Читать книгу: «Происхождение мира. Naturalius dogmaticum», страница 2

Третьего эйнштерта (двадцать девятого марта) пугающая весть ледяным ветром пронеслась по Дильмуну. Пропала маленькая девочка – дочка знатной дамы и уважаемого мужа. Всё поселение отчаянно искало дорогую потерю. К вечеру того же дня девочка была найдена… в доме бобыля Тевкра. Девочка, увидав мать, со всех ног бросилась ей в объятия. На множественные расспросы жителей «Зачем?», «Почему ты украл её?», «На что тебе сдалось невинное дитя?» преступник не мог дать должного ответа.

По мановению руки Тевкр из приятного члена общества перешёл в разряд изгоя и персоны нон-грата. Так длилось неделю, пока, не знающий, как загладить вину – ни подарки, ни добрые слова не возымели действия, – Тевкр, будучи крайне опечален и удручён, направился в очередной раз на излюбленную работу – рыбную ловлю, – к берегу океана, дабы поразмыслить и вынести себе приговор и наказание.

Но суд уже состоялся: общество произвело его. До пляжа мужчина не дошёл, а дом его превратился в обгоревшее стойбище неназванного гостя, продолжавшего жить в устах жестокого люда.

Юлиан Бельгийский

На севере Галлии забрезжил рассвет, когда монах Юлиан покинул родные земли и отправился в странствие по Европе. Его никто не ждал, никто не любил, но все были одинаково удивлены, когда вечно мечущийся где-то рядом Юлиан испарился так, будто его и не было.

По прошествии нескольких лет аскетичной жизни мужчина, к тому времени ставший седым и истощённым стариком, пришёл в неизвестные ему Дельфы, где встретил Плутарха и Эномая и имел удовольствия вступать в полемику с ними. Таким образом Юлиан в благородных летах, увлёкшись философией, вернулся к мирской жизни.

«Юлиан из Галлии», как называли его местные жители, в течение многих лет оставался неизвестен за пределами Дельф, пока седьмого ламарта (двадцать третье июля) сто четвёртого года нашей эры он не выпустил своё первое произведение «О человеке и судьбе», представляющее собой огромное собрание рассуждений, начертанных на нескольких пергаментах.

И знаменитые, и малоизвестные философы и их ученики сразу же обратили внимание на произведение Юлиана и прочли его, объявив автора «учёным» и «мудрейшим из мудрейших». Один из знакомых Юлиана поспешил сообщить ему о безграничных восторгах и одобрениях и незначительной критике, относившейся более манере письма, нежели к содержанию, но, с трудом отворив дверь холостяцкой хибары, не нашёл виновника торжества. Снова Юлиан исчез в момент, когда жизнь его должна была измениться не по его собственной воле, а по воздействию извне.

Поиски в Дельфах ни к чему не привели, но и за пределами города никто не слышал о теперь уже «странном старике, сбежавшем от успеха». Единственный труд Юлиана был забыт через год, а все вопросы читателей и их замечания остались безответны. Только дети плебеев продолжали пугать друг друга «призраком из Галлии» и «тенью отшельника», однако и этим пустословиям в скором времени пришёл конец.

Поистине, ничего не меняется.

Ювеналий Боснийский

На просторах, в будущем ставших известными, как Босния и Герцеговина, трудился гончар Ювеналий, многодетный отец, любящий муж и исправный работник. Вся жизнь его походила на вымышленную и далекую от реальности идиллию, пока четвёртого пуасселя (семнадцатого августа) он не встретил Лиру – девушку из богатой семьи торговца, мерзкого и жестокосердного человека, для которого наивысшим благом считалось набить сполна итак набухший кошелёк и такое же брюхо.

Зрелый мужчина и юная дева с первой встречи понравились друг другу, но оба не хотели и думать о возникшем из ниоткуда чувстве. Ювеналий был в отчаянии. Как он, семьянин и ответственный, преданный своему делу работник, мог влюбиться в девушку, годившуюся ему в дочери? Лира в то же время размышляла: «Как дочь богатейшего господина могла заметить и овеять вниманием какого-то мужлана, такого же, как моряки, доставляющие товар её отца в чужеземные местности?» Но и тот, и другая в унисон стремились к сближению друг с другом, не осознавая и недооценивая всей глубины «мимолётного увлечения».

