Читать книгу: «Клейменая», страница 3

– Но их же кто-то должен выполнять, – упиралась Кинни.

– Муж тебе на что? – Риваль легонько хлопнул ее по носу, встал на ноги и протянул руку. – Пошли? Говорят, там праздник плодородия. Женщины последний сноп сегодня вроде как связали.

– Да нельзя мне хороводы сейчас водить, – хмуро ответила Кинни, но руку подала и тоже поднялась на ноги, отряхнулась. – И тебе, кстати, тоже.

– У вас тут все устроено, чтобы жених и невеста еще до свадьбы предались тем бесчинствам, о которых сейчас на каждом углу шепчутся нам с тобой в спину, – хмуро проворчал Риваль и тревожно оглянулся на лес.

– А у вас как будто не так, – обиделась газель.

– Нет, – только и ответил юноша, глядя на Кроша и Колоска, которые с громким топотом пронеслись мимо, оба взлохмаченные, с запутавшейся в шерсти желтом рапсе, но невероятно счастливые и воодушевленные.

– Ладно, Кинни, – серьезно сказал Риваль. – Давай изучим один важный прием – “Львиная пасть”, никто в бою не выбьет твой меч, а ты сможешь лишить его оружия.

Кинни в предвкушении закусила губу. Барс присел, прикоснулся к ее мягкому кожаному башмачку на шнуровке.

– Эту ногу чуть разверни и дальше назад.

Девушка замерла, прислушиваясь к бьющемуся сердцу, опустила голову, встретилась с ним взглядом. Что за удивительный человек.

– Ну же, – Риваль задел большим пальцем ее лодыжку. Кинни сглотнула, подвинула ногу.

Рыцарь поднялся, расправил плечи: – Славно, – достал меч, повернулся боком. – Возьми эфес вот так, видишь.

Барс был высоким, сильным, как молодой хищник, и внушал страх, когда стоял вот так воинственно. Кинни повторила.

– Тебе лучше покрепче захватить рукоять, немного по-иному – продолжал он, затем поднял руку. – Видишь, вот здесь, когда заносишь на удар, кажется, что рука вывернется. Если сил не хватает, помоги левой, но не останавливайся, – он двигал рукой медленно, меч сверкнул на солнце, ослепив на мгновение сосредоточенную газель, – Только когда находишься на пределе, и уже больно, сделай такой резкий перехват другой рукой и снова выверни, – он махнул мечом и встретил ее взгляд. – Попробуй на мне.

Кинни наставила на него меч, как учил. Риваль поднял свой. Скрежещущий вой железа об железо засвистел над полем. Стая птиц взметнулась в небо. Девушка медленно повторила движение. – Риваль, он может вывернуть мне руку, когда разворачиваю.

– Обычно да, но из-за предыдущего твоего выпада ничего не выйдет. Только помогай второй рукой сильнее. Пробуй еще раз быстрее.

Газель ударила. Барс отбил. Она увернулась и повторила. Риваль довольно улыбнулся: – Хорошо. Ты быстрая. Бей еще.

Он напал первым. Кинни занесла меч и ударила, клинок рассек воздух. Затанцевали барс с газелью в золотом рапсовом море под первые аккорды приближающейся грозы, не замечая плывущего мимо них времени и теплого, играющего с волосами ветра. Глубоко вдыхали запах мятой травы и все тянули минуты, не желая уходить.

– Умница, – заключил, наконец, рыцарь и опустил меч.

Кинни отметила про себя, что он не запыхался, тогда как ей не хватало воздуха из-за быстрой битвы. Улыбнулась в ответ открыто и благодарно: – Спасибо, Риваль.

