересохло.

Минут через десять они распивали ароматный цейлонский чай. Диляра-ханум казалась взволнованной. Она то шумно вздыхала, то покашливала, то пристально глядела на дочь. Айтекин, наконец, не выдержала.

– Мама, что с тобой? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Всё в порядке, дочка.

– Нет. Ты не в себе. Что-то случилось?

– Я хочу поговорить с тобой, – решилась наконец Диляра-ханум.

– О чём? – не отрываясь от чтения, спросила Айтекин.

– У меня состоялся разговор с директором школы.

Айтекин вопросительно посмотрела на мать.

– Она прочит тебя в кандидаты на золотую медаль.

Глаза девушки засветились от радости.

– Как здорово! – воскликнула она, – теперь мне нужно будет готовиться лишь по биологии.

Она обняла мать за шею и расцеловала её. Однако, увидев её смущенное лицо, удивлённо спросила. – Мама, ты не рада? Что-то не так?

– Всё хорошо, моя девочка. Даже очень хорошо.

– Что значит «очень хорошо»?

– Ну, видишь ли, – Диляра-ханум старалась подыскать нужные слова, но безуспешно, – она сватала тебя за Эмина.

Диляра-ханум испуганно посмотрела на внезапно побледневшее лицо дочери.

– И что ты ей ответила? – тихо спросила Айтекин.

– Я? Сказала, что ты ещё ребёнок и что вам… тебе в институт поступать надо. Но она меня заверила, что сейчас вы будете только помолвлены, а свадьбу сыграем потом.

– Мама, ты дала согласие, не спросив меня? – лицо Айтекин исказилось от обиды и гнева.

– Согласие, несогласие. Спросив, не спросив, – Диляру-ханум начала разбирать злость, – причём тут всё это! Вы же дружите. Он прекрасный парень. Я советовалась с дядей Абдуллой, и он одобрил наше решение.

– Ты дала согласие, не спросив меня, – на глазах у девушки выступили слёзы. – Как ты могла так поступить со мной?

И тут впервые в жизни Диляру-ханум прорвало. Она обрушилась на дочь с потоком упрёков и обвинений. Она кричала на своё любимое дитя, обвиняя его в чёрной неблагодарности, эгоизме, глупости и прочих смертных грехах. Она говорила об их бедности и той жизни, которая откроется ей, породнись они со столь знатным семейством. Айтекин молча слушала мать, и в её широко раскрытых глазах читался ужас.

– Дура! – выкрикнула напоследок Диляра-ханум. – Я знаю, кто у тебя на уме. Этот бездельник и драчун Заур.

– Никакой он не бездельник! – закричала Айтекин, – если хочешь знать, то он лучше всех. А ты, ты всё испортила. Я бы сама всё решила без твоей помощи. Но ты всё испортила.

Айтекин пулей слетела с веранды и бросилась к калитке.

– Вернись сейчас же, – крикнула ей вдогонку мать.

Тщетно. Стукнула дверь, и всё стихло. Диляра-ханум опустилась на стул и дрожащими руками обхватила голову. Она всеми силами старалась понять, правильно ли поступила, и если ошиблась, то насколько страшной была ошибка.