В попытке развеяться Ювеналий отправился вон из дома и, к собственному же удивлению, обнаружил на одной дороге с собою Лиру.

– Добрый вечер, – произнесла девушка, – Я вас уже где-то видела. Вы Ювеналий…

– Да, это я, – грубо ответил мужчина, – А вы Лира, дочь Мустафы?

– Именно, – весело ответила Лира, – Вы гуляете?

– Да…

– Я тоже! Как мы совпали. Никого на улице нет, кроме нас. Как прекрасно! Ой, простите, – смущённо осеклась она, – Я не очень люблю толпу, рынки и всё это… Ну, вы понимаете. То, без чего имя моего отца не было бы так известно.

– Да, я вас понял, – жёстко ответил Ювеналий и побрёл в противоположную от собеседницы сторону.

– Подождите, куда вы? – опешила Лира, – Я же не о вас… А, может, перейдём на «ты»?

Ювеналий резко остановился и устремил взгляд в лицо девушки:

– Если вы, то есть… Если ты так хочешь. Главное, чтобы никто не застал нас, а то иначе доложат твоему отцу, и мы вряд ли ещё встретимся.

– Верно… – медленно осознавая сказанное, промолвила Лира.

– И вообще, я лучше пойду, – тихо и строго сказал Ювеналий и торопливо пошёл в сторону мастерской.

– Подождите! Нет, подождите! – закричала дева, вызвав удивление в глазах мужчины, продолжив стихшим голосом, – Я хотела… хотела бы сказать вам, то есть… тебе, – говорила она, приближаясь к гончару, – Я, в самом деле, люблю тебя. Да, люблю, и я хотела бы, чтобы ты знал это.

– Знаешь… – начал Ювеналий, но Лира перебила его:

– Нет, не говори. Я знаю, что ты не любишь меня, поэтому я лучше пойду…

– Я тоже люблю тебя, Лира, – произнёс мужчина, обнимаю дрожащую от вечернего холода девушку; он произнёс с ухмылкой, – Ты замёрзла?

– Да, слишком лёгкое платье для пляжа.

– Пойдём ко мне в мастерскую, – предложил Ювеналий.

– Нет, там наверняка кто-то есть, – отрезала девушка.

– В это время там уже никого нет. Пойдём.

Лира повиновалась.

Так начались отношения дочери торговца и гончара, в мастерской которого они встречались каждые два дня.

Однако, роман продлился всего месяц, после чего девушка, разоблачённая и пристыженная, вынуждена была по велению отца удалиться в монастырь.

Ювеналий, узнав об этом, окончательно погрузился в скорбь и, сломленный, вновь побрёл всё на ту же прибрежную равнину, где не так давно вспыхнула страсть его и божественной Лиры. Чтобы никто не увидал «распутника», мужчина отошёл от наиболее посещаемой части пляжа.

Всю ночь он оплакивал свою разрушенную жизнь, а под утро приблизился к морю, дабы смыть грех и позор.

Домой он не вернулся, и никто понятия не имел, куда запропастился талантливый гончар и любящий отец.

Эмиль Уагадугский

В четырёхсотых годах нашей эры произошла эта история.

Эмиль, парень с кожей цвета кофейных зёрен и мускулами – символом усердия и крепости духа. Он выжил, несмотря на бесконечные засухи и недостаток пищи и воды.

Будучи юнцом, Эмиль женился на ещё более молодой тёмненькой девочке, которая, однако, вскоре скончалась при родах.

Убитый горем Эмиль забросил всякую работу, закрывшись в хижине и оплакивая свою дорогую и любимую жену.

Позже Эмиль начал видеть призрак маленькой жены, когда солнце полностью закатывалось за горизонт. Привидение подплывало и клало мнимые ручки на шею вдовцу. Тот пугался, но сразу же говорил:

– А, это ты, моя милая. Ты снова напугала меня, но ничего. Я всё равно тебя люблю. Люблю также, как и в то время, когда ты была жива, – и гладил её призрачные пальцы, целуя и лелея их.

Эмиль забыл о сне и об удовлетворении естественных потребностей.

Местные жители не решались заглянуть в «хибару сумасшедшего». А Эмиль, тем временем, проводил дни напролёт в общении со своей давно почившей женой.