5

Долго смотрела Кинни в окно на пирующую деревню. Мать, отец и даже младшие сестры, которых прежде родители держали дома – чтобы не засматривались унэши на младших, старшую нужно было сначала замуж выдать, – отправились на народное гуляние. Связали антилопы последний сноп, нарядили его в красную рубаху, обвили ситцевым платком и принялись водить вокруг него хороводы да песни петь, чтобы и на будущий год урожай хороший был. Вволю напевшись да наплясавшись, сплели девки красные из колосьев тугой венок, выбрали самую видную газель в поселении, длинноногую, стройную, надели ей на голову да повели по селу на пир честной с кашей густой, сальными блинами и медом. А как наелись вдоволь, так и солнце садиться стало, отбрасывая на сжатые поля красное зарево, – время костры жечь пришло да желания загадывать и прыгать через них на счастье свое иль погибель. Долго-долго смотрела Кинни на прошедшую свою юность, слушала веселый смех девушек молодых да унэшей вольных, прыгающих через пламя, кружащихся в хороводе, веселящихся в салочки. Женатые и замужние тоже хороводы водили, молодость вспоминали, деток приучали. Старики любовались на молодежь, поглаживая бороды да задорно поглядывая на свои некогда быстрые ноги. До самой темноты слышался с улицы веселый смех и пение, а потом ночь рябиновая пришла, и антилопы разошлись по домам, потому как опасно становилось теперь по улице ходить – небесный огонь карал таких путешественников беспощадно. Кинни довязала свадебный полог, разгладила его горячими углями, высыпанными на сковороду, на кровать повесила. Колосок неспеша открыл дверь, потянулся, лапу хозяйке подал. Газель сняла бережно привязанную бересту.

«Не теряй меня завтра, горлица», – писал Риваль. – «В дом свой отправлюсь ночью. Предупрежу, что не убили меня здесь, что жив я, здоров и с вами теперь жить буду, потому что невеста у меня среди антилоп, и люблю ее больше жизни своей».

Вылетело письмо из дрожащих пальцев девушки, как голубь в небо вспорхнувший. Колосок тоскливо потерся о ногу хозяйки. Черный волк тоже с хозяином, видимо, ушел. И расхотелось Кинни улыбаться и блины с салом кушать. Вернулись домой отец с матерью и младшими сестрами, веселые, румяные. Дочь старшая каши густой наварила, к столу позвала. Сама не села. Запечалилась.

– Что с тобой, дитятко? – погладила Кинни по голове матушка. – Печалишься, что муж не тот будет, о ком ночами темными мечтала? Не горюй. Образуется все. Стерпится, слюбится.

Кинни только коротко кивнула и в комнату к себе пошла. Не объяснять же, что тот он как раз попался, да недалекий совсем, в ночь рябиновую дернуло его к барсам ненавистным отправиться. Вернется ли обратно? Увидит ли она еще хоть раз его красивое смуглое лицо да улыбку, только ей одной показанную?.. Дождавшись, когда родители и младшие сестренки улеглись спать, Кинни проскользнула во двор, перепрыгнула через вечно скрипящие ворота и со всех ног помчалась в лес, к храму, чтобы хоть чем-то помочь своему названному жениху.

Долго шагал Риваль по лесу, заросшему мхом, соснами, орешником и березами, разглядывая мечущихся воробьев и рябчиков. Воистину удивителен мир антилоп и природа этого заповедного края. Дома у него тоже водились леса и озера, и земля была такой же, и небо, но все равно другими казались они Ривалю, душа у них иная, хотя тоже красивая, добрая, завораживающая. Правду говорят, что народы отличаются так же сильно, как цветы в погожий летний день на плодородном поле. Взять даже праздник этот вчерашний. Не странное ли дело? Нарядить в платье сноп. Наверное, ничего не понимает он в жизни этих чужеземцев. И не один десяток лет пройдет прежде, чем станет их насыщенный, пропитанный условностями и обычаями мир ему хотя бы знакомым, не то что родным. Но была у антилоп своя красота, какое-то непостижимое первозданное величие. Гордо и уверенно шагали они по земле, водя хороводы и распевая обрядовые песни, весело и задорно смеялись девки и унэши, прыгая через костры, жалобно и проникновенно завывали старики древние песни. Вспомнив Кинни, в три погибели согнувшуюся под тяжестью меча над свадебным пологом с крючком в руках, Риваль непроизвольно улыбнулся. Он и сам не до конца понимал, как этой своенравной девчонке удалось пленить его сердце. Разве мало служанок жило под крышей отцовского дворца на берегу синего озера Кад? Разве не хватало ему знатных дам, собиравшихся на бал со всех концов огромного количества графства барсов в сияющем сотнями свечей знаменитом золотом зале Танбат-Холла? Каждая была готова завтра же выйти замуж за младшего сына бесстрашного графа Танбатского. И на кого же указало ему сердце? На маленькую строптивую воительницу, выходящую к врагу с сумой цветов наперевес с мечом… Заметив на пушистом травяном ковре, щедро сдобренном лунным светом, подозрительную тень, Риваль насторожился. Кроша, бесшумно шагающий за хозяином, тоже прислушался. Замысловатая соловьиная трель смолкла. Из-за орешника испуганно вскрикнула кукушка. Барс остановился и громко сказал:

– Выходи, кто бы ты ни был, зверь или человек.

Из-за раскидистой ели шагнул Марри и встал перед Равилем во весь рост своего антилопового величия, в кольчуге, кожаных сапогах с обнаженным мечом. Барс услышал за спиной шаги еще нескольких воинов и окончательно убедился в намерениях унэша.

– Знаешь ли ты, темный варвар, что в рябиновую ночь ни человеку, ни зверю нельзя нос высовывать за порог дома? – громко усмехнулся Марри. Риваль промолчал. Рослые унэши, многому уже научившиеся на мужской горе, окружили барса со всех сторон. Кроша выпрямился и прижался спиной к хозяину.

– Знаешь ли ты, сын геенны, – продолжал между тем друг Кинни, поглаживая рукоять меча, – что случается с глупцами, осмелившимися нарушить запрет?

Риваль неспеша достал из-за спины меч и оттолкнул волка в сторону. Кроша жалобно заскулил, но приказ выполнил. Унэши тоже обнажили оружие. Марри принялся ходить вокруг барса, презрительно ухмыляясь в лицо сопернику. Риваль не шевелился, настороженно слушая шаги соперника и музыку рассекающего воздух меча. Когда оружие поднимется убивать, клинок пропоет особую песнь, которую барс знал не понаслышке.

– Что ты умеешь, жалкий убийца? – скривился Марри, раздосадованный безмятежным спокойствием врага. – Покажи же нам, вонючий скунс.

Риваль безмятежно молчал. Не выдержав, Марри прыгнул вперед и принялся наносить вертикальные рубящие и секущие удары по противнику. От большинства из них барс без особого труда увернулся, остальные отразил мечом. Унэш отскочил назад и вытер рукавом со лба пот.

– Проклятый барс, – сквозь зубы сказал он. – Ты ведь не старше меня. А уже невесту себе нашел?

Риваль не слушал его, прекрасно понимая, что слова призваны отвлечь его от главного. А главным было то, что, разговаривая с врагом, унэш уже заносил меч на следующий удар. Барс молниеносным движением выставил меч вперед и вправо, поймал оружие противника и с громким скрежетом развернул его так, что рукоять неестественно вывернула руку Марри. Пальцы разжались сами собой. Оружие полетело на землю. Риваль резко развернулся, отражая удар в спину. Марри поднял оружие и снова напал. На этот раз барс не стал дожидаться, пока воин разомнется, выбил меч из его рук, толкнул ногой так, что соперник полетел далеко в орешник, и, перехватив другой ладонью его клинок, принялся отбивать удары унэшей, поднявшихся мстить за друга. И одному богу известно, чем закончилась бы эта битва, не появись со стороны рапсового поля конная армия барсов, вооруженная до зубов. Воины скакали по лесу быстро, молниеносно, освещая свой путь высокими факелами и неся с собой смерть и страдание. Риваль увидел в первых рядах фамильное знамя со скрещенными на синем фоне боевыми копьями, и сердце его чуть не остановилось. Опоздал… Унэши разом оробели и попятились к Марри.

– Чего стоите?! – изо всех сил крикнул им Риваль. – Быстро все отсюда, если еще жизнь дорога!

Парни испуганно закивали и бросились к селению.

– Да куда же вы?! – ошарашено закричал Риваль. – В другую сторону!!! Вы же их в деревню приведете!

Его неистовый крик потерялся в конском топоте и скрежете рубящих мечей. Молодые унэши не услышали. Они со всех ног бросились домой. Только некоторые из них гордо выпрямились, готовясь достойно встретить ненавистного соперника. Они же, самые лучшие из собравшихся, и ощутили на своей шкуре песнь вражеских мечей. Молодые, совсем юные унэши, которым не судьба теперь когда-либо назвать себя мужчинами, попадали на ароматный лесной мох замертво. Риваль бросился к барсам. Пришлось отразить несколько серьезных атак прежде, чем сородичи признали в нем сына графа Танбатского. Кроша прыгнул из-за орешника и оттащил от хозяина воина, занесшего меч на смертельный удар.

– Осторожно! – крикнул один из рыцарей. – Это Риваль!

Воины обернулись к нему. Риваль знал, что они видели – барса, в простой рваной рубахе с пятнами свежей крови. Поди докажи теперь, что его тут не убивали.

– Мы отомстим за тебя! – громко крикнул Тристон, старший брат Риваля, и махнул рыцарям факелом. – За мной!

– Нет!!! – Риваль изо всех сил дернул жеребца брата за поводья. – Не нужно!!!

Тристон не понял. В толкотне и суматохе, разбавленной громким дыханием лошадей, криками перепуганных птиц и беспокойным топотом копыт, мало что можно было услышать. Барсы решили, что Риваль посылал их в деревню, приказывая перебить жестоких антилоп на корню, чтобы камня на камне не осталось от непокорного воинственного племени, и бросились исполнять желание младшего сына знаменитого графа, едва не погубленного ненавистными врагами. Риваль бросился вслед за сородичами, но слишком хорошо знал – переубедить вооруженных до зубов воинов, почуявших запах крови, все равно что пытаться оттащить рой ос от бочки ароматного меда.

Когда рыцари исчезли из виду, и Риваль с долей облегчения отметил, что унэши, по всей видимости, что-то сообразили и повели врагов в сторону от селения, оседлал освободившегося коня и что есть мочи помчался к Кинни. По какой-то счастливой случайности или, может, воле провидения, тропа барса проходила как раз мимо храма, и Риваль заметил в окне горящую свечу. Привязав коня к молодой сосне, парень вбежал внутрь Кинни стояла перед толстой свечой, выплавленной в форме двух переплетенных друг с другом колосьев. Глаза газели были закрыты, губы едва заметно шевелились. На лице светилась нежная улыбка. Голову укрывал свадебный полог. Риваль подошел, взял Кинни за руку. Девушка вздрогнула, открыла глаза.

– Риваль, – потянулась, погладила его щеку. – Живой.

Он моргнул, не понимая. Накрыл ладонью ее пальцы.

– Живой. Кинни, послушай, сейчас тебе нужно пойти со мной, хорошо?

Она кивнула, сжала его руку крошечными пальчиками, которые показались парню чересчур горячими, и послушно последовала за ним, ничего не спросила, не принялась спорить или упрямиться. Ее лицо выглядело просветленным, одухотворенным, и чтобы не отвлекаться на красоту нареченной невесты, барсу пришлось воззвать ко всей своей силе воли.

На улице встала предрассветная свежесть. Далеко на горизонте бушевала гроза. Кинни задрожала. Риваль обнял ее плечи, согревая.

– Не бойся. Никто тебя не обидит.

Кинни вопросительно посмотрела на него, затем на взлохмаченного Кроша, дышащего часто и громко. Рыцарь посадил девушку в седло, запрыгнул позади. Ночь была темная и грозная. Тучи заволокли небо, вновь и вновь глотая мученицу-луну. Вдали снова ударила молния, осветив небо огнем. Кинни закрыла глаза, пережидая гром, поэтому не сразу заметила, что Риваль повез ее в противоположную сторону от селения.

– Куда мы едем? – взволнованно спросила, оглядываясь.

– Туда, где безопаснее.

– Безопаснее всего в селении антилоп. Отвези меня домой.

Риваль не ответил. К счастью, лес начал редеть, и вскоре жених и невеста выехали на рапсовое поле. Трава сложилась широкой примятой дорогой, уходящей за женскую гору. Такую могло оставить только целое воинство. Газель схватила поводья и дернула их так сильно, что конь заржал и встал на дыбы.

– Кинни! – Риваль наклонился, успокоил жеребца. – Что ты делаешь?

– Вези меня обратно! Как мог ты так низко поступить с нами?!