Когда двадцать восьмого лавуазевря (восьмого октября) в хижине вдовца перестало чувствоваться движение, а запах злостно давал о себе знать, только тогда соседи решились открыть ящик Пандоры, увидав в нём тело с еле узнаваемыми чертами прекрасного лица молодого мужчины.

Так и закончилась эта история любви, преданности и равнодушия.

Эмилия Германская

Первого декартевря (двадцать второго мая) пятьсот тридцатого года в семье крестьян родилась Эмилия. Она была восьмым ребёнком и пятой дочерью Карла и Хильдегарды. С детства не отличалась чем-либо особенным. Эмилия была похожа на мать блондинистым цветом волнистых, тонких волос, а на отца – спокойным и миролюбивым нравом. Девочка слыла замкнутым, но всегда готовым прийти на помощь, ребёнком.

В одиннадцать лет Эмилия была выдана замуж за четырнадцатилетнего Ганса, сына соседа. Тот не отличался благонравным поведением и с первой встречи возненавидел жену. В виду юного возраста новобрачных, консуммация брака была отложена. Ганс днями пропадал с более взрослыми друзьями, оставляя жёнушку одну, но та даже была рада такому отношению к ней супруга. Эмилия занималась бытом, по вечерам отдыхая за вышиванием, вскоре полностью украсив вышивками комнату супругов.

Спустя пять лет, когда Эмилии было уже шестнадцать лет, было решено провести консуммацию, чему девушка яро воспротивилась, оскорбив супруга. Она выбежала из дома и отправилась куда глаза глядят. Но очень быстро друг Ганса опознал беглянку и с самодовольным видом вернул её домой. Процедура была начата заново и – в этот раз – доведена до конца.

После случившегося Эмилия зарыдала, разбудив тем самым уже успевшего заснуть Ганса.

– Чё ревёшь? – спросил он.

– Я… Я ненавиж-жу тебя… Дурак!.. Гх… Тупой… дурак!.. Гх…

– Если я для тебя так безобразен, так ужасен, то почему же ты всё ещё здесь? – так же невозмутимо вопросил Ганс.

– Ненавижу тебя! – неожиданно вскрикнула Эмилия, встала и в одной рубашке принялась вылезать из окна.

– Куда ты? – с нотками волнения произнёс парень.

– Тебе какое дело? – раздалось из ночной темноты.

Ганс встал и подбежал к окну, заглянув в него:

– Ты с ума сошла?

– Как тебе угодно!

– Что я сделал?

– Ничего!

– Это не ответ.

– А это не разговор!

Эмилия доползла до земли и, когда пальцы её ног коснулись жёсткой травы, кинулась на утёк. Ганс же, сонно приблизившись к кровати, устало рухнул на брачное ложе, мгновенно задремав.

Эмилия бежала всю оставшуюся ночь, прервав своё путь лишь у крутого склона. Спустившись к реке, девушка села и отдышалась. «Что я делаю? Куда я бегу? Почему я так его ненавижу? Или я его люблю? Я не знаю. Что теперь делать? Зачем я всё это сделала? Что я сделала? Я убежала. Зачем? Зачем?» – бесконечно тянулся поток мыслей в её голове. «Всё, надо решить, что делать. Что делать?» Девушка задумалась. «Ладно. Если я вернусь, меня засмеют. Если пойду дальше, то не знаю, что будет. Не знаю, кого встречу и что со мной станет.» Эмилия вновь заплакала и вновь от безысходности. «Зачем? Зачем» – вертелось в её голове. «Зачем?»

Через час девочка почувствовала нестерпимый голод и, не приняв никакого решения, пошла обратно. На полпути Эмилия упала прямо лицом в лужу грязи, в которой ютились откормленные свиньи. Из сельского домика, по близости с которым оказалась девушка, выбрался полный мужчина и заковылял прямиком к хрюшкам.

– Кто это ещё?! – воскликнул мужчина, увидев перед собой нежданную гостью.

Крестьянин медленно подошёл к девушке.

– Эй? – попытался достучаться до неё он.

Мужчина дотронулся до девушки. Поняв, что незнакомка жива, но находится без сознания, крестьянин взял Эмилию на руки и понёс в дом.