Риваль промолчал. Кинни обернулась. Его глаза были грустными. И виноватыми. Она пережила бы любое предательство, но не это. Было больно, из глаз потекли злые слезы. Кинни ударила барса в лицо. Он увернулся, обнял ее талию, удерживая. Тут уж газель перестала сдерживаться – забилась в руках варвара, как дикая кошка. Чуть не упала с коня. Риваль спешился. Кинни соскочила и бросилась обратно к лесу. Юноша настиг ее без труда, поймал.

– Кинни, Кинни, – шептал, уворачиваясь от звонких оплеух, которыми газель щедро осыпала его лицо. – Ну, перестань же, Кинни. Я не приводил их.

В конце концов, девушка сдалась и навзрыд расплакалась, закрыв лицо ладонями. Риваль опустил голову, приник лбом к ее волосам:

– Я не успел. Если бы еще немного прошел, встретил их до того, как… – он замялся и сжал руки в кулаки. – Кинни, поехали со мной. Нам некуда возвращаться.

– Нет, – попыталась остановить всхлипы. – Я разделю участь своего племени. И ты не остановишь меня.

Риваль вгляделся в ее глаза. Куда делась одухотворенность, священное просветление, покорность? Что такого видела эта удивительная девушка в храме и от чего отрекалась теперь. Риваль чувствовал ее боль. Дрожащей рукой погладил лицо, волосы газели, заключил ее разом похолодевшую ладошку в свою и заметил, что рука Кинни снова кровоточит.

– Хорошо, Кинни. Как скажешь. Я отвезу тебя в селение. Только поклянись, что не будешь делить участь племени.

Кинни едва заметно задрожала и сжала зубы.

– Поклянись мне, Кинни, – упрямо повторил рыцарь. – Иначе я умру, но не дам тебе туда вернуться.

Девушка поморщилась, кивнула. Риваль поднял ее на ноги, посадил в седло. Кинни поежилась и ссутулилась под тяжестью судьбы. Парень сел рядом, на мгновение крепко прижал ее к себе и, развернув жеребца, галопом помчался обратно к лесу.

Когда два непримиримых врага выехали к некогда широким городским воротам, открывшаяся картина поразила даже многое видавшего Риваля. Еще вчера густонаселенное, веселое и шумное селение теперь превратилось в груду пепла. Дома выгорели полностью, поскольку крыши были покрыты сухой соломой. От них остались только глиняные стены с зияющими насквозь окнами, через которые проглядывали обгорелые тела. Убитые лежали повсюду и были так густо навалены, что Ривалю приходилось контролировать каждый шаг коня, чтобы он не раздавил копытом чью-нибудь голову. Кинни задышала громко и часто. Огонь еще охватывал центральную часть спиралеобразного лабиринта улиц, и Риваль не без основания беспокоился, что отцовский дом девушки был еще опасен. Подъехав к нему, парень облегченно выдохнул. Пламя уже погасло, не угрожая поглотить любого, кто попробует проникнуть внутрь. Кинни соскочила с коня на полном скаку и, перекатившись через голову, бросилась к крыльцу. Риваль выругался сквозь зубы, спрыгнул и настиг ее в дверях. В доме никого не было. В спальне Кинни неспеша дотлевала узкая девическая кровать. Остальная мебель давно превратилась в пепел, также как вся домашняя утварь. Бегло осмотревшись, газель оттолкнула Риваля в сторону и выбежала на улицу. Куда варвары могли забрать ее семью? Юноша схватил ее за руку и потянул к центру лабиринта, где находилась большая круглая площадь. На ней варвары заканчивали казнь дружинников. Кинни встретилась взглядом с отцом, и в ту же секунду голова старика покатилась на мостовую.

– Нет!!! – что было мочи крикнула девушка и бросилась к месту казни. Слезы застилали глаза, омывали обагрившуюся кровью площадь. Рослый рыцарь хотел схватить Кинни за волосы, но Риваль перехватил его руку так, что тот взвыл и опрокинулся навзничь.

– Что ты делаешь, Риваль? – крикнул Тристон. – Знаешь, на что способна такая вот хранительница? Или тебя недостаточно здесь избили?

– Никто меня не избил! – взорвался парень. – Мне здесь оказали прием, достойный рангу и положению!

– Так почему же ты не послал отцу весточку, проклятый гордец?!

– Я как раз этим и занимался, когда ты явился сюда со своими ходячими дубинами! И если бы ты оказался достаточно умен и понял, что я кричал тебе, не устроил бы эту бойню!

Тристон вздернул подбородок, усмехнулся, разглядывая брата и дикарку рядом с ним.

– А я смотрю, ты сильно здесь изменился, Риваль. Нам давно следовало покорить это племя, и, хвала богу, это, наконец, удалось. Если бы они оказались более сговорчивыми, остались бы живы. А теперь погрузим женщин и детей на повозки и отправимся в обратный путь.

Риваль быстро перехватил Кинни, повел к коню. Газель плакала не переставая, поливая солеными слезами его грудь и шею. Из-за угла вывели нескольких выживших женщин и десяток детей. Кинни покосилась на пленников и замерла. Мама, младшая сестренка Рената и Айна, хромая, брели к лошадям.

– Мама!!! – крикнула газель. Женщина обернулась, на ее лице была печать смерти. Будика безжизненно улыбнулась дочери, облегченно выдохнула, стала медленно оседать.

– Эта уже не годится, – крикнул барс из отряда Тристона, махнул другим, чтобы убрали тело в сторону.

Риваль поднял руку:

– Нет! – подошел ближе. – Мы похороним ее, как того требуют традиции.

Кинни подбежала к холодеющей матери, упала на грудь, завыла. Риваль закрыл глаза, тяжело вздохнул. Страдания газели отдавали болью в нем самом. Отойдя, Риваль вывел из толпы Айну и сестренку Кинни, дрожащих от страха. Увидев родное лицо, они всхипнули и бросились к сестре по племени. Крепко обнялись, деля горе. Счастливая, светлая, беззаботная жизнь закончилась.

– Пойдемте, – напряженно сказал Риваль. – Вы должны укрыться.

Кинни подняла голову, зло сощурилась.

– Я ненавижу тебя, сын варвара, предатель и убийца, – четко проговаривая слоги, сказала она. – И лучше умру, чем стану твоей женой.

– Кто-то должен продолжать славный род антилоп.

– Им будет не никчемный сын барса, – выплюнула девушка, поднялась на ноги и, шатаясь, побрела к городским воротам. Риваль сжал зубы, догнал Кинни, перекинул через седло. Она принялась неистово брыкаться и кусаться. Рыцарь достал веревку, связал ее руки и ноги.

– А этих посадите рядом с собой! – крикнул воинам из свиты брата, указывая на Айну с сестрой Кинни. – И проследите, чтобы им было удобно. Сам проверю!

6

Оставляя позади выгоревшую дотла деревню с чернеющими домами-призраками, войско двинулось в путь. Кинни подняла заплаканные глаза на разграбленное селение. Обгоревшие глиняные стены с зияющими дырами на месте окон купались в зловещей тишине. Рои мух носились по улицам, высматривая свежую падаль. Газель сморгнула слезы, глаза болезненно защипало от избытка соли.

Риваль развязал Кинни и посадил ее так, чтобы было удобнее. Девушка одарила его пренебрежительным взглядом и отодвинулась как можно дальше. Черный конь медленно шагал прочь от былого селения антилоп, на запад по темному лесу мимо могучих дубов, елей и орешника, оставляя позади милые девушке места, до боли знакомые заячьи норы, беличьи дупла, ручей, где газель вязала себе свадебный полог. Да и вряд ли он теперь понадобится… Пышные сосновые шапки неистово клонились во все стороны под напором мечущегося ветра. Черные тучи обняли небо, лишив луну возможности осветить воинам путь. Где-то далеко на горизонте все бушевала гроза. Небо то и дело прорезало острое лезвие молнии, освещая свод ослепительным светом, который бывает только в рябиновую ночь. В очередную вспышку Кинни заметила было удаляющуюся вершину белоснежного храма, но зрение тут же затуманилось очередной соленой каплей, и в следующее мгновение видение исчезло. Вместо него перед глазами встало измученное страданием бледное лицо матери. Риваль сам выбрал тихое пустынное место с высокой тревожно воющей по ветру травой, выкопал могилу, опустил в нее бездыханное тело Будики. И долго еще по полю носилась стонущая от боли заупокойная песнь Кинни и младших сестер по племени.