Дома у доброго мужчины, которого звали Эгидий, Эмилия пришла в себя, обогрелась и подкрепилась. Кратко пересказав свою историю, Эмилия отчаянно заявила: «Я не знаю, что теперь делать!»

– Я понимаю тебя, дорогая гостья, – с необычной вежливостью отвечал мужчина, – Но я не могу оставить тебя у себя. Я уже пожилой и…

– Возможно, вам нужна помощь… – прервала его Эмилия.

– Да, это верно. Но пойми, у меня нет лишней кровати, лишней тарелки и ложки. Ну, ты понимаешь. Ты должна вернуться домой. Родные любят и ждут тебя. Представь, как им сейчас больно без тебя.

– Они и не заметили моего побега, – бросила она моментально, – Я всегда была обузой. Родным будет лучше без меня.

– Не говори так, милая. Ты слишком глубоко зашла в своих мыслях и искажённых фантазиях. Послушай меня, и ты, возможно, будешь удивлена тому, насколько я прав.

Эмилия опустила глаза:

– Я не хочу возвращаться.

Эгидий с грустью посмотрел на гостью:

– Бедная заблудшая душа, – сказал он и покачал головой.

Эгидий встал и направился в сторону кухни.

– Что вы делаете? – растерянно спросила Эмилия.

– Собираю тебе еду в дорогу, – просто ответил хозяин.

– Не надо! – запротестовала та.

– Какая капризная девочка!

Эгидий быстро собрал пищу для девушки и протянул свёрток ей.

– О, нет-нет! – вновь воспротивилась девочка.

– Ладно, милая. Я не хотел грубо выгонять тебя, но, вижу, мне придётся это сделать, – он резко переменил тон, – Проваливай и не возвращайся!

Эмилия нервно и испуганно попятилась к выходу, захватив с собой свёрток.

– Простите, – тихо промолвила девушка напоследок и ретировалась, прикрыв аккуратно обветшалую дверь.

Теперь Эмилия предстояло сделать наконец столь долгожданное решение, и она приняла его.

Эмилия – сначала неуверенно, затем – более чётко и даже радостно – зашагала навстречу родным, осознав, что важнее не то «где» ты, а то «с кем» ты.

Мать и отец, свёкор и свекровь, муж и орава братьев и сестёр с печальным и – одновременно – отрадным чувством и успокоением встретили Эмилию, возвращение которой развеяло самые страшные фантазии оных, и жизнь обеих семей, а также пары новобрачных, в скором времени наладилась, одарив счастьем каждого из членов истории.

Эгидий Гонконгский

Эгидий родился на землях, называемых в современное время Гонконгом. Отец его был местным жителем, а мать – потомком переселенцев с Запада. У мальчика была необычная внешность, за которую он нередко расплачивался насмешками и любопытными взглядами.

В возрасте пятнадцати лет Эгидий, не найдя отрадного занятия и круга общения, был вынужден – как сам он это воспринимал – проститься с горячо любимой семьёй и уйти туда, где будет возможно счастье.

Так началось большое путешествие Эгидия, продолжавшееся всю его жизнь. Парень повзрослел, научившись заботиться о себе и своих потребностях, работать на других и для других, видеть смысл в мельчайших моментах и, главное, ценить собственный труд и труд других. Но он так и не нашёл счастья, которого искал.

Всю жизнь Эгидий скитался. Он был одинок, хоть и не желал того. Он не нашёл любви в случайных знакомых также, как и в воспоминаниях о них. В помощи мужчина видел обязанность, а в общении – средство взаимодействия с внешним миром.

Незаметно пролетела юность, затем – молодость, зрелость, и вот уже на горизонте показалась старость, пугающая всех: от мала до велика.

Но Эгидий не боялся старости: наоборот, он с нетерпением ждал её, не зная, что делать с жизнью, не останавливавшей своего течения ни на секунду. Мужчина остепенился и проводил оставшиеся часы драгоценного – для многих, – но бессмысленного – для него, – времени.

Однажды, пятого гутенбевря (десятого ноября), Эгидий впервые увидел у входа в своё забытое всеми жилище человека. Впервые жизнь пошла так, как хочет другой человек, но не он. Это событие произвело на пожилого мужчину неизгладимое впечатление. Он, будучи наученным дворцовой вежливости в бытность свою в услужении у короля Хлодвига I и его жены Клотильды, взял на руки несчастную – как и он – девушку и понёс её в дом.