Газель украдкой смахнула слезу и обернулась к девочкам. Завернутые в пледы юные антилопы сидели на лошадях вместе с рыцарями свиты и заметно дрожали. Встретившись взглядом с малышкой Ренатой, Кинни почувствовала давящую боль в груди. Как можно было довериться барсу, пусть даже такому как Риваль. Дурища проклятая. Лучше бы провалиться ей прямо в пекло за это. Девочка по-детски наивно улыбнулась, как будто Кинни была для нее самим солцем. Газель почувствовала очередную каплю, неспеша ползущую по щеке.

Риваль перехватил поводья одной рукой, а другой обнял девушку за талию, прижал к себе. Она попыталась извернуться, но жених держал железной хваткой.

– Кинни, – прошептал на ухо и приник лицом к ее затылку. – Мне так жаль.

Она поморщилась, дернула плечом.

Риваль с Кинни ехали во главе войска следом за Тристоном. Граф молчал и на младшего брата не оборачивался, только изредка неодобрительно косился на дикарку рядом с ним. Кинни его не боялась. Пусть только попробует подойти – отведает острого клинка настоящей хранительницы. Меч у нее, разумеется, отобрали, а вот про смертоносный кинжал за поясом знал только Риваль, но по какой-то причине до сих пор молчал.

Когда воинство выбралось из леса, горизонт за спиной озарила рябиново-красная полоса. Вот и рассвет. Смертоносная ночь, изменившая участь целого племени, позади, а вместе с ней и жизни сотни людей. Отец, мать, сестры, Марри, брат Орад, седовласый Кирс, старый мудрец и хранитель Свихт… Кинни сглотнула подступивший ком.

За спинами воинов из-за леса выглянуло солнце и осветило тяжелые рыцарские доспехи желто-оранжевыми лучами. Натертое до блеска железо вспыхнуло дюжиной новых светил. Войско пересекло широкое поле и двинулось по дну ущелья между женской и мужской горами. Газели показалось, что на одной из скал кто-то был. Но скоро она одернула себя. Так обреченный на гибель приговоренный до последней секунды надеется на помилование.

Воины медленно двигались вперед, лошади громко и тяжело дышали, вспарывая весело бегущий с женской горы ручей десятками подкованных копыт. Кинни тоскливо вспомнила последнее свое путешествие в ущелье. Все было так просто, понятно, селение живым и шумным. И все было бы как раньше, если бы не барс, будь он трижды проклят.

Риваль протянул руку, вынул из пасти смиренно следовавшего рядом Кроша большой красный цветок и вставил в волосы Кинни. Она вскинула руку, выдрала лилию и швырнула далеко в ручей. Лошади тут же смешали ее с гладкими камнями и порогами.

Женская и мужская гора медленно проплыли мимо и исчезли позади. Караван въехал в земли, где Кинни никогда в жизни еще не бывала. Рельеф был холмистым, высокая трава доставала до всадников, щекотала щиколотки. Чуть дальше холмы становились ниже и ниже и, наконец, переходили в обширную скогскую равнину. Выгоревшая на щедром летнем солнце трава клонилась под напором ветра, переливаясь огненными красками. Кинни заворожено оглядела поле, окруженное дремучими лесами. Легенда гласила, что оно имело правильную округлую форму. Перед глазами так и встала картина, много раз рассказанная ей мудрым старцем Свихтом, – два могучих воинства медленно вышли из-за вековых сосен и дубов и встали напротив друг друга, чтобы заключить мир. Вожди вынесли уготованных в жертву детей из плотных рядов воспитанных войною мужчин. Малыши отчаянно сопротивлялись, изворачивались, но когда острый клинок полоснул по ладони, вдруг замолчали, пораженные людской жестокостью. Кинни моргнула, и видение исчезло.