Выяснилось, что девушку звали Эмилией, и она сбежала от своих близких людей. Этот побег показался умудрённому Эгидию такой несущественной мелочью, что он даже не видел смысла в разговоре, однако, всё же решил помочь и наставить на истинный путь юную беглянку.

Вскоре Эгидий проводил гостью, оставшись снова – и навсегда – в полном одиночестве. «Ради чего я жил? Ради кого?» – спрашивал у самого себя Эгидий, ложась на хлипкое ложе. «Вся жизнь, как суета, и ты – лишь часть механизма всего этого водоворота.»

«Зачем же мне была дана эта жизнь? Если бы я мог прожить её заново, сделал бы я это иначе? Прожил бы я жизнь по-другому? Возможно, но стало бы это лучше? Размышлял бы я тогда о своей жизни и пришёл бы я тогда к тем же выводам?»

«Нет. Нет, всё одинаково. Всё всегда одинаково: у королей, у крестьян, у торговцев, у глупых, у философов, у гетер – неважно.»

«Всё ушло. Всё время утекло безвозвратно, и сейчас нужно лишь довольствоваться результатом, лишь радоваться тому, что уже прошло, и прошло оно прекрасно. Всё было в жизни, а значит, я ощутил всё, что должен был.»

«У меня никогда не будет жены, не будет детей. Но сколько я совершил пользы? Скольким людям принёс радость и, наконец, счастье. Я сделал всё, что хотел, и я рад этому. Спасибо тебе, Эмилия, что помогла мне осознать это, что благодаря тебе я вновь ощутил оказываемое мною добро. Жаль, что я не могу сказать об этом лично Эмилии. Жаль, что я так грубо прогнал её. Но… нет. Не надо жалеть. Думаю, она всё-таки благодарна мне также, как и я ей.»

«Я только сейчас понял, как прекрасна жизнь. Я полюбил жизнь. Да, я люблю жизнь, и только сейчас я могу сказать без тени сомнения: «Я счастлив».»

Эгидий скончался через два дня в своём маленьком сельском домике, так и не пожив по-настоящему (?).

Целестина Грузинская

Целестина была младшей девочкой в многодетной грузинской семье. Она была ленивой и безответственной, хотя, когда и если Целестине указывали на её недостатки, она раздражалась и шла выполнять хозяйственные дела, которых всегда было много. Мать девочки была разочарована поведением дочери, но справиться с её характером, смириться или повлиять на неё не могла.

Одним летним днём мать, как и всегда, пошла будить детей, среди которых, естественно, была и Целестина. К удивлению матери, дочери она не обнаружила. На обильные расспросы остальные дочери и сыновья не могли дать ответов.

Вдруг старший из братьев нашёл под ногами крошечную глиняную доску с выбитыми на ней словами:

«Мама, я знаю, что мы с тобой не родны. Мы слишком разные, чтобы быть родственниками. Я ушла на поиски своих настоящих родителей. Не ищи меня.

Целестина.»

Мать, прочитав послание дочери, схватилась за сердце и опустилась на голый пол.

– Ох, дочка, что же ты? – шептала женщина, – О, мне так жарко… Доченька моя… Где же ты, моя милая?.. Ох, жарко…

Не исполнив указа дочери не искать её, женщина вышла из дома и направилась в сторону ближайшего селения.

– Целестина! Целестина! – кричала навзрыд бедная матушка, – Целестина!

Как она ни старалась, ни плакала, ни расспрашивала у обитателей деревушки, ни стирала свои и без того грубые пятки об иссохшую почву поиски её не увенчались успехом. Целестина пропала бесследно.

В то же время в городе Мцхета объявилась с ног до головы облачённая в лохмотья низенькая, аккуратная девочка с круглыми глазами цвета угля и носом, как у Бабы-Яги из старых русских сказок. Девочка, согласная на любые кров и еду, просила милостыню, шатаясь по узким улочкам прекрасного города.

Вечером к спящей у основания одного из зданий Мцхета Целестине подошёл мужчина в белом одеянии.

– Девочка? Ты спишь?

***

– А? – очнулась Целестина.

– Ты сидишь здесь весь день?

– Да.

– Ты голодна? – интересовался незнакомец.

– Да, очень, – призналась Целестина.

– Пойдём со мной. Будешь служить в моём доме, а я буду кормить тебя и отведу тебе место для сна.

– Я не знаю… – заколебалась девочка.

– Это будет всяко лучше, нежели пыльная улочка.

– Вы правы… Не знаю, ну… Да, я пойду с вами, – согласилась простолюдинка.

– Отлично, идём, – незнакомец протянул девочке широкую руку.

Целестина вложила свою ладонь в ладонь мужчины, встала и пошла подле него навстречу новой жизни.

***

– Проходи, – сказал мужчина, отодвигая висящую над входом тряпку, – Здесь ты будешь спать, – указал он лежащие в углу цветные ткани; затем – на глиняные плашки, – А здесь – готовить.

– Готовить? – удивлённо воскликнула Целестина.

– Да, готовить. Если не умеешь, я тебя научу, – просто промолвил хозяин.

– Хорошо.

– Но уже поздно. Поешь и ложись спать.

После этого мужчина начал раздеваться.

– Что вы делаете?! – крикнула девочка, желая уйти.

– Я ложусь спать. Чего так кричишь? Садись и ешь.

– Хорошо, – послушно ответила Целестина, присела и подкрепилась крошечными объедками, оставшимся лежать на дне неглубокой тарелки.

После трапезы девочка легла и тут же погрузилась в царство Морфея.

Наутро Целестина была научена простой готовке. Мужчина отправился по своим делам, оставив гостью одну. Каждый вечер он возвращался. Так повторялось изо дня в день. Жизнь пошла своим чередом.

***

Спустя двадцать лет у мужчины уже появилась семья, состоящая из жены и четверых детей. Целестина прислуживала им, но в последнее время становилась всё печальнее и печальнее.

– Что с тобой, Целестина? – спросил как-то хозяин у готовящей ужин женщины, – Ты почти не говоришь. Только сидишь и работаешь. Я не заставляю тебя этого делать. Глядя на тебя, мне становиться так грустно, что я готов освободить тебя от всех обязанностей…

Целестина вздохнула:

– Я всё чаще и чаще вспоминаю мать, братьев, сестёр… отца… – задумчиво отвечала служанка, – Я тебе не рассказывала, но перед тем, как выйти на улицы Мцхета, я жила в семье, большой семье… Я долго не вспоминала их. Это даже странно… Но теперь… Теперь я только о них и думаю. Живы ли они? Как они сейчас? Есть ли у меня племянники или ещё брат или сестра?

– Мы можем найти твою семью, если ты этого хочешь, – с добротой сказал мужчина.

– Правда? – более бодро откликнулась Целестина, – Хорошо, только… Только – ох! – я должна тебе сказать. Я ушла от родителей потому, что думала, будто бы я им не родная. Знаю, это так глупо! Но…

– Сейчас это не важно, – успокоил её хозяин, – Бросай стряпать. Жена доготовит.

– Но… – женщина затрепетала в нерешительности.

– Бросай и идём.

Также, как двадцать лет тому назад, Целестина пошла за этим – теперь – немолодым человеком.

***

Целестина и представить не могла, насколько близко от родственников она жила. Всего-то через полгорода она нашла отчий дом!

Мать и отец не дождались возвращения дочери: отец скончался семь лет назад, а мать – всего несколько месяцев. Один из братьев Целестины потерялся, а другой – утонул. У пятерых её сестёр были мужья, а одна была ещё слишком юной для брака. У Целестины было двое маленьких племянниц и шесть племянников.

Ощутив привкус горечи и – вместе с тем – радость за то, что родные её теперь рядом, Целестина осталась дома, часто проведывая семью спасшего её мужчины.

Она скончалась через три года, двадцать шестого кюривря (первого декабря), от несчастного случая: на Целестину наехала повозка с мешками, набитыми крупой.

Франческо Египетский

Когда правление Тулунидов только зарождалось, родился Франческо (и пусть вас не смущает это имя) в семье, исповедовавшей христианство.

В подростковом возрасте, будучи хилым, но трудолюбивым парнем, Франческо приступил к работе над строительством мечети.