Впереди, у самого основания последнего холма расположился большой людный лагерь. Вокруг просторного шатра, увенчанного синим знаменем с эмблемой скрещенных боевых копий, расположилось около десятка менее вместительных палаток, столь же торжественно обустроенных, а еще дальше – телеги, нагруженные мешками с провиантом, мирно пасшиеся лошади. В нескольких местах лагеря горели костры, возле них хлопотали женщины с ведрами и котлами, по периметру медленно двигались туда-сюда вооруженные до зубов часовые. Воинов в этом выросшем посреди скогского поля временном поселении было раза в три больше, чем отряд, в котором ехала Кинни, и девушка содрогнулась, представив, что за зверства способны учинить барсы, действуя в полную силу. Время обеда давно прошло. Рыцари ждали от Тристона сигнала расходиться. Когда граф поднял руку, ровный упорядоченный строй опрометью кинулся к шатрам. Кинни тоже хотела было спрыгнуть в траву, но Риваль пришпорил лошадь и поравнялся с братом.

– Это что такое, Тристон?

Кинни вздрогнула – никогда Риваль не говорил с ней таким гневным рокочущим голосом.

Граф снисходительно глянул на младшего брата, но ничего не ответил.

– Почему столько воинов? Зачем лагерь посреди поля? – не унимался Риваль. – Мы так три года домой добираться будем.

– Мы не успеем пересечь лес до ночи, – хмуро ответил Тристон.

– И что? Только не говори, что боишься идти по лесу ночью.

Тристон гневно сверкнул глазами в сторону младшего брата и умчался вперед. Риваль задумчиво проводил его взглядом и спешился. Кинни тоже приготовилась спрыгнуть. Рыцарь подал руку, стянул с лошади. Недалеко от графского шатра уже возводилось жилище для Риваля. Второе синее знамя с фамильным гербом скрещенных копий неспеша поднималось все выше и выше. Риваль повел Кинни к шатру. Она сначала пыталась сопротивляться, но разглядев в лицах воинов кровожадность, а у некоторых даже какое-то темное предвкушение, съежилась и послушно зашагала за женихом по сухой выжженной траве. Рядом с возводимым жилищем две девочки сиротливо прижимались друг к другу – Айна и Рената. Увидев сестренок по племени, Кинни бросилась к ним. Пару раз споткнувшись о непривычные перекати-поле, добежала, заключила в крепкие объятия. Девочки прижались и дружно зарыдали ей в плечо.

– Будете жить в нашем шатре, – серьезно сказал Риваль и пробежал глазами по барсам, располагавшимся на ночлег. Младшие братья встречали старших, друзья победно обнимались, служанки искали рыцарей, по которым сердце ныло эти долгие два дня. Кинни глянула на жениха.

– Никогда антилопа не разделит с никчемным сыном барса один шатер.

– Кинни, – бессильно выдохнул Риваль.

Она отодвинула девочек за спину и встала в оборонительную позицию. Воин только покачал головой и обернулся к высокому светловолосому юноше, подходящему к шатру с двумя тяжелыми мешками.

– Лот, присмотри за девочками, пока нас не будет. Головой отвечаешь.

– Слушаюсь, милорд, – серьезно кивнул оруженосец и свалил мешки у самого входа в возводимый шатер.

Кинни сверкнула глазами: – Я останусь с ними.

– Кинни, – Риваль заговорил с ней медленно, как с малым ребенком, – мне нужно поговорить с братом.

– Я не держу тебя. К счастью, ты еще не успел меня привязать к себе.

– Славная мысль! Похоже, скоро мне больше ничего не останется.

– Да! Вы барсы иначе и не умеете. Но имей ввиду, что меня голыми руками не возьмешь, так что уходи сам и этого своего младенца с мешками забери с собой. Я в состоянии защитить свою семью.

– Кинни, – едва слышно выдохнул Риваль и подозрительно осмотрелся, – ты просто не понимаешь… – он протянул ей раскрытую ладонь. Девушка раздула ноздри от ярости и дернулась к поясу, где по-прежнему прятался безупречно острый клинок. Риваль перехватил ее руку и едва заметно качнул головой, призывая не показывать оружие. Лот переступил с ноги на ногу, нетерпеливо глянул на друзей, собиравшихся возле костра.

– Ладно, Лот, иди, – нехотя сказал Риваль, – я передумал.