На стройке он познакомился и, впоследствии, подружился с архитектором, проектировавшем здание. Архитектор, не имея учеников, стал преподавать смышлёному мальчику основы инженерии.

Позже Франческо был схвачен вместе с семьёй и помещён в темницу за свою веру и отказ принять ислам. Родители его скончались через несколько месяцев нечеловеческих условий, оставив Франческо лишь горе утраты.

Однако, через год удача обернулась молодому мужчине, и он был освобождён из темницы по приказу эмира. Этот «комплимент» был сделан не просто так. Франческо, к этому времени ставший взрослым мужчиной, оказался талантливым учеником знаменитого архитектора, и ему было поручено создание проекта мечети Ибн Тулуна. Франческо с огромным энтузиазмом принял эти обязанности и с полной ответственностью стал выполнять их.

Таким образом, Франческо сохранил жизнь, но не смог увидеть окончания строительства его детища. Он скончался спустя пять лет, одиннадцатого эпикурта (одиннадцатое января) от неизвестной болезни, свалившей его всего за два дня.

Синтия Индонезийская

Синтия родилась восемнадцатого декартевря (восьмое июня) в Индонезии. Её семья была далека от социальных предрассудков, из чего можно сделать вывод, что жили они безбедно, но не чурались своего положения. Детство девочки было насыщенно яркими, тёплыми красками, что воспитало в ней любовь к миру и людям.

В двенадцать лет Синтию выдали замуж за человека, который был ей неприятен, но это, как она полагала, не являлось триггером к тому, чтобы проклинать судьбу. И была права. Очень скоро она без памяти влюбилась в своего новоиспечённого мужа, в браке с которым в дальнейшем родила семерых здоровых детей.

Синтия была счастлива в браке и – позже – в семье. Она не стремилась к чему-либо, и в этом нельзя её упрекать, ведь она уже имела то, о чём только могла мечтать.

Она прожила ещё тридцать лет в покое и благополучии и скончалась, увидев своего первого правнука.

Флавия Иранская

Флавия ничем не отличалась от женщин своей семьи. Она была набожна, послушна и спокойна. Но никто, однако, не желал брать её в жёны, потому как о девушке нельзя было сказать, что она красива, умна, обладает неординарным характером или, в конец, богата.

Шестого кеплеря (двадцать девятого апреля) Флавия встретила обаятельного юношу и мгновенно влюбилась в него. Она была разочарована тем, что парень прошёл мимо.

– Привет! – крикнула она парню; тот оглянулся, – Да, я говорю с тобой! Познакомимся?!

– С тобой?! – прыснул парень, – Не хочу показаться грубым, но, девушка, вы себя видели? И вообще, у меня есть жена.

Мнимый возлюбленный ушёл, оставив после себя шлейф обиды и злости.

– Но почему? – сказала сама себе Флавия и отчаянно побрела по пустынным улочкам.

Флавии было уже двадцать восемь лет, а значит, по местным меркам она считалась чуть ли не бабушкой. В любом случае, никто из её семьи больше не надеялся, что Флавия когда-либо выйдет замуж, потому последняя, в сущности, была оставлена всеми.

***

Пока девушки не было дома, к родителям её заявился полный, бородатый господин с жёсткими чертами лица, но милой улыбкой.

– Добрый вечер. Меня зовут Абдул, и я хотел бы видеть вашу дочь.

– С какой целью? – басом отозвался отец Флавии.

– О, не подумайте… Я хотел бы сделать ей предложение, вернее, попросить у вас разрешения на брак с вашей дочерью, вернее…

– Как нельзя верно, – с иронией произнёс мужчина, – Что ж… а вы знаете, сколько Флавии лет?

– Нет, но мне это абсолютно безразлично…

– Ха-ха-ха, представьте себе! Ей уже двадцать восемь! Двадцать восемь лет! – смеялся отец Флавии, – Не передумали? Кто вам будет рожать наследников? Флавия для этого не годится. А на что она годиться? Ни-на-что! Ха!

– Мне плевать, – холодно ответил влюблённый, – Я уверен в своём желании жениться на Флавии. Я люблю её. Я обеспечен и не последний человек в этом мире. Пожалуйста, – продолжил он, понизив голос, – Разрешите мне жениться на Флавии.

Наступило молчание, нарушенное вскоре матерью девушки:

– А Флавия знает вас?

– Нет, но, я думаю, она будет рада встретить меня. Позовите её, и мы продолжим разговор, – строго сказал будущий жених.

– К сожалению, Флавия ещё не вернулась, – запротестовал отец, – Но вы можете подождать её. Час, два… Может, она и явится.

– Договорились, – бросил гость и присел на пол, скрестив ноги.

***

Флавия подошла к краю обрыва, равнодушно смотря в низ.

– Девушка! Девушка! – послышалось откуда-то позади.

Флавия, испуганно обернулась, но, не увидев окликающего её человека, развернулась и, запутавшись в своём же одеянии, споткнулась и упала прямиком в зияющую бездну.

– Девушка! Вы оборонили… Аллах! Девушка! – испуганно кричал растерянный старик.

***

– Думаю, Флавия не придёт. Либо придёт, но позже. В любом случае, вы не можете здесь остаться, – говорил, выпроваживая гостя, отец героини.

– Приятно было познакомиться, – сказал на прощание влюблённый мужчина, – Я приду завтра, – после чего удалился.

Он приходил каждый день на протяжении пятнадцать лет, до самой своей смерти.

Фелисити Испанская

В отдалённой деревушке на окраине Испании жила Фелисити в доме своей тётушки Мануэлы. Она была влюблена в Родриго, не отвечавшего ей взаимностью. Надо сказать, любовью тётушки она также не пользовалась, исполняя с малолетства роль прислуги, прачки и кухарки.

Сначала она была лишь помощней, но вскоре обязанности покатились, словно снежный ком, по годам её жизни, лишь увеличиваясь, и достигнув своего апогея пятнадцатого эйлерта (второго августа) девятьсот двадцать восьмого года нашей эры, когда Фелисити исполнилось двадцать два года.

Родриго, завидев в день именин Фелисити, был поражён её простой, но не менее очаровательной и ценной красотой. Но Родриго прервал свои вдруг возникшие грёзы о провинциалке, вспомнив, что его сердце уже отдано другой. Он поприветствовал суетящуюся и пробегающую мимо именинницу и отправился восвояси.

– Фелисити! – закричала сварливая тётка, высовываясь из окна деревенского домика, мило украшенного волнами распускающихся цветов.

– Что тётушка? – мигом подбежала девушка.

– Ты скоро?! Закончишь дела – иди ко мне!

– Да, я знаю тётушка.

– Ну, иди.

Фелисити вернулась к делам, а вечером, значительно утомившись, пришла к звавшей её ещё утром тётке.

– Почему так долго? – раздражённо начала тётка.

– Прости, тётушка. Много было хлопот…

– Неважно, – грубо прервала она племянницу, – Знаешь, я должна поговорить с тобой. Когда твоя мать умирала, она просила меня, чтобы я взяла тебя к себе и воспитала. Это ты знаешь, – Фелисити многозначительно кивнула, – Но также твоя мать велела мне – это была её последняя воля – выдать тебя замуж за достойного человека, сумеющего сделать тебя счастливой.

Фелисити устремила глупый взгляд на тётку в ожидании продолжения.

– Так вот, – сказала наконец женщина, – Вчера твоей руки просил старик, которого я, конечно, отвергла. Позавчера сватался юноша. Но он был сиротой, да и, к тому же, лентяем. Неделей ранее заявлялся столяр. Но такого мерзкого типа я за всю жизнь не видала. Конечно, я не могла желать такого «счастья» своей племяннице. Из неженатых в деревне нашей осталось лишь трое мальцов, двое стариков и один маменькин сынок. Как ты видишь, – заключала она, перекидывая одну ногу на другую, – Не в моей власти осчастливить тебя и исполнить последнюю волю твоей матери.

– И что же делать? – встревоженно спросила девушка.

Тётка стала ещё нервознее и злее прежнего:

– Что делать? – передразнивала она, – Ты меня спрашиваешь? Я свою работу выполнила. Теперь твоя очередь принимать решения. Выходи хоть за пьяницу. Мне-то что?!

Она замолкла. Фелисити поспешила убраться, но тут тётка вторила её мыслям: